Мы на небо залезем, разгоним всех богов!

"И моя душа тоскует по Советскому Союзу".
Уральский протоиерей

На реках Вавилонских... Известны печальные строки,
Но касались, как видим, и там покаянных глубин.
На советских реках говорить запрещалось о Боге:
Плен советский безбожный страшней вавилонских чужбин.

Что за время настало? Откуда повсюду подмены?
Стал монархом тиран, всесоюзным курортом – ГУЛАГ.
Позабыли отцы, вспоминая доступные цены,
Что людей зарывали тогда без молитв, как собак.

Мне напомнят, конечно, счастливое детство у моря,
Целину, кукурузу, коммуну за ближней межой.
И кино про уборку, и пир на колхозном просторе –
Был бы рад за людей, если б те не платили душой.

Кто припомнит картину: в Артеке ребячья ватага,
Все с крестами несутся и славят безбожную власть?
И представить смешно: не для всех черноморское благо,
Без удавки на шее в Артек никому не попасть.

Хоть родился в Союзе, однако советским я не был.
И не прыгал, как все – человек покорил небеса!
Я на небо глядел, на бездонное звёздное небо,
И скорбел, что когда-то навечно закрою глаза.

Не вступал в комсомол, с малолетства претила измена,
Крест нательный носил, но тайком, опасаясь невзгод:
Плен советский намного страшней вавилонского плена –
Становился безбожной ордой православный народ.

Две дороги в стране. Вы шагали к победам упрямо,
Высоко поднимая плакаты и с идолом стяг.
Вы смотрели на стройки, а мы на развалины Храмов.
Вы стремились вперёд, чтоб, дойдя, пировать на костях.

Ум и совесть, и честь – только партия этим владела!
Остальных обрекла жить без совести, чести, ума.
И душе ничего! Пятилетки и стройки для тела!
Всех, кто думал иначе, ждала иль сума, иль тюрьма.

Слышу слева и справа истошные вопли-укоры –
Мол, отец фронтовик, а сынок на отца восстаёт.
Но отвечу исчадьям взрывавших святые соборы:
Мой отец воевал, защищая не власть, а народ.

Забывается всё, и святое мешается с тленом.
Кто когда на Руси оды тяжкому игу слагал?
Был ли русич такой, чтобы он, воротившись из плена,
Воспевал полоненье и чтил юбилеи врага?

Таковых не бывало: иуд на Руси отлучали,
Величали Святой нашу Матушку-Русь неспроста.
Шли за веру на смерть и потомкам своим завещали:
Рускiй – значит Христов, Русь не может стоять без Христа!

На реках Вавилонских молчали органы и трубы,
И ведомые в плен возносили молитвы Творцу...
Коль тоска – смертный грех, то по плену тоска грех сугубый,
И служителю Правды об узах тужить не к лицу.

Вот какое стихотворение написал в конце декабря 2018 г. иеромонах Роман (Матюшин), чьи стихи и песни памятны многим православным.

Тут же встрепенулся, главред провластной «Русской Народной Линии» А.Д. Степанов.
«Мы не боимся критики и дискуссий, – пишет Анатолий Дмитриевич (еще бы ему “бояться” – испытанному “стражу устоев”! – С.Ф.), – поэтому публикуем это стихотворение, хотя односторонность позиции иеромонаха Романа видна, на наш взгляд, невооруженным взглядом. К сожалению, такая позиция служителей Церкви, которую демонстрирует уже не в первый раз отец Роман (тут не только упрек, но и легкое предупреждение! – С.Ф.), препятствует здравому осмыслению русской истории советской эпохи. Примитивный взгляд на советскую историю: мы, которые не принимали советскую жизнь, находясь во внутренней эмиграции, и они – все остальные (подавляющее большинство народа), отдаляет Церковь от народа. Очень печально, что талантливый поэт, каковым, несомненно, является отец Роман, который, по самой сути поэтического служения, должен проникать в суть явлений, выступает в роли одностороннего партийного пропагандиста».
Обвинения, конечно, не по адресу (да и пропагандистский приёмчик, так себе, низшего разбора); «примитивный взгляд на советскую историю» также демонстрирует вовсе не отец Роман.

Однако поспешим успокоить господина Степанова: отнюдь не автор не понравившегося ему стихотворения и не сейчас (в декабре 2018-го), улучив удачный момент, указал на это уязвимое место. Не нужно заземлять и осовременивать реальную нашу историю – замечание, в общем-то, излишнее для историка по образованию, каковым является А.Д. Степанов, сколь, к сожалению, и безполезное для охранителя официально одобренных «вертикалью» «скреп», каковым он является на деле.

Посетителям нашего ЖЖ, однако, напомним, что такой разворот событий предвидел еще А.И. Солженицын (за эту остроту взгляда, видно, и столь яростно ненавидимый перелицованными коммунистами и отравленной советским дурманом крикливой массовкой).

В первом еще его романе «В круге первом», написанном сразу же после освобождения из лагеря, мы найдем вот такие вещие строки: «Большевики настолько беззастенчиво приспосабливаются к моменту, что понадобься нынче провести ещё одно повальное крещение Руси – они бы тут же откопали соответствующее указание у Маркса, увязали бы и с атеизмом и с интернационализмом».

То же самое и даже несколько раньше зафиксировано, как факт, в только что вышедшем дневнике «перековавшегося» во вполне благонамеренный «винтик» советского общества писателя-народника Михаила Михайловича Пришвина.

Поразительны по своему созвучию его записи, относящиеся ко времени сразу же после смерти «лучшего друга всех православных христиан».

11 апреля 1953 г.: «Лежу в постели и слушаю разговоры Ляли с Павлом Никифоровичем и потом с Владимiром Ивановичем Пелевиным и с доктором Ляпуновым. И все разговоры больше о том, как русский человек живет, страдает, бьется при свете фонаря единой правды.

Сообщение от 4 апреля ударило по непосредственным душам коммунистов, как бомба. Коммунист N в пасхальную ночь встретил своего друга коммуниста на улице, идет вместе с женой святить куличи. – Иду, – сказал он, – а куда же еще идти.

Так овцы потеряли своего вожака, и каждая овца вынуждена подумать о себе сама».
9 июля 1953 г.: «Тут интересные новости. В ЦК созвали редакторов и объявили Берию врагом народа, а всё это сталинское наследство назвали “бонапартизмом” и в этом свете вынули из иконостаса Дзержинского. Можно себе представить, какая волна покатится по стране. Всё было изложено в докладе Маленкова. Этот государственный переворот был столь ошеломляющим, что редактор коммунист поехал из ЦК не в редакцию, а к сестре (православный человек). Это было также ошеломительно […], когда некоторые коммунисты бросились в церковь помогать женам святить куличи».
Ну, а сейчас-то Степанову и Ко о чем безпокоиться?.. Дзержинский «в иконостас» возвращен и снова каждому ясно, «с кого», как провозгласил когда-то Маяковский, делать жизнь: ну, конечно же, «с товарища Дзержинс-ко-го». Что же до «бонапартизма», то, хотя само слово и произносится еще редко, явление-то – «живее всех живых»…

«Мы уже в той темноте, что не отличаем изменников от друзей». – Это снова Солженицын, слова из того же романа «В круге первом»… К сожалению, «круг», в котором мы находимся сегодня, по грехам нашим, скорее всего, не станет последним...