Несостоявшаяся встреча

Сорок лет прожил он с этой женщиной. Она не была его первой любовью, да и вообще любовью не была, как, впрочем, не был её любовью и он. У каждого была своя любовь в прошлом. Её муж погиб на фронте в 1942 году. Все её нерастраченные чувства сконцентрировались на единственном ребёнке.Он лишился жены гораздо раньше – в 1931 году.Это произошло, когда ему было 28, а ей – 26 лет. Они расстались.
Семейные узы были ничто перед интересами партии, в которой оба они состояли. «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону». Она уехала туда, куда её послали. Уехала насовсем, забрав дочь. Не было ни сцен, ни дележа, ни бракоразводного процесса.

Было трудно, невозможно даже поверить, что это всеръёз, навсегда. И он не верил. Он очень ждал её, просил вернуться.  А потом была война, фронт. Он искал её через институт, в котором она училась. Его фронтовая открытка, направленная администрации института, до сих пор, когда уже их обоих давно нет на свете, всё ещё хранится их дочерью, как дорогая реликвия. Ему помогли отыскать её в далёком уральском городке. И он приезжал в этот город и был принят в доме. Но что-то в нём перегорело. Он даже не попытался вернуть её.

Когда закончилась война, он вернулся в свой город. Он оказался редким счастливчиком. Его не убило, не покалечило, не ранило. Он встретил довоенных знакомых. Среди них, среди дальних родственников столько потерь, столько вдов. Он женился. Это было неизбежно. Молодой, всего 44-летний, здоровый, интересный и... свободный. Он имел выбор. Но до этого не дошло. Вдовы сами решили этот вопрос не совсем демократичными путями.Укрыться от их напора можно было только под крылом одной из них, самой энергичной. И он сдался без боя,  демобилизовавшись в  1947 году.

Было бы неправдой думать, что все прошедшие годы у него не было женщин, но встречи эти были мимолётными. Как тени, они скользнули, не оставив следа.
В его судьбу вошли только две женщины. Обе обладали сильными характерами, обе носили одно и то же имя. В остальном же они представляли собою две крайности.
Ту, первую он любил, со второю прожил сорок лет. Прожил по-всякому. Едва не стал отцом её ребёнка, но беременность сорвалась. Он не страдал от этого. У обоих были дети: у неё был сын, у него дочь.  Она, а вслед за ней и он, утверждали, что каждый имеет двух детей. Но это было совсем не так. Она была не просто преданной матерью, что вовсе не диво, а норма. Она была из матерей , способных абсолютно на всё, на любые проступки ради своего сына.

Его дочь жила  в том же городе, но отдельно, со своей матерью. Отец виделся с ней часто, поддерживал материально, бывал в её доме со своей женой. Двери перед обоими гостеприимно открывались. Гостям отводились лучшие места, по тому же принципу ставилось на стол. Спустя годы его посещали внуки и даже правнуки.
Знавшие всех их люди удивлялись: две жены за одним столом. А что, собственно, такого?   Это ведь дела давно минувших дней. Да и не отбивал никто никого.
Его семейная жизнь, однако, не была идиллией. Характер у его жены, прямо говоря, не сахарный. Но у него была своя тактика. Он либо отмалчивался, либо подлащивался. Если она ему «Гав», то он ей на это «Мяу». Так и жили. Что ж в том особенного, о чём разговор?

Да и не было бы никакого разговора, если бы, если бы он , к примеру , не зажился, а умер бы, не израсходовав силы, как говорят, на ходу. С ним этого не произошло
Он начал болеть. Болезнь медленно отнимала силы. Он очень противился ей, и всё же пришлось оставить работу. Какое-то время он пытался работать понемногу на дому. Он любил свою работу, его знали многие в городе и обращались. Но это уже было несеръёзно. Исчезали постоянные заказчики, заработки прекратились. Он уже не мог спуститься с третьего этажа, чтоб зайти в парикмахерскую и привести себя в привычный порядок, не мог принести покупки в дом. Это легло на плечи жены, тоже нездоровой и немолодой женщины.  Прийдя с покупками, она вызывала его на балкон и он «ловил рыбку» – опускал верёвку, она привязывала её к сумке, а он тянул сумку наверх.

Чем более он слабел, тем более раздражительной становилась она. Был случай, когда после очередной головомойки, он проговорился дочери, что жизнь его горчит, но тут же пожалел об откровенности и добавил: «Ну что ж теперь делать! Не всегда ведь так, бывает и хорошо». И больше не жаловался, и эта тема не возникала.
В тот единственный раз дочь сказала ему, что он может в любой момент притти к ней, но оба они знали, что это не произойдёт никогда.
А женино раздражение, между тем, нарастало и выплёскивалось через край. Она не считала нужным сдерживать его и при дочери, отлично понимая, какую причиняет боль. Статус дочери изменился после того, как она пять лет тому назад овдовела.
Слабый и зависимый, он лишь молчал. Он никогда не говорил о смерти, как будто слова могут приблизить её. Но однажды сказал дочери, что этой ночью впервые хотел умереть, чтоб развязать ей руки. Ночью он стонал, и она подняла крик, что он лишает её сна и отдыха.

Болезнь будто подслушала его и галопом помчалась к развязке.Он перестал есть, едва мог добираться до постели, до туалета. Анализы крови были таковы, что сомнений в скором исходе не оставалось.
В одну из ночей у дочери зазвонил телефон: «Приходи, отцу плохо».
Несколько месяцев назад дочь так же была вызвана к отцу. Тогда была зима, гололёд, ночь. На сей раз – летняя гроза.
– Ты не пойдешь одна. Я пойду с тобой.
Тон у матери был настолько решителен, что возражать не имело смысла. Дочь могла всего лишь заметить:
   – Как же ты пойдешь? Ты ведь несколько лет не выходила из дому. У тебя даже нечего на ноги одеть. А сейчас три часа ночи, гроза.
– Ничего. По-о-йду!
Нашлись мужские домашние тапки.
Улица встретила их ливневым дождём, громом, молниями.
Преодоление одного квартала заняло полчаса. Предстояло пройти в пять – семь раз большее расстояние. Тапки на ногах матери промокли вмиг, стали тяжелыми, сваливались на каждом шагу.

На ближайшем углу от дома отделилась фигура.Это была соседка, высланная его женой навстречу. Увидев её, дочь поручила ей мать, а сама, не разбирая дороги, пошла вперёд. Когда она вошла, то сразу поняла, как отцу плохо, очень плохо.
Бледный, мокрый, холодный, он сидел поперёк постели, опустив на пол ноги, уцепившись руками в края кровати. Дочь сделала ему укол и только затем сменила свою мокрую одежду на сухую. После укола он немного успокоился.
Прошло более часа. Гроза утихла. Стало светать – августовские ночи короткие. С улицы через открытую балконную дверь донеслась речь. Дочь узнала голоса.
– О, наконец- то мама.
– Кто-о-о? – воскликнула жена.
– Мама с вашей соседкой, наконец, дошли.
– Зачем эта идиотка явилась?
И с криками «Пусть уходит! Я её не пущу!» жена бросилась на лесничную площадку.
– Успокойтесь, не кричите. Вы разбудите весь дом.
Дочь никак не могла ожидать такой реакции. Она пыталась удержать и успокоить жену: – Мы сейчас уйдём. Мама еле пришла. Она ж больная!


Но слова не достигали рассудка бившейся в истерике женщины.
Дрожащими руками дочь сорвала с себя халат, натянула мокрое платье и с пояском в руке выбежала из квартиры.
– Что, что там такое? – слабым голосом вопрошал больной, но ему никто не отвечал.
Когда дочь сбежала вниз, мать с соседкой преодолели лишь первые ступени.
– Что, что такое? – так же, как отец, спросила, ничего не поняв, мать.
– Ничего!  Пошли домой!
И мать всё поняла по тону, каким были произнесены эти слова. Покорно, молча она пустилась в обратный путь.
  Спустя несколько дней он умер. Все оставшиеся дни дочь была с ним. Ей было сказано:
– Что ты приходишь днём. Ночью будь с ним.
И она была рядом. Жена уступила ей свою кровать, сдвинутую с постелью больного, а сама расположилась в противоположном углу комнаты на тахте.
– Я рада, что вы отдохнули, - сказала ей дочь утром.
– Я не спала, – отрезала жена.

Больной и впрямь не находил себе места. Он просил посадить его и тут же просил положить. И снова: посадить – положить, посадить – положить, вправо – влево, вправо – влево..
Дочь предложила жене пойти к соседке отдохнуть.
Утром неожиданно ясно с осуждением в голосе, больной спросил:
– Где она? Она ночевала у соседки?
Его страдания были невыносимыми. Жена вызвала скорую, чтоб ввели наркотики.
Спустя несколько минут после отъезда скорой его не стало.

И дочь не могла себе простить, что в эти минуты её задержала на кухне пришедшая свояченица жены и она не увидела последнего взгляда, а может, не услышала последнего слова отца, с которым не жила, которого так любила.
А дальше было всё, как обычно бывает в подобных случаях: омовение, одевание покойника, прощание с ним родных и знакомых. Пришла и мать. Жена сама предложила ей проститься, то, в чём так грубо, так жестоко отказала при его жизни.
Ночью с покойником оставались двое – жена и дочь.
– Мы не будем в комнате. Пошли на кухню, – сказала жена.
Вынесли кресла, устроились. Жена была возбуждена, много говорила, вспоминала что-то и  внезапно рассмеялась, вспомнив смешной эпизод. а может быть обретённой                наконец, свободе. Кто знает..       
С этой женщиной он прожил сорок лет,  и  только семь лет, включая действительную службу в армии, с матерью.
               
  1999 г.