Музыкант Глава 1. Часть 9. Дела семейные

На фото Вячеслав Демин с сыновьями.
Начало http://proza.ru/2020/03/22/663
 1.9. ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
  Из оьрывков воспоминаний и уверенных слов складывалась вполне определённая не радостная картина начала служебной карьеры нашего героя как инженера: «В феврале я оклемался. Привезли обещенный стенд. Занялись его настройкой. На праздник 23 февраля сосед по квартире предложил составить компанию: «Бери аккордеон. Пойдём в гости к моей женщине. Там будет и подруга».
   Нас встретила красивая женщина на вид лет тридцати. Вошла женщина помоложе. Бледная, тощая, с запавшими глазами, да ещё с годовалым ребёнком. Я поинтересовался у соседа: «Это и есть обещанная подруга?» «Ребёнка кормит!» — пояснил тот.
   Пили, ели, пели, пили… Вырубился. Утром проснулся в постеле с подругой. Не понял! Что было, не помню. Да, наверняка, ничего не было. Мне двадцать три года. В гости пришёл девственником. Попал! Подруга спрашивает:
   — Что делать будем?
   А я и не знаю, что делать. Пожимаю плечами. Подруга продолжает:
   — Пошли, познакомлю с дядей.
   — Зачем?
   — Мы же переспали!
   — У тебя ребёнок.
   — Усыновишь.
   Пришли к дяде. На кухне сидят четыре мужика, пьют, закусывают.
   — Заходи! Отведай сайгака. Пьёшь?
   —  Могу немного.
   — Моя бригада, — представил хозяин мужиков. — Охраняем сайгаков на Каракалпакском плато. Охотимся на вертолёте за браконьерами.
   Выпили, закусили. Мужики вскоре ушли. Дядя, крепкий рослый мужчина лет пятидесяти с серьёзным лицом, начал представлять племянницу:
   —  Девица у нас хозяйственная. Мать бросила её, отец давно бросил. Вот я и приютил. Влюбилась в футболиста. Родила сына. А где тот футболист?
   Наливает и в упор спрашивает:
   — Жениться будешь?
   — Не знаю. У неё ребёнок, — мямлю я.
   — Усыновишь. Мальчонка хороший.
  Я опять своё: «Не знаю». Дядя открыл ящик стола, достал разделочный нож, приставил к моей груди и, то ли в шутку, то ли всерьёз, изрёк: «Прирежу». Я утвердительно закивал и был отпущен. Для себя ещё ничего не решил.
   Стал присматриваться к невесте. Вроде ничего. Когда-то надо жениться. Начали сближаться. Гулять, ходить в кино. На Восьмое марта собрались у дяди. В подарок невесте красиво исполнил итальянскую песню  «Никто не знает» из репертуара итальянских песен Магомаева. Произвёл впечатление».
   — А о чём песня? Русский перевод был?
   — А зачем? Как мы в шестидесятых записывали иностранные песни? На слух русскими словами запишем на бумаге и поем, читая русские буквы. Нас не волновало, что скажут о произношении иностранцы, если вдруг услышат такое пение. Да и в наше время, ожидая итальянскую делегацию по культурному обмену, готовили программу на итальянском языке. Я печатал русскими буквами транскрипцию двадцати семи итальянских песен. Хорошо, что не приехали.
   Мне показалось, что когда наш герой погрузился в следующую часть своей истории, он усмехнулся самому себе нехотя и настороженно.
   «Невеста постепенно нравилась мне всё больше и больше. Думал, что полюбил. Сообщил родителям о предстоящей женитьбе.
   К концу марта на работе успешно настроили стенд. Когда снова появится работа, неизвестно. Получили двухнедельные каникулы. Мне безделье порядком надоело. Я чувствовал, что нахожусь не там, делаю что-то не то. Тянуло в Севастополь. В голове крутилась фраза: «Мой Севастополь, жду встречи с тобой!» Позже она зазвучит в песне.
   Мысль уехать из Бухары в Севастополь невесте понравилась. С вещами отправились в Хиву к двоюродной сестре невесты, чтобы из Ургенча (он расположен вблизи Хивы) улететь в Москву просить увольнение. Сообщил отцу, что на работе каникулы, будем отдыхать в Хиве. Отец прибыл в Хиву. Погостил два дня. Присмотрелся. Дал добро на женитьбу со словами: «Твой выбор, но маме это не нравится. Она хочет нянчить своих внуков».
   Посетили в Хиве знаменитый базар, которому не видно конца. Ели арбузы. Они хорошо сохранились с прошлого урожая и стоили от десяти копеек до рубля за килограмм. Купили невесте подарки. Отец с арбузами улетел на Камчатку, я с невестой и ребёнком —  в Москву».
   — Как отец отнёсся к решению покинуть Узбекистан?
   — Никак. О своём решении я ему не сказал. Письмо прислал уже из Севастополя.
   События заставили нашего героя сделать выбор  совершить действие. Наконец-то он принял решение начать свою жизнь.
    Вернулись к воспоминаниям: «В Москве мы поселились у брата отца. Тот отвёл нам комнату. Там мы и сошлись с невестой, а спустя положенный срок мои родители получили своего внука.
   В московской конторе мне отказали: «Ещё два года отработай, тогда приходи!» Отправились в Севастополь без увольнения. Сняли комнату на Красной горке в частном доме у одинокой старухи. Расписались, стали официально мужем и женой. Усыновил мальчика. Не официально устроился музыкантом в ресторан «Бригантина», где подрабатывал в студенческие годы. Оплата — три рубля за вечер плюс часть денег от благодарных посетителей.
   Бумаги с нотами и текстом песен, подаренные Ободзинским, я бережно сохранил. Они пригодились. Сделал аранжировку, разучил с оркестром, и в «Бригантине» с успехом зазвучали песни: «Эти глаза напротив» и «Анжела».
   Мои травмированные органы продолжали напоминать о себе. Сходил в поликлинику, сдал анализы. Врач удивилась: «Как вы живёте? С такими результатами анализов не живут! Разве только из чистого упрямства». Выписала таблетки, но помогли не они. Знающие люди дали совет: «Оформи справку, что с твоей болезнью жить можно только в Крыму». Нужную справку отправил в московскую контору. Меня уволили. Спустя месяц получил трудовую книжку и устроился инженером на радиозавод имени Валерия Колмыкова. Вылечила меня хозяйка съёмной квартиры. Она горевала, что перестала работать радиола. Я всё же инженер! Взялся починить. Не имея инструмента, вооружился батарейкой и проволокой. Языком проверил контакты, обнаружил неисправную лампу, заменил её. Радиола заработала, а я получил заверение: «Помогу избавиться от хвори».
   Месяц я пил отвары, что готовила хозяйкаи. Сдал анализы. Чудо! Врач так и не смогла понять, куда хворь делась.
   Родители позаботились, чтобы к рождению ребёнка у моей семьи была квартира. Путём обменов, разменов получил свою однокомнатную. Родился сын. С Камчатки прибыли родители. Погостили месяц.
   На заводе я работал днём, по вечерам продолжал подработку в ресторане “Бригантина”, по выходным занимался заводской художественной самодеятельностью. Играл в заводском оркестре на электронном органе, руководил этим оркестром и писал для него аранжировки. У нас были два солиста и две солистки-вокалистки. Исполняли в основном советские и народные песни. Уставал очень, но жизнь была интересной».
   На рассказчика нахлынула волна грусти с воспоминаниями о работе с талантливыми музыкантами, которые и сейчас отчётливо стоят перед глазами: «Запомнился эпизод из этого периода моей музыкальной жизни. В 1972-м году, по-моему, в июне к нам приехал на гастроли джаз-оркестр Вадима Людвиковсого. У него в оркестре играли тогда самые именитые советские джазовые музыканты: саксофонисты Георгий Гаранян и Алексей Зубов, тромбонист Бахолдин, трубач Чижик, пианист Фрумкин (забыл их имена), а также композиторы: Евгений Мартынов и Борис Монастырский. Людвиковский приобрёл международную известность как один из наиболее прогрессивных бэндлидеров Советского Союза, популяризаторов свинга и оркестровой джазовой музыки в СССР.
   Мы сложились по пятьдесят рублей (а нас в оркестре ресторана было девять человек) и пригласили музыкантов после концерта, это где-то в 23.30 к нам в гости в Ленинскую комнату. Купили угощение, роскошно сервировали стол и стали ждать гостей. Эти музыканты для нас тогда были, как Боги!
   Все, кого я выше назвал, пришли. Сели за стол, ели, выпивали, разговаривали. Я оказался между тенор-саксофонистом Алексеем Зубовым и композитором Евгением Мартыновым, которого тогда ещё мало кто знал. На концертах он сам себе аккомпанировал на фортепиано и пел баритональным тенором с красивым тембром свою песню “Баллада о матери” (“Алексей, Алёшенька, сынок…”).   
   Посидели до трёх ночи, потом вышли в зал, включили освещение, аппаратуру. Тромбона у нас не было, поэтому Бахолдин сел за барабаны, остальные взяли наши инструменты, Зубов — сакс тенор, Чижик — трубу, Фрумкин сел за фортепиано. Целый час они играли популярные в то время джазовые темы. Для нас было наслаждением послушать в такой дружеской обстановке любимых джазовых музыкантов! Мартынов подарил мне ноты со словами своей песни “Моя любовь”. Спустя два года она зазвучала как “Я жду весну” со словами Андрея Дементьева в исполнении Софии Ротару.
   Монастырский был одного со мной возраста. Помню, как я по пьяни зажал его в углу и сказал: “Пока не расскажешь, как стал композитором, не выпущу”. Он ответил что просто сочинил песню “Девятый класс”, послал кассету с записью в Киев на радиостудию, а через неделю его вызвали в Киев и предложили поступить в консерваторию без экзаменов на композиторское отделение. Его примеру последовал и я. Послал свою песню “Алло, алло!” в Киев, но у меня ничего не вышло. Видно, композитор в то время я был ещё никудышный. А может, судьба не отпустила меня из Севастополя?
   Вечер и ночь в компании музыкантов запомнились мне на всю жизнь.  К сожалению, все, кто был у нас тогда в гостях, ушли уже в мир иной, да и из тех музыкантов, которые встречали гостей, осталось только двое: я и Труфанов Юрий Евгеньевич, которому уже под девяносто».
   После задумчивой паузы Дёмин продолжил: «В напряжённом режиме я находился до осени 1972-го года. А осенью произошёл неприятный случай. Но, как говорится,  что ни делается, всё к лучшему.
   Я пришёл на работу и обнаружил, что на рабочем месте нет электронного частотомера, который в то время стоил 3500 рублей (почти как небольшая машина). Заявил о пропаже начальнику цеха. Вместо того, чтобы разбираться в случившемся, на меня повесили воровство и сказали, чтобы я выплатил всю эту сумму. Я обратился в юридическую консультацию, где мне разъяснили: раз я оформлен на рабочую должность, то не материально ответственное лицо и должен выплатить не всю сумму, а только треть от месячного оклада. Мне присудили уплатить сорок рублей. Я их выплатил и принципиально подал заявление на увольнение по собственному желанию. Всё! На этом моя инженерная карьера закончилась. Только музыка!»
   Не редкость, что люди живут не свою, а какую-то случайную жизнь. Нужна мощная встряска, чтобы человек открыл самого себя, стал собой. Так наш герой к двадцати пяти годам понял основной жизненный принцип, которым следует руководствоваться: делай то, что не можешь не делать, и не делай то, что можешь не делать.
   А годы шли, порождая новые события: «29 июня (!) 1975 года  отец попал в аварию. Она сократила жизнь отца. В августе родился третий сын. С декабря я уже бессменно работал руководителем оркестров разных составов. Возросшая ответственность и зачастившие сердечные недомогания заставили критически посмотреть на свою жизнь с огромной нагрузкой и постоянными выпивками. Я дал зарок— знать всему меру и думать о тех последствиях, которые бывают после чего-то неразумного».
   Сказав так, рассказчик умолк, не вдаваясь в подробности.
   1978-й год у нашего героя начинался хорошо. Ему тридцать лет. У него семья. Трое сыновей. Родители вышли на пенсию и переехали в Севастополь. Помучились полмесяца всемером в однокомнатной квартире, а Новый год гуляли уже в  трёхкомнатной кооперативной. С ёлкой. И что самое главное — наш герой вернулся к творчеству.
   Собеседник оживился, вспоминая события: «Город готовился праздновать 195-ю годовщину основания. Объявили конкурс на лучшую песню о Севастополе. У меня родились стихи для песни. К словам о любимом городе родилась у меня  музыка. Песня получилась эстрадная лирическая. В то время я работал в ресторане «Севастополь» с оркестром в составе: барабаны, бас, гитара, орган, труба, саксофон. Играл на органе. Месяц репетировали. Исполнили красиво! Начали, как и поётся, «красивыми аккордами». Я запевал, три голоса подхватывали:

«Звёздное небо, Чёрное море, ночной прибой.
Мой Севастополь, всегда я жду встречи только с тобой.
Ночные огни мне с моря видны, манят к себе.
Нити проспектов, словно дороги в нашей судьбе.      
   Волнами моря Чёрного ты омыт, город мой.
   Счастливыми аккордами наполнен ты каждой весной.
   Навек в моей ты судьбе, и сердце моё только с тобой.
   И я пою о тебе, и песня моя летит над землёй.
Люди красивые, в город влюблённые — гордость твоя.
Улицы светлые, парки зелёные, юность моя.
Маков цветущих алое море — твоя краса.
Летом счастливые радуют всех твои голоса.
   Волнами моря Чёрного ты омыт, город мой.
   Счастливыми аккордами наполнен ты каждой весной.
   Навек в моей ты судьбе, и сердце моё только с тобой.
   И я пою о тебе, и песня моя летит над землёй».
   
 Закончили троекратным повторением: «Мой родной Севастополь!» Заняли первое место!»
   - Вот тут-то у вас и захватило дух от успеха?
   - Да! Было очень приятно.
   - А жизнь и измеряется мгновениями, когда дух захватывает.
   Я поинтересовалась:
   — Как отнёсся отец к вашему успеху? Понял, что вы музыкант?
   — И он, и мать поняли это ещё в 1970 году, когда приезжали в Севастополь. В перерывах между чертежами и написанием дипломной работы я устраивал им концерты. Играл на аккордеоне и пел популярные песни. Особенно они любили песни на слова Сергея Есенина. Мать даже слезу пускала.
   Наступила пауза. Она как-то затянулась, и я спросила:
   — А дальше?
   — А дальше было 29 июня (!)1978 года! Скорбная дата. В дороге, возвращаясь после лечения в санатории в Кореизе, отец умер от сердечного приступа. Было ему всего пятьдесят шесть.
   На лицо собеседника легла печаль об утраченном. Он вздохнул и продолжил: «Семье требовался заработок, и события повернулись так. В 1979 году в Севастополь приехал музыкант из Анадыря и совратил нас отправиться на Чукотку «за большими деньгами». Там, по его словам, заработок в десять раз больше. «Как туда попасть?» — загорелись мы идеей. Ответ: «Зона закрытая, но попасть можно по приглашению».
   Один наш товарищ правдами и неправдами добрался до Чукотки. Оформил и выслал "Приглашения" для клавишника и барабанщика. 29 июня (!) 1980 года я (клавишник) и Валера Кашин (барабанщик) отправились в дальний путь со своими инструментами. У меня  двухклавишный орган «Матадор», ревербенатор, микрофон и самопальный одноголосный синтезатор, который я взял на год в аренду за 200 рублей. У Валеры — весь комплект барабанщика: большой барабан (бочка), малый барабан, хай-хэт, две тарелки и три тома (баритон, тенор и альт). Кроме этого он взял двадцать барабанных палочек и три микрофона для подзвучки большого, малого барабанов и тарелок с томами. Общие — усилитель и две 500-ваттные колонки. Груза предостаточно. Почти 200 килограммов.
   Прилетели в Магадан. Там просидели две недели, ожидая увольнение третьего товарища, который отправился раньше нас и успел устроиться в Магадане на работу в кафе.  Добрались до Анадыря. Дальше наш путь лежал в село Лаврентия, расположенное еще дальше, в шестистах километрах к северо-востоку от Анадыря.
 Сидим в деревянном аэропорту, ждём свой рейс. Тут, "на краю земли", произошла радостная встреча с коллективом Полада Бюльбюль оглы. С этими музыкантами мы в семидесятые годы играли джем-сейшны в ресторане “Севастополь”, когда те приезжали в наш город на гастроли. Встретив музыкантов, мы очень обрадовались, стали обниматься, вспоминать о встречах в Севастополе.
   В Лаврентии работали в ресторане при гостинице. Исполняли в основном популярные в то время песни из репертуара «Машины времени», Аллы Пугачёвой, Адриано Челентано, из кинофильма «Весёлые ребята». Освоили и новые для нас песни: «Колымская трасса», «Чукотка»  («Северная песня»), «Грузчики», «Речка Магаданка» и другие. Их называли в то время "блатными". Позже, уже в девяностые,,для них появилось название "Русский шансон". Спрос на эти песни в Севастополе оказался велик.
   Работа на Чукотке длилась девять месяцев. Получил много впечатлений, пополнил репертуар. но...
   В глазах собеседника мелькнула искра иронии. Когда он заговорил, эта искра разгорелась, осветила всё его лицо. Взгляд стал серьёзным:
— Особо и не заработал, а семью потерял.
— Как? При трёх сыновьях?
— При трёх сыновьях. Мне казалась наша семья крепкой. Но за время моего долгого отсутствия жена полюбила другого мужчину.
   Покидая дом, никто не знает, чем его отсутствие может закончиться. Светлая душа нашего героя не подозревала ни умысла, ни интриг. Узнав об измене, он не был спокоен. Целый ливень мыслей угнетал, глушил его, порождая тоску, тревогу, грусть, внутреннюю опустошенность, эмоциональный вакуум. Из рассказанного я поняла глубину его переживаний. Произошло что-то странное; может быть, сон, так похожий на жизнь, что все его мельчайшие подробности отчётливо рисовались в его мозгу, полные сложного значения действительно свершившегося факта. Это была неожиданная перемена во всём окружающем, ставшем вдруг чужим. Чувство отчаяния, осознания того, что тебя предали, прошло через него глухой болью, пробудившей давние воспоминания о других событиях:
   — Состоялся трудный разговор, — тяжело вздохнул собеседник. —  Из её объяснений я понял, что не всё в её правде правда. Что тогда, в Бухаре, я нужен был, чтобы ей вырваться  из-под опеки дяди, чтобы у ребёнка появился отец. Хотел многое сказать ей прямо в глаза, но не сказал. Есть вещи, о которых говорить вслух не следует.
   Любовь — самое хрупкое, трудноуловимое из человеческих чувств. Нельзя заставить любить  себя. Мне вспомнился стишок: "Мой друг артистку цирка полюбил, а мне бы что-нибудь попроще…"
   — Обидно? Самое время напиться? Когда пьян, всё кажется не таким серьёзным и даже не важным. Обо всём можно подумать позже. Как жить, где жить? Всё потом.
   Собеседник усмехнулся, принимая мою шутку.
   — Мне-то уже было за тридцать. Пока у тебя есть отец, чувствуешь себя молодым. Когда остаёшься за старшего, созреваешь. Ответственность и за своих детей, и за мать.
   Наш герой к тому времени уже сделал правильный вывод: чем старше делается человек, тем качественнее он обязан становиться. Он страдал, но, как и положено человеку с русской душой и дальневосточным характером, гордому, благородному, щедрому, ему пришлось смириться и мужественно взглянуть в лицо новой своей судьбе.
   Жизнь продолжалась.
   — С тем же Валерой-барабанщиком устроились работать в варьете при гостинице «Крым». Была у нас молодая красивая певица с низким мощным голосом. Приехала в Севастополь из Москвы. Я даже влюбился в неё. Когда та пришла ко мне на квартиру, бывшая жена почему-то приревновала. Накинулась на красавицу. Пришлось их разнимать.
   — Женщина поняла, что вас нехватает больше, чем она могла предположить.
   После небольшой паузы я осторожно спросила:
   - А как дальше развивались отношения с красавицей?
   — Никак! Красавица оказалась безответственной. Вдруг исчезла. Месяц её нет, второй месяц нет. Появилась. Дело у неё в Москве! Предупреждать же надо!
   И снова наступила событийная дата.
   — 29 июня (!) 1981 года суд развел меня с женой. Я на неё зла не держал. Она родила мне хороших сыновей. От детей я не отказался. Принимал участие в их воспитании и содержании. Ребята успешно окончили школу, получили специальность, создали семьи. Наградили меня и внуками. Жизнь разбросала их по разным городам. Поддерживаем связь.
   Так закончился шестнадцатилетний период событий, отвлекающих нашего героя от творчества, от выполнения своего предназначения. А всё в нашем непостижимом мире имеет глубокий смысл, высшее намерение, направленное к тому, чтобы «было хорошо!» И причину перемен следует искать не в прошлом, а в будущем. Всё, что ни происходит, происходит тогда, когда надо, и так, как надо. И только к лучшему! Вопрос стоит не «за что?», а «для чего?» Для нового этапа жизни! Для интересной и плодотворной работы!
Продолжение http://proza.ru/2020/02/26/914