Три Татьяны

 Собственно говоря, полного имени удостоена была только одна Татьяна. Две другие были просто Таньками. За глаза их звали "Танька большая" и "Танька новая", при разговоре - Танька и Танька.
 
 Все эти Таньки-Татьяны были ровесницами и учились в одном классе. Но между собой они не дружили совсем. У каждой из них был свой круг общения. Эти круги соприкасались только в школе. К тому времени, как мы подросли до уровня восприятия окружающих, они как раз окончили школу и окончательно утратили взаимный интерес. Во всяком случае, я, приезжавшая к бабушке в наш старый дом только по воскресеньям, никогда не видела их вместе.
 
 Татьяна, удостоенная полного имени,  была дочерью какого-то большого начальника. Не то директора завода, не то секретаря горкома... Нас, дворовую пацанву, не интересовали чины и звания, а Татьяна была на пятнадцать лет старше нас, и потому не интересовала тоже. Сама Татьяна хорошо понимала высокое положение своего родителя и гордилась им более чем явно. Ходила она с высоко поднятой головой. Походка у нее была легкая и красивая. Сама она была тоненькая, беленькая и хрупкая, как фарфоровая кукла с голубыми глазами, а волосы у нее были густые, вьющиеся, темно-каштановые, длиной до плеч. Эта длина подчеркивала стройность тонкой шеи и дополнительно придавала спеси ее внешнему виду.

 Татьяна занималась в балетной студии и музыкальной школе по классам скрипки и вокала. Из окна ее комнаты, когда она была дома, постоянно раздавались звуки музыки - Татьяна распевалась, пиликала на скрипке и бойко барабанила по клавишам фортепиано. Вокализы и гаммы разносились по двору каждый вечер с семи до десяти. Но ни разу не прозвучала ни одна песня или пьеса. Концертные номера Татьяна оттачивала не дома, а в зале музыкальной школы с дополнительно оплачиваемыми учителями.

 Мы иногда устраивали "домашние концерты" во дворе, но одаренная множеством талантов Татьяна никогда не принимала в них участия. Более того, она демонстративно закрывала окно своей комнаты, когда мы начинали выступать.

  Жили они в отдельно стоящем флигеле рядом с воротами. Сначала флигель был маленький и одноэтажный. Наверное, в дореволюционные времена там находилось помещение для прислуги. В годы моего детства это был отдельно стоящий дом с удобствами, отсутствовавшими в основном здании. К слову, жители нашего старого дома пользовались общественной баней на соседней улице и туалетами (для каждой семьи - отдельная кабинка, запирающаяся на щеколду) в деревянном сарайчике на нижнем дворе. В квартире Татьяны эти мелочи быта были. Чему большинство соседей неприкрыто завидовало. При каждом забеге на сто метров (это расстояние до деревянной сараюшки мы от скуки неоднократно замеряли шагами) почти каждый "бегун" поминал ватерклозет в квартире "у начальства". И маленькая, двухкомнатная, квартирка с удобствами казалась жителям старого дома верхом комфортабельности и роскоши.

 А уж когда отец Татьяны принял решение о расширении, и во дворе на месте флигелька вырос двухэтажный особняк - это стало пощечиной местному сообществу. С жителями флигеля перестали здороваться все.

 Сами жители особняка этого не заметили - в переделанном флигеле появилась новая дверь, парадная, выходившая на улицу, а прежний вход со двора оказался замурованным внутри разросшегося здания. Более того, отныне в наш двор не смотрели даже окна первого этажа обновленного флигеля, их сменила гладкая бетонная стена, а окна второго этажа скрывались в густой кроне разросшегося тополя и дикого винограда.

 Теперь наш большой и уютный двор уменьшился на четверть и в нем образовалась новая ниша для игр вне поля зрения взрослых и новое потайное место для секретиков, тайничков и пряток. С точки зрения детей двор выиграл от этого строительства. У взрослых появилась новая тема для пересудов, зависти и обсуждения несправедливости: "Вот так. Одним - всё. Другим - одна дорога - в баню".

 С тех пор я больше никогда не видела таинственную и гордую красавицу Татьяну. И судьба ее семьи и самой Татьяны никогда никаким образом не проявилась ни в каких разговорах соседей.



 С Таньками все было проще.

 Танька-большая была моей нянькой. Не потому, что ее нанимали присматривать за мной малолетней, а потому, что ей лет с пятнадцати хотелось выглядеть взрослой. Она с разрешения моей мамы брала меня на руки и шла гулять на бульвар, где изображала юную мать с новорожденным младенцем. Я так думаю, что прохожие обращали на нас внимание.  И именно этого добивалась Танька. Я росла, толстела, носить меня становилось всё труднее, и Танька перестала со мной гулять.

 К тому же закончились летние каникулы, и школа отнимала у моей няньки очень много времени и сил. Училась она плохо. Отец ее, одноногий фронтовик, ушедший добровольцем на войну в неполные шестнадцать лет, приписав себе в анкете дополнительных два года, был не особенно грамотным и работал сапожником. Точно также и ее мама, работавшая школьной техничкой, не отличалась образованием. Они не могли помочь своей единственной дочери разгрызать гранит науки.  Они заслуживают отдельного рассказа. И я обязательно напишу о них чуть позже. А сейчас я «заточилась» на жизнеописание трех красавиц нашего двора, бывших эталонами для нас, девочек младшего поколения, с восторгом наблюдавших за каждой из этих девушек. И Танька-большая, с моей точки зрения, была самая красивая.

 Танька большая была очень высокая ширококостная рыжеволосая хохотушка с румяным конопатым курносым лицом, тугими и длинными, ниже пояса, косами и длинными ногами «от шеи». В ней не было тайны. Она была тёплая, добрая и домашняя. Как старшая сестра.

 Она много времени проводила у нас дома. Моя мама помогала ей делать домашние задания по математике, химии и физике. Танька потела, сопела, делала вид, что всё поняла… Дело заканчивалось тем, что мама записывала на листочке решения задач и уравнений, и Танька отправлялась к себе домой, переписывать в тетрадь готовые решения.

 А на каникулах снова становилась моей нянькой. К следующему лету нашего с ней знакомства я уже устойчиво держалась на ногах и бойко бегала. Танька брала меня за руку и шла на бульвар, где снова изображала юную мать с любимой доченькой. На нас снова обращали внимание все проходящие мимо люди. Особенно часто к нам, то к Тане, то ко мне, обращались парни с развязными манерами. От этих молодых людей я научилась некоторым словам и манерам, вызывавшим неподдельный ужас моей бабушки. Так, я научилась сплевывать под ноги конфетные фантики, говорить слова «блин» и «ёки-паки», ковырять в носу и сурово натягивать на лоб панамку.

 Еще через год, я была уже достаточно большая и хорошо помню наши с Татьяной прогулки. Она уже не просила называть ее мамой, как прежде. У меня уже было достаточно соображения для того, чтобы не делать этого.  Теперь она рассказывала своим новым знакомым парням, что я ее младшая сестренка и родители не отпускают ее без меня гулять. Парни, стараясь понравиться Тане, угощали меня мороженым и конфетами. И я, наевшись сладостей на прогулке, потом бузила дома, отказываясь от любой еды.

 Бабушка возражала против моих прогулок с Татьяной, но я топала ногами и требовала отпустить меня с ней. Бабушка сдавалась. Мама смеялась. И я шла с Татьяной на её свидания. Вскоре Татьяна определилась с выбором кавалера. Это был очень высокий парень. И такой же рыжий, как Татьяна. Он учился в пединституте и занимался волейболом. Его звали Максим.  Он брал меня на плечи и так, гуляя по бульвару, они наматывали километры в разговорах, которые не интересовали меня. Но мне очень нравились эти прогулки. Я была выше всех.

 Целое лето Татьяна встречалась с Максимом, забыв о том, что школа уже окончена и ей надо бы куда-то поступать на учебу. В сентябре он уехал в колхоз на уборку урожая. Танька погрустнела и больше не ходила гулять на бульвар. Я пыталась расшевелить ее, тянула на прогулки, но она отмахивалась от меня, как от надоедливой мухи, и закрывала дверь своей квартиры перед моим носом.  Это было очень обидно.

 И я обиделась. Когда, спустя какое-то время, Татьяна попыталась снова взять меня на прогулку, я наотрез отказалась идти с ней. У меня к тому времени появился новый нянь – младший брат моей мамы. С ним было гораздо интереснее, чем с Таней. Он научил меня кататься на велосипеде, играть в футбол и делать «мостик», кувырок и «колесо». Татьяна стала для меня неинтересной, как прочитанная сказка.

 Но Татьяна продолжала питать ко мне теплые чувства.  Эти чувства в ней подпитывал, вероятно, и вернувшийся в город Максим.  Иногда я позволяла им брать меня с собой на прогулки. Но не потому, что я простила Таньку, а потому, что мне было жалко Максима, заходившего к нам домой вместе с Татьяной специально для того, чтобы взять меня на прогулку. И я снова ездила на нем верхом. Максим стал частью моей жизни. И заметным лицом в нашем дворе. К нему обращались запросто все наши соседи, как к близкому, как к соседу, хотя он и не жил в нашем дворе, а только приходил к Таньке большой. И все знали, что он – ее жених.

 Максим помог Татьяне поступить в педучилище, а потом и в институт. К тому времени, как Татьяна окончила филфак, Максим успел защитить диссертацию и стал доцентом в этом самом пединституте. Это не мешало ему дружить с нашей гоп-компанией подросших дворовых девчонок и мальчишек.

 Свадьбу они сыграли в нашем дворе в тот день, как Татьяна получила красный диплом.

 Была чудесная погода. Все соседи, кроме жителей флигеля, повернувшегося ко двору спиной, нарядные и веселые радостно поздравляли молодоженов, дарили им какие-то подарки и желали им всяческих благ. Мы, наша компашка, приготовили им в подарок целый концерт, но этот концерт не состоялся. Потому что вдруг, как это зачастую бывает в июле, с ясного только что неба посыпался град, потом полил дождь, и все с визгом и криком разбежались по своим квартирам.

 Татьяна с Максимом уехали в свадебное путешествие и уже не вернулись. Через год уехали и Татьянины родители, смотреть за новорожденными внуком и внучкой. Девочку Максим и Татьяна назвали моим именем. Они долгое время переписывались с моей мамой. Из этих писем я и знаю о дальнейшей жизни Татьяны. Но писать об этом особо нечего. «Все счастливые семьи похожи друг на друга» …



 Отнюдь не такая судьба оказалась у третьей Татьяны, у Таньки новой.

 Новая она была потому, что её семья приехала жить в наш дом после всех остальных соседей. Они были немного замкнуты. В их квартире никогда не бывало гостей. Татьянины родители никогда не выходили во двор на соседские посиделки.

 Татьяна очень любила читать. Она каждый день после школы садилась у окна и читала толстые журналы и книги, которые каждую неделю приносила из районной библиотеки. Её старший брат, Николай, читать не любил. Он слушал музыку, включая на полную громкость радиолу и распахнув окно. Танька новая кричала на него из-за этого, била его книгой по голове и потом плакала. Николай только смеялся в ответ и иногда, в ответ на оплеуху, тряс сестру так, словно хотел стрясти с нее урожай кокосовых орехов.  Тогда их мать, размахивая мокрым полотенцем, пыталась огреть сына и неизменно попадала по дочке. И Татьяна снова плакала, уходила в свою комнату и читала у окна, зажав руками уши. А Николай смеялся и продолжал слушать музыку, звучавшую на весь двор до прихода с работы их отца. Отец Таньки новой отвешивал сыну леща, и все семейство исчезало в глубине комнат. Мать Татьяны задергивала шторы, за ними включался свет и из этой квартиры больше не раздавалось никаких звуков до утра, когда отец уходил на работу и вновь Николай включал свои любимые диски.

  Эти потасовки наблюдали все соседи, но никто никогда не вмешивался. Драки заканчивались быстро и бескровно. Музыка не особенно мешала жить.  А связываться с Николаем никому не хотелось.  В нем было что-то неприятное. Он не пил, не курил, не ругался матом… Я не знаю за ним никаких дурных привычек и манер. Но он нигде не работал и не учился. Иногда он пропадал куда-то на несколько дней и даже недель, потом всё начиналось сначала.

 Его сестра была худенькая невысокая девушка с точеной фигуркой и толстой иссиня-черной косой.  Она туго стягивала волосы на затылке коричневым бантом, заплетала косу и скручивала ее вдвое баранкой. Это было очень красиво. У нее были тонкие черные брови, длинные ресницы и бледные щеки. Училась она хорошо, но, в отличие от своих одноклассниц, обеих Татьян, не была комсомолкой.  После школы она не поступила в институт, срезавшись на первом же экзамене и пошла на работу кассиром в магазин рядом с нашим домом.

 Она не ходила в школе ни на какие дополнительные занятия, в кружки или спортивные секции. У нее было только одно увлечение – чтение романов и стихов. Стихов она знала множество и с удовольствием читала их наизусть.  О том, что Танька новая умеет «здоровски стихи рассказывать, прямо как артистка Большого театра» мы узнали от Таньки большой. И стали этот её талант умело эксплуатировать в дворовых концертах.  Танька новая охотно включалась в эти концерты со стихами Ахматовой и Есенина. Именно от нее я впервые узнала об этих поэтах.

 Мы, все многочисленные дети от мала до велика, и наша гоп-компания, и те, кто был постарше нас на несколько лет, и самые старшие - обе Таньки и Максим, и даже самые маленькие Оля, Коля и Санёк, мы все имели общее пристрастие к театру, к сцене. И иногда, устав от бесконечных игр в казаки-разбойники, пятнашки и прятки, дружно репетировали, готовили оригинальные выступления, разучивали новые песни и стихи, даже придумывали театрализованные сценки из подслушанных у взрослых анекдотов, акробатические этюды и танцевальные номера. Особенным шиком считалось подготовить к "концерту" свой отдельный номер втайне от всех - "сюрприз".

 На эти концерты приглашались все наши соседи. Мы рисовали на четвертинках тетрадных листов театральную маску и надписывали: «Входной билет на концерт, который состоится около стола под деревом в 19.00 часов. Цена билета 3 копейки». Сбоку приписывали: «Контроль». На обороте ставили дату и разносили эти билеты накануне концерта по квартирам. Соседи брали эти билеты и обещали заплатить после концерта, и действительно расплачивались с нами, закидывая копейки в картонную коробку, стоявшую около стола - сцены. Приходили и соседи из дома в нижнем дворе - так громко мы кричали, исполняя свои роли. Они тоже платили нам за концерт, хотя и были безбилетниками.  Нам было очень стыдно из-за этого. Мы искренне считали, что наши соседи платят за билеты, а не за концерт. Но это не мешало нам на следующий день покупать на «честно заработанные» мороженое. Мороженое покупалось, увы, не для всех. Старшие и младшие из дележа выпадали. На наших концертах «зарабатывали» только мы – самая шумная и деятельная часть дворовой детворы.

 Родители Таньки новой не приходили на наши концерты, также как семья «большого начальника». Николай на эти концерты иногда приходил и бурно аплодировал каждому выступлению. Особенно выступлениям Таньки большой. И Максим из-за этого заметно нервничал. А выступления своей сестры Николай освистывал или демонстративно покидал «зрительный зал» во время чтения ею стихов. И мы все очень переживали за нее и поэтому громко хлопали после каждого стихотворения. Наверное поэтому Татьяна всякий раз охотно соглашалась выступать на наших концертах.

 К этому времени она уже не заплетала косу, а укладывала волосы халой, красила губы яркой помадой и делала красный маникюр. Нам, мне и моим подружкам, это все очень нравилось. Мы, подражая Татьяне, красили губы и ногти красным карандашом, за что неизменно получали нагоняй, но маниакально продолжали украшаться, как Танька новая.

Мне было восемь лет, когда Танька новая вышла замуж за друга своего брата. Откуда взялся этот друг, никто не знал. Но этот кореш Николая однажды пришел к ним домой, увидел Татьяну и сразу сделал ей предложение. Причем обратился не к самой Татьяне, а к ее родителям.

  Почему она пошла за него замуж? Не знаю. Она была красивая девушка с огромными грустными глазами. Ее муж был невысокий кряжистый парень лет тридцати.

 После их свадьбы, точнее регистрации их брака, он стал жить в их квартире. Он, как и Николай, нигде не работал. Вместе с Николаем исчезал иногда из дому, а в те дни, когда они были дома, он играл на гитаре. По вечерам они пили пиво с водкой, которые приносила с работы Татьяна. Отец Татьяны пил вместе с ними.

 Никто из соседей не вмешивался в их жизнь по-прежнему. Они не буянили.

 Примерно через год после того, как Татьяна вышла замуж, в день ее рождения, она исчезла. Словно ее и не было никогда. Потом прошло еще некоторое время и исчезли Николай и муж Татьяны. Отец Татьяны поседел в один день и его парализовало. А  мать Татьяны выбросилась из чердачного окна нашего дома и разбилась насмерть. Смотреть за парализованным стало некому. Он тихо и незаметно прожил около месяца под присмотром соседей и также тихо и незаметно угас.

 Много лет спустя мне рассказали, что Татьяна умерла страшной смертью. Потом был суд. На суд пригласили свидетелями по делу  нескольких наших соседей. Из здания суда и вышла в наш двор вся правда о ее гибели.  Хорошо, что наши уши берегли, и тогда мы ничего не знали о гибели Тани новой. Я была уже взрослой, когда я почему-то вспомнила семью, жившую в квартире над бабушкиной комнатой, и тогда соседка мне рассказала о том, что случилось.

  Это было в ее двадцать пятый день рождения. Она была на пятом месяце беременности. И это было уже видно по округлившейся фигурке даже нам, детям. Мы многое замечали, даже не понимая того, что происходит рядом. Жизнь взрослых была для нас,как открытая книга с цветными картинками на иностранном языке...

 Муж Татьяны решил отпраздновать её "юбилей" без родителей Татьяны на пикнике, пригласив еще троих друзей. На пикник в лесополосе поехали на двух машинах, на машине Николая и на такси. В результате в этой компании Татьяна оказалась единственной женщиной. Мужчины выпили лишнего. Начали буянить, устроили какие-то непристойные пляски. Татьяна попросила мужа вернуться домой. Он разозлился и ударил ее. Николай засмеялся и поинтересовался у сестры: «А ты как думала? Муж - он не папочка. Воспитать сумеет. Что угодно с тобой делать может. Имеет полное право».  Эта мысль в воспаленном мозгу пьяного мужа Татьяны нашла одобрение и он решил ее тут же изнасиловать, а потом избитую измученную Татьяну отдал на растерзание дружкам. Последним был Николай. Татьяна этого уже не знала. Она была без сознания.  Потом насильники допили остававшийся алкоголь и муж Татьяны вставил ей в промежность опустошенную бутылку. Татьяна не подавала признаков жизни. Он пнул ее ногой: «Сдохла. Поехали отсюда».

  Татьяна очнулась уже поздно вечером, в темноте.  Боль была нестерпима, но она поползла к дороге, откуда доносился шум машин. Спустя час она оказалась на шоссе.  Машины проносились мимо. Их водители не замечали лежащей на обочине окровавленной женщины. Тогда Татьяна собралась с последними силами и попыталась встать. Шофер не успел затормозить, машина ударила Татьяну в грудь и девушка отлетела на несколько метров. Водитель испугался, но не уехал с места аварии. Он подошел к потерявшей сознание Татьяне, увидел, что она вся в крови и, содрогаясь от ужаса, поднял ее на руки, уложил на заднее сиденье своей машины и помчался к ближайшей больнице, молясь о том, чтобы сбитая им девушка осталась в живых. Он успел привезти ее еще живой, но в приемном покое она, не приходя в сознание, умерла на его руках. Сидеть бы ему в тюрьме за непредумышленное убийство, но при вскрытии тела обнаружили бутылку. Следователь понял, что трагедия случилась до того, как девушку сбила машина. Милиции потребовался месяц для раскрытия преступления.

 На суде компания тунеядцев, убивших Татьяну, выложила все подробности, стараясь свалить вину на остальных собутыльников. Они все уже сидели в свое время за другие преступления, были знакомы по колонии и их одновременно выпустили за пару лет до того по амнистии. Николай, хотя и был самым молодым из них и никогда до того не бывал судим, оказался главарем этой банды. Он организовывал налеты на склады и грабежи сельских магазинов в других регионах страны, поэтому банду не могли "вычислить" несколько лет. Гибель Татьяны помогла распутать эту череду преступлений. Всех членов банды осудили на максимально длительные сроки. Николай и его зять были приговорены к высшей мере.

  ***
Одно имя, одно поколение, три судьбы...