На душе у нас тревога
наваливаясь сверху.
- Голову включай, Саня, голову. Не спи на ходу, - волновался Абрамыч.
Но голова не включалась. В конце концов я врезался Сергею в колено и расквасил
нос.Тренер обречённо махнул рукой.
- Ступайте с глаз моих, недотёпы.
Вернулись в общежитие. Тётя Поля сделала знак задержаться и зашептала горячо.
- Василису ночевать не оставляй. Не дай Бог, явится отец, он нам такой разгон устроит.
- Вы знаете её отца?
- Кто этого Ирода не знает? Столько лет нас в лагерях охранял, а теперь и на
воле от него покоя нет. Вертухаем был и помрёт вертухаем.
Вовка спал на моей койке, зарывшись лицом в подушку. В ногах у него,
свернувшись калачиком, тихо посапывала Оля. Света сидела у окна и вертела
настройку "Океана".
- Вражеские голоса слушаешь?
- Какие голоса. Хрип один.
Она прошлась по комнате, остановилась у стола. Взяла полупустую бутылку,
покачала в руке и поставила на место.
- Водку ты не пьёшь, спать не укладываешь, что делать будем?
Она старалась говорить равнодушно, но в голосе чувствовалось напряжение.
Вдруг захотелось обнять её, погладить по волосам, успокоить. Я слегка
разозлился и спросил грубо.
- С Лидкой Артеевой не подруги случайно?
- Здесь половина населения Артеевы, а вторая - Пастуховы.
- Ладно. На месте разберёмся. Бери свою шубейку и пойдём.
- Рубашку снимать?
Она взялась за пуговки. Я чуть не убил её. Вот зараза, нашла пацана.
- Оставь. Считай, подарок.
На улице "румыны" сосредоточенно лупили мяч.Света остановилась, не зная
куда идти. Я взял её под руку и повёл по аллее к реке.
- Тоже мне, кавалер. Даму не хватают в охапку, а предлагают ей руку.
- Поучи меня галантности, леди захолустная,- пробурчал я, но руку отпустил.
Она впервые посмотрела на меня с интересом.
- Не сердись. Я так просто.
Артеевы жили у самого берега. Лидкин отец, Иван Егорович, сидел на крыльце и
чинил какие-то рыбацкие снасти.
- Лида дома?
- Дома, телек смотрит. Проходите,- он слегка подвинулся.
Лидка и Света оказались знакомыми. Они о чём-то пошушукались, и хозйка вышла
из избы, наверное спросить разрешение у отца. Света тронула меня за плечо.
- Спасибо за помощь.
- Женька говорил, подруга у тебя в Ухте. Просил проводить завтра.
- Хорошо. Рано не приходи, дай выспаться.Воркутинский после обеда идёт,
на нём и поедем.
Вошла Лидка.
- Свет, я баню протапливала, ещё тёплая. Пойдёшь?
- С удовольствием.
Я испугался, что она при мне начнёт раздеваться, и выскочил на улицу. Лидкин
отец всё ещё сидел на ступеньках и вязал свои узлы.
- Огоньку не найдётся?
Я похлопал себя по карманам.
- Не курю.
- Ну и правильно. От табака только кашель и вонь.
Он достал из штанов спички и прикурил беломорину.
- Поговорить не с кеи,- догадался я и присел на ступеньку рядом.
- На рыбалку собираетесь?
- На неё самую. Только где рыбы взять? Всю реку загадили. Три завода на
километр течения.В лютый мороз вода не замерзает.
Машинально глянули в сторону сажевого завода. Из четырёх труб клубами валил
чёрный дым. Стоящий рядом факел подсвечивал его красным светом. Картинка
апокалипсистическая.
- Вот такая у нас теперь рыбалка.Старики рассказывали, сёмга на нерест
шла - весло не воткнёшь.
На крыльцо вышли Света и Лидка с шайками и полотенцами.
- Ты ещё здесь? Не проспи завтра.
- Вас разбужу, сони.
Девчонки, посмеиваясь, прошли мимо.
- Это чью дивчину ты привёл к нам ночевать?
Я смущённо заёрзал.
- Познакомились случайно.Зовут Света, а фамилия, вроде, Макеева.
Отец присвистнул.
- Вот оно что. А я гадаю: на кого похожая? Вылитая мать.
Он собрал своё рукоделие и поднялся.
- Пойдём к лодкам, там покурим. Не будем девкам мешать.
На берегу он открыл крохотную будочку, сложил в неё снасти, достал
таганок и чайник. Спать он, видимо, не собирался.Мне тоже не улыбалось
маяться в общежитии одному.Развели костерок.Когда чайник закипел, Иван Егорович
высыпал в него большую пачку заварки и, дав настояться, разлил чёрный,
как нефть,напиток в жестяные кружки. С непривычки я обжёг губы. От горечи
язык стал шершавым и в горле запершило. Иван Егорович сокрушённо заметил.
- Не выйдет из тебя путного бродяги. Для бродяги чифирок слаще мёда.
- А я и не собираюсь быть бродягой
- Не зарекайся. Судьба баба капризная, неизвестно каким боком повернётся.
- Судьбы нет. Человек должен сам строить своё счастье.
- Ну да, ну да. Сам должен.Человек рождается весь в долгах. Должен Богу,
должен родителям, должен государству. Бог до смерти о тебе не вспомнит,
мать простит, а вот государство долг потребует вернуть. Оно тебя и построит.
Он сделал мелкий глоток и прикурил от уголька очередную папиросину.Северное
небо продолжало свою непонятную игру:то ли поздний вечер, то ли раннее утро.
Тишину нарушал треск сосновых веток в костерке.
- Мы прибыли сюда в тридцать втором, летом.Спецпереселенцы с Украины,
раскулаченные.Мне ещё и пяти не было.Ехали на подводах, на поезде, плыли на
пароходе и баржах. В пути умерла младшая сестрёнка.Её даже похоронить не дали.
Забрали на станции и унесли куда-то. Жили в землянках у Ижмы, где сейчас
мастерские.Старших гоняли на лесоповал, а мы сидели в норах и боялись нос
высунуть.Зверьё бродило, как вороны по помойкам. В первую зиму умерли от голода
оба старших брата. Мама пошла в лес за дровами и замёрзла в сугробе.Может из сил
выбилась, а может устала за жизнь цепляться. Позже стали строить бараки,
обтягивать их колючей проволокой. Мужчин и женщин разделили. Нас, горсть
уцелевших, оставили с женщинами. Топили печи, таскали воду с реки, ухаживали
за больными.Когда началась война, отцу удалось каким-то образом записаться
добровольцем. Брали только уголовников и бытовиков.Завидовали им по-чёрному.
Они ушли и как в воду канули. Видно, отдали свой долг сполна. Вскоре меня
перевели к мужчинам и, как положено, впаяли срок. Дальше топтал зону на
законных основаниях.
Я сидел на обрубке сосны и прихлёбывал из кружки остывший чай. Он уже не
казался таким горьким. Разум отказывался верить услышанному, но это была правда.
Мастерские, в которых я работал,обнесены колючей проволокой. Столбы покосились,
вышки сломали, но дух зоны сохранился до сих пор.Старые бараки приспособили
под многочисленные склады.Однажды мы с Петром Ивановичем, слесарем из бригады,
получали скобы для крепежа,и он указал на надпись, вырезанную на двухдюймовой
доске. "Хрущ П. 1949г."Только тогда до меня дошло, что двухэтажные стеллажи
- бывшие нары, а Пётр Иванович был обитателем этого барака.
- У нас на участке Хрущ Пётр Иванович тоже сидел.
- Петька-хохол? Матёрый уголовник. За горсть сахара семь лет лагерей. Да пять по
ногам и пять по рогам.
- По каким рогам?
- По обыкновенным. Пять лет без права голосовать, чтобы не забодал вождя на выборах.
Он разгрёб прутиком потухший костёр и выкатил на песок несколько картофелин.Взял
одну, побросал из руки в руку, подул на неё и протянул мне.
- Угощайся. Лучшей еды на свете нет.
Я разломил хрустящую корочку и задохнулся от вкусного горячего пара. Иван Егорович
высыпал на газетку крупную соль из спичечного коробка.
- Вкуснотища. Может по одной девчатам отнести?
Он засмеялся.
- Время-то сколько? Они дрыхнут давно.
Я посмотрел на небо.Оно было безжизненно бледным.Стрелки показывали час ночи.
- Засиделся. Вам, наверное, на работу утром?
- Я уже на работе.За лодками приглядываю.
- На пенсии?
- По здоровью. До пенсии мне ещё три года трубить.
Я удивился. Человек столько пережил, а лет ему едва за пятьдесят перевалило.
Помыли руки в речке. Мутная вода пахла бензином.Стало прохладно, но костёр больше
не разводили.Иван Егорович надел телогрейку, а мне дал старый бушлат.
- Света в маму такая красивая?
- Как их сравнивать? Светка птичка вольная, следователем не мордованная, конвоем
не битая.
Он смял пустую пачку "беломора" и бросил её на кострище. Достал из кармана новую.
- Для красивой женщины лагерь хуже смерти.Всякая сволочь считает её своей добычей,
каждый норовит отщипнуть сладенького. Вертухаю не откажешь, от опера не
отобьёшься. Алёну, Светкину маму,пригнали с этапом по "ленинградскому делу",
в пятидесятом. Хлебнула горячего полной ложкой. Меня уже расконвоировали, и я
"вольняшкой" работал в женской зоне, электриком с понтом.
- Как это "с понтом"?
- Делал вид, что соображаю, а сам только лампочки вкручивать умел.
- И сходило?
- В подручные инженера из зэков дали, шпиона английского. Он в войну союзникам
помогал разгружаться в Мурманске. Англичане его наградили, а наши за орден
десятку дали. Чтобы не зазнался.
Иван Егорович неожиданно улыбнулся и покачал головой, словно заново удивляясь
такой метаморфозе. Лицо его, выдубленное морозами, чуть разгладилось. Я ожидал
воспоминаний в шутливой форме, но ошибся.
- Алёне повезло поначалу. Приглянулась молодому лейтенанту из охраны, Макееву.
Он выхлопотал для неё освобождение от тяжёлых работ, пристроил в больничку полы
мыть. Не Бог весть что, но не кайлом на железке махать и не лес валить. И харч
приличный и защита от погани разной. Но покровитель оказался сволочью редкой.
Мало ему было женского тела, любви добивался. Лютовал страшно. Синяки с её лица
не сходили, неделями пластом валялась после таких ласк. Куда женщине деваться?
Только в петлю. Но успели верёвку обрезать, откачали. Живая осталась, но глаза
потухли. Словно свечку внутри задули. Когда усатый загнулся, политическим дали
волю, но Алёна осталась. Может ехать было некуда, или разуверилась в жизни.
Макеев забрал её к себе, то ли прислужницей, то ли наложницей. Когда в конце
пятидесятых взялись за моральный облик офицеров, оформили брак. Последний раз я
видел её в роддоме. Светка и Лидка родились в одно время. Может и отогрелась
бы Алёна рядом с ребёнком, но не дал Бог счастья. Умерла при родах.
- А Вы почему не уехали?
- Куда? Я даже дома своего не помню. Только черешню за окном.
В общежитие вернулся часов в шесть. На крыльце столкнулся с Сергеем.
- Тебе что не спится? На тренеровке опять дремать будешь.
- В этом сумасшедшем доме выспишься. Ночью "полкан"отставной приходил,
дочь искал.
- Макеев?
- А кто же ещё, Всю общагу обшарил, под каждую койку заглянул.Хорошо,тётя
Поля его отправила.
Я испугался. Сергей посмотрел на меня подозрительно,усмехнулся.
- Не боись.Тётя Поля знает, куда недоумков отправлять.
- Рыжий не барагузил?
- А как без него? Рвался морду вояке набить, да я притормозил малость.Была
нужда за это дерьмо в тюрьме сидеть. У тебя какие планы на сегодня?
- Вздремну пару часиков, а днём в Ухту поеду.
- К себе не ходи,там Рыжий со своей принцессой отдыхает.Ключи от моей комнаты
на вахте.Я по лесу побегаю и часов в одиннадцать тебя разбужу. Годится?
Глаза мои слипались, и я только мотнул головой.
Сергей, как и обещал, разбудил меня ровно в одиннадцать. Он уже принял душ
и выглядел посвежевшим.
- Умывайся и садись завтракать. Я яичницу с салом пожарил.
- Ешь её сам,а мне сделай бутерброды с сыром. И чаю.
- А устриц подать не прикажите?
Я побрёл в свою комнату за полотенцем и зубной щёткой.Рыжий и Оля спали,
обнявшись, в чём мать родила.Байковое одеяло в казённом пододеяльнике
валялось на полу.Хоть бы дверь на шпингалет закрыли, бесстыжии.
Свидетельство о публикации №219121600451