Сокровище

Глава 1

Макс сунул журнал 7 «Б» в ячейку и устроился за столом у окна, проверять самостоятельные работы. Из форточки противно потягивало в шею, но переходить на другое место не хотелось. Он лениво пролистал результаты тяжких трудов семиклассников. Ну, да, все как обычно – пара пятерок, остальные – так себе. Макс вздохнул и поглядел в окно. Там, на стадионе, гоняли в футбол пятиклашки. Биологичка заболела, и они праздновали это событие, как могли.
- Здорово! Ну, и чего ты тут сидишь? – Иван Андреевич, пожилой физик заглянул в дверь учительской. – Пошли, чайку попьем. Олег уже чайник поставил.
- И вам не хворать! Да, я тут, пока «окно», думал работы проверить, - Макс потянулся.
- Дома проверишь. Чай, ни жены, ни детей. Пошли, пока перемена.
Макс (а для учеников Максим Валерьевич – «англичанин») легко дал себя переубедить. Работать не особенно хотелось. Погонять чаи в приятной компании было куда приятнее. Большая перемена - у него и физрука Олега после нее «окно», можно не спешить. А остальные быстро опрокинут по чашечке и разойдутся.
Иван Андреевич и Макс, ловко лавируя между разбушевавшимися, как обычно на перемене, школьниками, в рекордные сроки одолели два лестничных пролета, пересекли большой холл и заглянули в коморку возле спортзала. Чайник уже вовсю кипел.
- Где вы, господа, гуляете? Уже пять минут перемены прошло? – Олег Петрович достал недостающие чашки, Ивану побольше, Максу, как самому младшему в компании - поменьше.
Из-за ДВП-шной перегородки высунулся Станислав Игоревич, трудовик. Прихлебывая чай, он пожал руки новоприбывшим. Все расселись на привычные места, а Стас и Олег вернулись к прерванной беседе.
- И чем дело кончилось? – поинтересовался Олег, закусывая чай сушками.
- Да пока ничем. Написал ей ответ. Пока тишина, может больше ничего и не будет, - Стас пожал плечами.
- Может, и нас просветите, о чем речь? – с легкой ехидцей поинтересовался Иван Андреевич, подвинув поближе к столу колченогий стул. – Станислав, свет Игоревич, завел на старости лет новую пассию, а износившуюся жену отправил в утиль?
- Па-апрашу не оскорблять! – по-военному гаркнул Стас.
- Тише, тише, господа! – Олег покачал головой. – Зачем так нервничать? У Стаса нашего Игоревича новое увлечение, которым, надо сказать, он уже успел подзаразить и меня. Теперь, знаете ли, в высшем свете стало модно исследовать свои корни. Вот и мы решили, что не хуже других, и мы займемся.
- И как, есть результаты? – Макс вежливо улыбнулся. Тема не особенно интересовала его.
- Ну, у меня-то ничего особо интересного. Крестьяне Тверской губернии в предках числятся, потом они благополучно влились в ряды рабоче-крестьянской красной армии. А вот Стас удивил. У него все не так просто – революционеры и дворяне, белоэмигранты и красные рабочие. Такая взрывоопасная смесь. А теперь вот еще и внучатая племянница-француженка объявилась. На форуме встретились. Она ему письмо с выражением нежных родственных чувств, а этот чурбан написал ей что-то вроде того, что еще не факт, что они – родня.
- Но ведь это действительно так, - пожал плечами Стас.
- А, может она – миллионерша, и ищет, кому завещать свое состояние?! И ты, можно сказать - любимый дядюшка, буквально оскорбил ее в лучших чувствах.
- Никого я не оскорблял, - Станислав Игоревич довольно выдохнул и отодвинул от себя пустую чашку. – И на наследство не претендую. Просто хочется, чтобы все было по правде, а тут… Однофамильцы еще не значит – родственники. Время надо, чтобы разобраться.
Раздался звонок. Иван Андреевич и Станислав подскочили и, наскоро поблагодарив Олега, разошлись по урокам. Макс сидел задумавшись.
- Тебе еще налить? – Олег постоял с чайником в руках и толкнул Максима в плечо. – Ты чего?
- А? – Макс вздрогнул. – Ты что-то сказал?
- Чаю, говорю, налить?
- А, нет. Спасибо.
- Ты куда улетел-то?
- Да так. Думаю. Может, тоже в родословную свою углубиться.
- Что, французская племянница впечатлила? – слегка съехидничал Олег и стал мыть чашки над маленькой раковиной, спрятавшейся в углу, за перегородкой.
- Ну, как-то так, - Макс принужденно хмыкнул. – Надо же знать свои корни. Спасибо за чай. Пойду я. Еще тетрадки проверять.
- А, ну, давай – иди, работай. Трудовые будни – праздники для нас! - Олег кивнул ему с усмешкой, и Макс прикрыл дверь в каморку.
Мысль о том, что родня у него тоже может быть не простая, завладела им. Мать что-то рассказывала в детстве, но он уже почти забыл что именно. Надо бы расспросить ее.
Последние два урока пролетели быстро. Опрос, новая тема, короткая самостоятельная работа. Вообще-то работа нравилась Максу. Английский он знал хорошо, с детьми контакт удавался. Только вот зарплата маленькая. Не раз он думал о смене профессии, но потом все это как-то откладывалось, забывалось. Пока семьи не было, на жизнь, в принципе, хватало. Мать обеспечивала экономичное ведение домашнего хозяйства, бытовая сторона была решена. Почти всю зарплату Макс тратил на себя – одежда: преподаватель все-таки, надо выглядеть прилично; какие-никакие развлечения – без них затоскуешь.

* * *
С мыслями о том, как правильнее начать поиск родственников, Макс преодолел два квартала до родной «хрущевки», пешком (лифта в их доме отродясь не было) поднялся на четвертый этаж, открыл дверь своим ключом. Дома, спасибо маме, стоял запах свежего борща и еще чего-то не менее вкусного. Мама выглянула из кухни, кивнула с улыбкой.
- Вовремя ты. У меня борщик как раз… Ой, я сейчас! – мама снова скрылась на кухне. – Мой руки, я уже наливаю, - раздалось через минуту из кухни.
- Ага! – Макс разделся, бросил сумку с тетрадками на тумбочку и прошел в ванную.
Маленькая кухонька. Только вдвоем здесь и поместиться. Раковина, плита, холодильник, шкафчик и обеденный стол. Вообще-то правильнее сказать – столик. За ним можно устроиться только вдвоем. Третьего человека при всем желании можно было посадить только на подоконник. Вот и женись тут. Макс иногда размышлял о женитьбе, под воздействием призывов друзей и мамы, но что толку – ни места, ни денег, да и не очень хочется.
В принципе, он был доволен своей личной жизнью. Два года назад устроившись в эту школу, той же осенью закрутил роман с Аленой, учительницей младших классов. Тихая, славная, она влюбилась в него по уши. А ему… Такая вот кроткая, милая, симпатичная девочка, чтоб всегда была рада ему и не предъявляла претензий, была ему в самый раз. Алена исполняла свою роль великолепно, и Макс не собирался ничего менять. Он появлялся у девушки, когда было настроение. А когда не было, мог неделю-две не звонить. Но Алена терпела, не возмущалась и не жаловалась, и, кажется, только боялась, как бы он не бросил ее. В школе Аленушка, как звали ее все от учеников до директора, вела себе скромно, никак не афишируя их отношения.
- Мам, а у нас в родове - кто там был? Ты че-то в детстве рассказывала, я сейчас не помню, - поинтересовался Макс, допивая остатки борща через край тарелки.
- Ну, как… Дедушка твой был командиром пулеметной роты, всю войну прошел. Ты же в детстве с его медалями сколько играл, даже потерял одну, на вкладыш с машинкой сменял. Ох, помню, я тебя тогда выпорола, - мать присела напротив. – Ну а бабушка санитаркой два года, в сорок третьем только домой вернулась, когда уже рожать приспело. А чего тебе надо-то, к Девятому мая что ли?
- Да нет. Про деда я помню. Чаю налей, - Макс подвинул матери огромную красную кружку с надписью «Nestle».
Мать суетливо подхватилась, налила чаю и стала накладывать в тарелку котлетки с пюре.
- А чего ж ты тогда про родственников вспомнил? – спросила она, вновь усаживаясь. – Тебе майонез достать?
- Не. Просто интересно стало. Нынче вон олигархи все дворянами заделались. Может, и мы не из простых? Прадеды-то кем были? – вернулся он к прежней теме.
- Да я ж мало знаю, - мать вздохнула. – Раньше как-то не интересовалась, а теперь и спросить некого. Одни мы с тобой. Отец твой замкнутый всегда был. Слова не вытянешь. Даже про развод в последний день сказал.
- Ой, мам, ну не надо, - Макс скривился, - я ж не про то. Про родню, прадедов там, знаешь?
- Не рассказывал он, - мать отошла к плите. – Добавки положить? – Горечь обиды была привычной. Сын редко радовал ее своим вниманием. Даже разговаривал нечасто. Прибежит, поест и снова куда-нибудь несется или в комнате закроется, если работать надо. Вот и расквасилась с непривычки, на жалобы потянуло. Ольга Степановна незаметно смахнула с лица слезу и повторила:
- Добавку будешь?
- Наелся, пряники-то остались? – Макс не вставая потянулся к шкафчику, и чуть не свалил кружку.
- Сиди уже, горе мое! – мать протянула пакет с пряниками. – Ешь. Про семью отца моего я тоже не знаю, детдомовский он. А у матери отца посадили в тридцать восьмом, расстреляли потом.
- Вот же… - Мак раздраженно прихлопнул рукой по столу. – У одних дворяне всякие, Париж-Берлин, а у нас – уголовники. Повезло ж, однако.
- Не уголовники! Не досказала я. Спросил, так слушай! Оболтус! – Ольга Степановна всерьез обиделась за деда. – Он революционером был, при Сталине пострадал, реабилитировали потом, в пятьдесят четвертом.
- Не понял, если революционер, почему посадили-то? – Макс откинулся на спинку стула и отодвинул пустую чашку.
- Времена такие были. Дед Петр Павлович честный человек был, когда его друга НКВД взяло, он Сталину о «перегибах» написал. Ну и его - следом за другом. Мама рассказывала, он все приговаривал, что, мол, ошибка это, завтра вернусь. О его судьбе мама только через пятнадцать лет узнала.
- О каких «перегибах»?
- Так ведь тогда многие как думали: Сталин – отец народов, правильный революционер, соратник Ленина, радеет о народном благе. А на местах враги-функционеры все его приказы искажают, невинных людей в тюрьмы загоняют. Так и дед решил. Думал, напишет он товарищу Сталину, как они с другом за революцию кровь проливали, с белопогонниками воевали, тот сразу все поймет, разберется, друга выпустить велит, а его самого поблагодарит. Вот и дождался благодарности, - Ольга Степановна вздохнула и стала намыливать посуду. – Наивный человек был. Тогда ж все они о народной свободе радели. Землю – крестьянам, фабрики – рабочим! Даже когда у тех крестьян последний хлеб отнимали, все равно о них думали: для их детей рай на земле строили. Некоторые поняли потом, что все это – пузыри мыльные. А прадед твой так и не понял. Еще в тюрьме говорил, что это до Сталина просто письмо не дошло – враги перехватили.
- Ну, ясно. Значит, нет у нас в родове никого приличного, - Макс разочарованно вздохнул. – Ладно, я пошел.
Через несколько секунд Ольга Степановна услышала, как захлопнулась дверь в его комнату. «Опять, небось, за компьютер засядет. Ну, хоть поговорили разок», - пробормотала она тихонько. Привычка говорить сама с собой появилась у нее уже давно, с тех пор, как сын повзрослел и перестал в ней нуждаться. Ольга Степановна поправила рукой седые короткие волосы, глянула на часы, прикидывая, успеет ли до начала сериала сделать салат, и склонившись к холодильнику, начала доставать овощи.

* * *
Макс действительно уселся за компьютер. Работы проверить недолго, а к урокам он и вовсе почти не готовился – чтобы учить этих деточек английскому много ума не надо. Загрузившийся компьютер брякнул, услужливо сообщая о наличии новых сообщений.
«Приятного аппетита! Надеюсь, не оторвал от обеда? Как там бабушка-миллионерша? Завещание уже выслала? - Олег был в своем репертуаре, всегда чуть с ехидцей, - Вообще-то я не про то. Завтра захвати атлас железных дорог. Ты говорил, у тебя от отца оставался старый советский. Мы тут со Стасом одну дорожку ищем, сегодня она уже быльем поросла, а в старом должна быть. Плиз! Экскьюз ми за безпокойство!».
«Притащу завтра, - отстучал Макс. Что за жизнь! Белые люди уже давно по скайпу общаются, а в их дыре такая связь, что и письма-то не всегда доходят. – С предками глухо. Мать ничего интересного не помнит».
«А инет на что? – тут же поинтересовался Олег. – Генеалогических форумов сейчас пруд пруди. Забивай ФИО, ищи, копай, коли охота есть. Ты что думал, тебе мамочка на блюдечке с голубой каемочкой все принесет?».
Насмешливый смайлик в конце сообщения подмигнул правым глазом и скривился в улыбочке.
А это идея! Макс закрыл мейл-агент и забил в поисковик фамилию отца.
- Н-да! – пробормотал он, прогоняя список выпавших Антоновых. Там были все – от депутатов Госдумы до каких-то неизвестных тинейджеров.
«Антонов генеалогия» набрал он снова в строке поиска. Те же тысячи записей только уже по форумам, сайтами с историей фамилий. Макс открыл первую попавшуюся страничку. «Ищу сведения о прадеде Антонове Иване Ивановиче и других родственниках из той же ветки. Он был крестьянином села Половинкино, Нижегородской губернии, жил там до пятидесятого года. Женат на Ирине Афанасьевне Полесской. Отец его из мастеровых…» И как тут искать? Как узнать, имеет ли этот Иван Иванович отношение к делу?
- Мам! - заглянул Макс в кухню. Ольга Степановна только что включила телевизор, начинался один из любимых ее сериалов про горничную-мексиканку, очередной вариант иностранной золушки. Она с удивлением воззрилась на сына, обычно он не появлялся до ужина.
- Слышь, ты мне напиши список всех родственников, кого помнишь.
- Да зачем тебе? – мать пыталась краем глаза следить за происходящим на экране. Горничная как раз тайно встречалась с братом, которого усыновила взбалмошная миллионерша.
- Надо, ты напиши.
- Ладно, - проворчала Ольга Степановна, забирая листок и ручку из рук сына. - Лучше вон на антресоли залезь. Там письма старые, и фамилии, и адреса есть.
- Оба-на! Так чего ж ты молчала! – Макс подскочил.
- Жена деда Петра, кажется, из дворян была, - крикнула Ольга Степановна вслед и сосредоточилась на сериале.
Максим притащил табуретку из кухни. Табуретка возмущенно скрипнула, когда он встал на нее, но не пошатнулась. Макс открыл дверцу антресоли, расположившейся в коридоре, почти над входной дверью.
- Н-да, - протянул он. – Здесь, пожалуй, нескоро что найдешь.
Он и не помнил, когда последний раз залезал сюда. Кажется, пару лет назад доставал матери банки, когда ей захотелось сварить варенья и она купила у соседки, фанатки дачи, целый таз клубники. Но банки стояли с краю, а письма явно надо было искать где-то в самой глубине. Пыль толстым слоем. Это ж сколько мусора надо перебрать! И мать прибежит. Наверняка, захочет извлечь что-нибудь давно потерянное и пристроить в хозяйство. А потом надо в душ – отмываться от всей этой грязи. Через час он обещал Олегу вместе проехаться к одному знакомому, у которого физрук собирался приобрести на свои жалкие трудовые копейки старенькую «девятку». Даже смысла нет начинать. Потом… может быть. Макс прикрыл дверцу и вернулся к компьютеру.

Глава 2

- Антоний! А в ответ тишина, - Маша бросила недомытую тарелку, вытерла наскоро руки и заглянула в комнату. – Ну, правильно, он опять за компьютером.
Мальчик на секунду повернул голову и произнес нарочито взрослым голосом:
- Марья, я занят!
- Ну, нахал! Ты английский выучил?
Маша решительно взялась за спинку крутящегося стула и развернула брата к себе.
- Машка, ну хватит, а! Машенька, я потом в магазин схожу и пропылесошу. Или как – пропылесосю? Только немножечко дочитаю.
- Ты мне зубы не заговаривай. Лучше скажи, что у тебя с английским? Опять за четверть тройка выйдет? Смотри, если тройка, я за интернет платить не стану! – Маша сурово нахмурилась, и это выражение так уморительно смотрелось на ее тонком, нежном, юном лице, что Антон прыснул и тут же получил легкий подзатыльник.
- Все, все. Я понял. Английский я подучу… слегка.
- Опять слегка? – Мария от возмущения даже закашлялась, Антон не преминул воспользоваться случаем и с силой шлепнул сестру по спине.
- Ну, ты..! Больно же! – Маша, кажется, обиделась всерьез.
- Ладно, ладно, прости. Дурацкая шутка. А про английский, ну ты же знаешь, что я могу, могу выучить это все занудство.
- Вот и выучи.
- Могу, но не хочу.
- Антон, эти все рассуждения, - Маша устало присела на подлокотник кресла, - это неправильно. Учеба – твое послушание. У меня нет сил, заставлять тебя. После смерти мамы…
- Ну, не надо! – Антон грустно глянул на сестру. - Да сядь ты нормально. Все бегом, бегом. Просто посиди, отдохни. И подлокотник вон стерся уже весь. А учить язык врага, это не есть послушание!
- Тоша, ну почему врага? На английском говорили и святые. То же отец Серафим (Роуз).
- А сейчас говорят враги, «хозяева» мира, «большой брат» и прочие… Я даже говорить о них не хочу, чтобы не мараться.
- На русском тоже говорят и говорили разные люди, и подонков среди них всегда было немало, - устало возразила Маша. Разговор повторялся уже раз десятый. Второй год Антон не желал серьезно заниматься английским, да и с преподавателем отношения не складывались.
- Вот, потому святые и говорили, что молчание – золото. Маш, мне чуть-чуть дочитать осталось, - Антон умоляюще взглянул на сестру.
- Что читаешь-то? – Маша уже встала и автоматически смахнула рукой пыль со старенького, еще кассетного, магнитофона.
- Про Первую Мировую – про Осовец.
- Как?
- Осовец. Ты что совсем про это не знаешь? Там же такой подвиг был, - Антон покачал головой. И развернулся к компьютеру. – Я тебе сейчас распечатаю.
- Не надо. Ты же знаешь, у меня совсем времени нет.
- Ну, перед сном почитаешь. Такое надо знать, - насупился мальчик.
- После того, как я приготовлю обед на завтра, постираю, накормлю тебя ужином, перемою посуду, мне захочется только упасть на кровать. Для правила бы силы найти. А мне еще тебя гонять приходится.
- Слушай, ну не расстраивайся, - Антон встал, оказалось, что он одного роста с двадцатилетней Машей. – Все, я больше не буду читать. А чтобы тебе угодить, напишу сочинение по английскому про Осовец, у нас как раз свободную тему задали. Хор?
- Ошо, - Маша улыбнулась. – А мне про Осовец расскажешь, пока я буду рыбу чистить.
- Ага, - Антон полез в рюкзак за учебником, а Мария вернулась на кухню, тихонько напевая «Царице моя Преблагая…». Эта молитва часто утешала ее.

* * *
- Простите, а Максима Валерьевича можно к телефону? – голос в трубке звучал неуверенно. Девушка явно едва набралась решимости для этого звонка. Ольга Степановна, конечно, знала, что у сына есть, так сказать, личная жизнь. Иногда он не приходил домой ночевать, предупреждая, что останется у девушки. Но голос этой (вероятно, этой?) девушки она слышала впервые.
- Да, минутку, сейчас позову, - Ольга Степановна, устало поднялась с кресла и понесла трубку радиотелефона сыну. Подойдя к двери, она на секунду замешкалась, размышляя, приоткрыть ли дверь или позвать так…
- Чего там, мам? – раздался недовольный голос Максима.
- К телефону тебя. Девушка, - добавила мать, все-таки открывая дверь. – Подойдешь? – спросила она шепотом.
- Ага, - Макс открыл дверь и, забрав трубку, снова ее захлопнул.
Ольга Степановна вздохнула. Не на кого жаловаться. Сама, видать, плохо сына воспитывала, что он теперь к ней так равнодушен, а порой и откровенно груб. Привычные мысли вызвали такое же привычное уныние. Она вернулась к сериалу. Эти красочные теле-истории помогали отвлечься от постылой повседневности.
- Максим? – голос Алены звучал растерянно и испуганно.
- Привет! Ты почему не на мобильный? – Макс вернулся в кресло перед компьютером.
- У тебя мобильный не отвечает, - чуть задыхаясь от волнения пробормотала Аленка.
- А чего звонишь? – Макс потянулся и открыл сайт новостей, которые иногда просматривал.
- Максим, я боюсь! – голос звучал обреченно. – Он за мной ходит. От самой школы шел. Я уже в три магазина заходила и на рынок. А он то почти догоняет, то в стороне дожидается.
- Ну, ты, мать, даешь! – хмыкнул Макс. – Во-первых, кто – он? И с чего ты взяла, что он за тобой ходит? Может, он просто в том же районе живет?
- Нет! Я его не видела никогда, - в голосе Алены слышались слезы. – Я бы просто так никогда не позвонила…
Это была правда. Алена была идеальной подругой и никогда не безпокоила Макса просто так. Иногда ее смирение даже раздражало, казалось каким-то неестественным. Макс уже давно подумывал о том, не поискать ли более интересный вариант. Но строить новые отношения было, честно говоря, лень. Найти подружку на одну встречу было не проблемно, любой клуб предоставлял к тому массу вариантов. А длительные отношения требовали и длительных материальных вложений. И такую дурочку, как Аленка, встретить было не реально.
Задумавшись, Макс почти отключился от разговора и услышал только последнюю часть фразы:
- Так ты придешь?
- Что? Куда? – глупо переспросил он и сам поморщился.
- Максим! Я боюсь идти домой. У нас опять не работает лифт. И уже почти стемнело. Я на автозаправке возле дома. Но здесь никого нет, кроме этого мужика. Ты меня проводишь? Мне, правда, больше некого попросить! – Алена уже откровенно плакала.
- Так чего ж ты гуляла до темноты? – раздраженно пробормотал Макс, выключая компьютер. – Иду уже. Жди, - он нажал «отбой» и попытался автоматически засунуть телефон в карман, но понял, что это радиотелефон. Бросив трубку на кровать, он отыскал в кармане куртки смартфон, убедился, что тот разрядился и отключился, и, крикнув матери: «Я ушел!», - стал быстро спускаться по лестнице.

* * *
- Закончил? – Маша улыбнулась вошедшему в кухню Антону.
- Ага. Только ты уже рыбу почистила. Когда ж я тебе про Осовец расскажу? – расстроился Антон.
- Ничего, еще посуда впереди, - Маша устало улыбнулась, - садись, сейчас ужинать будем.
Теперь она всегда была усталой, и от этого Антону становилось муторно на душе. Он хоть и старался помогать по дому, но времени не всегда хватало. Девятый класс, плюс физика с репетитором, плюс баскетбол, плюс храм и воскресная школа… Он уже давно предлагал бросить и физику, и баскетбол, ведь все это требовало денег, а их и так едва хватало не жизнь. Но Маша не соглашалась: «Без репетитора у тебя будет тройка в аттестате. А баскетбол нужен для гармоничного развития. Это единственное место, где ты получаешь физические нагрузки, все остальное время съедает школа и твои интеллектуальные увлечения!». Вообще-то она была права, но смотреть, как сестра надрывается на двух работах, было невыносимо.
- «Очи всех на Тя, Господи, уповают…», - прочитал Антон обычную молитву перед едой и перекрестил стол, как единственный мужчина в семье. – Ух, как ты классно рыбу зажарила!
- Пережарила, ты хочешь сказать? – хмыкнула Маша, садясь напротив на обшитый мягкой темно-бордовой подушкой табурет.
- Не-а. Само то! – пробормотал Антон с полным ртом. – Щас я быстро съем и буду про Осовец рассказывать. Я, знаешь, как старался с этим сочинением, чтобы на уроке прочитать для всех.
- Ну, хоть какой-то стимул. Уже хорошо, - Маша посидела с минуту, откинувшись на стену, и начала есть, аккуратно отделяя кости ножом.
После смерти матери она изменилась, стала серьезнее, глубже. Все мамины слова, на которые раньше можно было махнуть рукой, стали для нее важными. Вот и сейчас она старалась сидеть за столом прямо и есть красиво, не смотря на утомление. Мама рассказывала, как строго воспитывали ее прабабушку в Институте благородных девиц, как даже в глубокой старости держала она спину прямо, сидела аккуратно, следя за руками и ногами. Не стыдно было ей показаться в любом обществе, хоть при царском дворе.
Антон уже доел, быстро выпил чай и, притащив из своей комнаты распечатку, уселся перед Машей с видом докладчика.
- Итак? – улыбнулась она.
- Итак, - Антон усмехнулся и сбился с тона. – Вообще-то не смешно. Это из истории Первой Мировой Войны. Она считается почему-то менее значимой, чем Вторая Мировая. А для России чуть ли не позорной. Но ведь мы почти победили в этой войне! Если б не революция, не было бы в мире сильнее державы, чем Российская Империя. А Осовец был одним из мест, где проявилось в полной мере русское геройство.
Осовец – это крепость, нынче она в Польше, а тогда была на территории Российской Империи. Эта крепость была построена в узком перешейке, между болотами; и немцам, чтобы продвинуться на этом направлении, необходимо было ее взять. Первый раз они штурмовали Осовец в сентябре 1914 года, штурм был отбит, несмотря на то, что немцев было намного больше и они использовали тяжелую артиллерию. Второй штурм был в феврале 1915 года. Тогда немцы смогли за шесть дней выбить русских с первого рубежа обороны, и потом обстреливали с него крепость своими «Большими Бертами». Это жуткие орудия, калибром 420 мм. 250 тысяч крупнокалиберных снарядов выпустили. Представляешь, что там было?!
- Да. Страшно, - кивнула Маша с чувством. Она всегда внимательно относилась к тому, что волновало брата.
- Нашим генштаб дал задание – продержаться двое суток. А они отбили штурм и выстояли 190 дней. Представляешь, больше полугода вместо двух дней! – глаза Антона светились восхищением. - Следующий штурм состоялся только в июле 1915 года. Немцы уже не надеялись на силу орудий и решили отравить русских хлором.
- Как жутко.
- Там и местных жителей из окрестных деревень потравили. Деревья все пожелтели в одночасье, как осенью, трава почернела. Против Осовца было задействовано 30 газобаллонных батарей, выпущено несколько тысяч баллонов хлора с бромом. Было отравлено все на 12 километров в глубину и 12 метров в высоту. Даже вся еда была отравлена.
- Ужас, до какого безумия люди доходили, - вздохнула Маша.
- Да. Они отравили огромное количество защитников крепости, потом начали обстрел, а затем в наступление пошла немецкая пехота.
- Так там, наверное, все погибли? – Маша покачала головой и перекрестилась.
- Вот в том-то и чудо, и подвиг, что те, кто уже был отравлен, нашел в себе силы на контратаку! – с радостной гордостью выпалил Антон. – Представляешь, подпоручик Котлинский собрал остатки от всех рот, всех, кто еще мог идти. Немцы пошли в наступление. И тут из зеленого газового тумана им навстречу пошли русские. Их было во много раз меньше, чем немцев. Лица их были в химических ожогах. Дышать было мучительно, многие задыхались от кашля. Люди обматывались тряпками, чтобы хоть как-то защититься от газов. Но они шли с оружием в руках против сильных и здоровых немецких частей. А потом подключилась и русская артиллерия. Они стреляли оттуда, где, как казалось немцам, вообще не могло остаться живых. И немцы не приняли боя, они с позором бежали, погибая на проволочных заграждениях перед второй линией окопов. В четыре часа утра немцы начали газовую атаку, а к восьми часам вечера попытка прорыва была ликвидирована. Так наши и не сдались, - в голосе Антона звучал искренний восторг.
- Ну а потом?
- Потом, уже в августе 1915, было общее стратегическое отступление из Галиции и Польши. И гарнизон Осовца был эвакуирован в плановом порядке.
- Надо же, какой подвиг потрясающий! Как странно, что мы не изучали его в школе, - Маша встала и начала потихоньку убирать со стола. – Хорошо, что ты мне рассказал.
- Ага. Про это, по-моему, все должны знать. А-то для наших пацанов только американцы – герои. Не трогай! Я посуду помою, - Антон бросился к раковине наперегонки с сестрой.
- Ладно. Я тогда пойду стирать. Только..., - Маша задумалась.
- Что?
- Я не уверенна, что твои ребята в классе это поймут.
- Почему? Это же про героев! Любому парню про такое интересно. Не знаю, уж, как девчонкам…
- Да. Но героизм можно и обсмеять. Сейчас ведь, сам слышал, как иногда говорят: «Лучше бы нас немцы захватили! Жили бы в Германии, не надо было бы о гражданстве Евросоюза безпокоиться!». Боюсь, что сегодня не все поймут, зачем вообще нужен был тот героизм.
- Ну, это уж вообще отморозки, - Антон махнул рукой.
- Я не настаиваю, что так будет. Но ты будь готов к этому, на всякий случай.
Антон кивнул и Маша вышла из комнаты.
- Знаешь, - через пару минут Антон заглянул в ванную, - а ведь в Первую Мировую было всего две таких выстоявших до конца крепости – Верден и Осовец. И Верден выстоял, потому что наш Брусиловский прорыв оттянул войска немцев. Только французы своим Верденом гордятся, про него все знают. У них там и музеи, и кладбища. Каждому туристу про их подвиги рассказывают. А у нас наоборот. Почему так?
- Вопрос риторический, - пробормотала Маша и стала засыпать порошок.

Глава 3

Уже совсем стемнело, когда Макс подошел к автозаправке. На углу, возле опадающего тополя, действительно, стоял мужчина странного вида. Он кутался в длинный черный плащ и словно прятал лицо от света, прикрываясь широким воротником. Это выглядело совсем не страшно, скорее смешно, как в шпионских романах. Может, и правда – псих? Сколько Макс не вглядывался, лицо его так и не разглядел.
Под фонарем, склонившись к окошку, Аленка разговаривала с девушкой-кассиром. Ее светлые волосы казались в холодном свете фонаря какими-то лунно-белыми. Аккуратная фигурка, короткая расклешенная юбка в крупную клетку. Она могла произвести впечатление. Только вот ее какое-то гипертрофированное смирение, ее тихость, почти забитость - все это раздражало Макса. При такой внешности она могла вести себя свысока с любым парнем. Тогда, наверное, Макс гордился бы ей. Но, увы… Когда Макс подошел ближе, Алена обернулась.
- Максим! – девушка была так рада, что чуть не бросилась ему на шею.
- Ну, ладно, ладно, - Макс сжал ее ладони и осадил порыв. Проявления чувств на людях не было принято в их отношениях. – Успокойся.
- Ты видел его? – прошептала девушка, испуганно косясь в сторону тополя.
- Видел, - усмехнулся Макс, - и совсем не впечатлен. Ну, больной какой-то. А ты перепугалась, и меня сорвала. Пришлось встречу с Олегом отменять.
- Ну, прости меня. Я просто испугалась, - пробормотала Алена, уткнувшись ему в плечо.
- Ладно. Пошли уже. Хватит тут публичную сцену устраивать, - отстранился Макс, поправляя куртку.
Он достал смартфон, но, вспомнив, что тот не заряжен, раздраженно сплюнул.
- Телефон свой дай, - повернулся Максим к Алене.
Быстро набрав домашний номер, он бросил в трубку:
- Мам, это я. Ночевать не приду. У меня все нормально. Все. Пока.

* * *
Три лучших сочинения были прочитаны в классе вслух. Максим с удивлением и толикой уважения посмотрел на Антона. Этот мальчик мог учиться хорошо по всем предметам, но до сего дня к английскому относился с прохладцей. Однако, последняя работа была написана на «пять с плюсом». И тема оказалась нетривиальной, и исполнение было на высоте.
- Оба-на! Прикольно! - громко прошептал сосед Антона по парте Сергей. – Представляете, как немчура затряслась, когда из зеленого тумана наши зомбаки поперли! Класс!
- Ага! Они еще и подвывали, наверно, для жути, - поддержал кто-то.
Антон передернул плечами.
- Это не смешно. И они – не зомбаки!
- Да ладно. Ты ж сам говорил, что это называли «атакой мертвецов», - усмехнулся Сережка.
- Они умирали! Шли и умирали, понимаешь?! Они от боли дышать не могли, но шли и стреляли, - Антон аж изменился в лице. – А вы теперь прикалываетесь!
Макс, пролистывая журнал, с интересом прислушивался к диалогу. Он даже не стал делать никому замечание. В конце концов до перемены три минуты, пусть поболтают, тема интересная.
- А я вообще не понимаю, зачем это было нужно? – Лика дернула острым плечиком. – Началась газовая атака, значит надо эвакуироваться цивилизованно. Сколько людей могло бы остаться в живых.
- Так можно про любой бой сказать, - удивился Антон. – А как же тогда Родину защищать?
- А чем было в войну из-за сербов ввязываться, надо было с Германией договариваться. Надо заключать союз с сильными, а не тратить жизни своих солдат на защиту слабаков и аутсайдеров истории, - Лика с вызовом глянула на ребят.
- Лика, ты совсем обалдела? – Антон аж задохнулся от возмущения. – Во-первых, Российский Император всегда поддерживал и защищал православные народы и в этом его поддерживала вся Россия.
- Ну, положим, не вся. Большевики не поддерживали, - пробормотал Сергей.
- А во-вторых, - повысил голос Антон, - если бы мы не стояли на смерть, а договаривались, России бы уже давно не было на карте. Ее бы просто разорвали по кусочку европейские державы.
- Ну и что плохого? – вскинулась Лика. – Я бы совсем не против была жить сейчас где-нибудь во Франции или в Германии.
Антон хотел было возмутиться, но вдруг вспомнил предупреждения сестры. Его просто не понимали. У этих людей были другие ценности, другое мировосприятие.
- Максим Валерьевич, а вы что думаете? Нужен был такой героизм или это безсмысленно? – поинтересовалась Наташа, рыженькая ясноглазая девчонка, сидевшая рядом с Ликой. Она, кажется, была влюблена в Макса, учила английский буквально со страстью, и старалась обратиться к «англичанину» по любому поводу.
- Я… - звонок ударил по ушам, но ребята расходиться не спешили. Тема заинтересовала всех. – Я думаю, что рассуждать можно по-разному, - Максим слегка замялся. – В принципе, да, геройство, подвиг – этому всегда должно быть место, тем более на войне. Но здесь нужно соотнести меру пользы, что ли. Военную историю следует изучать, чтобы не повторять прежних ошибок.
- Так вы считаете, Осовецкая оборона была ошибкой? - Антон встал и строго-вопрошающе глядел теперь на Макса.
- Понимаешь, Антон, ты написал отличную работу. Но если говорить о самом событии… Вот смотри, газовая атака на Осовец была в июле, а в августе уже началось общее отступление. И получается, что эти люди погибли почти зря. А могли бы создавать семьи, рожать детей, жить позитивно.
- Вот и я говорю, - Лика была страшно довольна поддержкой «англичанина», - все эти битвы «не на живот, а на смерть» - игры взрослых мальчиков. – Это явно чужое выражение прозвучало как-то глупо в устах пятнадцатилетней девчонки, но она, кажется, этого не заметила.
- Максим Валерьевич, да какое «позитивно»?!
- Ты не горячись, Антон, - Макс уже давно решил для себя, что ни на какую войну в случае чего не пойдет, и потому отстаивал уже выношенную позицию. – Послушай, как рассуждают в цивилизованном мире. Одна наша дама была в Бельгии и имела неосторожность поздравить своего бельгийского знакомого с тем, что Бельгия дольше других европейских держав не давала гитлеровцам оккупировать свои территории. Знаешь, какова была реакция? – Максим усмехнулся, - бельгиец сказал: «Что вы, что вы?! Мы и не собирались держаться. У нас слишком маленький народ, для нас ценна жизнь каждого человека. Наш король почти сразу подписал капитуляцию».
- Да, в Европе ценят людей, - поддакнула Наташка, преданно глядя на своего кумира.
- А у нас Жуков говорил: «Бабы других нарожают», - Лика сделала брезгливую гримаску.
- Люди, вы о чем?! – Антон обвел всех глазами и вышел из класса. Он бежал по ступенькам, не замечая окружающего. В ушах бухало от нахлынувшей обиды, от непонимания, от невозможности объяснить, показать людям такую явную правду.

* * *
Мария собиралась с Антоновым классным руководителем решительно и сосредоточенно. Она уложила темные длинные волосы в аккуратный узел. Оглядела себя с ног до головы и осталась довольна: все в меру строго и прилично - темно-бордовая юбка в пол, туфли на небольшом каблуке, короткий свободный серебристо-розоватый плащик, шарфик в тон юбки. К счастью, погода вполне позволяла не кутаться.
В школу ее вызывали впервые. Конечно, пока Антон был маленьким, всякое случалось, но тогда все вопросы решала мама, а теперь эта обязанность легла на плечи Маши. Но что случилось, она так и не смогла добиться от Антона. Он уже больше недели ходил мрачный. Вернее, он старался общаться нормально, но как только разговор касался уроков, он тут же находил повод куда-нибудь сбежать или же впадал в мрачную апатию. И вот наконец этот звонок от классной.
Всю дорогу от дома до школы Маша сосредоточенно молилась Господу о вразумлении. Было пасмурно, но дождь, чуть начавшись, быстро кончился. Черный мокрый асфальт местами растрескался, и Маша шла небыстро, стараясь не попадать каблучками в трещины. Вообще-то она любила осень, как раз такую, еще теплую, когда солнце неожиданно появляется из-за темных туч и высвечивает каждый желтеющий листик; когда по утрам мелкие лужицы покрываются тонким ледком, а воздух неожиданно пахнет арбузной свежестью. Но сегодня ей думалось только о брате и об ответственности, легшей на ее плечи.
Классный руководитель 9 «А» Элеонора Витальевна уже ждала ее возле учительской. Маша знала ее в лицо только по фотографиям. Сама она закончила другую, ныне закрывшуюся школу. Классная встретила ее довольно приветливо и, отведя к окну, начала разговор:
- Понимаете, Машенька… Вы ведь позволите себя так называть? Вы ненамного старше моих учениц, - дождавшись Машиного согласия, она продолжила, - Ваш брат, да и, как я понимаю, вся семья Ваша – чрезвычайно религиозны.
Маша внутренне «скрипнула зубами», но промолчала.
- И Антон – он, конечно, хороший мальчик. Но его религиозность, я бы сказала – даже фанатизм, приводит к весьма негативным последствиям. Мальчик чрезвычайно категоричен в своих суждениях.
- Простите, но Вам не кажется, что категоричность весьма свойственна всем подросткам? – не выдержала Маша, - и вопрос веры здесь вовсе не при чем.
- Ах, Машенька, ну, разумеется! - Элеонора приторно улыбнулась. - И Вы, наверняка, хорошо понимаете своего брата, поскольку и сами совсем недавно были в этом возрасте.
Мария начала тихонько повторять про себя короткую молитву: «Господи, помилуй!», с силой стискивая холодными пальцами каждое зернышко деревянных четок в глубоком кармане плаща.
- Я долго была снисходительна к выходкам Антона, - вздохнула классная. – Я терпела, когда мальчик пропускал уроки ради посещения церковных служб. Заметьте, я с уважением относилась к позиции Вашей покойной мамы, которая настаивала на религиозном воспитании ребенка. Но она, со своей стороны, обещала, что с учебой у Антона будет все в порядке. И что же мы наблюдаем теперь?!
- Элеонора Витальевна, простите, но быть может Вы объясните мне, что же произошло? – негромко поинтересовалась Маша.
- Что? Антон Вам даже не сказал? О каком же домашнем контроле может тогда идти речь? – учительница скорбно взглянула на Машу. – Всю прошлую неделю Ваш брат не посещал уроки английского языка. А ведь Вы знаете, что наша школа гордится своей языковой направленностью. И Вы должны понимать – в этом году государственные экзамены.
- Простите. Я действительно не знала, - пробормотала Маша расстроенно.
- Что самое неприятное, Ваш брат не просто прогуливает. Это еще можно было бы понять. Но, как говорят его одноклассники, он не посещает занятия из принципиальных соображений. И это уже – огрехи семейного воспитания! – Элеонора постучала длинными ярко-розовыми ногтями по подоконнику и с неудовольствием воззрилась на Машу.
- Что же случилось на английском? – спросила Мария, мысленно поставив «галочку» на фразе «как говорят его одноклассники».
- Ваш брат повздорил из-за какой-то мелочи с классом, а когда учитель стал на сторону других учеников, Антон пробросил что-то неуважительное в адрес Максима Валерьевича и ушел, не прощаясь. С тех пор он игнорирует уроки английского. И как он собирается получать аттестат, я не знаю! – классная картинно развела руками.
- Я поняла. Спасибо, что предупредили, - кивнула Маша, откинувшись на подоконник. Напряжение немного отпустило. Теперь хотя бы стало ясно, в чем дело. – Я поговорю с Антоном.
- Разумеется, Вам, как официальному опекуну, придется поговорить с ним. Но Вы сами так юны. Вы должны помнить, что существуют органы опеки и попечительства. Там работают специалисты, всегда готовые прийти на помощь, - Элеонора Витальевна уже снова улыбалась. Она даже попыталась прикоснуться к Машиной руке, но та ловко изменила позу, спрятав и вторую руку в карман.
- Я буду иметь ввиду. Но на данный момент в обращении к органам опеки необходимости нет. Надеюсь, что проблему удастся решить своими силами, - в голосе Маши звучал «металл». – И я буду благодарна Вам, если в подобных ситуациях Вы будете сообщать мне после первого же прогула, а не через неделю.
- Я не ожидала, что ситуация зайдет так далеко, - чуть смутилась классная. – Ну, что ж, надеюсь, Вам удастся повлиять на брата. А пока Вам стоит побеседовать с преподавателем английского. Я его предупредила. Он ждет Вас в кабинете.
Маша вежливо кивнула и вышла на лестницу. Еще один разговор! Ну, Антон, ну паршивец! Девушка стояла, глядя в зарешеченное окно между пролетами и старалась настроиться на следующую беседу. Самое обидное, что Антон ничего ей не сказал, не объяснил и теперь приходилось «играть вслепую». Она догадывалась, что конфликт мог возникнуть на почве его сочинения. Но это были только предположения. Брат действительно был слишком эмоционален и не мог рассчитать последствия своих действий. Наверняка, у него существовала теория, целиком оправдывающая его поведение, но Маше от этого было не легче. Она еще раз глубоко вздохнула и решительно стала подниматься по лестнице.

* * *
Макс с удовольствием оглядел вошедшую в кабинет девушку. Стройная, в стильной длинной юбке. Лицо строгое, тонкое, «породистое». Одета недорого, но со вкусом. Тяжелый узел волос заставлял ее гордо откидывать изящную головку.
- Прошу, присаживайтесь! – сам Макс вышел из-за учительского стола и сел за соседнюю парту. – Вы, вероятно, сестра нашего Антона.
- Да. И Элеонора Витальевна уже изложила мне суть проблемы, - кивнула Маша, присаживаясь на скамью перед первой партой и разворачиваясь к Максу.
- Вы не переживайте! – Максим обаятельно улыбнулся. – Я все понимаю – переходный возраст. Тинэйджеры еще и не такое творят. Антон, пожалуй, даже слишком серьезен для своих лет. Ну, и вполне по возрасту – категоричен в суждениях. Главное, чтобы он вернулся к занятиям. Ну а я, уж, его «валить» не стану. Я же тоже человек, понимаю – выпускной класс. Вот только экзамены… Ему надо готовиться серьезнее. Антон – умный мальчик. Он вполне мог бы сдать английский на пятерку. Но не хочет. И тут придется Вам на него как-то воздействовать.
Маша окинула взглядом молодого преподавателя. Черноволосый, высокий, вполне симпатичный. Лицо обыкновенное, без ярких особенностей. На чем они так «схлестнулись» с Антоном? Маша вздохнула.
- Может быть, чтобы мне легче было говорить с братом, Вы расскажете, что же произошло на том уроке, после которого Антон перестал посещать Ваши занятия? – спросила она, не надеясь, впрочем, получить ясный ответ.
- О, это был глупый спор, - чуть смутился Максим.
Маша немного расслабилась. Раз смущается, значит, не так уж прав. Может быть, брат и был резок, но явно не на пустом месте.
- Уже началась перемена и дети стали обсуждать сочинение Антона про Осовец, - продолжил Макс после секундной заминки. - Вернее, разговор пошел шире – они стали спорить о смысле героизма в истории. Тема, что и говорить, сложная, неоднозначная. Даже у специалистов порой можно встретить прямо противоположные взгляды на этот счет. Антон высказывался несколько резко, девочки уже почти обиделись на него. И я вступился за девчонок, за их позицию. В общем, наверное, я это сделал зря – настроил против себя мальчика. Да и вопрос, в общем, того не стоил…
- Понятно. Что ж, спасибо Вам. И прошу прощения за Антона, - вообще-то Маша совсем не была уверенна, что за Антона нужно извиняться. Этот «крученый» преподаватель ей не понравился. Но ради того, чтоб защитить брата от органов опеки, Маша была готова на многое.
Макс подскочил и подал ей руку, помогая подняться из-за не слишком удобной парты.
- Не стоит безпокоиться, - он еще раз улыбнулся. – Я рад нашему знакомству. Вы заходите. Быть может, вместе нам удастся выработать стратегию поведения, которая позволит Антону лучше учиться и ровнее строить отношения в классе и с педагогами. Мальчик теперь – сирота и я всегда буду рад помочь.
- Спасибо, - Маша поблагодарила более чем сдержанно, всем тоном показывая, что не нуждается в такой помощи, и быстро покинула класс.

Глава 4

Вечер Макс снова решил провести дома. Он сидел перед старой, полуразвалившейся коробкой, набитой пачками письмами, аккуратно перевязанными разноцветными ленточками. Ленточки, потертые, посеревшие от старости и въевшейся пыли, он выбрасывал, а письма, после краткого просмотра, откидывал в другую коробку, захваченную из соседнего магазина по дороге с работы.
Он наконец-то преодолел себя и разобрал антресоль. Только пока что находки его мало радовали. Здесь было множество поздравительных открыток от каких-то незнакомых ему людей, письма тоже не содержали особых открытий. Совсем не интересны ему были подробности быта давно умерших членов семьи.
Максим попытался было привлечь к разбору этой, как он выразился, «макулатуры» мать, но Ольга Степановна, усевшись рядом, стала вчитываться в каждую открыточку. Она начала безконечный рассказ о том, как тетя Поля ухаживала за парализованным дядей Мишей, как двоюродные сестры Лека и Тося мутузили ее в детстве за какое-то потерянное колечко. Макса хватило минут на пятнадцать, после чего он решительно забрал у матери из рук очередное письмо и, перебив рассказ на полуслове, объявил:
- Все. Спасибо, мам. У тебя сериал уже пять минут идет. Остальное я сам разберу.
- Ох, правда! – мать подхватилась и выскочила в коридор. – У меня ж тут и каша уже закипела. Совсем безпамятная стала, увлеклась.
Максим плотно прикрыл дверь в комнату, но успел услышать:
- Я, Максимка, после фильма подойду, помогу тебе разбирать.
Макс недовольно поморщился и снова уселся к столу. Еще через полчаса он уже готов был бросить всю затею. В сущности, все эти клады и наследства были всего лишь фантазией. Но в очередном развернутом им письме, Макс увидел нечто необычное – первая сторона листка была исписана изящным почерком, а на второй был нарисован карандашом небольшой план местности и крестом помечено какое-то место на внешней стороне здания. Быть может, это была сущая ерунда, техническая пометка, но у Макса сердце вдруг забилось сильнее. Он и не ожидал, что смешная детская жажда найти сокровище в нем так сильна.
От волнения Максим с некоторым трудом разбирал почерк неизвестного корреспондента. Письмо было адресовано Петру Павловичу Вознесенскому, его прадеду по матери. Обратный адрес был вроде как заграничный, похожий на немецкий. Да и марки были иностранные. Фамилия адресата тоже была написана не по-русски: Сушевский, Сущевский? Что-то в этом роде.
В конверте лежал всего лишь один лист, начало письма было потеряно или убрано в другой конверт. Макс уныло оглядел еще не разобранную часть коробки и стал читать:
«Знаю, что могу доверять тебе, не смотря на различие во взглядах. Прости, что подвергаю тебя опасности, но ты – единственный родной человек, которому я могу довериться в сложившихся обстоятельствах. Не буду уточнять подробности. Полагаю, что нарисованный мною план достаточно ясен для тебя, ты ведь не мог забыть игры счастливого нашего детства, не мог забыть Даши. Верю, что в наших сердцах навсегда остались те дни, когда самой большой радостью было тайком выбраться по толстой ветке из ее окна и там, на сосне, вместе петь Трисвятое, глядя на восходящее играющее солнце.
Прости же, Петр, и прощай. Не думаю, что свидимся еще в этой жизни.
Твой друг и доброжелатель и. И. Сущевский».
Макс перечитал текст пару раз и стал сосредоточенно перебирать уже разобранные письма в поисках конвертов с тем же адресом.

* * *
Аленка пробралась поглубже в толпу людей, ожидавших автобуса. Псих, как его теперь мысленно звала Алена, тоже подошел к остановке, но входить под крышу не стал. Он стоял, как обычно, сильно наклонив голову, спрятав руки в карманы, и не обращал внимания на дождь, каплями стекавший по его голому черепу.
Закусив губу, Аленка оглянулась. Прошел уже второй автобус, народу становилось все меньше. Идти домой было просто страшно. Несколько дней псих не появлялся, но сегодня он опять сопровождал ее из магазина в магазин, держась на почтительном расстоянии, но не упуская ее из виду.
Что делать? Алена достала телефон и неуверенно полистала список контактов. Максим. Она уже звонила ему сегодня, как только заметила это странного мужика, но он сбросил и не перезвонил. Алена вздохнула. Набирать Макса снова не было смысла. А остальные… Близких подруг в ее жизни как-то не появилось. Коллеги-приятельницы были все семейные, им уж точно было не до ее призрачных проблем. Остальные номера принадлежали родителям ее учеников, самим ученикам и школьному начальству.
Очередной автобус выпустил в тихий влажный воздух струю черного дыма и, забрав последних пассажиров, через пару минут исчез за поворотом. На остановке остался пьяненький мужичек, в обнимку с обшарпанной сумкой спавший на скамейке в углу, да мальчик-подросток со знакомым лицом. Кажется, он был из Машиной школы. Мальчик что-то поискал в карманах, потом глянул время на телефоне и решительно вышел под дождь.
Алена вздрогнула, когда неожиданно встретилась глазами с психом и, не задумываясь, бросилась вслед за мальчишкой. Она шла быстро, не обращая внимания на лужи, наивно закрываясь зонтом от того страшного человека, что преследовал ее. Почти догнав мальчика, она замедлила ход и теперь старалась держаться немного сзади, но и не обгонять. Она не знала, куда идет и не продумывала следующих своих действий. Страх, почти паника, охватили Аленку. А если мальчик просто зайдет сейчас в подъезд? Он ведь наверняка идет домой. Уже почти стемнело, фонари медленно разгорались, делая мокрую улицу немножко уютнее и теплее.
Звон ворвался в мысли Алены неожиданно. Колокола звучали совсем близко, она подняла глаза и увидела белый храм. Подсвеченная колокольня выделялась на фоне темного неба. Возле храма стало довольно людно. Женщины в платочках складывали зонтики, скоро крестились, проскакивали с дождя на паперть и здесь уже более чинно клали поклоны перед высокими старинными дверями храма.
Мальчик неожиданно свернул вслед за женщинами в распахнутые решетчатые ворота, украшенные кованными крестами. И Алена, подчиняясь гнавшему ее страху, шагнула в ворота вслед за ним. Поднявшись на ступени, она оглянулась. Псих как-то неуверенно топтался у ворот, не заходя в церковный двор. Алена вдруг поняла, что ее буквально колотит от холода и нервов. Она неловко перекрестилась, сомневаясь, что сделала все правильно и толкнула тяжелую дверь.
В храме было тепло. В первую минуту в этом ощущении ароматной теплоты Аленка буквально утонула. Запахи смешивались и чуть кружили голову. Народ небыстро перемещался по церкви. Кто-то ставил свечи, целовал большие старинные образа, висевшие на стенах, другие снимали плащи и куртки, пристраивая их на вешалках и скамейках в конце храма. Алена с удивлением рассматривала незнакомую обстановку. Нет, она, конечно, не раз видела этот храм снаружи, когда проезжала или проходила мимо. Но зайти никогда не приходило ей в голову. Она даже не была уверенна, что крещена.
Нельзя сказать, чтоб Алена считала себя совсем неверующей. Она понимала, что, как говорится – Что-то есть. Но это что-то она не решалась для себя определять. Для нее в равной степени были возможными и Бог, и инопланетяне, и некий высший разум, руководящий Вселенной. Это холодное, отстраненное Что-то никак не влияло на ее конкретную жизнь. Но сегодня в православном храме она почему-то почувствовала себя защищенной.
Алена увидела, как мальчик из ее школы проходит куда-то вперед, и последовала за ним. По центру, немного не доходя высокой красивой перегородки, полностью состоящей из нескольких ярусов икон, стояла тумба с наклонным верхом. Тумба была завешена красивой шелковой тканью, украшенной вышивкой. Сверху лежала какая-то икона. Вокруг стояли в высоких вазах белые лилии и крупные хризантемы. На большом подсвечники, стоявшем у иконы, горело множество свечей.
Мальчик подошел к иконе, дважды медленно перекрестился, каждый раз кланяясь так, чтобы коснуться рукой пола, и поцеловал икону, лежавшую на тумбе. Снова перекрестившись и поклонившись, он подошел к подсвечнику, зажег откуда-то взявшуюся у него свечу и поставил в одно из немногих свободных гнезд. Он обернулся и в этот момент встретился взглядом с Аленой.
- Здравствуйте! С Праздником! – просто произнес он и собирался было пройти куда-то дальше, но Алена его удержала.
- Здравствуй! И тебя тоже с Праздником! Я здесь первый раз, - она немного смутилась. - Где можно взять свечку?
- Это на паперти, там церковная лавка. Вы окошко не заметили?
- Нет.
- Пойдемте провожу, - кивнул мальчик и стал проталкиваться к входу через уже заполненный народом храм.
- Вот, здесь, - произнес он, указывая на ярко освещенное окно в стене паперти, к которому тянулась небольшая очередь.
- Спасибо. А скажи еще, какой сегодня Праздник?
- Крестовоздвижение, - мальчик понял, что для Алены это название – пустой звук и стал уточнять, - В этот день греческий Император Константин и мать его царица Елена разыскали, а потом воздвигли для поклонения всех христиан Крест, на Котором был распят Иисус Христос – наш Бог. От Креста было много чудес: мертвые воскресали, больные исцелялись.
- А сейчас? – Алена смотрела с живым любопытством.
- Что сейчас? – не понял мальчик.
- Сейчас чудеса бывают?
- Да, бывают. Надо просить. Если Богу угодно и нам полезно, Он даст.
- А сегодня что там будет? – Алена кивнула на храм. – Так много народу собралось.
- Будет служба, посвященная этому Празднику. На ней тоже будут выносить Крест.
- Тот самый? – удивилась Алена.
- Нет. В каждой Церкви есть сделанные для этого Праздника, особые кресты. Хотя в некоторых храмах есть и частицы от Того Самого.
- А мне можно остаться на эту службу?
- Можно, конечно, - решительно ответил мальчик. – Только она длинная. Но если сильно устанете, можно посидеть. Видели там лавочки, в конце храма?
Алена кивнула.
- Ну, спасибо тебе.
- Ага. Я тогда пойду. А то уже служба, - и мальчик скрылся за дверью.
Оглянув двор, Алена убедилась, что ее преследователя нигде не видно. Но уходить отсюда не хотелось. Если служба длинная, может, хоть чуть-чуть постоять? Она подошла к окошку, очередь у которого уже рассосалась, и купила три свечки. Так, просто. Потому что не знала, сколько взять.
Через пару минут, протолкавшись к центральному подсвечнику, она уже ставила свои свечи, но они почему-то падали. Аленка измучилась уже, когда какая-то сердобольная бабушка показала ей, как правильно ставить свечи, предварительно оплавив нижний кончик, чтобы стояли крепче.
Через полчаса Алена поняла, что устала. Она глянула на часы и решила, что, пожалуй, пора домой. Еще надо посмотреть материал к завтрашним урокам. В этот момент маленькая кругленькая старушка, выскользнула из храма и Алена вышла в след за ней. На паперти старушка развернулась лицом к дверям и стала истово креститься.
- Анастасия Пална? – радостно воскликнула Алена, подходя к ней.
- Аленушка? И ты тут? Вот умница! Ну с Праздником тебя, дорогая! – и старушка крепко прижала к себе Алену. – Ты никак домой уже?
- Да. К урокам готовиться надо.
- А, ну да, ну да. А я вот, грешница, тоже не выстояла, ослабли ноги-то. Давай-ка я за тебя возьмусь, моя хорошая, - Анастасия Павловна, Аленина соседка, ловко прихватила ее под руку. – Мы с тобой вместе-то быстрее дойдем. А то темно, мокро, еще свалюсь - старуха. Вот как кстати тебя мне Бог послал, - приговаривала старушка, мелко семеня рядом с Аленкой.
- Вот, уж, правда, - пробормотала Алена, ей тоже было не так страшно идти домой в обществе говорливой бабушки.

* * *
- Марья! Машка, ты дома?! Ты чего молчишь? – Антон сбросил мокрые кроссовки и заглянул на кухню. – Машка, ты чего не разговариваешь со мной что ли?
Мария, не отвечая и не глядя на брата, сосредоточенно мыла посуду. Ее напряжение выдавали нервные, резкие движения. Мыло так и летело с губки на отделанную бежевым кафелем стену за раковиной. Губы сестры были плотно сжаты.
- Та-ак. И что стряслось? Что я такого ужасного сделал? Чем заслужил Вашу немилость в Праздник, княгиня Марья Алексевна? – усмехнулся Антон, присаживаясь к столу. Вообще-то Маша выглядела так, что он сам не знал, хочет ли, чтобы она сейчас объяснялась.
- А ты Праздником не прикрывайся! – после паузы отозвалась девушка. – Если совершаешь поступки, будь готов и нести последствия.
- Ладно. Я слушаю. В чем моя вина, - голос Антона стал серьезным.
- Если ты мне сам сейчас не скажешь, я буду знать, что у тебя есть и еще такие же пакости в заначке, - повернулась к нему Маша.
- В заначке…, - протянул Антон. – Да нет у меня никаких заначек. Просто я поступал так, как считал правильным.
- Да? А последствия своих правильных действий ты тоже хорошо продумал? – Маша так тряхнула рукой, сбрызгивая капли воды, что ударилась пальцами о край раковины. – Ох! Да что ж это?! – в голосе ее звучали слезы.
- Какие последствия? Маша, сядь, пожалуйста, - Антон обнял сестру за плечи и усадил на табурет. Если речь идет о том, что я не посещаю уроки английского, то я уже объяснил «англичанину», что буду сдавать все зачеты и экзамены, буду готовиться к ним сам. Есть же понятие – домашнее обучение. Вот, пусть считает, что я по английскому на домашнем обучении.
- Тоша, ты такой наивный ребенок, - Маша тяжело вздохнула. – Ты даже не понимаешь, чем рискуешь. Ты, действительно, полагаешь, что преподаватели готовы всерьез относиться к твоим решениям и идти тебе на встречу? Сегодня Ваша классная вызывала меня в школу. Она посоветовала мне обратиться в органы опеки, если я сама не в состоянии контролировать твою учебу и справляться с твоим воспитанием. Ты что хочешь жить три года в детском доме?
- Вот же…! – Антон сдержался, но в уме промелькнула пара слов из лексикона Сереги. Слова были насквозь неприличные, так что самому Тошке стало стыдно. Опять на исповеди каяться, что ругался матом мысленно. - У меня слов нет. Из мухи такого слонищу раздули! И тебя втянули. Козлище конченное – этот Максим! – не выдержав, добавил он.
- А тебя кто-то назначил его судить? – спросила Маша серьезно. Возникла пауза.
- Ладно. Все. Прости, - Антон потер переносицу.
- Так из-за чего же ты перестал ходить на уроки английского?
- Из-за того, что я не могу считать своим учителем человека, не знающего, что такое честь и любовь к Родине, - Антон чуть не ударил кулаком по столу, но заметил широко распахнутые глаза сестры и опустил руку мягко. – Прости еще раз.
- Тоша, ты действительно считаешь, что сможешь всю свою жизнь учиться, работать и общаться только с православными патриотами? – Маша грустно поглядела на него и стала развязывать затянувшийся узел еще мамой сшитого клетчатого фартука.
- Нет. Но, он меня выставил дураком перед классом. Хотя, конечно, на самом деле – себя. Но…
- Антош, ты искренне не видишь, что здесь патриотизмом маскируется банальная гордыня? Если бы «англичанин» высказал тебе свое мнение наедине, ты бы не пошел на эту демонстрацию протеста?
- Я… Не знаю. Может быть. Но разве я не должен был защищать свое мнение? – дернулся Антон. – Это же принципиальный вопрос! Из-за таких, как наш «англичанин» и его подпевалы, страна в пропасть катится. Если все будут молчать…
- Должен. Конечно, ты должен был защищать свое мнение. Ты и защищал. Но ты же понимаешь, что, за исключением вашей «исторички», все остальные педагоги – люди не православные? Если бы ты не планировал поступать в институт, а потом в аспирантуру, я бы еще могла понять, что ты решил плюнуть на учебу, но так…
- Хорошо. И ты считаешь, что я должен просто вернуться на уроки? После того, как я публично сказал, что не стану их посещать? – Антон смотрел напряженно. Он даже зубы сжал, но сам, кажется, не замечал этого.
- Антон, я понимаю, признавать свои ошибки трудно всем. Но ведь это была ошибка?
- Ну, допустим, - Антон постучал кончиком чайной ложки по краю стола. – И что?
- Значит, ее надо исправлять. Цена вопроса – твоя (и моя тоже) дальнейшая жизнь. Ты готов за твое и мое благополучие заплатить своим самолюбием?
Антон потеребил губу и выдохнул:
- Готов.

Глава 5

В воскресенье, отоспавшись до одиннадцати, Макс засел на генеалогическом форуме. Он уже раз пятнадцать проконсультировался у Олега по разным вопросам, пытаясь с той или иной стороны «зацепить» таинственного Сущевского. Олег и сам вдохновился. Он уже нашел двоюродного дядю по матери и даже договорился с ним о встрече на зимних каникулах. Макса же пока интересовал только Сущевский.
Судя по найденным письмам и открыткам, это был друг детства его прадеда по женской линии Петра Павловича Вознесенского. Даша же оказалась сестрой Ивана Сущевского, с которой они вместе играли и в которую был, вероятно, влюблен прадед. Макс даже нашел несколько фотографий: прадед вместе с Сущевским (на обороте была надпись «с Сущевским в Старом Саду»), один Сущевский (с подписью – «Дорогому другу Петру на долгую память») и Сущевский с Дашей (сзади было подписано карандашом – «Сущевские Иван и Дарья»).
Макс с интересом вглядывался в одиночное фото Сущевского, запечатленное на твердом картоне и такое четкое, что можно было рассмотреть каждый волосок. В те времена не было принято улыбаться во время сьемки. Сущевский смотрел куда-то в сторону. Он был еще, кажется, очень молод, но пенсне, аккуратно зачесанные на пробор волосы и черные усы делали его старше и строже.
«Закинь фотку на форум. Вдруг у кого-нибудь такая же есть», - посоветовал Олег.
Макс так и сделал, добавив в текст про Сущевского, что тот в двадцатые годы проживал в Германии (в Берлине и Мейнингене). Мать уже позвала обедать и Макс собирался прерваться, когда компьютер брякнул и на экране рядом с его ником «Toni» появилась единичка в красном кружке – непрочитанное личное сообщение.
Некий Stavros писал: «Здравствуйте! Вы интересовались родственниками Сущевского. Это мой прапрадед по матери – Иван Иванович. Он действительно жил после революции в Германии. Там и умер. Год смерти мне не известен. Узнал его по фотографии. У нас тоже есть такое фото. Только подпись на нем другая: «На добрую и долгую память «любящей» (я надеюсь, что ты меня любишь) сестрице Даше от любящего ее брата». Далее подпись - И. Сущевский».
«Мам, я попозже поем», - крикнул Макс в полуоткрытую дверь и стал быстро набирать ответ. В сущности, этот Сущевский ему был нужен только для того, чтобы понять, что за план нарисовал он в письме прадеду? Имеет ли это отношение к каким-то материальным ценностям? Но ведь такое сразу не спросишь. И Макс решил завязать отношения с родственником Сущевского.
«Ваш прапрадед был близким другом моего прадеда. У меня сохранилось несколько его писем прадеду – Петру Павловичу Вознесенскому. Если Вас это интересует, пишите», - быстро набрал Макс в ответ.
«Да. Это очень интересно! - пришло сообщение. – У нас дома тоже есть письма от прапрадеда из Германии».
«Думаю, нам стоит встретиться в реале», - отбил Макс. Письма Сущевского сестре могли содержать больше информации.
«Согласен, но пока не могу. Совсем нет времени», - пришел ответ.
«Тогда, как сможете, сообщите», - откликнулся Макс и вышел из интернета. Чувство голода уже давало о себе знать, а из кухни несло таким густым запахом свежеиспеченного рыбного пирога, что у Макса, как говориться, подвело живот.

* * *
Верхушки рябин горели в золоте заката. Небо пронзительно-чисто синело. Ветер слабо перекатывал еще не сметенные дворником листья по асфальту. Маша, подняв жалюзи, смотрела на все это великолепие через только что вымытое к зиме окно. На работе она всегда любовалась видом на этот маленький парк. Маша повернула пластиковую ручку стеклопакета, окно распахнулось, и девушка буквально повисла на подоконнике, вдыхая осеннюю свежесть.
- Ма-шеч-ка! – раздался сзади веселый голос брата. – Ты простудишься! Залазь обратно!
Антон буквально стащил ее с окна.
- Дай хоть воздуха глотнуть! – отмахнулась Маша.
- Ты закончила уже? – Антон кивнул на ведро со шваброй.
- Да. И окна еще сегодня мыла. Хорошо хоть заклеивать не надо. А-то прошлый год со старыми окнами намучились – заклеили, а через месяц уже половину ветром отдуло. А ты чего здесь?
- Новостями поделиться, - Антон уселся за стол регистратора, за которым обычно в первой половине дня подвизалась Маша, записывая приходивших на флюорографию. Вечерами она мыла здесь же полы. Хорошо, что обе работы находились в одном месте. Не надо было тратить времени и денег на дорогу.
- Новости, судя по твоему виду, хорошие, - утвердительно заметила Маша, одеваясь перед большим зеркалом, предназначенным для посетителей.
- Замечательные! Ну, пошли, да? – Антону не сиделось на месте.
Они вышли на высокое крыльцо и Маша тщательно заперла кабинет флюорографии, располагавшийся в отдельном небольшом здании напротив поликлиники. Антон пнул кучку листьев у края тротуара. Листья еще не пожухли, они охотно взлетели и подхваченные порывом ветра, понеслись по дороге.
- Надо не забыть купить хлеб и сливочное масло, - Маша спрятала ключ в сумочку и обернулась к брату.
- Ага. Короче, мы на осенних каникулах едем с классом в Питер! – выпалил Антон.
Но радости на лице Маши не появилось. Она, кажется, была смущена его порывом и начала говорить, осторожно подбирая слова.
- Тоша, но ты же понимаешь, что сейчас у нас трудности с деньгами? Тебе нужно купить зимнюю обувь и…
- Ой, Маш, прости, что сразу не сказал: я еду безплатно! Как сирота и малоимущий.
- Ну, тогда я очень рада, - Маша искренне улыбнулась, и они направились к супермаркету, гордо возвышавшемуся на пересечении улиц и издали привлекавшему внимание яркой красно-белой отделкой, так мало вязавшейся с окружавшими его небольшими домиками, конца XIX – начала XX века.
- Марья, это еще не все! - произнес Антон торжественно. - Ты едешь тоже.
- Это как? – сестра недоверчиво взглянула на него.
- С нами должны ехать сопровождающие – четыре человека. Двое из учителей и двое – от родителей. Ты будешь от родителей. Я уже договорился.
- Ну ты даешь! – Маша покачала головой. - А работа?
- У тебя неделя от отпуска осталась. И я без тебя не поеду! – закончил Антон сурово.
- Не знаю. Надо подумать, - вздохнула Маша. На входе в магазин на них дунуло горячим воздухом тепловой завесы и это было приятно после острой осенней свежести. Маша поправила Антону вздыбившиеся волосы и улыбнулась. – Тебе-то надо ехать обязательно! Ты же так давно мечтал пройти по улицам, по которым ходил Государь.
- Вот ты всегда так! – насупился Антон. – Да, я мечтал. Но и ты мечтала! И это – единственная возможность. Безплатно потом уже не получиться. В общем, я без тебя не поеду. И пусть это будет на твоей совести.
- Ладно, я поговорю, может быть, и дадут отпуск, - Маша положила в корзину батон, серую булку, пачку сливочного масло и, пересчитав деньги в кошельке, добавила пакет молока.
- Давай я понесу, - Антон забрал корзину. – У меня еще одна новость. Не такая впечатляющая, но тоже неплохая. Сегодня наконец-то нашелся человек, у которого есть информация о нашем прапрадеде – отце Иоанне. На форуме познакомился.
- Ух ты! – Маша расплатилась на кассе, и они вышли на улицу. Было еще светло, но фонари разгорались насыщенным розовым светом, ярко выделяясь на фоне неба. – И что он написал?
- Что его прадед был другом отца Иоанна и что он хочет встретиться, чтобы обменяться информацией.
- А зачем встречаться? – Маша немного напряглась. К интернет-знакомствам она всегда относилась настороженно.
- Ну, интересно же! У него есть письма отца Иоанна, и он сам предложил встретиться, - пожал плечами Антон. Он не понимал опасений сестры.
- И что ты ему ответил?
- Что сейчас времени совсем нет. У меня же две контрольные, да и много чего – к концу четверти. И на баскетболе ответственная игра, а потом - Питер. Договорились, что позже свяжемся.
- Хорошо, - Маша выдохнула и улыбнулась. – Только я тоже хочу на этой встрече быть, мне тоже интересно письма отца Иоанна в руках подержать. Он же, практически, святой был.

Глава 6

Питер встретил их холодными ветром и темными тучами. Дождь заливал стекло экскурсионного автобуса. Вокруг неслись машины, разбрызгивая грязную воду и успевая преодолеть максимум расстояния, пока не увязли в очередной пробке. Народ на пешеходных переходах вламывался прямо в череду машин, и они так и двигались одновременно – люди и машины, замысловато огибая друг друга.
Антон представлял себе, как в такой вот стылой мокряди работали крестьяне, согнанные со всех сторон великой Империи для строительства новой столицы. В общей сложности число строителей Петербурга приближалось к тремстам тысячам человек. И сколько из них умерло здесь, в болотах, в дали от дома и родных! А у тех, кто сбегал с работ, садили в тюрьмы жен и детей, пока не разыщут беглецов. Все эти страдания и смерти казались ненужными и безсмысленными. Неужели нельзя было основать здесь просто небольшой военный городок, для закрепления на берегах Балтики? Зачем нужны были все эти жертвы? Да и разумно ли было ставить столицу почти у самых границ Империи? Вернее, первые годы эта столица формально вообще находилась на территории Швеции. Абсурд!
С почитанием относясь к царской власти вообще, как к богоустановленной форме правления, Антон, однако ж, с неприязнью думал о тех правителях, которые силой поворачивали Россию лицом к Западу, насаждая чуждые ей искони обычаи и нравы. «Западом и наказывал и накажет нас Господь!», - вспомнились ему слова святителя Феофана Затворника. И это была правда.
Когда Россия склонялась перед французской модой, языком, театрами, пришли полчища Наполеона и в самом сердце Святой Руси - в московских соборах, устраивали конюшни, глумились над святынями. Нетленные мощи святых выбрасывали из рак на поругание. И это делал «просвещенный» западный монарх! Чем он был лучше лютых и диких безбожников XX века? А ведь потом стало модно восхищаться гением Наполеона. Бюстики его в кабинетах понаставили. И это еще при жизни тех, кровь которых этот «гений» проливал.
Когда же Россия увлеклась германской философией, когда отказалась от православной веры и благочестия во имя лже-свободы и лже-равенства, прокатились по русской земле немецкие танки. И не раз прокатились. Если б не заступничество Божией Матери, хранящей Святую Русь от окончательной гибели, не выстоять бы в этой войне.
Сегодняшние русские выбрали идеалом Америку. И натовские корабли уже появились в Черном море…
- …И здесь, на Сенатской площади, ушли из жизни лучшие люди России, - услышал он слова экскурсовода. Немолодая, измотанная теточка ответственно отрабатывала программу, заученную еще, кажется, в советское время. Антон хмыкнул.
- Ты че? – поинтересовался Сергей, откинувшись на изрядно потертый подголовник и доедая недозрелый банан.
- А ты слышишь, что она вещает? Лучшие люди! Ты понимаешь, это убийцы, желавшие уничтожить царя – лучшие люди?! Как думаешь, если бы кто-нибудь сегодня захотел убить президента ради некого светлого будущего, его бы назвали лучшим человеком и примером для потомков?
- А…, - протянул Сергей. – Банан хочешь?
Антон покачал головой.
- Понимаешь, они на сто лет раньше хотели ввергнуть Россию в кровавый хаос революции. А у нас до сих пор существуют посвященные им музеи, улицы их именами называют. Если уж нынче все так любуются Америкой, почему не видят, что в Америке никто не называет улицы именем убийцы Кеннеди, например.
- Да, ладно, не грузись! Смотри, какая тачка! – Сергей, перегнувшись через Антона, припал к окну.
- Мальчики, не разговаривайте! Вы мешаете слушать! – Аленка, ехавшая сопровождающей от учителей, приподнялась на кресле и оглядела салон автобуса. Ее светлые волосы были сколоты у висков маленькими красными заколочками и от этого она казалась совсем девочкой, только чуть старше девятиклассников, заполнивших автобус.

* * *
- Машенька, позвольте вам помочь, - Макс приветливо улыбнулся и, не дожидаясь согласия, подхватил Машу за руку, помогая выйти из автобуса.
Антон скрипнул зубами, наблюдая эту сцену из окна. Он сидел почти в конце салона и не мог вовремя пробраться к выходу. Еще не хватало, чтобы этот поклонник пиндосов за Машкой ухлествывал!
- Давай быстрее! – он оттолкнул Сергея и попытался протолкнуться вперед.
- Мальчики, не толкайтесь! Спешить некуда! – Алена, о романе которой с Максом было известно всей школе, кажется, ничего не заметила. Она сидела в середине автобуса и старалась следить за порядком.
- Максим Валерьевич, спасибо, но мне не нужна помощь! – Маша уже не знала, как открутиться от любезного преподавателя и нетерпеливо высматривала за плечами ребят Антона.
- Ну, что вы, Машенька, мне совсем не трудно! – Максим почти вырвал из ее застывших пальцев сумку с вещами. – Не стесняйтесь. И называйте меня, пожалуйста, просто по имени. Мы же с Вами почти ровесники, - он снова лучезарно улыбнулся и тут же едва не упал, когда Антон силой вывернул сумку Маши у него из рук. - Эй, ты что творишь?! – Макс обернулся к Антону, но тот уже подхватил Машу под руку и потащил к входу в гостиницу.
- Тошка, ну ты даешь! – Маша усмехнулась.
- Ага. Надо ему сразу место показать. Еще мне такого родственничка не хватало! – Антон хмуро обернулся на заметно отставшего Макса. – У него девушка в автобусе, а он уже за тобой ухлестывает.
- Это та беленькая? – Маша тоже обернулась.
- Ну да. Алена Валентиновна. Она в начальной школе ведет.

* * *
Гостиница была более чем скромной. Все здесь напоминало о советских временах. Стены были снизу отделаны деревянными панелями, а сверху оклеены обоями с геометрическим рисунком. Дверцы шкафчики из светлого дерева держались на честном слове, двери поскрипывали, а постельное белье казалось сыроватым. В душ, оказавшийся единственным на этаж, тут же выстроилась очередь из замерзших девчонок, которым мальчики достойно уступили «место под солнцем».
На ужин подавали котлеты с картофельным пюре, салат из моркови и компот. Еда была какой-то безвкусной. В котлетах явно преобладал хлеб. Пюре, совершенно точно, даже рядом не стояло со сливочным маслом, а те, кто попросил вместо компота горячий чай, в надежде быстрее согреться, получили теплый напиток, с запахом заваренного веника.
Маша оглядела зал. Дети уже активно уничтожали еду, после долгой дороги все были голодны, хотя и поглощали в автобусе шоколадки, орешки и фрукты.
- Проходите к нам! – Максим подскочил из-за столика у окна, за которым сидели Алена и еще одна незнакомая женщина лет сорока, видимо, вторая сопровождающая из родительниц.
Маша намеривалась сесть куда-нибудь отдельно, но не успела сориентироваться и теперь отказывать Максу при людях было уже не удобно. Она присоединилась к компании взрослых. Быстро прочитав мысленно молитву перед едой, Маша перекрестилась, осенила крестным знамением стол и села на последнее свободное место.
- Это Машенька, или Мария Алексеевна, сестра Антона Ставрова, - представил ее Максим, пододвигая стул. Женщины сами назвали свои имена.
- Здравствуйте, Маша! А вы в церковь ходите, да? – улыбнулась Алена с искренней приветливостью.
- Да, - Маше не хотелось общаться. Хотелось согреться под душем, залезть под одеяло и наконец-то вытянуть уставшие ноги. Но это счастье лишь мерещилось где-то в туманной дали. В душ была очередь. Девочки успели помыться до еды, но мальчики еще и не начинали. Одеяло тонкое и колючее не обещало тепла. А ноги… Ноги можно было бы вытянуть, но Маша забыла взять с собой любимые меховые тапочки, и значит, ноги вряд ли удастся быстро согреть.
- И я там недавно была. Знаете, впервые в жизни. Раньше как-то не приходилось, - ворвался в мысли Аленин щебет. – Я даже не знаю, крещеная ли я.
- В таком случае, нужно пойти в храм и креститься, только объяснить священнику ситуацию. Тогда он будет крестить вас по формуле «аще не крещен», - Маша грустно взглянула на девушку.
- А что это значит?
- Это значит, что, если вы не крещены, то крещение совершится, а если уже крещены, то в этом нет надобности.
Маша быстро жевала почти остывшую котлету и радовалась тому, что поездка не пришлась на пост. Тогда было бы гораздо сложнее с едой. Конечно, для путешествующих пост может быть послаблен. Но ведь это относится только к тем случаям, когда совсем нет выхода. А если можно попоститься, приложив некоторые усилия к продумыванию соответствующего меню, то зачем же отказываться от поста сознательно? К тому же, потом, все равно, нужно каяться в нарушении поста на исповеди.
- О чем задумались, Машенька? Вот, девочки, кушайте шоколадку, - Максим уже разломил шоколад на ровные квадратики и подвинул на середину стола. Шоколада в меню не было, и плитка была извлечена из его личных закромов. Вообще-то он собирался употребить ее на ночь в номере. Он и дома любил побаловать себя сладким перед сном. Но надо же было обратить на себя внимание этой неприступной красотки. После такого унылого ужина большая аппетитная плитка «Альпен-голда» с изюмом и орехами должна была пойти «на ура».
- Спасибо. Я уже поела, - Маша встала. Ей было неловко перед Аленой. Макс был слишком навязчиво любезен. Но Алена, кажется, ничего не замечала, счастливая уже тем, что он был рядом.
- Я провожу вас в номер. Мало ли, здесь ведь и пристать кто-нибудь может, - Максим решительно встал из-за стола и догнал уже уходящую Машу.
- Оставьте меня! – прошептала Маша и уже не сдерживаясь добавила, - Оказывайте лучше внимание своей девушке! Она уже расстроилась, бедная.
Алена действительно грустно смотрела вслед Максу и Маше. Она даже в первый момент порывалась пойти следом, но теперь опустилась обратно и обреченно ждала. Максим обернулся, глянул на Аленку с раздражением, но следовать далее за Машей не посмел. Он вернулся за столик, и бросив Алене и второй женщине, представившейся Надей: «Я уже поел. Пойду прогуляюсь», - быстро вышел.

Глава 7

Царское Село (или по-современному – город Пушкин) казалось уютным и светлым. Купола Екатерининского дворца горели в лучах холодного солнца. Голубые, изукрашенные золотом, здания радовали глаз на фоне увядающей северной природы. Они были так чужды современному миру, что воспринимались совершенно сказочными. Даже трудно было представить, что в этих комнатах жили люди, что они бродили по этим аккуратным дорожкам, смотрели на это же самое небо и думали о каких-то бытовых или государственных проблемах.
Дворец поражал своим великолепием. Богато украшенные изящной лепниной стены, то белоснежные, то вызолоченные; изящные вазы, огромные зеркала, изразцовые печи и великолепные росписи – все это было действительно достойно императорских покоев. Никакие европейские замки и дворцы даже сравнить невозможно было с российским великолепием. Только, быть может, Вена времен империи напоминала стилем и размахом русские дворцы.
Маша думала о том, что все эти вещи, все окружающие предметы ни могут не оказывать влияния на сознание людей. Выросшие в трущобах просто не могут мыслить и воспринимать жизнь так, как воспринимали ее те, кого с детства окружало изящество, гармония, красота. А с другой стороны, так ли уж важно для спасения быть тонкими и благородными? Святые наоборот отрекались, уходили от этого притягательного великолепия. Оно слишком привязывает к земле. Но ведь наша истинная родина на Небесах.
И все же останавливали взгляд богатые, изящно драпированные скатерти на овальных столах. Они были украшены по бокам гирляндами цветов, сервизы расставлены, словно слуги уже все приготовили к приходу гостей. Фрукты выглядели как настоящие, стулья чуть отодвинуты и казалось, что вот-вот заиграет музыка и начнется прием. Только неуместные здесь толпы туристов, одетых в яркие свитера, джинсы, короткие юбки, резко диссонировали со всем этим великолепием.
- Маш, да ты одна здесь одета, как подобает, - хмыкнул Антон, они часто мыслили в унисон. – И ходишь, не как торговка с рынка, - он показал глазами на пожилую полную женщину, одетую в не по возрасту яркое платье. Женщина, тяжело ступая, останавливалась перед каждой скульптурой и одышливо-громко восхищалась всем, что видела.
- Тоша, ну ты опять? – Маша даже расстроилась. – Чувство превосходства пусть даже над торговкой, это грех, понимаешь? Можно что-то похвалить, чему-то порадоваться, чем-то полюбоваться, но совершенно необязательно приводить для сравнения отрицательный пример. А если бы эта женщина была нам близким человеком? Если бы ты знал, что она – человек глубоко верующий, если бы это была наша соседка, с детства помогавшая нам? Разве тогда ты бы посмеялся над ней?
- Ладно, Марья, я понял. Опять вляпался в ту же лужу. Прости! – Антон закусил губу и покаянно кивнул.
- Да я-то что? Ты не меня обидел. Сам знаешь, у Господа надо просить прощения, - вздохнула Маша. А мысленно укорила саму себя: Антона «строит», а сама только что чуть не под потолком плыла, примеряя на себя дворцовый блеск.

* * *
Экскурсия закончилась, и их группа покинула дворец. Клумбы в парке уже отцвели, но газоны еще зеленели. Газонная трава была почти по-весеннему яркой, опавшая листва тщательно убиралась, но кое-где все же желтели пятна листьев, слетевших уже после вчерашнего дождя и не успевших смокнуть и почернеть.
Девочки с удовольствием усаживались на изящные белоснежные скамейки и представляли, как здорово было бы попасть на настоящий бал или прием, а мимо них, способствуя мечтам, шествовала пара нанятых актеров, одетых в старинные платья. Наверное, сегодня идти в этом несколько громоздком платье даме было тяжеловато, юбки волочились по влажной земле. Да и мужчина, пожалуй, чувствовал себя не самым лучшим образом в белоснежных шелковых чулках, плотно обтянувших немолодые ноги. Невольно вспоминалось выражение – «песок сыплется». Это, кажется, про то, как в эти чулки кавалеры прежних времен подсыпали песочку, чтобы придать ножкам видимость молодости и упругости. Маша хмыкнула про себя, но снова оборвала. Не от хорошей жизни эти актеры тут дефилируют. И замерзли, наверное. Только с работой нынче везде плохо, вот и устроились, куда смогли.
На одной из скамеек примостился лохматый полосатый кот. Наверное, сибиряк. Он дремал на солнышке, но не терял бдительности, приглядывая за туристами. Тошка любил котов, он и собак любил. Но домашних животных заводить они с сестрой не решались. Это и дополнительная нагрузка на их весьма скудный бюджет, и заботы, которые придется возложить на плечи Машки. А это, уж, совсем не позволительно. Вот когда он, наконец, пойдет работать… Это была голубая мечта – завести огромную собаку. Например, испанского мастифа – метр в холке. Они и добрые, и умные, и врагам спуску не дадут. А еще кота - сибиряка или мейн-куна. Тоже крупного, пушистого. Антон остановился возле кота и погладил его по лобастой голове. Кот доверчиво вытянулся, он привык к ласке. А намерения хулиганов чуял за версту. Антон почесывал кота и смотрел-смотрел вокруг, буквально впитывая прошлое.
Пруды, беседки, белые колоннады… Казалось, что та, дореволюционная жизнь еще тлеет здесь, еще не совсем угасла. По песчаной дорожке медленно проехал экипаж, запряженный парой лошадей. Кучер потянул поводья и лошади остановились чуть впереди от детей. Пара девчонок тут же потянулась погладить лошадок, но кучер строго покачал головой, от чего его темная шляпа смешно съехала на правый бок.
Антон шел рядом с Машей почти в самом конце группы и представлял, как его прапрапрапрадед (он всегда путался с количеством «пра») получал в этом дворце из рук самого Государя орден Святой Анны.
 Группа наконец покинула парк и только Макс и Алена почему-то отстали и теперь стояли возле ворот. Максим все пытался уйти, но Аленка буквально хватала его за руки.
- Смотри! Ссорятся что ли? – Антон остановил Машу.
Действительно, со стороны казалось, что эти двое выясняют отношения.
- Надо подождать, - Маша пробралась через толпу детей и остановила шедшую впереди Надю.
Теперь уже вся группа с удивлением и любопытством смотрела на ссорившихся. Макс, наконец, это заметил. Лицо его исказилось злобой, он что-то резко бросил Аленке и быстро пошел к остальным. Алена же, напротив, пару секунд глядела ему вслед, а потом побежала куда-то в сторону. Еще пару минут ее яркая красная курточка мелькала среди прохожих, но вскоре исчезла где-то за углом.

* * *
- И что будем делать? – Маша напряженно оглядела всех, сидевших за столиком. Столовая притихла.
Максим и Надя подавленно молчали. Макс уже не пытался заигрывать с Машей. Он был мрачен.
- Что между Вами произошло? – спросила наконец Надя. – Вы простите меня, конечно, Максим Валерьевич, я понимаю, это дело личное. Но надо же понять, что случилось?
Макс сосредоточенно ковырял ногтем выщерблинку на столе. Ужин был уже съеден, но никто не расходился. Даже дети чего-то ждали и тихонько шушукались. Через минуту Максим все-таки откликнулся.
- Алена, так скажем, была ко мне не равнодушна… А я…
- Максим Валерьевич, вся школа знает, что вы с Аленой встречались, - раздраженно заметила Маша. – Сейчас не время выкручиваться.
- Ну, так и спросите у всей школы! – Максим был зол.
- Может быть, написать заявление в милицию? – подняла глаза Надя.
За столом повисло тягостное молчание.
- Куда она могла пойти? У нее есть здесь родственники, друзья, знакомые? – Маша вопросительно взглянула на Максима.
- Нет. Не знаю, - Макс отвел глаза. – Она никогда не говорила, не упоминала. Хотя, кто ее знает… Надо подождать. Она наверняка вернется.
- Как я понимаю, вы поссорились? – Маша старалась вытянуть информацию и при этом самой не раздражаться, поэтому говорила негромко и даже чуть замедленно.
Максим помолчал, то скручивая, то разворачивая салфетку.
- Я сказал Алене, что нам пора расстаться, что наши отношения исчерпали себя. Я специально решил поговорить с ней в людном месте, чтобы избежать сцены. Она на людях всегда вела себя сдержанно, и я никак не ожидал…
- Понятно. Тогда она может быть где угодно, - вздохнула Маша. – С горя она может и не замечать, куда идет и как долго. Она могла просто заблудиться в незнакомом городе.

* * *
Алена действительно брела по улицам без цели, хаотично сворачивая в попадавшиеся переулки. Ноги уже не держали от усталости, и она присела на скамейку у давно не крашеного трехэтажного дома. Скамья была неприятно сырой. Дождик моросил не переставая уже часа два. У подъезда ребенок лет трех ковырял красной пластмассовой лопаткой мокрую землю на маленькой клумбе, с давно отцветшими, почерневшими и смокшими бархатцами.
Девушка долго смотрела на ребенка, а потом тихо заплакала. Этот карапуз стал вдруг олицетворением недостижимого счастья – взаимной любви и крепкой семьи. Она столько терпела от Макса, так надеялась… И вот, сегодня все эти надежды были окончательно растоптаны. Конечно, Маша – девушка яркая и с характером. Она не могла не понравиться Максиму. Но ведь они такие разные. Разве же она станет так его терпеть?!
Что дальше делать, Алена не знала. И даже не особенно задавалась этим вопросом. Возвращаться в гостиницу сейчас, когда все – и дети, и взрослые, были свидетелями их разрыва и ее унижения, было невыносимо. Хотя если бы был хоть малейший шанс помириться с Максимом, она бы махнула рукой на гордость и бегом побежала бы туда. Но уже очевидно, что никаких шансов нет. Она просто больше не нужна. Да и раньше не была особенно нужна. Макс, если честно, просто пользовался их отношениями, ее чувствами. Но она готова была стерпеть что угодно, лишь бы он оставался рядом.
Алена совсем замерзла. Хотелось есть, а еще больше – забиться куда-нибудь в теплый угол и потерять сознание, чтобы душа не болела и ни о чем не думалось. Потихоньку опускались сумерки. Разгорались насыщенно-розовым светом фонари. На другой стороне улицы торговый центр озарялся разноцветными сполохами реклам. Люди лавировали между лужами, задевая друг друга зонтами. Машины обдавали стоявших на автобусной остановке людей брызгами из огромной лужи, раскинувшейся у края тротуара. Кто-то успевал вовремя отступить в сторону, другие начинали отряхивать пальто и куртки, ругаясь вслед неаккуратным водителям. Алена равнодушно смотрела на эти картины и почти не замечала происходящего с другими. Но надо было что-то делать, куда-то двигаться.
Поднимаясь со скамейки Алена охнула. Колготки, зацепившись за неровный край лавки, безобразно порвались. Стрелка моментально добежала до колена и прикрывалась юбкой едва ли на половину. На черных колготках она была особенно заметна. Раньше Алена могла бы и расплакаться от такой напасти, но сейчас было лишь досадно. Одернув юбку, елико возможно, она тихо побрела к торговому центру. Хотелось быстрее попасть в тепло, но сил почти не осталось.
Зеленый свет на светофоре, кажется, уже мигал, когда она вышла на проезжую часть, но Алена этого почти не заметила и удар в левый бок оказался совершенно неожиданным. А дальше – скрежет тормозов, чьи-то крики… Девушка уже ничего не слышала.
Водитель, лысый мужик в кожаной куртке и узких джинсах, выскочил из-за руля серебристой «Ауди», громко матерясь. Он подбежал к капоту и застыл, смешно крутя головой. Мат полился снова из его уст, но возмущение в нем сменилось удивлением. Мужчина медленно обошел машину, пару раз заглянул под днище, пожал плечами, и что-то негромко бормоча себе под нос, вернулся на водительское место. Он медленно отъехал и еще долго поглядывал в зеркало заднего вида на перекресток у торгового центра.

* * *
- Девушка, я вам уже пять раз объяснил, что не могу принять ваше заявление, - полицейский нарочито-тяжело вздохнул. – Ваша знакомая пропала только вчера, а уже сегодня утром вы бьете тревогу. Она могла пойти к знакомым. Вы ведь даже не знаете, есть ли у нее друзья в Питере. Она могла познакомиться с парнем и пойти к нему. Ваша подруга – взрослый человек.
- Я же вам рассказала, что она только что рассталась со своим молодым человеком, с которым долго встречалась. Она – девушка серьезная и страдала от этого расставания. Алена не стала бы знакомиться с парнями и тем более не пошла бы на интимные отношения после первой встречи. Максим, ну хоть ты скажи! – Маша обернулась к стоявшему за ее спиной Максу.
Сама она сидела на неудобном деревянном стуле перед полицейским и уже битый час пыталась заставить его принять заявление о пропаже Алены. Макс же только молчал. Он и не собирался в полицию, и только совместное давление Маши и Нади заставило его пойти. Лучше бы уж пошла Надя. Пожалуй, толку было бы больше. Но оставить детей на Макса никто из женщин не рискнул.
- Ой, девушка, вот только не надо мне про мораль рассказывать! – протянул полицейский. – Люди на все способны, и лучшие из них тоже. Если она была «в растрепанных чувствах», то тем более могла найти утешение в любых руках.
- Вот именно! – мгновенно перестроилась Маша. – И эти руки вполне могли оказаться преступными! Может быть, она там погибает, а вы даже не хотите принять заявление. Вы просто бездушный человек! Я пойду к вашему начальству, - она закашлялась. Не смотря на официальные запреты, в кабинете стоял крепкий запах курева.
- Да идите куда хотите! - отмахнулся полицейский. – Максимум, что я могу вам посоветовать – возвращайтесь домой и подавайте заявление по месту жительства. Там вам не откажут, так как обязаны принять. А оттуда уже придет запрос в Питер и пойдет работа. Вы ведь уже звонили по моргам-больницам?
- Естественно! – у Маши уже не было сил на борьбу после тяжелого разговора с Максом, а потом и с полицейским. За еще двумя столами пара молодых мужиков работали за компьютерами. Один из них прислушивался к разговору и с интересом посматривал на Машу, а второй, кажется, с головой ушел в работу.
- Ну вот и поезжайте домой. А там все выяснится, - полицейский встал из-за стола. – Мне нужно идти. Больше я вам времени уделить не смогу.
Маша и Макс вышли на крыльцо. Металлическая дверь ближайшего к гостинице райотдела громко хлопнула за спиной. День выдался на редкость теплым, солнце светило во всю и это страшно диссонировало в Машином восприятии с пропажей Аленки. Высокая береза справа от входа «светилась» последними золотыми листочками, воздух пах почти по-весеннему и казалось, что в таком чудном мире совсем не место трагедиям и несчастьям.
- Я же говорил, все безполезно, - Макс раздраженно глянул на Машу. – Зря сходили. Только время и нервы потратили.
От его былой симпатии не осталось и следа. В конце концов, именно из-за нее все произошло, из-за нее он решил расстаться с Аленой. Не будь Маши, не было бы и всех этих проблем. Да красоты в ней особой нет, один гонор. Все хочет, чтобы по ее было. Такая же как ее братец психованный. Аленка, та хоть послушная. Макс пнул кем-то брошенный огрызок яблока.
- И куда теперь? – поинтересовался он через силу.
- Куда вы – не знаю, а я пойду в церковь. Если уж люди не помогают, поможет Бог.
- Ну-ну, скатертью дорога! – пробормотал Макс в полуслышимость, сворачивая в другую сторону, лишь бы скорее оказаться подальше от Маши.

Глава 8

Алена попыталась пошевелиться и застонала. Голова болела так, что искры из глаз сыпались. Ну вот, еще и в аварию попала! Все беды сконцентрировались в один черный круг вокруг нее. Девушка вздохнула и приоткрыла глаза.
«Барышня, очнулась что ли?» – голос был встревоженный и смущенный.
Его обладатель, мужик средних лет, одетый во что-то… Алена не знала, как это называется. Армяк, кафтан? Ну в общем, что-то старинное. И на голове тоже. Картуз? Мужик наклонился к ней и неуверенно похлопал по щекам: «Барышня, жива ль ты?». В плечо ткнулось что-то мягкое, теплое и влажное. Потом оно фыркнуло, и Аленка отшатнулась. Голова взорвалась новой порцией боли, но девушка уже успела углядеть рядом огромную морду. Большой красивый глаз изучающе смотрел на нее.
«Лошадь? Это меня сейчас в городе нюхает лошадь?!». Вообще-то лошадей Алена видела только в зоопарке, ну и по телевизору, конечно. Но чтобы так – вживую! Страха не было. Было безмерное удивление. А еще было опасение, что после всех сегодняшних происшествий она уже оказалась в психбольнице и ей чудятся мужики и лошади.
Алена слегка передвинулась. Вроде бы кроме головы ничего не болело. Конечности остались целы. Только вот лежала девушка почему-то не на асфальте, а на камнях. И откуда здесь мощение? Перенесли ее что ли куда-то? Последнее, что Алена помнила, был мокрый, блестящий под фонарями асфальт, стремительно летевший в лицо.
Вокруг потихоньку собирался народ. Все как на подбор в каких-то странных одеждах. Точнее в сумерках было не разобрать. Женщины охали, мужик (вероятно, «водитель кобылы») потянул Алену за руку, пытаясь поднять.
- Вы «скорую» вызвали? – спросила она, сдерживая стон и стараясь усесться как-нибудь поудобнее. Она оправила некрасиво задравшуюся юбку, дыра на черных колготках стала еще больше и сразу бросалась в глаза. – Я не знаю, где мой телефон. – Она огляделась в поисках сумочки, но ее нигде не было.
- Чего? – мужик оглядел ее подозрительно. – Ты откуда это сбежала? Телефон ей! Где ж я тебе посреди улицы телефон возьму?!
- У меня, наверное, сотрясение мозга! «Скорую» нужно. Вы номера записали? – пробормотала негромко Алена. Вроде, головная боль слегка отступила, но говорить громко было страшно. – И еще надо в гостиницу позвонить. Я не местная, меня уже ищут, наверное.
- Какие номера? Тебе к дохтору надо, это да. И не было тут никакого автомобиля. А под лошадь ты сама кинулась! Вона какая вся. Вино пила что ли? Чего-й-то в исподнем по улице пошла?
Кажется, никто не собирался ей помогать. Мужик продолжал что-то недовольно бормотать, поглядывая на Алену с подозрением. Алена уцепилась за край высокой, груженой дровами телеги и поднялась на ноги. Мужик попытался поддержать ее, но получилось плохо. Девушка осторожно отпустила борт и прислушалась к своим ощущениям. Вроде бы ничего не болело, голова не кружилась, только занудно ныл затылок. Алена ощупала голову, но никаких ссадин не обнаружила. Только капюшон слетел не вовремя и волосы, кажется, запачкались. Надо идти, торговый центр рядом, там можно и позвонить, наверное. И, может быть, вызвать такси… если хватит денег. Или на остановку?
Толпа отпустила ее легко, некоторые уже разошлись, но человек пять-шесть осталось обсуждать происшествие. «Ох!» - Алена чуть не упала. Ходить на каблуках по мощеной мостовой было непривычно, то одна, то другая нога все норовила соскользнуть с мокрого камня и подвернуться. И фонари почему-то светили не розовым, а белым светом. Она шла медленно, внимательно глядя под ноги и только почти уткнувшись в дверь магазина, подняла голову.
Торгового центра не было. Вернее, был, но вместо привычных реклам в полутьме белели вывески с какими-то надписями, а дверь была заперта на висячий замок. «Я сошла с ума!» - билась в голове Алены навязчивая мысль. Она огляделась и вскрикнула. Буквально в двух шагах от нее стоял лысый высокий мужчина в черном плаще и пристально глядел на нее.

* * *
Задыхаясь, Алена бежала по полутемным улицам, хаотично сворачивая в попадавшиеся переулки. В ушах все еще стоял собственный панический вскрик. Ноги то и дело подворачивались, и она только чудом до сих пор не упала. Наконец девушка совсем задохнулась и перешла на шаг. Кажется, за ней никто не гнался. Удары сердца отдавались в ушах таким громким и частым стуком, что она просто ничего не слышала.
Под фонарем Алена остановилась и стала оглядываться. Уже понятно – заблудилась окончательно. В домах вокруг не было и проблеска света. Вроде, еще не так поздно, но, кажется, все уже легли спать. Даже голубоватого света телеэкранов и компьютеров не просматривалось. Девушка тяжело вздохнула. После бега холодно ей еще не было, но уже потряхивало от пережитого. Да и температура на улице все сильнее падала. От дыхания шел пар, это особенно было видно в призрачно-белом свете красивого старинного кованого фонаря.
Куда идти? Что делать дальше? Эти вопросы приводили Алену в полную растерянность. Не то что бы она забыла о расставании с Максом, но сейчас утренние события казались какими-то далекими, давно пережитыми. Темный чужой город пугал гораздо больше, чем встреча с бывшим… Кем? Парнем, возлюбленным, сожителем? От последнего, всплывшего в мозгу определения Алену передернуло. Какое-то оно пошлое, грубое, отвратительное.
Нужно кого-то спросить. Девушка уже была почти готова позвонить или постучать в первую попавшуюся дверь. Ведь есть же здесь живые люди! Даже если она кого-то разбудит, даже если ее обругают… Лишь бы показали дорогу к гостинице или хоть – к ближайшей остановке.
«Ой, кака-й-я цыпочка!» – слащаво протянул кто-то сзади высоким голосом.
Алена резко обернулась, к ней, широко раскинув руки и слегка покачиваясь, приближался, рыхловатый молодой мужчина в незнакомой форме, похожей на старинную военную. Черные усики, зализанные волосы. На правой щеке чернела крупная родинка. Он облизнул полные красные губы.
«Не трогайте меня!» - почти взвизгнула Алена и бросилась было снова бежать, но каблук соскользнул с камня, нога подвернулась, и девушка неловко упала вперед, больно ударившись обеими ладонями. Она сгоряча попыталась вскочить, но каблук был явно сломан, а голеностоп отозвался такой резкой болью, что она тут же рухнула обратно на тротуар. «Второе падение за день, бред какой-то! – пронеслось в голове. - Колготки окончательно превратились в лохмотья».
Мужчина глупо захихикал, постоял на месте, словно любуясь ее безпомощностью и двинулся к ней, улыбаясь так похотливо, что Алену затошнило. «Ой-мамочки!» - пробормотала девушка и поползла из-под фонаря в темноту. Неожиданно совсем рядом скрипнула дверь и почти над головой Алены закачалась керосиновая лампа, за светом которой не разглядеть было толком, кто ее держит. Только темная складчатая юбка слегка коснулась лица девушки.
- Помогите! - хотела крикнуть Алена, но получился почти шепот.
- А-ну пшел отсюда! – резкий женский голос ударил по ушам. – Здесь господам офицерам не место!
Мужчина, остановился и привалился к стене.
- Ой, это кто тут такие смелые?! – он снова захихикал. – А мы…
Раздался выстрел. Алена округлившимися глазами смотрела на то место, где, почти у ног мужчины пуля высекла из камня искру.
- Следующая будет в тебя! – крикнула женщина.
Офицер в недоумении оглянулся. Он взялся было за висевшую на боку шашку, вынул ее на половину, но вдруг махнул рукой, едва не поскользнувшись на мокром тротуаре и медленно пошел по улице, широко шагая и напевая что-то себе под нос.

* * *
- Маш, ну я пошел? – Антон застегнул куртку и распахнул входную дверь.
- Иди с Богом! – Маша выглянула из кухни, спешно допивая остывший чай. – Позвони, прежде чем ехать на баскетбол. Расскажи, как прошла встреча.
- Конечно, - Антон захлопнул дверь и быстро сбежал по лестнице вниз.
Первый снег местами превратился в слякоть. С крыши капало. Ветер менял траекторию капель и некоторые попадали Антону точно за ворот. Он перепрыгнул через невысокий декоративный заборчик и наискось пересек проезжую часть. Вороны оглушительно закаркали, когда он вошел в парк. Им явно не нравилось соседство человека на территории, которую птицы давно считали своей. Антон перекрестился на крест храма и вслед ему что-то грубое крикнул бомж в промокшем коричневом пальто, по-деловому достававший бутылки из фигурной голубой урны.
Настроение было паршивым. После исчезновения Алены все чувствовали себя словно виноватыми друг перед другом. Особенно страдала Маша. Ей казалось, что надо было вести себя в милиции более настойчиво, добиваться начала поисков. Если бы она не растерялась, если бы требовала, пошла бы к начальству…
Но Антон считал главным виновником Макса. Максим Валерьевич, конечно, выглядел не весело, но и особо скорбящим его тоже никто не видел. Даже в местную милицию (ой, пардон, полицию) они с Машей пошли только после ее настояния. И опять он там мялся и жался, как и в прошлый раз. Заявление приняли, но участковый ясно дал понять, что либо Алена вернется сама, либо… В общем, в столицах пропадает столько людей со всех регионов, что искать молодую, симпатичную девчонку всерьез никто не станет. Всякий решит, что она сама пустилась на поиски приключений.
Размышляя, Антон и не заметил, как дошел до того кафе, в котором они договорились встретиться с Toni. Под таким ником писал его новый знакомый на генеалогическом форуме. Впрочем, и сам Антон не стал представляться своим именем, а предпочел остаться для Toni Stavros-ом. Он обычно избегал встреч в реале. Но здесь, когда появилась возможность узнать что-то новое о своих предках, Тоша не удержался. Да и Маше было интересно. Сначала она собиралась на встречу вместе с ним, но позвонила напарница и попросила ее выйти пораньше, чтобы отпустить ту к больному ребенку.
Кафешка была совсем маленькой. Столиков шесть, кажется. Антон снял куртку и пристроил ее на вешалку у двери. Кафе было оформлено в псевдорусском стиле. Деревянные, крытые лаком фигуры зверей по четырем углам. Расшитые красными и черными узорами скатерки на столах. Рушники, завязанные на столбиках у барной стойки. Серые с цветными полосами половики ручной работы на полу. Приятно пахло свежезаваренным кофе и пиццей.
Пара столиков была занята. За одним мать с дочкой, девочкой лет десяти, поглощали пирожные. За другим двое парней пили пиво и закусывали сосисками в тесте. Антон хотел было подойти к ним, чтобы поинтересоваться, не его ли они ждут. Но тут в кафе появился еще один посетитель. Антон обернулся и передернулся. Перед ним стоял Максим Валерьевич.
- Здрасте! – пробормотал Антон неуверенно.
Макс кивнул, оглядел помещение и произнес негромко:
- Stavros, как я понимаю?
- А мне Вас Toni называть?
- Ладно. Пошли за столик, любитель истории, - Макс тоже снял куртку, но не повестил ее на общую вешалку, а аккуратно пристроил на спинку стула. – Садись, - он сам опустился за ближайший к входу столик.
Макс был недоволен встречей. Этот дерзкий мальчишка надоел ему еще в школе. А потом еще его сестра… достала поисками Алены! Но не отказываться же теперь от информации о прадеде. Мало ли куда эта ниточка может привести. Он заказал пиццу и черный кофе, оттягивая разговор.
Антон тоже молчал. Он не стал ничего заказывать и теперь размышлял. Может быть, стоит просто уйти? Было дико, что этот… Антон сдержался и не стал обзывать Макса даже мысленно, имеет какое-то отношение к его предкам, к их делам.
- Антон, ты письма принес? – Макс отхлебнул кофе и чуть поморщился. Сахара было маловато.
- Принес. – В принципе, если быстренько обменяться бумагами, то, может, и ничего? Самое-то интересное в бумагах, а не в Максе.
Антон полез в рюкзак и достал оттуда завернутые в прозрачный файлик письма. Но не спешил протягивать их Максу.
- А Вы?
Макс хмыкнул.
- Не доверяешь? Да принес-принес, - он достал из внутреннего кармана куртки такой же файлик с пожелтевшим от времени конвертом и протянул Антону. Антон положил свои письма на стол.
Последующие десять минут они не разговаривали. Оба просматривали письма и фото. Макс положил в конверт еще и фотографии прадеда с другом.
- Они были близкими друзьями, - грустно произнес Антон, откладывая письма.
- Н-да. А что значит подпись «и. И. Сущевский»? Первая «и» почему-то маленькая? – Макс все еще держал письма в руке. Кофе он уже допил. Пицца оказалась невкусной, и он оставил половину на тарелке.
- Иерей, то есть священник Иван Сущевский.
- Вот как, - Макс кивнул. – Интересно. Как я понимаю, мой прадед был влюблен в Дашу, сестру Сущевского. И росли они где-то рядом, видимо, в соседних имениях.
- Да. Это в Тверской губернии. Мне мама на карте показывала. Она там в детстве была как-то. Ее дедушка специально туда возил, показать, откуда мы родом. Там большое село, а рядом, на холме, заброшенный дом. Его на бумажной карте, конечно, нет. Только само село. Но я потом на «яндекс-картах» место нашел, там этот дом видно. Он двухэтажный был. В советское время там сделали клуб, а в 90-е ремонтировать перестали, и он стал разваливаться. Мама видела, как там уже крыша провалилась с одной стороны.
- Тогда покажешь на карте на следующем уроке. Когда там у вас?
- В пятницу, - кивнул Антон, отказываться было не удобно. – А где дом Вашего прадеда, я не знаю. Но, видимо, где-то недалеко.
Макс кивнул. Ему, в сущности, было все равно, где тоже наверняка развалившийся дом прадеда. Судя по всему, что-то, о чем писал Сущевский другу, было спрятано именно в имении Сущевских и как-то связано с Дашей.
- Ну, ладно. Я тогда пойду? – Антон встал.
- Погоди. Сейчас зайдем в соседний магазин, там ксерокс с твоих писем сделаем.
- Ага. Мне тогда тоже, с Ваших, - кивнул Антон. Ему было как-то странно, что Макс так интересуется историей семьи. Это не вязалось с образом.

Глава 9

Алена лежала на постели и тихонько оглядывала комнату. Озноб уже прошел. Она вытащила руки из-под толстенного одеяла и теперь рассматривала «бабушкинскую» ночнушку, которую вечером выдала ей нежданная спасительница. Белая, хлопчатобумажная, с изящной ручной вышивкой, эта ночная рубашка смотрелась бы уместно где-нибудь в музее одежды. Алена опустила ноги на пол. Сквозь синие шторы пробивался утренний свет. Лодыжка была перетянута бинтом из плотной, застиранной желтоватой ткани. Нога побаливала, но не сильно.
Анны в комнате не было. Алена смутно помнила вчерашний вечер. Кажется, она сильно плакала и не могла отвечать на расспросы хозяйки дома. Анна вела себя сдержанно и очень по-деловому. Поняв, что толку от гостьи не добиться, она перевязала ей ногу, напоила чем-то (кажется, она упоминала опиум, но Алена не поверила) и уложила спать на перину.
Дом был явно старый. Создавалось ощущение, что Алена угодила в музей. Даже самовар на столе и часы с боем на стене присутствовали. И самовар был явно не элементом декора. Вчера Анна пыталась поить из него чаем плачущую Алену. Со стороны двери раздался грохот. Алена ойкнула и подобрала ноги.
- Не бойся! Я дрова принесла, - Анна заглянула в комнату.
- А в туалет можно? – неловко поинтересовалась Алена, натягивая на голые ноги свои короткие сапожки. Никаких тапочек не было и, кажется, вчера она ходила по комнате в толстых носках, выданных хозяйкой.
- Иди за мной. Забыла? Я же вчера показывала.
Анна казалась строгой и до неприветливости сдержанной. Было даже странно, что она заступилась за Алену и приютила ее. Темная юбка в пол, розоватая блуза. Волосы, явно длинные. собраны в сетку на затылке. Строгие черты худого лица. Она была, пожалуй, почти красива, но словно выставляла барьер между собой и всеми окружающими. Барьером служила и эта несовременная, пригодная, скорее, для старухи, одежда и, особенно, выражение лица. Алене вдруг захотелось быстрее оказаться в гостинице, среди детей. Пусть там даже будет Макс. В конце концов, она переживет уже как-нибудь этот разрыв.
Туалет был холодный. Он располагался в задней части дома. Путь туда вел через длинный коридор с какими-то кладовками. Алена в ночнушке и накинутой сверху куртке успела замерзнуть, а умывание ледяной водой добавило удовольствия. Н-да, условия под Питером, однако! Аленка поежилась. Но не высказывать же неудовольствие девушке, которая ее спасла.
- Спасибо Вам большое! – начала Алена, глядя, как Анна накрывает на стол. Печь уже была растоплена. Дрова потрескивали и через чуть приоткрывшуюся дверку виднелись отблески пламени. – Я хотела спросить, а телефон у Вас есть? Меня в гостинице ждут. Потеряли уже, наверное.
- В гостинице? Ты что - приезжая? – Анна хмуро глянула на нее.
- Ну, да. Мы с классом, с детьми, приезжали. Питер, Царское Село смотрели. Я учительница.
- Учительница? – на лице Анны мелькнула недоверчивая усмешка. – А чего ж в таком виде?
Аленка смутилась.
- Я… В общем, я поссорилась со своим молодым человеком. Расстроилась, убежала и заблудилась. Потом промокла под дождем, колготки об лавочку порвала… А потом еще и под машину попала. В общем, все и сразу. И если бы не Вы, то на этом бы не закончилось.
- Офицер?
- Кто? – не поняла Адена.
- Ну твой этот, который тебя бросил? – Анна притащила самовар и присела у стола.
- Н-нет, - у Алены задрожали губы. Она вдруг поняла, что сейчас с ней повторится вчерашняя истерика.
- Садись. Чаю попьем. Потом расскажешь. Только вот, на, переоденься. Не так же ты к себе в гостиницу пойдешь.
Анна вытащила из шкафа юбку, в которой, кажется, была вчера. Темно-коричневая, и складки с двух сторон. Алена никогда не носила такое. С другой стороны, длинная юбка хотя бы прикроет порванные колготки, раз уж у хозяйки нет запасной пары. Алена натянула хозяйскую юбку и собственный малиновый джемпер. Получилось совсем неплохо. Свою короткую юбку она аккуратно сложила и оглянулась:
- А у Вас пакета не найдется?
Анна пожала плечами, достала из-за печки кусок упаковочной бумаги и протянула ей.
- Заверни. И откуда ж ты, такая необычная? – поинтересовалась она, снова присаживаясь к столу. Только про учительницу больше не ври. Или тебя этот твой нарядил в такое непотребство? – Анна кивнула на сверток с Алениной юбкой. – А потом выгнал?
- Нет. Я… - Алена растерялась. Она не могла понять, почему Анна ей не верит.
- Впрочем, можешь и не рассказывать. Мне-то что, - махнула рукой хозяйка, снова присаживаясь к столу.
- А телефон? – робко переспросила Алена.
- Да откуда ж у меня тут телефон? – с неподдельным удивлением воззрилась на нее Анна.
- Ну, тогда, скажите, пожалуйста, как мне к вокзалу пройти. Мне надо в Питер вернуться.
- Посиди. Чаю выпей. Печь закрою, провожу тебя. Не безпокойся, я сейчас мало топлю. Тепло еще. А мне в ту сторону, все равно, по пути, - Анна хлопнула по стулу рядом с собой. – Садись. Только вот, как ты поедешь-то – без денег, без паспорта?
- Ой! – Алена, присевшая было, вновь подскочила, но потом растерянно опустилась на место. Она посмотрела на часы и снова ойкнула. – Наши ведь уедут через два часа! Мне ж потом домой не добраться!
- Ну, за два часа ты и сейчас уже не доберешься, - покачала головой Анна. – Доехать-то недолго, но пока дойдем, да пока там доберешься.
- Тогда я сейчас сразу пойду! Вдруг успею.
- А деньги, паспорт?
Алена уже натягивала куртку.
- Я прямо в полицию пойду, скажу, как есть – попала в аварию, сумочка пропала. В ней все деньги и документы. Они же должны тогда меня безплатно посадить?
- Ну, не знаю, - покачала головой Анна. – Что ж, пойдем. Попрошу соседку печь закрыть. – Она накинула на голову серую шаль, облачилась в пальто, по цвету чуть темнее шали, и двинулась за Аленой.

* * *
- Вот, здесь, видите? Вот на этой горке, - Антон склонился к ноутбуку, стоявшему на столе Макса в кабинете английского.
Максим вглядывался в снятое со спутника изображение: какие-то кусты, строения, лесополоса почти сразу за домом. До деревни недалеко.
- Антон, а твоя мама не говорила, туда добираться сложно? Ну, что там – автобус, поезд?
- Не знаю, - Антон пожал плечами. – А Вам зачем? Вы что, ехать туда собрались? Думаете, отец Иоанн в этом доме что-то спрятал.
Макс помолчал.
- Просто интересно, - произнес он неуверенно. Он сам для себя ничего еще не решил. С одной стороны, мысль о кладе будоражила. С другой, было как-то все слишком сложно, да и мало реально.
- А давайте вместе поедем! – Антон глядел на него с надеждой. В этот раз даже всегдашняя неприязнь у него заменилась любопытством. – Даже если не клад, просто посмотреть на эти места, где жили предки. Это же так интересно!
- Ну, положим, у тебя – учеба, у меня работа, - протянул Максим.
- Максим Валерьевич, туда же можно и за выходные вполне успеть. Чего нам там долго делать? Маша меня с Вами отпустит, а одного – вряд ли.
- Ладно, посмотрим. Сначала надо все узнать, как добираться, и вообще.
- Эй, сердцеед! Ты че там завис? – Стас заглянул в кабинет. – Большая перемена – не такая уж большая. Отпускай ребенка и пошли ко мне.
- Здрасте! – Антон протиснулся мимо трудовика и рванул по лестнице. Физкультура должна была вот-вот начаться, а еще переодеваться в «спортивку».
После расставания с Аленой Макса стали звать сердцеедом все приятели. Это раздражало безумно, но ничего поделать он не мог. Чем больше он выражал неудовольствие, тем веселее становилось остальным. Теперь он сменил тактику и делал вид, что ему все равно.
Они уже почти дошли до любимого закутка, когда наперерез им из столовой появилась Элеонора.
- Элеонора Витальевна, наше Вам с кисточкой! – раскланялся Стас.
- Станислав Игоревич, Максим, я за Вами, - Элеонора загадочно улыбнулась. – Берите остальных мальчиков и в кабинет химии. Если у кого урок, пусть подходят позже.
- И что у нас там, в химии нахимичили? – Стас подмигнул Максиму. – Мы-то, уж, точно не пропустим.
- У Лидочки день рождения! Она всех приглашает на тортик. Так что, мальчики, мы вас ждем!
Макса передернуло. Он вообще с трудом переносил «биологичку» с ее ужимками и игрой в девочку с ровесниками и в умудренную даму – с молодежью. Кроме того, ему хотелось подумать, прикинуть, стоит ли ехать? Или это чистой воды авантюра? А с другой стороны, что он теряет? Ну проведут они уик-энд в русской деревне. Что ж особенного? Да и поедет не один. Хоть Антон ему все мозги, пожалуй, «вынесет», а все же, одному ехать почему-то не хотелось.
- Э, ты совсем куда-то улетел! – покачал головой Стас. – Я ему уже минут пять рассказываю, как моя французская племянница мне назначила встречу в Москве, а он и ухом не ведет. Пошли, уж, к дамам – у них и заварка лучше, и тортик пока не съели.

* * *
Маша сполоснула хлорофитум из душа и оставила в ванне, чтобы вода стекла. Эти зеленые лохматые «растрепы» завела еще мама. Она говорила, что эти растения очень полезны, так как питаются вредными веществами, удаляя из воздуха продукты горения газа, аллергены и так далее. Теперь хлорофитумы у них стояли на всех окнах, а также у газовой плиты и у компьютера. Размножать их оказалось очень легко, достаточно было обрезать ус с деткой, подержать его в воде до отрастания корней и высадить в землю.
- Марья Алексевна, вот ты где?! – в дверях ванной появилась голова Антона.
- Тоша, привет! Ты обувь снял или опять полы пачкаешь? – Маша вытерла руки и вышла в коридор.
- Я только сделал два шага от двери! И исключительно из желания скорее увидеть тебя, о сестра моя! – высокопарно, но слегка придушенно произнес Антон, согнувшись и запихивая обувь на полку.
- Ну, куда ты суешь? Не протер же еще! – Маша забрала сапоги и понесла их в ванную. – И чем ты, брате, так доволен?
- Машечка, а ты любишь клады? – Антон попытался забрать обувь. – Давай, я сам протру.
- Я, Тоша, авантюры не люблю, - Маша поглядела на него с подозрением. – И что же ты задумал, братец-кролик?
- Маш, я сегодня с «англичанином» говорил.
Маша поморщилась.
- Что-то опять с английским или ты снова занялся общей с ним генеалогией?
- Маш, я показал ему наш дом. Ну, в смысле, дом прадедушки. Возможно, в этом доме что-то спрятано, и наш прапрадед доверил его прадеду эту тайну. И, следовательно, мы теперь, как наследники, просто обязаны разобраться с тем, что там хранится.
- Та-ак, - Маша поставила суп на огонь и посмотрела на брата строго. – И как ты собрался с этой тайной разбираться, кладоискатель начинающий?
- Так я это… Во-первых, не я. Идею высказал Максим Валерьевич. Он хочет, чтобы я с ним поехал туда, показал наш дом, - Тоша неловко поерзал на стуле под пристальным взглядом сестры. Он не то что бы врал, так – слегка увлекся и преувеличил. – А представляешь, если там, правда, клад?! Мы ж тогда весь мир с тобой объедем. И работать тебе не надо будет. Пойдешь учиться, куда захочешь.
- Это все, конечно, прекрасно, - тон Маши не обещал ничего хорошего, - но на какие такие деньги ты собрался ехать сейчас, пока клад еще не найден?
- Машка, ну как ты могла подумать, что я покушаюсь на наш скромный бюджет?! – Антон состроил выражение на лице в стиле «оскорбленная невинность». – Я все продумал. Есть сайт «Бла-бла.ру». Там люди ищут попутчиков и едут за небольшие деньги или совсем безплатно, куда им надо. Очень удобно.
- И ты серьезно считаешь, что я тебя отпущу неизвестно куда, неизвестно с кем? – Маша подняла бровь точно, как это делала мама.
- Машечка, ты просто ничего не поняла! – Антон перестал хлебать суп и поднял кверху палец.
- Ну, да. Куда, уж, нам, сиволапым? – хмыкнула Маша.
- Я тебе все покажу. Ты будешь знать, с кем именно я еду, и номер машины тоже. Это совершенно безопасно. Ну, и потом, я ж не один еду.
- Тоша, безплатный сыр бывает только в мышеловке, - Маша забрала у него тарелку и достала вазочку с вареньем. – Я не верю в безопасные благотворительные варианты.
- Марья, так нельзя! Ты перестала верить в добро, верить в людей! – с пафосом возгласил Антон, накладывая варенье в изящную фарфоровую розеточку. – Ты устала, садись пить чай, и мир покажется тебе лучше.
- Чай – это хорошо. Но на счет поездки даже и не думай, - покачала головой Маша. – Мама бы никогда не позволила. А сейчас я несу всю ответственность, а она с Небес наблюдает, как мы живем и печется о нас.
Антон понял, что пора отступиться. Когда Маша вспоминала маму, шутки и настойчивость были неуместны. Но отказаться от идеи было совершенно невозможно. Он доел, помолился после еды, но сделал это почти автоматически. Мысль о поездке не выходила из головы. В конце концов, он же – почти взрослый человек. И паспорт у него есть, да и поедет он не один. Надо только уговорить «агличанина» ехать на попутках. На поезд денег нет и не будет. Он, конечно, знал, где у Маши хранятся деньги, но взять их оттуда было бы просто воровством.
А если там и впрямь – клад?! Антон поглядел в окно. Вдруг это – дар им от Господа. И тогда они смогли бы реализовать все мечты, и не пришлось бы больше отказывать себе не только во всем интересном, но и просто в необходимом.

Глава 10

Алена шла за Анной и поминутно оглядывалась. Вокруг творилось что-то совершенно ненормальное. Она уже убедила себя, что вчерашние мужики и лошади ей привиделись на почве нервного перенапряжения, а может быть, и удара головой. Но сегодня вокруг было светло, голова больше не болела, Анна шла, как ни в чем не бывало, а вокруг было все не так.
По дороге проехала коляска, запряженная парой лошадей. Кучер в кафтане (или в чем там?) лениво понукал их. В коляске сидел немолодой мужчина (так и хотелось сказать – господин) и поглядывал по сторонам. Чуть впереди их шла дама и вела за руку ребенка. Юбка ее была столь длинной, что касалась снега, на голове красовалась изящная шляпка с перышками, которую Алена могла бы одеть только на ретро-вечеринку. Коляску обогнал стройный офицер на вороной лошади. Кучер слегка шарахнулся в сторону, но офицер уже проехал. И даже автомобиль, обогнавший коляску, не был современным Алене. Это была изящная машинка с раскладывающимся кожаным верхом, чем-то похожая на карету.
Все походило на съемки исторического фильма. Вот только камер и операторов почему-то нигде не было видно. Алена чувствовала, как на нее все смотрят. Кучер даже обернулся пару раз. В своей ярко-красной куртке она чувствовала себя неуютно. Люди вокруг были одеты совсем иначе. Длинные пальто, кафтаны. Ярких цветов не встречалось вовсе. Аленке вспомнилось известное фото: на черно белом фоне Лондона красный автобус. Она сейчас была как раз таким «автобусом». Ребенок, шедший с матерью впереди, даже раз показал на нее пальцем, но дама строго погрозила ему, и мальчик успокоился.
- Ну вот тебе вокзал, - махнула рукой Анна. – Полицейских там сама найдешь. А я пойду, мне еще молока купить надо.
- Спасибо Вам! – Алена робко и растерянно улыбнулась. Честно говоря, у нее совсем не было уверенности, что возвращение в Петербург вернет ей ее время.
Анна слегка поклонилась в ответ.
- Иди-иди, опоздаешь. Ну а если что - возвращайся, дорогу-то запомнила?
Аленка кивнула и Анна, свернув в сторону, исчезла за порогом какого-то магазина.
Уже с полчаса Алена стояла у вокзала и широко распахнув глаза рассматривала паровоз и красивые вагончики. Сомнений больше не осталось – это не было ретро-реконструкцией. Иначе пришлось бы переоборудовать слишком многое. Да и люди вели себя естественно. Никакой режиссер не регулировал их поведение.
Из вагонов выгружали на носилках раненых. Кто-то из толпы на платформе крикнул: «Ура!» и остальные дружно поддержали. Кричали даже девочки с цветами в руках. Они подбегали к раненым и неловко совали им букеты. «И откуда взяли-то? Зима почти», - мелькнула у Алены мысль.
- Забастовка на заводах! Последние новости! Петроградские рабочие прекратили работу! Самые свежие новости! Последние новости с фронта! – прокричал рядом мальчишка, размахивая газетой. Его визгливый голос резко ударил по ушам. Алена отшатнулась и увидела Анну. Девушка шла к ней, аккуратно огибая носильщиков и семьи с вещами.
Что ж, Алена была только рада, она совсем не была уверенна, что найдет дом Анны. А больше пойти было просто некуда. Осознание безсмысленности возвращения в Петербург уже пришло к ней окончательно. Ее прошлое, а для нынешних людей – будущее, от этого не вернется. Но почему-то в этом времени ей было веселее. Светило солнышко, легкий морозец чуть пощипывал разрумянившееся лицо, и тяжесть от расставания с Максом ушла куда-то далеко-далеко и почти не ощущалась. А город и люди вокруг казались такими красивыми, как со сказочной картинки.
- Ну, что? Не поехала? – Анна, кажется, была почему-то довольна этим.
Алена покачала головой.
- Не поехала.
- Тогда пошли домой. Я, уж, все купила. Ты за завтраком и не поела ничего.
- Анна, какое сегодня число? – все же решилась спросить Алена.
- Восемнадцатое. Ты что, с датой ошиблась? – Анна удивленно подняла бровь.
Аленка пробормотала в ответ что-то невразумительное. 18 октября – судя по погоде: морозец слабый, снега еще мало совсем. Значит она в прошлом – лет за сто до своего времени. Условно. В ее времени это было 31 октября, но здесь же еще старый стиль. Она решила не уточнять у Анны год, чтобы совсем не сойти за сумасшедшую.

* * *
Антон перекрестился на святой угол, достал из-под кровати заранее приготовленный рюкзак, закинул его на плечо и вышел из комнаты. На секунду он замедлил в коридоре и чуть приоткрыл дверь в большую комнату, где после смерти родителей на сложенном диване стала спать Маша. Девушка спала, закутавшись в одеяло, так, что видна была только темная макушка. Антон закусил губу и широко перекрестил ее. Что-то вспомнив в последний момент, он заглянул на кухню, вынул из кармана листок бумаги и положил на середину стола.
Совесть мучила его все сильнее. Машка, конечно, расстроится. Но что делать-то?! Она же ни за что не отпустит его в эту поездку! Пришлось соврать «англичанину», что Машка его отпустила. А куда деваться? Ладно, после возвращения надо будет попросить у всех прощения. В конце концов, не четвертуют его – простят.
Осень выдалась на редкость теплая. Уже несколько раз прилично подмораживало, но сегодня снова все растаяло. И для поездки это было очень подходяще. Не по сугробам же там лазить. Обсудив все варианты, они выбрали электричку. Дешевле все-таки. Потом еще придется пару часов на автобусе трястись, но ничего не поделаешь. Все равно, к понедельнику можно успеть вернуться. А если и задержаться, тоже ничего страшного – после каникул никто еще особо в учебу не втянулся. Никаких контрольных не предполагается. Ехать на попутках, договариваться на сайтах Макс отказался категорически: «Глупость какая! На дорогу неизвестно сколько времени потратим. Да и ждать от машины до машины на холоде – как бомжи какие-то».
В электричке было прохладно. Старый вагон, хоть и окна заменили на новые. Антон скрестил руки на груди и засунул пальцы поглубже в рукава. В перчатках сидеть было как-то глупо. Макс смотрел в окно и размышлял – стоило ли вообще поддаваться на эту авантюру? С одной стороны, он ничего не теряет, с другой – холодно, слякотно. Невеликое удовольствие – так проводить выходные. Мать, вот, разволновалась даже, когда узнала, что он поедет смотреть места, где жил прадед. Всплакнула чуть-чуть, мечтала и сама поехать, посмотреть. Только чего там смотреть-то?
Настроение было отвратительным. Ранние подъемы, даже на привычную работу, Макс всегда переносил тяжело. А сегодня пришлось вставать вообще в четыре, так как в полшестого отходила первая электричка. И еще, сегодня ему приснилась Аленка. В первый раз с тех пор… Она была не то что бы грустная, но какая-то сосредоточенная и словно упрекала его взглядом.
- Ну, и как тебя сестра легко отпустила? – Макс решил завести разговор, чтобы как-то избавиться от воспоминаний об Алене.
- А? – переспросил Антон. – Ну, да.
- И что, если клад найдем, на что будешь его тратить? – Макс усмехнулся и с удовольствием потянулся.
- Ну, Маше надо высшее образование получить, да и мне тоже. А она не может, потому что работать вынуждена.
- Можно же заочно учиться, - пожал плечами Максим.
- Ага. Только она на двух работах, плюс – все хозяйство на ней. Когда учиться-то?! – Антон глянул на Макса почти враждебно.
- А ты что же – не помогаешь? – подцепил его Максим.
- Помогаю. Но мне же еще и на уроки ходить приходится, время тратить. На Ваши, например, - не остался в долгу Антон.
- Ну, ладно, выучишься ты. А дальше? Куда бы ты деньги потратил?
- Поехал бы путешествовать, - на лице Антона мелькнуло мечтательное выражение. – В круиз бы вокруг света. Вместе с Машей. Она тоже путешествовать мечтает. Только она бы свою долю, наверное, нищим раздала. Она такая! Не то, что я, - вздохнул Антон.
Тема денег была для него сегодня самой больной. На дорогу он взял их тайком - из тех, что Маша копила ему на новую куртку. Он, честно говоря, надеялся заработать сам на мойке машин, где у него недавно появился приятель. Но не успел. Пока не успел. Но еще, ведь, заработает и все вернет, чтобы Машка не расстраивалась. Да и взял он не все – немного, чтобы только впритык на дорогу хватило. Даже из еды купил себе только хлеба и огурцов. Только вот в голову все время лезла мысль, что деньги он украл. И теперь придется так и сказать на исповеди. Или не украл? Ведь эти деньги Машка для него и копила – ему же на куртку. Так, может, можно считать эти деньги своими?
- А я бы вложил их в хорошие такие акции. Во что-нибудь безпроигрышное: в добычу алмазов, там, или в нано-технологии. И больше никогда бы работать не пришлось, - Макс поглядел на бело-золотое солнце, уже выползавшее потихоньку из-за леса.
- И что бы Вы делали тогда с утра до вечера вместо работы? – полюбопытствовал Антон, с удивлением глядя на Макса.
- Разве, когда есть деньги – это вопрос? – удивился в ответ Максим. – Девушки, пляжи, яхты, автомобили, клубы. Да мало ли развлечений? – он усмехнулся.
- Кажется, на следующей выходить, - Антон прислушивался к объявлению. – Еще немного и на месте.

* * *
Маша выписывала квиточки на получение результатов флюорографии, объясняла, куда проходить, где раздеваться, во сколько будут результаты. Но врач, немолодой добрый дядька, уже пару раз глянул на нее с немым вопросом. Взгляд у Маши был отсутствующим. То, что сотворил Антон – не лезло ни в какие рамки! Такой разумный, добрый, честный мальчик… И если он способен на такое в 15 лет, что же будет потом?
Девушка закусила губу. Этот жест у них с братом был общий. Больно и страшно. Она запрещала себе думать о том, что с ним может что-то случиться. В конце концов, они поехали вдвоем. Хотя Максиму она не доверила бы и сумку из булочной донести. И деньги! Как он мог взять те деньги, которые она по копеечке собирала в копилку, потом обменивала эту кучу мелочи, краснея перед продавцами, и радостно прятала в книгу-шкатулку несколько бумажных купюр?
- Машенька, а не пойти ли Вам домой, голубушка? – доктор с сочувствием заглянул ей в глаза. – Или заболели, или случилось что?
- Ох, Иван Андреевич, неужели так заметно? – смутилась Маша. – Я что ошиблась в чем-то?
- Ну, что Вы, милая! Вы, как всегда, работаете безупречно. Только глазки Ваши грустные Вас с головой выдают.
- Да нет, я… Ничего такого страшного, - Маше хотелось поделиться, но было как-то неловко обсуждать Антона с чужим человеком. – И домой мне идти сейчас не стоит. Только еще тяжелее будет в четырех стенах. Здесь хоть как-то отвлекаюсь.
- Ну тогда будем пить чай. – Иван Андреевич сам закрыл изнутри задвижку и поставил чайник. – Я сегодня замечательный чай принес. Это кипрей, он же – иван-чай. Друг прислал, он его сам собирал, ферментировал, сушил, обжаривал. Изумительно получилось. Сейчас попробуете, только немножко настоится.
Иван Андреевич говорил и говорил, разливая ароматный напиток по чашечкам, когда-то им самим купленным специально в кабинет. Он не терпел современных кружек с яркими надписями и картинками, оскорблявшими его эстетическое чувство. И Маша с удовольствием пила с ним чай из классических белых чашечек с золотыми каемочками. Она даже сама приобрела для этих чаепитий сахарницу и заварник в стиль чашечек и подарила их добрейшему доктору на день рождения, чем он был несказанно доволен.
Вкусный чай, пряники, еще не съеденные с прошлого раза; ириски и болтовня доктора как-то расслабили и успокоили Машу. Слово за слово она рассказала ему о своих проблемах.
- Ну а что же Вас удивляет, моя дорогая? – Иван Андреевич улыбнулся и подлил себе чайку. – Это совершенно нормально. Мальчик взрослеет, учится сам принимать решения. И решения эти не всегда будут удачными. Но только так нарабатывается жизненный опыт.
- Но ведь это предательство! Предательство наших отношений. Ложь и эти деньги… Как теперь смотреть ему в глаза? Как доверять?
- Полагаю, что Вы слишком обостренно все это восприняли, голубушка, - доктор покачал головой. – Но ведь вера Ваша учит прощать. И Вы, конечно, простите этого непутевого мальчишку. И будете прощать еще много-много раз. И ни за что не позволите этим его поступкам разрушить Ваши отношения. Ведь так?
- Наверно, так, - Маша безпомощно посмотрела на него. – Но…
- Это не предательство, Машенька. Это безбашенность мальчишеская. Ну скажите, разве он причинил вам осознанное зло? Ведь он сам только и мечтает помочь вам. Поставьте себя на его место – найти клад, осчастливить сестру, снять с ее плеч все проблемы! Вот что является его целью. А средства… Что ж, безспорно, средства он выбрал неподходящие. Но ведь он еще мальчишка, - доктор улыбнулся и стал споласкивать чашки в маленькой раковине, спрятавшейся за ширмой в углу кабинета.

Глава 11

- Ой, спасибо! – Алена даже сделала непроизвольное движение, чтобы обнять Анну, но смутилась. Она за эту неделю так и не определилась, на «ты» они или на «вы». – Паспортная книжка!
Аленка провела пальцами по матерчатой черной обложке и улыбнулась. Все это время она волновалась – как жить в этом времени без документов? И хотя Анна успокаивала, что ее знакомые устроят ей паспорт и даже денег не возьмут, так как обязаны за что-то самой Анне, Аленке не верилось. И только сейчас, когда она взяла паспорт в руки, она почувствовала себя здесь полноценным человеком.
- Ты так смотришь на нее, как будто первый раз видишь, - хмыкнула Анна и отошла к столу, где была заготовлена стопка белья для глажения.
- Да я сама поглажу! – встрепенулась Алена. Ей хотелось как можно больше отблагодарить Аню. Но получалось, что пока она только «сидит на шее». Аленка слишком мало умела в этом времени. Растопить печь у нее получилось только на третий день. А самовар ставить она и до сих пор не научилась. Анна теперь поглядывала на нее, как на сбежавшую от родителей знатную девицу.
- Сиди уже, любуйся! – снова усмехнулась Анна. Она, по непонятной причине, словно привязалась к Алене и теперь опекала ее как старшая сестра. – Видишь, и имя подошло. Алена – это ж в крещении Елена и есть.
- Паспортная книжка. Безсрочная. Выдана Петроградской Мещанской Управой, тысяча девятьсот шестнадцатого года, февраля месяца, 24 дня, - шепотом читала Аленка, выйдя на кухню, чтобы не видела Аня. – Цена книжки 15 копеек. № 496. Владелец книжки: Иванова Елена Петровна. Звание: Петроградская мещанка. Время рождения: 20 июля 1895 года. Вероисповедание: православное. Место постоянного жительства (здесь почему-то записи не было). Состоит ли или состоял ли в браке: девица, сведений о вступлении в брак не имеется. Подпись владельца книжки.
Аккуратным прямым четким почерком в этом разделе было написано: Елена Иванова. Особые приметы указаны не были. Именно в этот момент Алене вдруг стало как-то неуютно. Кому принадлежал этот паспорт? Что случилось с его прежней владелицей? Алена пролистала книжку до конца. В Устав о паспортах от 1903 года она решила вникнуть позже. В конце, в разделе «Место для прописки видов полициею» стояла пара адресов. И Алена решила когда-нибудь, когда это будет не так опасно, все-таки постараться узнать, что же стало с бедной Еленой Петровной. Вряд ли что-то хорошее.

* * *
Погода была отвратительная и пара часов тряски в старом ПАЗике по грунтовке, никогда не знавшей грейдера, не добавила путешественникам настроения. Расспросив водителя, они вышли на повороте, ведущем к нужному селу и остановились. В принципе, предполагалось, что оставшиеся пару километров можно будет подъехать на попутке, но никаких машин в ближайшей округе не наблюдалось. Мелкий то ли дождь, то ли снег, бил в лицо. Больше всего хотелось домой – напиться горячего чаю и лечь спать.
- Ладно, пошли что ли, - Макс махнул головой. – Так хоть ветер в спину будет. Если услышим машину, проголосуем.
Антон кивнул и затянул потуже завязки капюшона. Раздавшийся телефонный звонок заставил его чуть ли не подпрыгнуть. Он дернулся было к карману, но сообразил, что звонит у «англичанина». Свой-то он отключил еще дома, чтобы Маша не дозвонилась. Но звонки у них с Максом оказались одинаковые – напоминающие прежний, еще советский, дребезжащий дверной звонок. Такой звук был хорошо слышен даже в шумных помещениях, где играла музыка.
- Але! Да. Да. Со мной. Але! Не слышу! Нормально! Не понял?! Как не сказал?! Але! Ну, блин, связь у них!
От этих коротких реплик Антон напрягся. Неужели Машка? Вообще-то она не любила «выносить сор из избы». И она надеялся, что сестра удовлетворится его запиской.
- Та-ак! Охламон малолетний! – Макс развернулся к нему, засовывая отключившийся телефон в карман. Эта возможность сорвать законное раздражение на всю эту дурацкую поездку, выместить его на действительно виновном, даже обрадовала Максима. – Значит, отпустила тебя сестра?!
- Ладно. Чего теперь-то? – Антон дернул плечами. – Я уже не маленький. Надо было и поехал. В конце концов, я ж ей записку оставил.
- Совести у тебя нет, вот что! – Макс смотрел на него, как на какое-то насекомое. – Сестра там с ума сходит, а он развлекаться поехал. – Сейчас же езжай домой! Не хватало мне еще ответственность за такого придурка нести.
- Сейчас же могу только пешком! Автобус будет обратно только завтра. А до завтра мы и так все выясним в имении и уедем, как и планировали. Или вы, Максим Валерьевич, предпочитаете, чтобы ваш ученик всю ночь один по трассе домой топал? – съехидничал Антон. На душе было мерзко, но его уже несло и каяться перед презираемым им Максом он не собирался.
Максим оглядел его с отвращением, развернулся и пошел по дороге в сторону деревни.

* * *
По щекам у Маши текли слезы. Может и не стоило звонить? Обсуждать с посторонним человеком, и тем более – с Максом, поступки родного брата противоречило всем Машиным принципам. Но и не позвонить она не могла. Конечно, связь прервалась почти сразу. В глубинке так и должно быть. Чудо, что вообще дозвонилась. Только все время, с самого утра, с того момента, как прочитала эту злосчастную записку, она жила обидой и тихим ужасом. А что если с Тошей что-то случится? Или уже случилось? Она все понимала и пыталась глушить панику. После разговора с Иваном Андреевичем стало полегче. Но потом, она снова ушла с головой в свои переживания.
Разговор с Максом все-таки дал ей уверенность, что, хотя бы сейчас, с Антоном еще ничего плохого не случилось. Но на первый план тут же вышла обида. Она чувствовала себя квочкой, у которой подлым способом отобрали птенца. Обида потихоньку расползалась и теперь уже захватывала и Макса, который не предупредил, не посоветовался, и вообще…
Маше вдруг стало страшно. Ведь Антон повзрослеет, его нужно будет отпустить. Нельзя же всю жизнь опекать взрослого парня! Хотя некоторые ретивые мамаши умудряются, и ломают детям жизнь. Но неужели же и она так?!
Мария вернулась в храм и стала на обычном месте, слева – у иконы Божией Матери «Спорительница хлебов», перед которой любила молиться еще мама. Всенощное бдение шло своим чередом. Маша автоматически крестилась в нужных местах, делала короткие поклоны, брала и передавала дальше свечи «к празднику», но ничего не замечала по-настоящему, углубившись в собственные размышления и переживания. На помазании батюшка как-то пытливо взглянул на нее, но ничего не сказал – слишком много народу стояло за ней в очереди.
Прикладываясь к иконе Воскресения Христова на центральном аналое, Маша тоже не думала о молитве. Она вообще устала думать, устала переживать. Накатывало нездоровое равнодушие, когда сзади она услышала: «Воля Божия! Мы забываем, что на все воля Божия!». Маша обернулась, но так и не поняла кто и кому это сказал.
«Воля Божия!», - теперь эти слова крутились в мозгу, заставляя со скрипом проворачиваться и совесть. Брат виноват, ой как виноват. Но и она виновата. Не перед ним, перед Богом. Осуждала и обвиняла - полной мерой, полными горстями, еще и других пыталась в это втянуть; унывала – поддаваясь действию вражия духа; вместо молитвы и предания Тоши в руки Божии, сама пыталась внутренне перебороть ситуацию; на службе вообще вела себя как китайский болванчик – стоило ли приходить?
- Ну что, Господь скорбью посетил? – тихо произнес батюшка, когда Маша склонила голову под епитрахиль. – А мы-то и не понесли?
Маша всхлипнула и начала, в двух словах объяснив ситуацию, называть уже осознанные ею грехи. После разрешительной молитвы она словно ожила. На душе стало тихо-тихо. Вся буря помыслов исчезла, словно ее и не было.
- Ну, как, Машенька, отпустило? – батюшка смотрел на нее с ласковым сочувствием.
- Да. Спаси Господи!
- Помнишь, как в Евангелии повествуется, как Господь пришел к смоковнице и не обрел плодов? Он велел было усечь ее, но работник попросил еще на один год оставить, чтобы окопать, удобрить, и, может быть, на следующий год она даст плод.
- Помню.
- Вот и представь, твоя душа – та самая смоковница. Господь пришел к ней и не обрел ожидаемого плода. Но Господь дает тебе время – мы не знаем сколько именно – и посылает скорби, болезни. Это и есть рыхление и удобрение. Если же и после них не принесешь плода, не научишься жить и мыслить по-христиански, не заберет ли тебя Господь от этой жизни? Будь осторожна, никогда не забывай о смерти. Ведь Суд Божий может застать нас в любой час.
- Да-да. Я понимаю, - склонила Маша голову, получила благословение и тихонько пошла к выходу из храма.
Слова батюшки были очень серьезными. Она твердо верила, что священника, и особенно во время совершения Таинства Исповеди, вразумляет Господь. Именно Бог вкладывает ему в душу те слова, которые нужно услышать данному конкретному исповеднику. Но легкость и тишина никуда не делась. Это не была безшабашная мирская легкость, нет. Это было прикосновение благодати, от которого хотелось молиться и жить так, чтобы земные интересы задевали душу лишь по касательной, а все устремление ее было направлено к Богу.

* * *
Уже второй день Алена работала в лазарете. Точнее, в дворцовом госпитале, как это называли здесь. Анна устроила ее туда легко, нашлись какие-то знакомые. Людей не хватало, а работа была тяжелой. Конечно, ничего профессионального ей не поручали. Выносить и мыть «судна», стирать и сматывать бинты, кормить больных и быть на подхвате, где потребуется.
Алена уже знала, что в этом же лазарете работают Императрица и царевны, но поверить в это было почти невозможно. Оказалось, что к этому времени лазареты были устроены во всех дворцах. И многие знатные дамы, подражая Государыне (а не подражать было бы не прилично), отдавали под небольшие лазареты помещения в своих домах и даже сами ухаживали за ранеными.
Задавать вопросы Алена боялась, но внутренне никак не могла свыкнуться с новыми понятиями. Император большую часть времени проводил в Ставке, выезжал вместе с больным сыном Алексеем на передовую. А Императрица и Великие Княжны помогали при операциях, мыли, бинтовали раненых, делали работу, невыносимую порой даже при уходе за родными.
Аленке вспомнилось, как соседка выходила порой на лавочку у подъезда и жаловалась на парализованную мать, на ее капризы, на разборчивость в еде, на тяжелый запах и лишний вес, что осложнял уход. С одной стороны, нельзя было не пожалеть эту надрывавшуюся женщину, с другой – было как-то больно слышать ее жалобы, ведь мать не была виновата в своей старости и болезнях.
«Сейчас Государыню с дочками у «Знамения» видела. Скоро будут», - крикнула одна из сестер о чем-то спрашивавшему ее раненому, на костылях прогуливавшемуся по длинному коридору, тянувшемуся вдоль всех палат.
Как позже узнала Алена, Императрица практически каждый день бывает в церкви иконы Божией Матери «Знамение», а потом уже едет в лазарет. Аленка вспомнила, как устала на той единственной службе, на которой ей довелось побывать, и вздохнула – какие люди-то удивительные! Она не умела молиться, но понимала, что Государыня молится за Россию, за всех, живущих в этой великой стране, и это, должно быть, очень трудно.
Днем она подглядывала тихонько, как ловко и быстро красавица царевна Ольга перестилает постели. Потом она колола какие-то лекарства раненым, и Алена понимала, что все эти воины, глядящие на царевну такими влюбленными глазами, с радостью отдадут за нее жизнь. Вечером Ольга приехала снова, чтобы пообщаться с ранеными, поиграть с ними в какие-то незнакомые Алене настольные игры. Аленка избегала членов Императорской фамилии, она совершенно не представляла, как себя вести, как обращаться и ужасно робела. Но в то же время ее страшно тянуло посмотреть на них, людей из иного мира, живущих по другим законам.
- Сестрица, мне бы зубы почистить, помыться! – крикнул один из сегодня привезенных раненых офицеров, весело поглядывая на Алену из-под длинных черных ресниц. – Иль задумалась о чем-то?
- Сейчас принесу все. Простите! – Алена бросилась за новой зубной щеткой к шкафу.
- А мне бы телеграмму родным. Бумагу принесите, пожалуйста, - прилетело вслед с крайней койки у двери.
Аленка все думала-думала о Царской семье, когда шла домой, к Анне, по слегка скользким улицам. Она уже не боялась заблудиться - двадцать минут по аллее до вокзала и еще десять от вокзала до Ани. Днем снова шел дождь, но теперь слегка поморозило. Легкий снежок кружился под фонарями и искорками падал под ноги. Мимо проехал открытый мотор, как их здесь называли. Алена с трудом отвыкала от использования слова «машина». На заднем сидении чему-то улыбалась Великая Княжна Ольга, она чуть придерживала шляпку, которую иногда налетавший ветерок грозил сорвать, и поднимала лицо к темному небу. Луна то пряталась за тучи, то снова появлялась в просветах. Аленка поежилась и плотнее завернулась в одолженный Анной теплый платок.
Трудно представить, чтобы кто-то из граждан искренне любил в наше время, допустим, жену или дочь губернатора. Или чтобы та же жена губернатора ухаживала бы за больными, осуществляя самые грязные и тяжелые работы. А здесь сама Царица, ее дочери – люди и по рождению, и по положению стоящие неизмеримо выше любого чиновника демократической России. Откуда в них взялось такое смирение, такая самоотдача? Или это действие веры? Аленка чуть не поскользнулась и вынырнула из своих мыслей.

* * *
Утром подморозило. Макс и Антон умылись ледяной водой из пластикового рукомойника и поторопились покинуть дом, в который их пустили на ночевку. Пустили не просто так – за деньги. И теперь Антона угнетала мысль, что он должен Максу минимум двести рублей. Хозяева просили пятьсот, но Максим сторговался на четырехстах. Дико вообще-то – Антон рассчитывал на безкорыстное гостеприимство, но больше желающих пустить незнакомых парней на ночлег не нашлось. В трех домах им отказали, в двух и вовсе – не открыли, так что выбирать оказалось не из чего.
- Н-ну… - Макс не выругался только из-за присутствия Антона. Учительская привычка сдерживать себя сработала автоматически. Он пнул дверь деревенского кафе и сплюнул.
Кафе, в котором они собирались позавтракать, открывалось, как выяснилось, только в 11.00, правда, и работало до 24-х. Но от этого было не легче. Есть хотелось по страшному, вчера хозяева включили в сумму ночлега ужин, но он состоял из картошки «в мундире» и стакана молока. А до открытия кафе было еще четыре часа.
- Может, пойдем поближе посмотрим? – предложил Антон.
Вообще-то вчера они уже посмотрели. Дом на холме действительно стоял, только вместо обвалившейся крыши они узрели новую черепицу. Да и кирпичную ограду хозяева явно начали восстанавливать. Правда, местами еще свободно можно было подойти к самому дому.
- И что мы там будем смотреть? – раздраженно поинтересовался Макс.
- Нам, наверно, нужна комната Даши, - Антон пытался не замечать настроения «англичанина».
- Да нет там уже никакой комнаты Даши! Ты что не понимаешь? Нам туда не попасть! Это чужой дом.
- Ну, да, - протянул Антон, направляясь все-таки к дому.
Вчера, обнаружив в окнах искомого дома свет, они осторожно выяснили у деревенских, что в этом доме живет дачник из Питера, но приезжает он на пятницу-субботу, а в воскресенье утром «отчаливает», как выразился их хозяин. Точнее, не живет он тут еще, а только ремонтирует все.
Действительно, из дома навстречу им выехал джип цвета «мокрого асфальта». Водитель аккуратно затормозил у большой лужи и умудрился не обрызгать некстати оказавшихся возле лужи Макса и Антона. Они благодарно кивнули лысоватому мужику с солидной бородой, махнувшему им рукой из джипа.
- И где же у нас тут «комната Даши»? – хмыкнул Макс, когда они вторично обошли дом.
- Вообще-то сосны подходят к дому только с восточной стороны, - пробормотал Антон, поглаживая старый, потрескавшийся ствол. Может быть, раньше и было иначе, но если попробовать…
- Ты спятил?! Ты решил залезть в чужой дом?
- Ну почему чужой? Это же дом нашей семьи. Не я виноват, что нас его лишили, - чем больше Антон говорил, тем больше утверждался в своей правоте. – И я не собираюсь же его обворовывать! Я просто посмотрю, может быть, там – в комнате Даши – тайник с нашими вещами. Они, эти вещи, принадлежат нам, а не этому, - Антон боднул головой в сторону уехавшего джипа. – «Новый русский» выискался!
- Короче, я на это не пойду и тебе не разрешаю! – Макс покачал головой. – Пошли отсюда.
- Ну уж нет! - Антон одним движением взлетел на ветку, благо, рост помог легко дотянуться до нее в прыжке. Он поднимался все выше и выше, а Макс лишь растерянно озирался. - Просто посмотрите, чтобы никто не подошел, крикнул Антон, уже добравшийся до окна.
В двух соседних уже стояли пластиковые рамы, но оба окна предположительно Дашиной комнаты были забиты деревянными щитами. Устроившись на толстой ветке поудобнее, Антон решительно достал из рюкзака мощный самодельный хозяйственный нож, захваченный на всякий случай. С первой доской он возился довольно долго, но уже вторая пошла легче, а третью он просто выдрал руками. Он уже готов был нырнуть в образовавшийся проем, когда услышал снизу:
- Слазь, идиот! Люди!
По дороге со стороны деревни действительно спешили два мужика. Один, кажется, с ружьем. Второго, когда Антон обернулся, как раз обогнала крупная рыжеватая псина.
- Собака! Плохо! – выдохнул Антон, спрыгивая на землю.
- И ружье! – Макс уже бежал к лесополосе. – Повяжут и ментам сдадут!
- Елки! – Антон чуть не поскользнулся на обросшей мхом лесине.
Полоса оказалась совсем не широкой. За ней поигрывал черной водой котлован. То ли так и не начавшаяся стройка, то ли разработки песка или еще чего, но обойти это быстро было невозможно. Звук выстрела ударил по ушам. Собака вылетела из леса, и Антон перестал думать, он просто прыгнул в воду.

Глава 12

- Я все-таки не понимаю, за что ты их так не любишь? – Алена сменила компресс на лбу у Ани. Температура не падала, но от холодного компресса ей немного легчало.
- Они отняли у меня все! – прошептала Анна обветренными губами.
- Расскажи, - Алена отодвинула лампу, чтобы Ане не светило в глаза и присела рядом на кровать.
- Возьми там, в ящике, слева, в бумаге, - проговорила Анна. Алена достала из ящика аккуратно завернутую пачку фотографий и протянула Ане. – Посмотри, - отвела Анна Аленину руку.
На фотографии молодая девушка в изящной шляпке, богато украшенной цветами была снята на фоне набегающих на пустынный берег волн. Светлое длинной платье, кружевной зонт от солнца и глаза – совершенно счастливые глаза. Алена перевела взгляд на Аню.
- Это я. Трудно узнать, правда?
- Нет. Вернее, да. У тебя глаза другие стали, - неловко произнесла Алена.
Следующее фото было явно сделано в салоне. Та же девушка стояла, слегка облокотившись на колонну, рядом молодой человек в военной форме. Черные довольно пышные усы были аккуратно уложены, темные глаза смотрели задорно и чуть дерзко. Еще на двух кадрах тот же молодой человек был запечатлен один и в компании ровесника-блондина.
- Это Андрей. Он был моим мужем, - прошелестела Аня с паузами. Она избегала говорить длинными предложениями, чтобы не закашляться.
- С ним что-то случилось? – грустно спросила Алена, поправляя одеяло в красиво расшитом мережками пододеяльнике.
- Они убили его, - голос Анны прозвучал жестко, почти громко, за что она была наказана сильным приступом кашля. Только выпив воды и отдышавшись, она смогла продолжать.
- Ну не Царь же с Царицей его убили? На войне, наверно, погиб, да? – осторожно спросила Алена.
- Ты же не наивная деревенская дурочка! – Анна смотрела на нее почти с отвращением. – Какая разница, какой именно германец выстрелил ему в грудь? Кто виноват в том, что война началась? Кто, как не правитель? О сербах мы переживали! А о русских кто переживать будет?
- Но ведь и народ хотел этой войны, - Алена уже знала, что подъем в народе был очень высок. Это была война за славянство, за Православие. Те раненые, которые лежали у них в лазарете, всеми силами рвались обратно на фронт. Для них слова «За Веру, Царя и Отечество!» были не лозунгом, а смыслом жизни.
- Народ! Народ не знает, чего он хочет. Это лошадь в шорах, которую направляет возница, - Анна снова начала задыхаться. – Когда-то я хотела идти в народ, проповедовать им свободу, учить правде, открывать глаза на беззаконие. Потом поняла, наивно это. Надо уничтожить корень зла.
- Тише, Аня, ты с ума сошла! – прошептала Алена. Она была в ужасе. Знать, что произойдет меньше чем через год, видеть перед собой одну из тех, кто сотворил революцию и не иметь возможности их остановить – это было невыносимо.
- Послушай, я хотела сама. Я надеялась сама устроиться в лазарет, но мне отказали. Однажды я уже попалась на глаза полиции с одной из наших групп. Тогда не доказали, но на заметку взяли. А потом появилась ты. Аленушка, - Анна смотрела ей в глаза почти просительно, - я ведь как сестру тебя полюбила. Сердце кровью облилось, когда первый раз тебя увидела – несчастную, беззащитную. Я от души помогала тебе, неужели теперь ты мне откажешь?
Алена не могла заставить себя даже взглянуть на Анну. От ужаса ей хотелось бежать, но горячая рука, высунувшись из-под одеяла, сжала ее пальцы.
- Ты только взрывчатку пронеси. Остальное другие сделают, там санитары наши работают, - шептала Анна лихорадочно. – Я отомстить должна, за Андрея, за Россию-матушку. Пусть я умру, но Россия восстанет, пусть новые поколения будут жить в счастливом обществе. Надо только дождаться, когда Николай приедет, когда они все вместе соберутся.
- Ты бредишь! Тише! – Алена вырвала руку. Анна прикрыла глаза, губы чуть приоткрылись. Не понятно было, то ли сознание покинуло ее, то ли сон охватил измотанный мозг.
Алена вышла на кухню и долго стояла, прижавшись лбом к холодному стеклу. Сегодня в лазарет приезжали с Государыней все четыре Великие Княжны. Ольга и Татьяна сматывали бинты и так легко и радостно беседовали с ранеными, словно это были их родные братья. Кто-то из молодых офицеров иногда конфузился, и тогда младшие Княжны ласково подшучивали над ними. Анастасия еще совсем девочка, точно солнечный зайчик перелетала от кровати к кровати. Она что-то рассказывала, кому-то писала телеграмму. Алена любовалась на нее, как и все.

* * *
Антон едва плыл, он почти сразу скинул рюкзак и куртку, но ботинки страшно мешали. Он периодически оглядывался, Макс плыл неподалеку, а с берега им что-то кричали.
«Вот стоило ли так мучиться, если они сейчас ментов на эту сторону вызовут?!» - мысль колыхалась в мозгу в ритме движений.
- Все! Дно! Выплыли! – крикнул Макс где-то правее и тут же громко вскрикнул.
- Что?! – Антон лихорадочно заработал руками и через несколько секунд тоже почувствовал дно. Но Макс уже не радовался, он брел к берегу, согнувшись и зажимая что-то на бедре. За ним по воде тянулась темная полоса.
Задыхаясь они выбрались на берег, к счастью, пологий с этой стороны. Через несколько шагов начинался перелесок. Подхватив Макса под руку, Антон буквально тащил его, а тот лишь шипел и ругался сквозь зубы.
- Что случилось? – спросил Антон, когда они наконец рухнули на землю среди деревьев.
- Ногу пропорол. Арматурина, что ли, у берега почти.
- Я сейчас перевяжу, - пробормотал Антон, поднимаясь и сдирая с себя мокрый свитер. Футболку он нарезал лентами, благо, нож остался не в брошенном рюкзаке, а в ножнах в кармане брюк.
Джинсы решили не снимать, Антон только разрезал их ножом на бедре, чтобы видеть рану. Рана выглядела отвратительно – рваная, грязная. Кровь не останавливалась.
- Здесь зажми! – Антон показал Максу, как прижать вену, чтобы так не кровило.
- Да, безполезно. Высоко слишком, - Макс, закусив губу, изо всех сил прижимал кулак к верху бедра. Антон перетянул рану, как мог, но кровь уже проступала через повязку. – Сдохну я тут, похоже, - сквозь зубы прошептал он.
- Нет, ты что! Господь поможет! – Антон смотрел на него с ужасом.
- Ну, про Господа ты знаешь. Ты у нас в этих делах спец. А лучше пойди пока, людей поищи.
- Да. Я быстро. У тебя телефон…
- Антон, какой телефон?! Мы все наши телефоны в водичке искупали. Иди уже.
И Антон пошел. Он оборачивался каждые пять шагов, пока Макса было видно, и шептал только: «Господи, прости и спаси!».
Деревня показалась из-за поворота неожиданно. Всего каких-то пять домов. Антон бросился бежать. Он отворил калитку первого же дома, даже не поглядев, есть ли собака, и заколотил что есть силы в деревянную дверь. Старушка распахнула дверь, и Антон чуть не ввалился прямо в коридор.
- Ты кто такой? – бабушка смотрела довольно неприветливо.
- Там… Нам помощь нужна, - Антон никак не мог отдышаться.
- Смотри-ка ты, мокрый весь, - покачала старушка головой. – В котлован что ли провалился?
От нее слегка несло вином, из коридора пахло собачьей шерстью, но самой животины так и не было видно.
- Ага, в котлован. Там человек умирает, помощь нужна.
- Так я-то чего? – старушка развела руками и Антон вдруг понял, что действительно требует помощи у человека, который сделать ничего не может, он снова бросился к калитке, услышав в след:
- К Петровичу иди, в последний дом.
Петрович оказался деловым мужиком. Он не стал тратить время на расспросы, и сразу пошел заводить старенькую «Ниву». Вдвоем они дотащили и погрузили Макса на переднее сиденье, Антон залез через водительскую дверцу назад, и машина рванула к соседнему селу, где, по словам Петровича, была больница.

* * *
С семи утра Алена ходила как в тумане. Она все готовилась к разговору с Государыней. Раздавая градусники, она чуть не выронила один, и только ловкость раненого спасла ситуацию. Ровно в девять, как обычно, раздался глухой и протяжный гудок царского автомобиля. Все женщины теперь должны были подойти к руке Государыни и склониться в реверансе. И именно он-то у Аленки никак толком не получался, хотя Аня ни раз тренировала ее.
Императрица улыбалась всем, но чувствовалось, что эта официальная улыбка тяготит ее. Она старалась побыстрее пережить церемонию встречи и потом требовала от персонала, чтобы ее никак не выделяли среди остальных сестер. С первого дня это особенно поражало Аленку.
- Ваше Величество, а можно спросить? – неловко пробормотала она, когда очередь наконец дошла, и присаживаясь в подобии реверанса, в надежде только на то, что под длинным платьем не видно, правильно ли она его сделала.
Государыня была одета, так же как и все сестры милосердия, в темно-серое платье и серый фартук с красным крестом на груди, на голове было что-то типа белого платка, скрепленного под подбородком. В этой одежде Александра Федоровна выглядела почти так же молодо, как ее дочери.
Вчера Алена наблюдала, как Императрица промывала рану особенно тяжелому офицеру. Кто-то шептал: «Чудом довезли!». Аленка сама чуть не заплакала, когда из раны вынимали тампон. Офицер закусил губу так, что кровь выступила, он сжал края стола и выгнулся от боли, но так и не вскрикнул. А Государыня наклонилась к нему и коснулась губами лба. Как к сыну родному… Аленка только теперь выдохнула, видя, каким счастьем озарилось лицо раненого.
И как можно ее не любить? Как можно ненавидеть? Разве не озарилось бы таким же счастьем лицо Аниного Андрея, если бы он был на месте этого офицера? Алене так хотелось убедить Анну, но она не находила слов. Да и поздно было теперь. Анна умирала. Приглашенный доктор только покачал головой.
- Ваше Величество?
- Да, деточка? – Государыня усталым движением поправила волосы, выбившиеся из-под платка. Алена слышала, что у нее самой очень больное сердце. А как вместить в это сердце еще и боль за каждого, кто страдал здесь?
- У меня сестра умирает, - Алена сама не знала, почему назвала Анну сестрой, - я хотела Григория Ефимовича попросить помолиться.
Теплая улыбка озарила строгое лицо Императрицы.
- Веруете, значит?
- Ну, я слышала, что он исцеляет многих, - прошептала Алена смущенно. Решение идти и просить Григория Распутина о чуде пришло само. Она много слышала о нем в своем времени, даже видела какие-то фильмы, но здесь… Здесь все было иначе. Она слышала от простых людей, что Григорий Ефимович – истинный старец Божий, что исцеляет он по вере молящихся и даже Цесаревичу, которому никто не может помочь, и ему помогает. Анна действительно стала ей как сестра. Больше никого и не было у Алены в этом мире. Анна спасла ее, приютила, и теперь, когда надо было спасать саму Анну, Алена была готова на все.
- Сегодня у госпожи Вырубовой на обеде будет Григорий Ефимович. Подойдите позже, я объясню, куда идти. Веруйте, что все от Господа. Страдание несет в себе некую тайну. Мы не знаем, почему тому или иному человеку посылаются страдания, но они обязательно принесут пользу. Бог посылает нам страдания, потому что любит нас. А потому никогда не падайте духом. – Императрица снова улыбнулась и слегка коснулась крупной красивой рукой Аленкиной щеки.
- Скажите, почему Вы здесь? – Аленка прошептала вопрос, который мучил ее чуть не с первого дня пребывания в лазарете. Она понимала всю его неуместность, но сейчас, решившись обратиться к Государыне, уже не могла сдержаться. Вопрос прозвучал как-то неясно и Алена готова была «сквозь землю провалиться» от смущения, но Государыня поняла:
- Служение – это не что-то низменное, это Божественное, - произнесла она негромко, так что услышала почти одна Алена. - Ведь и Мессию в Ветхом Завете не раз называли Слугой Божиим. Бог дал нам Прекрасный Образец, и цель нашей жизни – уподобиться Христу. Мы должны помогать людям не только, когда нас просят о чем-то, но сами искать случая помочь.

* * *
Маша «со скоростью света» скидывала вещи в сумку. После звонка Антона из больницы прошло уже два часа, за которые она успела написать заявление на отпуск за свой счет, занять денег у подруги матери и купить билеты на вечерний поезд. Что она будет делать ночью в незнакомой глубинке, Маша не думала. Она вообще словно отключилась от действительности и почти автоматически выполняла необходимые действия, душа же замерла в непрерывной молитве. «Господи, помилуй рабов Твоих - болящих отрока Антония и Максима! Спаси и исцели их, Господи!» - проговаривала она мысленно.
Она вдруг вспомнила прочитанное накануне в записях Императрицы-мученицы Александры Федоровны: «Что такое молитва? Это когда мы находимся рядом со Христом». И столько утешения было в этой простой мысли, что Маша даже улыбнулась. Если она молится, значит все будет хорошо. Если она со Христом, то и Христос с нею, и с теми, за кого она молится.
Уже через час, на вокзале, она поняла, что забыла взятые у маминой подруги деньги, и в кармане остались лишь пятьсот рублей, на которые Маша собиралась купить продукты. Но и здесь она не расстроилась. Ощущение, что чем хуже – тем ближе Христос, не покидало ее. В поезде, к своему удивлению, она почти сразу уснула и проснулась лишь, когда проводница потрясла ее за плечо.
Городок встретил ее тишиной и безлюдьем. Здесь, у станции, еще горели фонари, но чуть дальше освещение отсутствовало. Маша постояла на ступеньках вокзала. «Господи, управь все Сам!», - прошептала тихонько и перекрестилась в сторону закрытой маленькой часовни, крест которой ярко выделялся на фоне светлого от лунного света неба.
Подмораживало. Маша поежилась и плотнее запахнула шарф. От темной машины, стоявшей неподалеку, у кромки тротуара, отделилась фигура мужчины. Он быстро приближался, и Маша на секунду почувствовала укол страха. Пальцы крепче сжали четки в кармане куртки, но с места девушка не сдвинулась. Бежать было, в общем-то, некуда. Здание вокзала было закрыто, а до ближайшего жилого дома было метров двести.
- Ну, что, красавица, поехали что ли? – мужчина смотрел доброжелательно и маньяком не выглядел. – Долго тут морозиться собираешься?
- Вы – таксист? – спросила Маша осторожно.
- Ну, а кто ж еще? Куда тебе надо-то?
Маша достала из кармана бумажку и прочитала незнакомое, мало похожее на русское, название деревни.
- Далеконько будет, - покачал головой мужчина. – А деньги-то у тебя есть?
- Пятьсот рублей, - произнесла Маша четко.
- Маловато, - мужчина качнул головой. – А, ладно, поехали. Все равно, другие пассажиры только через три часа ожидаются.

* * *
Антон не спал. Он сидел у кровати Макса и читал на память все обрывки псалмов, которые только приходили в голову. Его, Антона, можно было выписывать хоть сейчас. Даже купание в ледяной воде не причинило вреда его здоровью. Но с Максом было плохо. Совсем плохо.
«Слишком большая кровопотеря, - качал головой врач. – Ему переливание нужно, а где я такую группу найду? Кровь вообще надо в городе заказывать, а еще такую редкую группу… Да и сколько времени пройдет, а ему прямо сейчас надо».
Это, собственно, была не совсем больница. Врач общей практики, как это теперь называлось, лечил все – от ангины до переломов. Фельдшер на детском приеме, акушерка и пара медсестер. Вот и весь медперсонал. Правда, была пара палат, предназначенных на случай изоляции больных с инфекционными заболеваниями, ну и на такие вот экстренные случаи, как у них.
Все новые знакомые допытывались у Антона, что это понесло их в котлован. Ладно, один мог свалиться, а второй-то? На это Антон отговаривался напавшей собакой и ужасно боялся, что начнется разбор – чья собака и почему набросилась. Здесь ведь, в общем-то, рядом. Все всех знают. Но обошлось.
И теперь он сидел на кровати и молился на память, как мог. От одной мысли, что Макс может умереть, Антон чувствовал себя убийцей. Нет, ну какой же бес понес его в это путешествие? Обмануть Машу, украсть деньги (теперь он уже не стесняясь называл вещи своими именами), залезть в чужой дом и, в конце концов, так подставить Максима. Все былое раздражение на него прошло. Теперь уже сам Антон был кругом виноват перед «англичанином». Ведь Макс не особенно хотел сюда ехать, и тем более – не собирался лезть в чужой дом. Если б не Антон, Максиму ничего бы не грозило, и не потребовалось бы нырять в этот злосчастный котлован. Да еще и милиция, в принципе, могла появиться в любой момент. Не так уж трудно было их разыскать.
- Слышь? Ты прекращай это – самоядением заниматься, - Максим, оказывается, уже не спал и поглядывал в полутьме на Антона.
- Да чего там, я во всем и виноват, - отозвался Антон. – Ты как вообще?
- Живой пока, - Макс хмыкнул. – Голова кружится, но это пока не смертельно. Водички дай.
- Ага. Врач сказал, тебе много пить надо. А рана болит?
- Так, печет помаленьку. Укололи же. Терпимо.
- Маша, наверно, утром приедет, - произнес Антон, чтобы что-то сказать. – Построит здесь всех, тебя мигом вылечат.
- Да, Маша может, - Макс улыбнулся в темноту. – А как вы такими верующими стали? – спросил он через пару секунд.
Антон пожал плечами.
- Не знаю. Как-то естественно. Мама в храм ходила, и мы с ней.
- Ну, а если Бога нет на самом деле?
- Да как же нет? Конечно, есть Он. Ведь столько доказательств, - Антон даже пересел ближе. – Столько чудес Бог творит по молитвам.
- А ты сам чудеса эти видел или только в книжках читал?
- Видел. И все верующие на своем опыте видели и знают. Вот смотри, у мамы панариций на пальце был. Долго болел, чем только не лечили. Врачи сказали, что надо фалангу отрезать, иначе весь палец потом придется удалять. Мама молиться стала об этом сугубо, ну и мы тоже с Машкой молились. Потом она исповедалась, причастилась и все.
- Что все?
- Все прошло. Не болел палец больше.
- Так может лечение подействовало?
- Ага. Столько времени не действовало, а потом раз – и после причастия подействовало.
- Ну, а еще?
- Еще икона Святой Троицы в Праздник благоухала. Запах чудный такой ниоткуда. Потом сам исчез. Еще икона бумажная Божией Матери «Спорительница хлебов» у нас в храме мироточила. То есть из этой бумаги через стекло жидкость благоуханная истекала, и исцеления от нее происходили. А мироточение иконы Царя-мученика Николая Второго в Москве вообще на камеру снимали и по телевизору показывали. Сам можешь записи в интернете найти.
- Вот я не пойму, - Макс покачал головой, - если эти чудеса такие всем доступные, проверяемые, почему же тогда все не веруют?
- Потому что вера – дар Божий. Ее простить надо и всем сердцем желать получить. А так, можно видеть чудо и относиться к нему, просто, как к чему-то необычному, но ни к чему не обязывающему.
- А к чему вера обязывает? – поинтересовался Максим.
- Ну, смотри – если наша жизнь, только подготовка к Вечной жизни, то и жить мы должны так, чтобы эта Вечная жизнь была для нас хорошей. Так?
- Логично.
- Только это, с одной стороны, правильно, а с другой – слишком шкурно. Бог создал прекрасный мир и поселил в нем человека, человек предал Божию любовь и согрешил, Бог снова спас человека ценой Своего страдания, а человек? Разве не естественно для нормального человека ответить любовью на любовь Божию?
- Ну, если так рассуждать, - задумчиво протянул Макс.
- Вот. А мы – скоты не благодарные. А я – главная скотина! - выдохнул Антон.

Глава 13

Алена стояла возле скромного, беленого дома Анны Вырубовой уже почти час и все не решалась войти. Хотя это дом совсем не походил на дворец, это все же был не госпиталь, где знание дворцового этикета почти не требовалось. Анна была сначала фрейлиной, а потом – подругой Государыни. Раньше она работала в лазарете вместе с Царской Семьей, но после того, как попала в железнодорожную катастрофу в 1915 году, ходила с трудом и больше передвигалась в инвалидной коляске.
Дверь распахнулась и Алена едва сдержалась, чтобы не сбежать. Говорили, что Григорий Ефимович – прозорливец и все про всех знает. Алена вдруг представила, что он тут же узнает, что она – из будущего. Что будет дальше, она и придумать не могла, но почему-то было очень страшно. В глазах стояли виденные в фильмах фотографии, где глаза у старца горели каким-то мистическим огнем.
Из дома вышло несколько человек, среди них была и Государыня. Григория Алена узнала сразу. Он походил на виденные Аленой фотографии, только глаза были другие - спокойные, добрые. Григорий что-то говорил, потом расцеловал трех человек из гостей и те, распрощавшись, направились восвояси.
Алена все еще не знала, как быть, когда Александра Федоровна увидела ее и кивком подозвала. Все, что было потом, Алена помнила нечетко, слишком уж нервничала. Ее представили, провели в дом, усадили у теплого камина, в котором догорали красные угли, и дали в руки чашку с горячим чаем. Великая Княжна Ольга улыбнулась ей ободряюще.
- Батюшка Григорий, я ведь на минутку, простите меня, - пробормотала Алена.
- Не батюшка я, странник, - Григорий сел в кресло напротив. Среди дам в элегантных дорогих платьях и мужчин в костюмах он выглядел инородно – в простой рубахе, подпоясанный как мужик, бородатый, волосы на прямой пробор. Но от того, что не было в нем светского лоска, Алене было как-то легче. Она никак не могла привыкнуть к тому, что «высший свет» оказался так близко. Григорий не был стар, но Алена как-то внутренне почувствовала, что перед ней действительно старец, только не годами, а духом. Он не был от мира сего.
- Ты, Аннушка, еще чаю ей налей. Совсем она замерзла поди, - обратился Григорий к Вырубовой.
- Григорий Ефимович, я только за сестру попросить. Умирает она. Она… я ей всем обязана. Помолитесь! Бог Вас услышит. Помолитесь за нее, пожалуйста.
- А как звать-то сестру?
- Анна. Только она в Бога не верит, - вздохнула Алена.
Старец перекрестился и помолчал.
- Тяжело в скорбях, в болезнях, - произнес он негромко. – Каждый день война, а скорби – рыцарь. Бог скорби дает, вынесешь – победа. На Небеса попадешь. Никто без скорбей не живет. Они к любви ведут. А ты веруй в загробную жизнь. Вот Анна твоя не верует, а все ж не избегнет. Срок ей пришел. Молиться надо, чтобы покаялась. Зло и грех заслоняет Бога, потому она и не видит. И тебе надо научиться молиться. Когда никого не видно, молись громко: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешную и молитвами Богородицы сохрани меня». А если есть кто рядом, тайно в душе молись.
- Григорий Ефимович, а вы все знаете… про будущее?
- На все воля Господня, - старец тепло посмотрел на Алену.
- Государя жалко… и Царицу, и девочек. А царевич, он же еще ребенок совсем, - почти шепотом проговорила Алена.
- Батюшка Царь и Матушка Царица духом едины и любят Россию и народ русский. Кругом них простота, а в простоте Единый Бог. И в испытании не оставит Он.

* * *
- Маша, Машенька, сестричка! – Антон прямо с кровати каким-то образом упал на колени и сделал перед Машей земной поклон. – Повинную голову меч не сечет!
- А она – повинная? – Маша невольно улыбнулась.
- Очень!
- Ну, вставай, уже. Врач идет. Здравствуйте, Максим Валерьевич, - она кивнула чуть приподнявшему голову Максу. – Как Ваше самочувствие?
- Хотелось бы получше, - Макс улыбнулся и потер переносицу. Почему-то ему, как и Антону, верилось, что с приездом этой девушки все устроится наилучшим образом.
- Вообще-то больным ночами нужно спать, - врач покачал головой. – И посетители здесь совсем не нужны. Пойдемте, пойдемте, - и он вывел Машу под руку из палаты, гася за собой свет.
- Доктор, как Максим? Чем можно помочь? – начала Маша «с места в карьер».
- Вас как зовут, дорогая?
- Мария.
- А меня – Модест Павлович.
- Очень приятно, - автоматически отозвалась Маша.
- Вот, присаживайтесь здесь, - доктор усадил ее за стол в ординаторской и подключил электрочайник. – Значит, что я могу сказать? Положение у Максима Вашего не хорошее. Не знаю, что уж заставило его купаться в такую неподходящую погоду в столь неподходящем месте, но последствия… Последствия не внушают радости.
- У него заражение крови?! – Маша не выдерживала этой манеры доктора выражаться в растяжку. Антон вкратце рассказал ей об их приключениях и о ранении Макса.
- Нет. Признаков этого я, к счастью, не наблюдаю, - покачал головой доктор. – Но ваш знакомый потерял много крови. Слишком много. Трудно ему выкарабкаться будет. А группа у него очень редкая. Здесь-то у нас лаборатории нет, но группа у него в паспорте указана.
- А разве нельзя заказать кровь в городе или его туда перевезти? – спросила Маша, прижимая застывшие пальцы к масляному обогревателю.
- До города от нас сто километров. Это раз. А во-вторых, вряд ли и в городе найдется четвертая отрицательная. У нас тут «дыра», знаете ли.
- Все поняла. Доктор, у меня такая группа, - выпалила Маша. – Берите у меня! Еще в детстве, когда я болела, мне группу установили. Сказали – редкая очень.
Врач с сомнением взглянул на нее.
- А вы кровь-то когда-нибудь сдавали? Вид у вас, милая, больно слабый. Худенькая вы такая, уставшая.
- Это неважно, доктор. Раз Господь так управил, значит так тому и быть. Не бывает случайных совпадений.

* * *
Анна проснулась от всхлипываний. Был уже день, но теперь она спала почти все время, когда не было кашля. Алена сидела за столом над какой-то газетой и всхлипывала, по-детски размазывая слезы по щекам.
- Что случилось? – хрипло произнесла Анна. Лицо ее еще больше похудело, черты заострились. Длинные худые пальцы вцепились в край ватного одеяла.
- Григория Ефимовича убили, - Алена снова захлебнулась слезами. – Зачем его убили, Аня? Он же такой добрый. Он молился за всех. А я, я забыла совсем, что это будет вот так, - шептала Алена непонятно.
- Я не знаю, кто и зачем его убил. Но это были смелые люди, - Анна покачала головой.
- Он за тебя молился. Я ходила к нему, - Алена высморкалась и вытерла слезы.
- Зачем? – по лицу Анны пробежало неудовольствие.
- По его молитве люди исцеляются. Я хотела, чтобы и тебе он помог.
- Вот видишь, не помог, - пробормотала Аня и закашлялась.
- Аня, он не мог просто помочь, если Бог так устроил. Тебе покаяться надо, понимаешь?
Анна молча покачала головой.
- Как его убили? – спросила она через время.
Алена молча протянула Анне газету. Та слегка щурясь просмотрела короткую заметку и вернула лист Алене: «Смерть Григория Распутина. Петроград. 19 декабря 1916 года. Утром около Петровского моста найден прибитым к берегу труп Григория Распутина. Следствие производится судебными властями».
- В других газетах пишут про оргии, про всякую мерзость, - произнесла Алена тихо, набрасывая на голову черный платок, - но я не верю. Клевета это все. Он – мученик теперь. Только бедная Царица, бедный Царевич!
Анна молчала. Когда-то в своем кружке они много говорили о том, что Распутин и Вырубова несут зло, что Россию нужно избавить от них. Но Анна всегда была настроена более радикально. Она считала виновником всех бед Царя и его семью.
День прошел для Алены как в тумане. Она с трудом сдерживала слезы. Ощущение наступившей катастрофы не оставляло ее. Нет, она и раньше понимала, что революция близка. Но сейчас она ощущала себя пассажиркой летящего с обрыва поезда. У многих в госпитале были искренне расстроенные лица. Но некоторые выглядели иначе. Они перешептывались по углам, делясь какими-то сплетнями и подробностями. Алена избегала таких людей.
После похорон Григория Царевны Ольга и Татьяна приехали в лазарет. Они делали обычные дела: стелили койки, давали лекарства, даже старались ободрить больных играми. И только раз услышала случайно Алена слова Ольги: «Как тяжело!».
По слухам, теперь Анна Вырубова жила во дворце. Государыня боялась за жизнь своей близкой подруги. И Алена поражалась, как беззащитно чувствовала себя Царская Семья. Но, несмотря на это, Государь, Императрица, Цесаревич и Великие Княжны постоянно появлялись на людях. Они свободно общались с народом, разъезжали в коляске или на моторе без охраны, в то время как любой террорист мог выстрелить или бросить бомбу, как это было с Императором Александром Вторым.
Алена вспоминала, какой стеной охраны окружали себя бизнесмены, политики, и даже духовные лица в ее времени, и не могла понять, почему же Государь так себя ведет? Почему любая «желтая» газетка может поливать грязью Царскую Семью? Почему они смеют печатать даже злобные карикатуры? Ведь он же может повелеть повесить редактора и журналистов, чтобы другим неповадно было. Может заставить всех террористов попрятаться по щелям, если каждого заподозренного будут ссылать, например. Какая-то непостижимая мера смирения и милосердия виделась в этом Алене.
Со дня сообщения о смерти Григория она ходила в храм каждый день. Многое Алена не понимала. Слова молитв лишь отрывочно осознавались ею. Но только в церкви она чувствовала себя спокойно. Бог был сильнее всех, сильнее всякого зла, и здесь она ощущала себя ребенком на руках у Отца. И это было почти счастье.
Анна умерла через неделю после убийства Григория. Она так и не покаялась, лишь в последний момент перекрестилась со словами: «Прости, Господи!». Алена молилась теперь о упокоении ее души. Похороны прошли буднично и как-то по-деловому. Не успела Алена испугаться и озадачиться вопросом, как ей все организовать, как в доме появился молодой человек из Аниного кружка. Он и раньше заходил проведать Анну, но о чем они говорили, Алена не знала. Она всегда уходила куда-нибудь на время его визита. Почему-то гость внушал ей опаску.
Но теперь он оказался очень кстати. Незнакомые молодые люди привезли крашеный гроб, выкопали могилу и увезли тело Анны на кладбище. Алена заикнулась было об отпевании, но молодые люди лишь с неуместными усмешками качали головами. У гроба плакала только Алена. Остальные негромко переговаривались и, кажется, обсуждали что-то совершенно не связанное с жизнью и смертью Анны.

* * *

До церкви Маша дошла за полчаса. Пару раз она даже отдыхала. Донимала непривычная одышка. Врач каждый день ставил ей капельницу с препаратами железа. Сегодня первый раз он разрешил ей прогуляться.
«Только никаких нагрузок! Никаких, слышите!» - предупреждал милейший Модест Павлович, обходя ее, как наседка цыпленка.
Снег уже лежал, хотя и нетолстым слоем. Еще с утра неожиданно выглянуло солнышко, столь редкое в это время года. Именно погода и вдохновила Машу на прогулку. Голубые купола храма были видны из окна палаты и казалось, что идти совсем недалеко. Воздух был свежим и вкусным, Маша вдыхала его полной грудью.
Антон остался развлекать Макса, с которым почти сдружился на почве собственной вины. И Маша была рада побыть немного одной. Последние дни они много разговаривали о вере, о вечной жизни, о теории эволюции, о масонах. Да, о чем только не заходила речь! Максим задавал кучу вопросов, перескакивая с темы на тему. Он словно погружался в новый для себя мир и пытался сориентироваться в нем.
Храм встретил Машу живописными росписями конца позапрошлого века, голубыми стенами, с уже слегка облупившейся позолотой на резных украшениях, и тишиной. Женщина средних лет что-то раскладывала на прилавке у входа. Она подняла на Машу вопросительный взгляд.
- Две свечки, пожалуйста. Вот эти – восковые, средние.
Женщина протянула свечи.
- Проездом у нас?
- Почти. В больнице лежу, - Маша качнула головой в сторону села.
- А, то-то я смотрю, церковная, а незнакомая, - улыбнулась женщина.
Маша прошла к аналою, зажгла свою свечу от догорающей одинокой свечки и поставила в песок на подсвечник. Она впервые видела такие подсвечники – деревянные ящички на высокой ножке, наполненные песком. Это было по-своему практично – не надо чистить: выгрести из песка огарки, и все.
- Ты еще вон туда поставь, к чудотворной! – женщина вышла из-за прилавка и подвела Машу к небольшой иконе святителя Николая Чудотворца, лежавшей на аналое перед вторым приделом. – У нас же второй престол – Никольский. Вот святитель и икону нам чудотворную послал из клада. У нее уже трое наших исцеления получили. А у одной ребеночек родился. Про клад-то слышала-нет?
Маша покачала головой. Ей хотелось помолиться в тишине, но останавливать словоохотливую женщину было неловко.
- Клад это пару лет назад нашли. Там, за перелеском, - женщина махнула рукой, - один питерский в соседнем селе дом старинный под дачу купил. Решил восстановить особняк, как было. Ну и пока завалы разбирали… Там крыша обвалилась, только стены оставались. В стене клад и нашли – в нише под окном.
- И что там было? - вежливо поинтересовалась Маша.
- А все церковное, старинное. И так случилось, что нам как раз перед этим храм отдали. Только не было у нас ничего – ни икон, ни облачений, ничего. Тут склад зерна был, благодаря этому росписи сохранились, но и их восстанавливать надо было. А денег не было. Мы сами-то с картошки на грибы перебиваемся, а тут столько всего надо.
Ну а питерский этот… Александром его зовут, теперь на каждой службе его поминаем. Как-то он с властями договорился, чтобы все, что нашел, в наш храм отдать. Там и облачение для батюшки было. Только подремонтировать слегка пришлось. Он теперь в нем на Пасху и Рождество служит. И потир старинный с драгоценными камнями, крест золотой престольный. Икона эта – святителя Николая, в ризе серебряной. Еще отдельно мешочек был с золотыми украшениями.
Этот бизнесмен помог украшения куда-то антикварам продать, а деньги привез. Мы на них роспись восстановили, купол покрасили, да много чего. Вот теперь за этого Александра молимся и за покойников – хозяев дома, где клад-то нашли. В архивах Александр отыскал, что были тут последними хозяевами брат и сестра – Иван и Дарья.
Маша тихо и радостно улыбалась, ей уже не было скучно слушать женщину. Вот как Господь с «их» кладом управил. Она представила себе, как сейчас расскажет все это Максу и Тоше и торопливо попрощавшись с женщиной, направилась к дверям.

* * *

Алена уже почти дошла до госпиталя, когда кто-то окликнул ее по имени. Обернувшись, она чуть не бросилась бежать, но поскользнулась и с едва удержалась на ногах. Перед ней стоял тот «черный» мужик, что пугал ее своим присутствием еще в ее времени. Теперь он пристально смотрел на нее, не прикасаясь, но словно удерживая ее на месте.
- Не бойся. Перекрестись, если хочешь, теперь ты умеешь, - произнес он.
Алена заполошно перекрестилась.
- Кто вы? Что вам от меня нужно?
- Ты просто слушай. Я расскажу и уйду. Совсем уйду. Больше не увидишь меня, - мужчина смотрел грустно и совсем не выглядел страшным. – Ты – последняя в роду. Тебе и молиться за всех. А в роду твоем все смешалось, и добро, и зло.
- За кого – за всех молиться-то? – вздохнула Алена. – Я и не знаю никого, мама даже про отца не рассказывал.
- А ты слушай. Отец твой – Валентин мать твою не бросил, он на пожаре погиб, старуху спасая. Его бабушка – Евдокия, учительницей была и его воспитала. В Бога она не верила, но добро в сердце хранила. Соседка ее крестила в младенчестве, так как кричала очень. Евдокия девочку, дочку священника, от властей спасла, у себя спрятала. Та девочка за нее теперь у Престола Господа молит. Евдокия – дочь Анны. Той Анны, что тебя здесь приютила. Вот и отмаливай теперь их – усопших сродников твоих Валентина, Евдокию, Анну и меня, грешного прадеда твоего, Василия. Для того и ходил я за тобой, чтобы это сказать. А теперь прощай.
Алена по-детски прикрыла рот рукой.
- Подождите! Так Аня – моя пра-пра-бабушка? – воскликнула она. – А откуда у нее ребенок может быть? Она же умерла!
- В 1910 году родила она дочь и отдала в приют на воспитание после смерти мужа, чтобы посвятить себя мести и борьбе за свободу.
- А что будет со мной? Сейчас же революция будет. И я, я крещеная?, - Алена попыталась удержать прадеда за рукав, но пальцы прошли сквозь руку.
- Ты – крещеная и с тобой будет то, что судит Бог. Ничего не бойся, только веруй Ему, - фигура прадеда стала размытой и скоро совсем растворилась в воздухе.
- Ты чего тут стоишь с раскрытым ртом? Забыла чего? – санитар из госпиталя улыбнулся ей по-свойски и подмигнул. – Смотри, опоздаешь.

Эпилог

Два с половиной года спустя…
- Антон, фату поправь! – Маша нервничала и не могла этого скрыть.
- Машечка, у тебя все прекрасно, не волнуйся, - Антон улыбнулся и поддержал ее под локоть на ступенях храма.
Александр догнал их уже при входе. Окладистая борода как-то не гармонировала с серым классическим костюмом, и вид его вызывал улыбки.
- Ты бы еще позже пришел! – прошипел тихонько Антон, чтобы Маша не слышала. – Я теперь Машке за посаженного отца! Я кому угодно за нее голову оторву.
- Ладно, Тошка, не ворчи, - Александр примиряюще хлопнул его по плечу.
- Саша! - Мария обрадована протянула жениху руку. – Ну как с билетами?
- Все нормально. Вылетаем завтра в 9.00, как и хотели. До гостиницы тоже дозвонился - со свадебным номером тоже договорились.
- Александр! - настоятель тоже вышел на паперть прямо в облачении. – Что ж, летите вы на Святую Землю?
- Да, батюшка, благословите! – мужчина склонился к руке священника.
- Вот, Саша, возьмите помянничек, помолитесь там! – батюшка вложил ему в руку книжечку в бордовой обложке с золотым теснением. – Может, и из святынек что привезете?
- Обязательно, обязательно, - Александр широко улыбнулся. – Но, если Бог даст, провентилирую там вопрос, чтобы организовать паломничество и для прихода.
- Благодетель ты наш! Спаси тебя Бог, Сашенька! – бабушка с левого клироса притянула к себе Александра и расцеловала его в обе щеки! – Дай Бог вам счастливой жизни!
Максим проталкивался к паперти, высоко поднимая руку с пышным букетом белых лилий.
- Привет, Саня! – кивнул он жениху. – Машенька, позволь ручку! – Макс вручил букет Маше и галантно приложился к ее руке. Букет немедленно изъял Антон и сунул в эмалированное ведро к остальным цветам.
- Максим, здравствуй! Как хорошо, что ты смог прийти! – улыбнулась Маша.
- Да я на минутку. Мама уснула, вот я и решил сбегать по-быстрому.
- Макс, я после поездки обязательно договорюсь, ее посмотрят в Москве, - Александр почти извинялся. - Тот человек, к которому обратиться хочу, пока в отпуске. Но он – лучший специалист. Только я знаю пару случаев, когда у него парализованные полностью восстанавливались.
- Спасибо, Сань! Ты уж хоть сегодня от свадьбы не отвлекайся, - усмехнулся Макс. – А-то все чужие проблемы решаешь. Ну и после Иерусалима вы, вроде, в имение собирались.
- Да это ненадолго. Я обещал в храм паникадило заказать. Надо на месте прикинуть, какое лучше.
- Саш, надо ж им сказать, чтобы Ивана Сущевского иереем поминали. Я все забываю, - добавила Маша. – Максим, а ты про причастие с Ольгой Степановной говорил?
- Она, Маш, пока не готова, - Макс развел руками. – Исповедь – главная проблема. Трудно готовиться в ее состоянии.
- Ну, это уже дело священника – найти способ исповедать болящую, - произнес настоятель. – Лишь бы согласилась, свою добрую волю проявила.
- Вот, Маша вернется, пусть с ней поговорит. У нее хорошо получается. Все, ребята, я пошел! – Макс махнул рукой и рванул через толпу.
- Аленушку, Аленушку пропустите! – крикнул кто-то сзади.
Алена в белой самошитой рубашке и суконной темной юбке, подаренной кем-то из старушек, стояла у самой паперти. Она держала в руках две небольшие иконки – Царской Семьи и Григория Распутина. Обе эти иконы привезла Алене от старца Николая Гурьянова одна паломница и теперь Алена не расставалась с ними.
Полгода назад вернулась Алена в город, но где она пропадала и что с ней было, никому не рассказывала. Она вообще больше на разговаривала, только молчала и улыбалась, когда обращались к ней. Лишь батюшка на исповеди слышал теперь голос Алены.
Приютила ее старушка-свечница, что следила за свечами у праздничного аналоя. Все время Аленка проводила в храме, то молилась беззвучно, большую часть времени проводя у заупокойного подсвечника – кануна; то помогала мыть полы, чистить подсвечники, выбивать половики. Батюшка благословил кормить ее в трапезной, да и прихожане считали своим долгом угостить юродивую яблочком или печенюшкой и подсылали к ней детей с гостинцами. Аленка целовала детские головки и крестила их, аккуратно прикасаясь ко лбу, к животику и к плечам.
Маша обернулась. Саша крепко сжимал ее руку. Алена подняла вдруг обе иконки и благословила их широким крестом.
- Блаженная благословила! – раздался шепот в толпе. – Ну, значит хорошо жить будут!