Динь-динь ля-ля, или Инновационная форма побора

"Мороз и солнце – день чудесный", - сказал Чибисов Геннадий Евгеньевич, глядя в окно, после чего повернулся к ученикам 3 "а" класса и попросил, чтобы они принесли по одной игрушке для школьной новогодней ёлки.
     - А две можно? – спросил Костя Фуженков.
     - Можно, - ответил учитель.
     - А три? – продолжил допрос Костя.
     - И три можно, но не более того и обязательно с разрешения родителей. Если родители против, ничего не несите. Понятно?
     - Более чем, - сказал Костя серьёзней некуда (он вообще серьёзный товарищ) и подвёл итог: - Нам давно уже всё понятно. – И ещё раз вздохнул. - Принесём – куда денемся?

На следующий день на учительском столе лежала куча ёлочных украшений.
     - Так, - сказал Геннадий Евгеньевич, - быстренько забрали всё назад. Я буду вызывать вас по очереди и заодно составлю список того, кто и что принёс.
     Первой учитель подозвал к себе Машеньку Подшивалову.
     - Что это? – спросил он у девочки, рассматривая стеклянную игрушку принесённую ею.
     - Зебра, - ответила Машенька.
     - Первый раз вижу зебру в клеточку.
     - А на ней попона.
     - Попона на зебре? Оригинально! – воскликнул учитель. – Ну что ж, так и запишем: зебра в клеточку.
     Следующим был Вова Стоеросов. Геннадий Евгеньевич покрутил в руках игрушку, которую вручил ему ученик, а потом показал её классу.
     - Посмотрите, детишки, какого забавного негра в чалме принёс нам Вовочка.
     - Это не негр, это афроамериканец, - сказал Вовочка.
     - А может просто африканец?
     - Может, но не негр. Негр – не толерантное слово.
     - Почему же не толерантное? – удивился Геннадий Евгеньевич, а, может, сделал вид, что удивился.
     - Потому что не комильфо.
     - С ума сойти! – воскликнул учитель. - И чего только не услышишь от учащихся третьего класса! Представляю, какие выражения вы принесёте в четвёртом!
     Три алых шара на красной ленте принесла Женечка Вездеходова. Учитель померил их линейкой и занёс в список, как "шары стеклянные, алые, диаметром 8 см, на ленте, 3 шт."
     Следующим в перечень попал Лёва Печёнкин.
     - Это что? – спросил учитель у Лёвы.
     - Танк.
     - Это не танк, а самоходка. Такая, как в песенке: "Самоходку танк любил. В лес гулять её водил. От такого рОмана вся роща переломана". В каком фильме звучит эта песня, знаешь?
     - Знаю. Это любимый фильм моего папы: "Они сражались за Родину".
     - Вообще-то, тот фильм, в котором исполняется эта песня, называется по-другому, но хорошо, что ты хоть что-то знаешь о Великой Отечественной войне. - И напел себе под нос: "Столько пыла и огня было в их наружности, что не осталось даже пня на десять вёрст в окружности!" Ладно, запишем твою самоходку как "танк металлический".
     Следующим был Костя Фуженков, тот самый, который въедливый. И вручил он Геннадию Евгеньевичу румяного старика с ватными усами и бородой, в тулупе, шапке и валенках.
     - Надо же - дед Мороз! – вскричал учитель. - Да какой большой! да какой вальяжный! Всем дедам морозам – дед Мороз! Не жалко было из дома уносить?
     - Не жалко,- сказал Костя Фуженков. - Мамка его ненавидит. Говорит, что он один в один похож на папку, который нас бросил. Такая же бородатая сволочь!..
     А ещё я принёс Снегурочку. Вот (вынул из пакета). Мамка уверяет, что она копия нашей разлучницы, и произносит слово, которое я повторить не решаюсь…
     - Вот и правильно, что не решаешься: не всякое слово следом за взрослыми повторять надобно.
     Садись, Костя…
     Так, кто ещё принёс снегурочек?
     Поднялось три руки.
     - А дед морозов больше нет? И то хлеб! Несите снегурочек.
     Резвее всех оказалась Люда Сидорова, и принесла она учителю Снегурочку из папье-маше, похожую на фигуристку.
     - Так и напишем, - сказал Геннадий Евгеньевич, - Снегурочка на коньках, в неглиже…
     А эта похожа на куклу Барби, - сказал он Ирочке Присыпкиной. - По крайней мере, мне так кажется. А тебе?
     - И мне тоже. Я хотела на неё шапку-ушанку с красной звёздочкой надеть, да только подходящего размера не нашла…   
     И была ещё одна ничем не примечательная Снегурочка, вырезанная из картона, густо обсыпанная стеклянной пудрой. Несмотря на неказистость, Геннадий Евгеньевич внёс её в свой демократический перечень.
     Наташа Причуда принесла крошечного плюшевого медведя. "Мишка-косолапый по лесу идёт, шишки собирает, в корзиночку кладёт…" - прочёл Чибисов, внося новую строку в исписанный лист бумаги.
     И тут -
     - Вот шишка, - сказала Нюра Подберёзкина, положив её на учительский стол.
     - Настоящая? – спросил Геннадий Евгеньевич.
     - Пластиковая, - сказала Нюра.
     - А похожа на настоящую. Классно сделана.
     Лёша Бобров принёс из дома фигурку легендарного зверя и, вручая его Чибисову, торжественно произнёс:
     - Зубр.
     - Действительно зубр, - согласился Геннадий Евгеньевич, внимательно оглядев зверушку со всех сторон. – Из Беловежской пущи, наверное. Вещественное напоминание о крахе страны советов, Шушкевиче и прочих парнокопытных…
     И опять пропел: "Мне понятна твоя вековая печаль, Беловежская пуща, Беловежская пуща…"
     Хороший голос у Геннадия Евгеньевича. И память хорошая – педагогическая…
     А Катюша Маслова принесла бусы, видимо старинные – давно Чибисов не видел подобных: стеклянные, составленные из череды разноцветных трубочек и шариков. Красивые на загляденье! 
     И Чибисов невольно пропел песенку из своего детства – о том, как звякают бусы, когда их вешаешь на ёлку: "Динь-динь ля-ля, динь-динь ля-ля, динь-динь, динь-динь ля-ля".
      - Порадовала, порадовала, Катюша, - сказал он, - вот только коротки они для нашей школьной ёлки. – И тут же успокоил её:
     - Но ты не переживай, я что-нибудь придумаю и обязательно пристрою их на самом видном месте.
     И были ещё стеклянная матрёшка, пластиковый щелкунчик, золотой самовар, искусно расписанные шары, причудливые снежинки отливающие перламутром, три бумажные гирлянды, разнообразная мишура и две серебряные пики с такими узкими отверстиями, что ни на одну верхушку не влезут. На этот раз он промолчал, не рискнув прокомментировать подобную несуразицу.
     Лишь два ученика 3 "а" не принесли ёлочных украшений: Эрик Бекбулатов и Игорь Поспелов.
     - Почему? – поинтересовался Чибисов у Бекбулатова.
     - Это не наш праздник, - коротко ответил Эрик.
     - А ваш какой?
     - Новруз, Курбан-Байрам…
     - Курбан-Байрам – это когда баранов режут, - сказал, не вставая с места, Костя Фуженков. – Я видел. Собственными глазами.
     Геннадий Евгеньевич, однако, проигнорировал его замечание.
     - Понятненько, - сказал он. - Ну, на нет и суда нет. Садись, Эрик. У каждого, действительно, свои праздники…
     А ты почему, Игорёк, не принёс?
     - Забыл, Геннадий Евгеньевич. Я завтра принесу, если можно?
     - Ну, конечно, можно. Приноси. Время ещё есть.
     Игорёк просиял лицом, сел… -
     и толкнул соседа локтем – а ты, дескать, говорил, что из школы выгонят, придурок…

Когда завершились занятия, Геннадий Евгеньевич сложил игрушки в картонную коробку из-под импортного печенья и отнёс директору школы.
     - Здесь, - сказал он Альбине Ахатовне, - малая часть от щедрот наших школьников. И их родителей, разумеется.
     - Какая прелесть! – воскликнула Альбина Ахатовна, перебирая игрушки. – А вы молодец – надо же какая оперативность! Нет, ну, правда, молодец! Не то, что эта несносная Дерюгина. Мало того, что она игнорирует мои указания, так она ещё и выказывает мне неудовольствие, заявляя, что сбор игрушек – это не что иное, как инновационная форма побора! Нет, вы представляете? представляете?
     - Молодо – зелено, - сказал Геннадий Евгеньевич. – Типичный девичий максимализм…
     А вот это, - сказал он, протянув директору несколько листочков исписанной бумаги, - перечень игрушек, которые мы вернём нашим ученикам после завершения зимних каникул.
     Альбина Ахатовна несколько мгновений растерянно смотрела на коллегу, а потом, оценив сказанное, разразилась восторженными словесами:
     - Я всегда утверждала, что у вас, Геннадий Евгеньевич, светлая голова! Действительно, какие же это поборы, если мы вернём игрушки обратно?
     - А ещё, - промолвил польщённый похвалами Геннадий Евгеньевич, - я бы застраховал этот ёлочный наряд на случай его повреждения – уж слишком хрупкие, знаете ли, эти новогодние штучки-дрючки.
     Но Альбина Ахатовна с ним не согласилась:
     - Бесполезное занятие – это всё равно, что страховать сосиски в нашей столовой…
    Я предлагаю всякое повреждение игрушек оформлять соответствующим актом и вручать владельцу вместе с осколками и другими подтверждающими поломку фрагментами.
     - А что – это идея, - сказал Чибисов. – Насчёт страховки я, конечно, пошутил, но ваше предложение мне нравится. И всё же нужно постараться, чтобы неизбежного в таких случаях боя было как можно меньше.
     - А я со своей стороны попросила бы вас, Геннадий Евгеньевич, поговорить с Дерюгиной, объяснить ей формулу возврата и попросить её не бузить – не тот, знаете ли, случай, когда следует переходить в оппозицию.
     - Обязательно поговорю и постараюсь убедить, - пообещал Геннадий Евгеньевич. – Честно говоря, она мне нравится – как преподаватель, разумеется. Из неё может выйти толк.
     На том и порешили. Великая вещь согласие, тем более в преддверии праздника. Ну не портить же его никому ненужными разборками?