Прозвище

Вопрос, конечно, деликатный. Про прозвища.
Самое главное – его заслужить надо. Обычно - история какая. Или черты характера. Или внешности. Может – профессия. Должность.
Мы не знаем – писал ли кто на эту тему научных трудов. Скорее всего, какой-нибудь исследователь копал данную тему. Как же без этого. Какой-никакой хлеб для ученой публики. Сидел себе в библиотеках. Корпел. Выискивал. Систематизировал.
Нам до этого далеко. Мы по этой теме поверхностно пробежим. На местном материале. Пару-тройку случаев преподнесем. Чтобы развлечь читающую публику.
Вот первая история. Простецкая.
Дело на одной здешней таежной реке было. Давненько уже. Осенью на рыбалке. В начале сентября. В те годы хариус там еще процветал, на маломощных моторах туда не каждый мог сунуться. Река серьезная. С порогами. Но мы с компанией на паре лодок поднялись километров на тридцать.
Нас было шесть человек. Все мужчины средних лет.
Стоим себе лагерем да безостановочно удим. Ходим вдоль реки вверх-вниз. Хорошие прогулки. Три дня гуляли.
Вечером уху варим; ну и в нее для навара дополнительно кидаем харюзовые потрошки: икру там, желудки вычищенные, печень.
Рыба осенью крупная. С притоков скатилась, где жировала в теплый сезон.
Уха получается – пальчики оближешь. Наваристая.
Да еще вечер на берегу отличной чистейшей реки. Водочка, опять же, а то вечера прохладные уже. Выпьешь продрогший да за уху… да повторишь… да еще и еще… Да разговоры всякие.
Одно слово – хорошо сидим!
Мы вам так авторитетно скажем – в таких таежных поездках всегда найдется чудак. В каждой экспедиции. Мы как едем в такое таежное путешествие, то знаем – он будет обязательно. Или он непрактичный ротозей. Или спорщик. Может, копуша. Или пьяница, что все три дня поездки даже не сможет размотать удочки, так и пробродит хмельной от старта до финиша. Или еще что…
Словом, и тут не обошлось.
Стасом его звали. Росточка небольшого. Щупленький. Неловкий до невозможности. У него клюнет – а он на всех глянет сначала – что это, мол, было, клюет, что ли. Что-то, мол, с моим поплавком?  И пока ему не заорут  - тащи, ни за что не среагирует. Вся компания, одним словом, наполовину на свои поплавки смотрит, а наполовину на его снасть. Так три дня и кричали ему весело, кто вперед увидит – тащи! Навеселились за милую душу. Накричались.
И к нему в этой экспедиции накрепко прилипло прозвище – Рыбий Потрох. Так до сих пор и зовут его. За глаза, конечно. Мы тоже, когда видим его издалека, говорим сами себе шуткой:
– Вон Рыбий Потрох идет.
Подходим, руку подаем и серьезно здороваемся:
- Привет, Стас!
А заработал он себе прозвище через кулинарию.
Очень ему та самая уха с потрошками понравилась. Ну и решил он в пластиковые бутылки насобирать этого добра. Тех самых потрошков из крупного осеннего хариуса:
- Домашних хочу угостить подобной небесной едой.
Теперь вот представьте картину. Мы ее до сих пор видим.
Все вернулись в лагерь. Всю рыбу перечистили, пересолили, дежурный уже уху сварил. Стемнело. Ужин.
Стас со всеми быстренько выпил первую рюмку, схлебал тарелочку ухи и к реке. Туда, где на кромке воды валяется в таком живописном кровавом виде эта самая благодать из рыбьих внутренностей – остатки.
Буквально целая гора.
Стас ставит свечечку на камушек, вставляет в рот сигарету и начинает копаться в той горе, выискивая икру, печенку и желудки. Режет, промывает. Аккуратно наполняет пластиковые бутылки. Долго сидит в одной позе.
Всей компании его уже жалко. Зовут к столу. Но он непоколебим.
Кто-то ему вдруг случайно крикнул:
- Эй, рыбий потрох, иди погрейся!
Так у человека появилось второе имя: Рыбий Потрох. И оно прилипло к нему в одну секунду.
Потом мы вернулись домой. У кого-то в гараже выгрузили рыбу. И разъехались по домам. Чего-то все заторопились к семьям. Взяли по несколько рыбин. Остальное, мол, по-братски разделим потом.
Почему-то только через три дня собрались ее поделить. Погода стояла внезапно теплая. Соленой рыбе-то хоть бы хны. А вот пластиковые стасовские бутылки протухли. Они забродили. Он свою кулинарную благодать не догадался посолить. Это он дал маху.
Все эти труды пришлось выкинуть. Под улыбки и смех нашей рыбацкой компании.
Так человек даром пострадал.
Приобрел себе второе имя…
А вот наш дачный сосед тоже мог себе второе имя заработать. Но ему мудрости хватило этого не сделать.
По весне он таскал навоз на грядки. Целый грузовик надо было перенести. В небольшую горку, метров сорок. Таскал один. День носит, второй.
На третий думает – сегодня закончу это дело. Ну, и трудится себе. Только вдруг у него собственное сердце защемило. Такая медицинская картина у него бывает. Значит, с Солнца надвигается магнитная буря. Он от этого зависит. Метеозависимый, говоря научным языком.
Он о той своей сердечной проблеме знает.
Но думает:
– Нет, немного осталось, несколько ходок. Дотерплю. Чтобы закрыть это дело.
Носит дальше.
Потом как подумает:
- Вот, мол, и вправду - заклинит мой чувствительный сердечный мотор… Помру. Потом люди меня как вспоминать будут? Будут поминать не мой образ и мои разные дела… Станут говорить при случае или пробегая на кладбище мимо моей могилы – а, это тот, который умер, когда навоз таскал… Обидно стало, что после меня только это предложение, эта фраза останется. Еще прозвище прилепят обидное…
Словом, он чуть не заплакал. От таких мыслей. Жалко свою автобиографию стало. Бросил таскание навоза и пошел домой отлеживаться.
Ждать, когда магнетизм пройдет.
Молодец. Хватило ума.
А то – на охоте был случай. В результате чего один здешний мужчина получил прозвище Рябчик. Оно к нему накрепко приросло.
Мужская компания по осени бродила по лесам. Утром вставали, завтракали и расходились от избушки кто куда. Кто парами, кто поодиночке уходили навстречу удаче.
У каждого – ружье за плечами. И свои планы.
Тут ведь как. Идти надо тихо. Бесшумно. Смотреть в оба. Надеясь набрести на пасущихся косуль. Или маралов.
Только это трудно. Трава шуршит. Ветки плечом задеваешь. Сучья под ногой хрустят.
Лишь самые терпеливые могут скрасть зверя.
Нам, к примеру, лично это никогда не удавалось. Мы не можем медленно гулять. Наша психика не позволяет нам редко переставлять ноги. Мы думаем:
- Чем больше территории оббежим, тем больше вероятность набрести на дичь.
Носимся как угорелые. Вечно приходим без добычи. Только что рябчиков добудем, которые из под ног вспорхнут и усядутся тут же на соседнее дерево. Тут уж не промахнешься.
Значит, вернемся к той компании. Мы там не были. Только слышали эту быль.
Один из них был, видимо, навроде нас охотник. Дядя Леша.
Промышлял по рябчику. Разными способами. То, как мы, набредал на них и поднимал на деревья, а потом стрелял. Еще имел с собой манок. Такой специальный свисток. На нем выдуваешь мелодию под рябчика, который якобы зовет к себе подругу. А может наоборот – свистит подруга, подзывая к себе милого дружка. Или самцы сзывают друг друга на бой. Мы точно не знаем.
Словом на этот свист или прилетает по воздуху или прибегает по земле самый настоящий рябчик. Который тоже посвистывает.
Тут уж не зевай в своей засаде. Выцеливай.
Ходил-бродил дядя Леша. Добыл, кажется парочку рябчиков уже. Сел, посвистел. Нет, не идет не, летит никто. Еще побродил. Еще посвистел. Тишина.
Тогда он придумывает такой метод:
- А если я залезу на дерево и оттуда подую в манок. Слышимость-то будет дальше. Больше шансов, что рябчики слетятся.
Сказано – сделано. Забрался он на дерево, на середину ствола и давай дудеть. Оружие удобно положил. Весь превратился в зрение и слух.
А в это самое время недалеко проходила парочка охотников с той же компании. Слышат – свистит рябчик.
- Ага – говорят они – сейчас мы его добудем.
И идут в сторону свиста. Определяют – птица на дереве. Сверху откуда-то свист раздается. Крадутся. Все ближе и ближе. Ружья наизготовку взяли. Курки взвели – вдруг влет стрелять придется.
Вот уже рядом. Приглядываются – ба! На дереве – человек сидит и свистит.
Про дальнейшее рассказывать не станем.
Только потом весь наш городишко дядю Лешу уже не называл за глаза дядей Лешей.
А называл просто – Рябчиком.