Хенде хох!

Сегодня у соседей ти-хо-о-о. Благодать. Митьке с Лариской с похмелья - вот и тихо. Вчера песни орали на всю округу, а сегодня стонут словно белуги. Постучались было ко мне: мол, одолжи, Степаныч, на опохмелку. С первой пенсии отдадим. Я им во ответ фигу показал. Две фиги - одну Митьке, другую Лариске. Потому что знаю, им на пенсию никогда не заработать, они больше одного месяца на одном месте не держаться.
Ах, как тихо. С непривычки оглохнуть можно от такой тишины. Я вот не пойму: как это люди умудряются - вчера получку получили, а сегодня её уже нет. Вчера - получка, а сегодня - трясучка... Сходить к ним что-ли, может сдохли. Ха! - эти сдохнут, эти любой баобаб переживут! Ой, что у них вчера творило-о-ось: музыка, песни, топот ног, но чего не забуду, того не забуду. Услышал я дикий женский крик, ну и из чистого любопытства на балкон вышел. Вижу - Митька за поручни своего балкона держится и висит вниз ногами. А Лариска орёт благим матом - боится, значит, что муж её сорвётся, тот, рыжий чёрт, висит и ржёт, пугает, значит, Лариску. Ржал-ржал, да и в самом деле сорвался и солдатиком полетел с третьего этажа. Мало того,  умудрился в открытый колодец угодить. И пробил там какую-то трубу, отчего во всём доме не стало горячей воды. Зато из колодца ударил фонтан. А Митька вылез как ни в чём не бывало.
Лариска визжит, а этот ржёт - мерин. И мне кричит:
- Гляди, Степаныч, какой я фонтан своей задницей... организовал! Горяченький! С парком!
Я кричу ему:
- Митька! Заткни фонтан чем-нибудь! Зачем нам горячий фонтан, когда на дворе лето и жара?!
И Лариска ему:
- Мить, заткни фонтан, а! Нехорошо бабулек на скамейках обваривать!
Тут гости их повылазили на балкон, Гогочут - придурки, к фонтану, к кипятку языки тянут. Митьке ручками машут. А Митьке того и надо, чтобы публика у него была - артист ошпаренного театра.
- Шас сделаю всё в ажуре, - делово обещает он. И нырк обратно - в колодец!
Через пять минут фонтан заметно поубавился, Митька выскакивает из колодца в одних трусах, кожа его парит, а он ржёт.
Гости его смеются, аплодируют, Лариска орёт: "Браво!", бабки на скамейках крестятся.
- Пришлось пожертвовать брюки и рубаху! - сообщает всем Митька.
Аплодисменты не утихают. И тут Митька давай позы культуриста отчебучивать: и так прогнётся, и эдак набычится.
- Арррнольд Шварц - негеррр! - рычит красный как помидор Митька. Вдруг, Митька руками показывает: мол, тихо всем! И говорит торжественно, в тишине:
- Сейчас я эту крышечку, - и он указывает пальцем на чугунную крышку, что лежит недалеко от колодца, - верну на своё место.
Хватается он за крышку, да как рванёт! Представляете, рахит-рахит, а вес чугунины взял. Держит этот рыжий чёрт крышку над головой и... молчит. И все молчат. Я понял, что-то тут неладно, кричу:
- Бросай крышку, Митька!
- Не могу, - пыхтит Митька. - Меня... всего... заклинило.
Лариска с гостями замерли, разинув рты. И тут Митьку мотать начало: влево-вправо, вперёд-назад.  Митька шагнул, и пошёл восьмёрками по двору: грибок нв песочнице покорёжил, бабок напугал, двух собак чуть не задавил.
- Лариска с гостями! - кричу я. - Бегите вниз, снимайте с Митьки эту проклятую крышку, он же убьется!
Те опомнились, бросились вниз, сняли с Митьки кое-как крышку от колодца. А тот руки никак опустить не может. Окаменели, говорит. Вот что творилось вчера у моих "дорогих" соседей.
О! Вон он, пошёл пустые бутылки сдавать - авоськи над головой держит. Надо ему что-то крикнуть. На дорожку.
- Эй, Митька! Хенде хох!