Совсем маленький

Кто-то помнит себя с трех лет, кто-то с пяти.  Один выдающийся человек утвеждал, что помнил себя с 9 месяцев, и я склонен ему верить. Это был обладатель феноменальной памяти. Я себя помню лет с четырех. К этому примерно времени относятся мои первые публичные выступления. Я неплохо потешал народ, когда пел, перед гостями: " пелим делим, пелим делим тилимоти, ну а девишки? - а девишки - потом" .Понятно, что тогда я решительно не понимал, зачем, вообще, эти девишки нужны. Как многие маленькие детки, я плоховато, как папа с мамой считали, ел. Это беспокоило моих родителей, так как я у них был единственное чадо. Болел я тоже довольно часто, и врачи порекомендовали родителям удалить у меня гланды, которые, как они утверждали, были причиной частых простуд. С едой родители решили проблему изящным образом. Я уже тогда с увлечением слушал сказки и сильно переживал за все персонажи, в том числе и за известную многим детям курочку Рябу. И вот, представьте, малыш не хочет есть яйцо, капризничает. Тогда малышу, то есть мне, сообщают, что курочка Ряба утром, когда я сплю, приносит это яичко под крылышком и передает его для меня. А я хорошо знал, что для того, чтобы попасть в нашу квартиру надо ногами подняться на седьмой этаж. Я представлял себе курочку, прыгающую по нашим ступенькам, и  яйцо съедалось без капризов. Надо совсем было не иметь совести, чтобы обидеть такую хорошую курочку Рябу. Тут же следовал мой вопрос: «А когда приходит курочка? Мне отвечали: «Очень рано, когда ты спишь». У нее много забот и цыплятки ждут». На это с моей стороны обязательно и неоднократно следовала просьба разбудить меня пораньше, чтобы я увидел курочку и сказал ей спасибо. Мне обещали, но каждый раз курочка Ряба успевала уйти до моего пробуждения. Так я ни разу ее и не увидел.
А с гландами была история потяжелее. Меня в пять лет определили в детское отделение какой-то хорошей больницы. Так как я был совершенно домашний ребенок, мне определили наставника – мальчика заметно  постарше меня. Спасибо ему большое. Он меня опекал и не давал углубляться в грустные переживания. Хотя мама постоянно ко мне приходила, я каждый раз плакал, когда она уходила, несмотря на то, что мне уже тогда внушали, что мальчики плакать не должны. Помню свою дикую бестактность, которую я проявил в этой больнице. В коридоре за столиком рядом с нашей палатой как-то вечером восседало существо в медицинском халате с грубыми чертами лица и мохнатыми бровями. Почему-то меня разобрало любопытство, мужчина это или женщина?   Я для себя до этого установил, что сестры, как правило, женщины, а врачи, в основном, мужчины. А тут мохнатые брови и даже некоторая растительность на губе, а место, как бы для сестер. Мне бы молчать в тряпочку, а я возьми да спроси: "А вы мужчина или женщина»? Любопытствующему мальчугану досталась гневная отповедь без ответа на вопрос. Причем часть слов я не понял. Вероятно, это была первая встреча с ненормативной лексикой. Так что я и по сей день не знаю, кто там сидел. 
Отец привел в действие все связи и добился, чтобы меня оперировал сам всесоюзной славы профессор Ундриц, и вот в этом деле папа перестарался. Как потом выяснилось по жизни, доценты делают операции лучше профессоров. Светило отхватил мне вместе с гландами еще и кусочек язычка, что наверху, у дыхательного горла. Этот отрезанный кусочек не регенирировался до сих пор. Впрочем, это мне не мешает. Профессор явно был смущен и уверял, что удаленный кусок не имеет значения для последующей жизни. После операции я, действительно, стал реже болеть, чем очень порадовал своих родителей. Что касается меня, я был нескончаемо рад, когда, наконец, вернулся домой из того места, которое мамина подруга, Васса Федоровна - тетя Ася, раскладывая карты, определяла результаты как «Казенный дом», а до которого, как она говорила, "Дальняя дорога".
Отец был занят. Времен были сталинские и послевоенные. Работа поглощала все его время. Тогда шли на работу ни свет ни заря и возвращались поздно вечером. Суббота была рабочая, и на отдых выделяли только воскресенье. На улицу я. конечно, ходил с мамой в основном и по магазинам.Года в 4 меня приучили подниматься на своих двоих по лестнице на наш седьмой этаж. Таскать на себе продукты и подросшего малыша было очень тяжело. Я понял и стойко стал подниматься сам. Общение со сверстниками было очень ограничено, а две женщины, на которых я был оставлен, баловали меня, конечно, больше, чем нужно. Отец это заметил и был недоволен. Я, естественно привык, что за меня всё сделают, и был не силен по части навыков повседневной жизни. Как-то он заметил, что мне мама шнурки заштуровывает на ботиночках перед выходом на улицу и не на шутку рассердился. " Это что такое!? Мальчик уже большой. Может и должен сам зашнуровывать. До скольких лет это будет продолжаться!?". А мне распорядился: "Садись, учись шнуровать ботинки". Показал,  сказал действовать. Я было попытался - не получается. Тут я впервые увидел отца реально рассердившимся. Он, вообще-то, по жизни всегда был мягким и добрым, но, когда видел непорядок, мог  реально рассердиться и всегда добивался результата. И тогда надо было подчиниться его требованиям. Я тогда в слезы, естественно. Мать защищает - отец негодует. В общем, хоть и в слезах, быстро я тогда научился, и не всю оставшуся жизнь. Маленький снимочек возможной будущей взрослой жизни проскочил передо мной. Взрослая среда не будет комфортной и будет конкурентной. Одно только женское воспитание  во вред. Отцовское влияние для мальчика полезнее. Матери, а особенно бабушки с дедушками, склонны безмерно баловать. Двор тоже полезен. Это школа будущей жизни. Школа нужная, но не всегда безопасная.