Песчаный парусник

1.
Первые дни мая 1992 года. В Приаральские Каракумы пришла жара. Мелкие озерца, скопившиеся в низинах после недавних дождей, высыхали и их илистое дно, превращаясь в такыры, покрывалось мелкими трещинами. На огромной территории песчаной пустыни оживали летние пастбища-джайлау. В небо над ними тянулись дымы очагов, слышались голоса людей и раздавался лай пастушьих собак. Вдали паслись стада овец. Они брели среди низких кустарников и щипали с них молодые побеги.
На одном из джайлау виднелся небольшой домик, сделанный из самана, с приютившимися рядом с ним сараем и загоном для овец. В такие же домики на соседних пастбищах возвращались на лето пастухи с семьями из отдалённых аулов. Но этот саманный домик отличался от многих тем, что на его тыльной стене находилось двухстворчатое окно, откуда открывался вид на бескрайний простор с узкой лентой песчаной дороги, тянущейся от самого пастбища и до горизонта.
В одно раннее утро, когда первые лучи солнца заскользили по пустыне, в окне появился мальчик лет десяти или одиннадцати. Потерев заспанные глаза, он замер и принялся всматриваться вдаль, его внимание отвлек шум выезжавшего со двора грузового автомобиля. Грохоча высокими деревянными бортами, машина вырулила на песчаную дорогу и, поднимая клубы пыли, понеслась к горизонту.
Мальчик провожал её взглядом.
Грузовик удалялся всё дальше от джайлау, становясь всё меньше и меньше, пока не превратился в крохотную точку и не скрылся из виду.
Но мальчик не отводил взгляд и продолжал смотреть туда, в ту самую несуществующую уже точку на горизонте. Его карие зрачки постепенно наполнялись сиянием рассвета, и по ним становилось заметно, что он думал о чём-то, глубоко погрузившись в свои мысли.
Родители мальчика в это время находились во дворе: хлопотали по хозяйству.
В доме было тихо. На стене тикали старые советские часы, мерно отстукивая секунды. В дальнем углу прихожей, за недавно оштукатуренной самодельной куполовидной печкой с полукруглым отверстием очага, безобидный домовый паучок кропотливо трудился над своей паутиной. Казалось, ещё чуть-чуть, и в этой тишине можно будет услышать его усердное пыхтение.
Шли минуты. Мальчик продолжал стоять у окна.
Неожиданно входная дверь распахнулась, и с порога донёсся мягкий женский голос:
— Ертай, сынок, ты проснулся? Подкормку для овец привезли. Пойди, помоги отцу перетаскать мешки в сарай.
Мальчик оторвался от окна. Задумчивость с его лица мгновенно исчезла. Второпях он накинул на себя одежду и, собираясь выскочить из дома, присел у порога, чтобы поправить застежку на сандалике, мешавшую ему ступать.
«Ну, где он там ходит? — услышал он со двора сердитый голос отца. — Лентяй! Разве для этого мы пораньше отпросили его на каникулы, чтобы он днями напролет околачивался в поле и после спал до позднего времени?»
«Что ты такое говоришь, Шадияр? — снова послышался мягкий голос матери Ертая. — Он ведь ещё ребенок. У него в голове свои заботы».
«Знаю я его заботы, — проворчал отец в ответ. — Наделает разную чепуху, назовет «поделками» и доволен ходит. Вон, погляди, вся полка в сарае скоро забьется этим хламом».
Ертай справился с застежкой, но теперь не решался выходить из дома. Он стоял в прихожей и наблюдал за родителями сквозь приоткрытую дверь.
Его мать собирала граблями разбросанный у сарая овечий помёт. Из-за своего маленького роста ей приходилось держать садовый инструмент чуть ниже середины черенка, так что остальная часть деревянной рукоятки неказисто выступала над её согнувшейся спиной.
Неподалеку от неё лежали, сваленные в кучу, мешки с подкормкой. По всей видимости, водитель грузовика торопился с другими заказами. Скинув мешки во дворе, он унёсся по песчаной дороге, оставив после себя тонкую пылевую взвесь.
К мешкам подошла пятнистого окраса пастушья собака. Казахский тобет по кличке Дикий был старый, но хозяин дорожил им. Дикий прослужил ему верную службу, не раз спасая овец от хищного зверя.
Осторожно нюхнув один из мешков, тобет смешно чихнул. Недовольно мотнув огромной головой, он вернулся к конуре, стоявшей у сарая, и прилег на землю.
 Отец Ертая высокий и широкоплечий показался из сарая и направился к мешкам.
Взвалив один мешок себе на спину, он повернулся к жене и произнес:
— И когда он только успел их наделать? С прошлой недели ведь здесь находимся.
Сказав это, Шадияр, понес мешок в сарай.
— Ему это нравится, — ответила ему вдогонку жена, придав голосу умоляющие нотки. — Пусть увлекается, никому же его поделки не мешают.
Она распрямилась и, прислонив к плечу грабли, поправила на голове платок.
Сбросив мешок поверх тех, что лежали сложенными в углу сарая, Шадияр вышел наружу и зычно огрызнулся:
— Не мешают! А куда мне ставить инструменты? В дом занесу и на наши головы положу?
Женщина молча посмотрела на мужа. Тот вновь подошел к мешкам и, подняв очередную поклажу, собрался уже идти, но остановился и, грозно глянув на неё, сказал:
— Ты, Зайра, чаще потакай ему. И из него вырастет…
Шадияр недоговорил и снова исчез в сарае, будто хотел выкроить время и подобрать нужные слова.
Громко заблеяли овцы. Они находились в загоне за сараем и, очевидно, пытались докричаться до хозяина, напоминая тому о скором выпасе.
Тем временем солнце поднималось выше над горизонтом, обещая, что новый день будет жарким. Вдалеке от дома, в метрах ста от дороги, там, где виднелись песчаные бугорки среди кустов злака и полыни, тревожно заверещал хохлатый жаворонок. Взлетев над землей, он принялся нарезать круги в воздухе, вероятно, охраняя самку с гнездом.
Шадияр вышел из сарая. Отряхнувшись от пыли, он присел на низенькую скамейку, стоявшую там же у входа, и, вытянув перед собой ноги, обутые в кирзовые сапоги, произнес:
— Вырастет кто-нибудь, но не мужчина, который сможет заботиться о себе и о своей семье.
Вытерев рукавом выцветшей фланелевой рубахи капельки пота со лба, он вынул мятую пачку папирос из кармана штанов и, закурив, продолжил:
— Брал бы он лучше пример с Жаслана, младшего сына Арылбая. Сколько ему, одиннадцать, двенадцать?
— Десять будет этой осенью, — безучастно ответила Зайра, стоя с граблями напротив мужа.
— Десять? — удивленно переспросил Шадияр и, затянувшись папиросой, добавил:
— Я думал, что он постарше нашего будет. А выходит, что младше и почти что на целый год. Но, посмотри-ка, насколько Жаслан расторопен в хозяйстве!
Зайра промолчала. Она подошла к мужу и, прислонив грабли к стене сарая, присела рядом с ним на скамейку.
Шадияр посмотрел на неё и сказал:
 — А ты видела, как он на лошади сидит? Маленький, чертяга, а за поводья так цепко держится. Сразу видно, хваткий. Одним словом: молодец, Жаслан, далеко пойдёт!
Смоля папиросу, Шадияр недовольно взглянул на дом и воскликнул:
— Не то что наш оболтус! Даже не может нормально присмотреть за овцами. Если он с таким делом не может справиться сегодня, то что ему можно будет доверить завтра?
Услышав слова отца, Ертай невольно притих за дверью. Волна стыда вновь охватила его. Вчерашним вечером он оставил стадо на выпасе без присмотра, ударившись в поиски коряги необычной формы для очередной поделки. Но, разве в пустыне можно взять и просто так найти корягу? Там вдоволь было сухих веточек от кустов, но не коряг с причудливыми формами. Так он и ходил, не задумываясь об этом, но, к несчастью, пока его не было пропал один ягненок. Молодой барашек, родившийся в первый же день их приезда на пастбище, будто сквозь землю провалился. Ертай долго искал его по округе, ходил среди сопок, шарил в кустах, заглядывал в земляные расщелины, думая, что глупенький барашек мог упасть в одну из них, затем возвращался к стаду, надеясь, что тот мог затесаться под ногами взрослых овец. И, как назло, отцовский тобет не мог взять след и найти пропавшего ягненка. Что поделаешь — старый уже стал совсем.
Но близилась ночь, и Ертай вернулся домой. Загнав овец в загон, он с опущенной головой побрел к отцу, выслушивать нотации.
Вспомнив о вчерашнем, Зайра прижалась к мужу и положила свою маленькую изящную ручку поверх его руки.
Шадияр обожал такие моменты, хотя никогда не признавался в этом жене. Он притих, и уже было успокоился, но тут же встрепенулся, встревожив тем самым Зайру.
Хлопнув рукой себе по лбу, он произнес:
— Совсем забыл. Я же вчера ещё днём видел Жаслана. Он ехал к нам и застал меня на выпасе. Передал привет от отца. Арылбай приглашает нас на обед в эту субботу.
Шадияр заметно просветлел. Ему нравилось общение с отцом Жаслана. Тот был намного старше его и своей степенной рассудительностью мог расположить к себе любого человека в округе. С ним всегда можно было найти о чём поговорить. Интересным он был собеседником, да и по хозяйству у него тоже всё спорилось. Одно только было плохо, около двух лет назад умерла у него жена. Болела чем-то долго. Без хозяйки в доме порядка не будет. Поэтому, когда, спустя время, — за пару месяцев до начала летней пастьбы, — Арылбай привел в дом новую хозяйку, почти все его дети отнеслись к этому с пониманием. У старшего сына была уже своя семья, он работал в городе; дочь училась в институте и жила в общежитии; ещё один сын заканчивал десятилетку и находился под опекой брата. Но младший сын, Жаслан, жил с отцом и мачехой, которую звали Айман. Она относилась к пасынку с теплотой, но Жаслан не слушался её, огрызался, словно дикий зверек, и Айман терпеливо сносила такое отношение, не сердилась на него, хотя, изредка в сердцах выговаривала мужу, но Арылбай не мог больше давить на сына, чувствуя перед ним вину, что не уберег его мать. Так и жили.
Шадияр посмотрел на жену. Уловив в её взгляде легкий укор, он спросил:
— Что не так?
— Надо было пригласить его к нам на чай, — с жалостью произнесла Зайра. — От их пастбища до нас путь ведь неблизкий, километров под тридцать будет, если не больше.
Грустно вздохнув, она немного поежилась и добавила:
— И не боится один ездить оттуда.
— По-моему, — ответил Шадияр. — Он ничего не боится. А насчет чая – я предложил мальцу заглянуть к нам. Но он отказался. Сказал, что торопится обратно. Хотел успеть до темноты помочь своему отцу поправить ограду в загоне.
Шадияр снова глянул на жену и, подняв указательный палец, произнес:
— Слыхала, помочь отцу!
Но затем он опять перевел взгляд на дом и повторил:
— Не то что наш оболтус.
Докурив папиросу, Шадияр положил окурок под скамейку и, поднявшись, направился к мешкам.
Зайра спохватилась, спросила:
— А какой сегодня день? Наверное, надо будет приготовить что-нибудь к чаю. Не с пустыми же руками идти к ним.
— И то верно, — ответил Шадияр, поднимая очередной мешок с земли:
— Сегодня четверг. Время ещё есть.
И немного подумав, добавил:
— Может в печке что-нибудь испечешь?
Зайра посмотрела на него и спросила:
— Пирог?
— Свой фирменный: с творогом! — воскликнул Шадияр и, улыбнувшись, сказал:
— Дай знать, если понадобятся продукты. Мигом сгоняю в район.  «Газик» наш стоит здесь зазря, пылится.
Зайра улыбнулась в ответ. Её загорелое и обветренное лицо засияло.
Заметив это, Ертай выскочил из дома и, подбежав к матери, обнял её.
Шадияр глянул на сына и недовольно сплюнул.
— Ну, где тебя носит? — промолвил он в сердцах, и сбросил мешок на землю. — Живо принимайся за работу. Осталось-то всего ничего!
Ертай оторвался от матери, подбежал к мешку, схватился за него. Усердно пыхтя, он поволок его в сарай. Было видно, как он изо всех сил старался угодить родителю.
Зайра снова улыбнулась, — но на этот раз улыбка получилась неуклюжей, выдавая в ней обеспокоенность, — и направилась в дом, приниматься за готовку завтрака.
Шадияр находился уже в загоне. Выпустив овец, он отправился за ними на выпас, бросив по дороге сыну:
— Оставайся, сам схожу! К завтраку меня не ждите.
— Угу, — буркнул Ертай и опустил глаза.
Взявшись за последний мешок, он поволок его в сарай.

2.
Наступила суббота. С раннего утра Шадияр находился в приподнятом настроении — близилась встреча с Арылбаем! Смягчившись, он вновь доверил сыну овец и сам отправился в район. Выяснилось вчера вечером, что в доме закончилась сахарная пудра. Казалось бы, пустяшный продукт, но без него творожный пирог не получится фирменным. Так что для полного счастья только этого ингредиента и не доставало.
Зайра хлопотала у печи. Глинобитную конструкцию с необычной для их местности формой Шадияр слепил прошлым летом, увидев перед этим по телевизору в одной передаче, как в похожей печке с куполовидным верхом готовили пиццу с разными пестрыми начинками. Он смотрел тогда на это и, ворочая носом от количества овощей, посыпаемых на тонкий хлеб, возмущенно приговаривал: уж лучше бы обычные пироги приготовили.
К полудню, когда Шадияр уже вернулся из района, выпечки были готовы. В доме стоял аромат запеченного творога.
После, дождавшись Ертая, они оставили овец в загоне под присмотром Дикого и вместе отправились в гости.
Путь был недолгим.  Спустя минут сорок они уже въезжали во владения Арылбая.
Дом хозяина был большим. Рядом с домом стоял добротный сарай. За крепкой оградой находились овцы.
Надеясь, что старшие дети будут здесь появляться часто, Арылбай спланировал дом с двумя жилыми комнатами. Та, где спали мужчины, была просторной, вторая, предназначавшаяся для женской части семьи, была поменьше.
Гости собрались в большой комнате. Кроме семьи Шадияра были приглашены еще несколько пастухов с женами и детьми.
Рассевшись за дастарханом, — широкой скатертью, расстеленной поверх кошмы и заставленной различными яствами, — гости терпеливо ждали пока пожилой пастух с цветастой тюбетейкой не закончил читать молитву.
— Счастья этому дому, — произнес старик и, взяв со скатерти лепешку, отломил от неё кусочек. — Пусть эту семью обходят стороной все невзгоды.
Старик отправил кусочек лепешки себе в рот и, немного пожевав, добавил:
— И пусть эта семья живет в достатке.
Благословение старика радостно подхватили остальные гости и принялись за неспешную трапезу.
— Аминь, — произнес Арылбай. — Благодарю вас, аксакал, за ваши добрые слова.
Немного подумав, он добавил:
— В наше нелегкое время о достатке лишь мечтать приходится. Сами знаете, с каждым днём становится всё сложнее заниматься животноводством. Уже появляются те, кто разочаровался и занялся купи-продайством. А молодежь, ту вообще не затянешь в это дело. Мои старшие дети живут в городе и сюда приезжают через раз. Скоро станется так, что некому будет передавать знания.
— А Жаслан? — вмешался в разговор Шадияр. — Я уверен, он будет для тебя достойной сменой.
— Мал он ещё! — отрезал Арылбай. — Какой из него помощник?
Шадияр промолчал и не стал возражать.
Гости ели и молча слушали разговор между аксакалом и хозяином дома.
— Не стоит расстраиваться, Арылбай, — проговорил старик. — Мои дети тоже живут в городе и очень давно здесь не появлялись. Не всем ведь становиться пастухами.
Старик вздохнул и добавил:
— А сложности в нашем деле были во все времена. Что поделать? Нужно постараться пережить и сегодняшнюю трудность.
Айман, сидевшая у входа рядом с самоваром, разлила чай по пиалам и стала передавать их гостям.
Старик принял пиалу и, держа её в руках, продолжил:
— Тебе с Шадияром должно быть полегче переживать эти проблемы. Вы ещё молоды, — тебе только пятьдесят, ему немногим за тридцать, — но уже успели повидать жизнь. И она вас успела потрепать и закалить. Служили в армии…
Старик не договорил. Поднеся пиалу ко рту, он осторожно глотнул горячего чая.
Шадияр резко посмурнел. Он сидел, уставившись в одну точку на полу, словно вспоминал о чем-то неприятном.
Но никто не обратил на это внимания. Все смотрели на старика и слушали его.
Повертев пиалу в руках, тот снова глотнул чая и продолжил:
 — Работаете, кормите свои семьи, воспитываете детей. А детям-то что надо? Они только начинают свой путь. Пускай набьют свои шишки сами.
Старик сделал еще один глоток и, поставив пиалу на скатерть, добавил:
— Так что, всё будет хорошо. Главное не опускать руки и продолжать заниматься делом.
Над дастарханом повисла тишина. Было заметно, как пастухи и их жены погрузились в раздумья.
Но немного погодя гости оживились, и к Айман вереницей по рукам сидящих, как по конвейеру, стали поступать пустые пиалы. Наполняясь свежим чаем, они затем отправлялись в обратную сторону.
Гости продолжали говорить. Темы разговоров были разными. От насущных проблем они перешли к советам по работе, а после принялись вспоминать о былых временах. Изредка раздавался смех, и тогда младшие дети, чьи родители сидели за дастарханом, прибегали к ним в комнату и, стоя в дверях, глядели с любопытством. Наверное, им казалось, что взрослые в такие минуты говорили о них. Затем, наступало затишье, и кто-то из женщин затягивал песню, заставляя остальных снова погружаться в думы, а малыши, посидев немного с родителями, убегали по своим занятиям: кто-то снова принимался за игры во дворе, кто-то возвращался в малую комнату.
Жаслан с Ертаем всё это время находились в малой комнате.
Скучая, Ертай просматривал старые журналы, лежавших вместе с газетами на подоконнике.
— Погляди-ка! — вдруг воскликнул он и, показывая Жаслану картинку в журнале «Юный техник», восторженно добавил:
— Песчаный парусник!
На картинке трёхколесный буер несся по песчаному берегу моря. Было видно, как ветер наполнял его парус.
— Хм, нашел чем удивить, — произнес Жаслан. — Ты лучше погляди, что подарил мне сегодня мой отец.
Мальчик придвинул табурет к серванту, стоявшему там же в комнате, и достал сверху охотничий нож в кожаном чехле и с рукояткой из сайгачьей ножки с копытцем.
Вынув холодное оружие из чехла, Жаслан выхватил журнал из рук Ертая и провел лезвием по раскрытой странице. Словно по маслу, острое лезвие вошло в бумагу и с легкостью разрубило её до середины.
— Видал? — недобро улыбаясь, произнес он. — А ты говоришь: «парусник».
Ертай вцепился в журнал руками и, пытаясь вырвать его из рук Жаслана, крикнул:
— Ты зачем это сделал? Отдай!
Остальные дети сбежались на шум и, словно стайка напуганных сусликов, принялись глазеть на них.
— А он твой? — взвизгнул Жаслан.
Оттолкнув Ертая, он выставил перед ним свой нож и проговорил:
— Проваливай из нашего дома!
В комнату вбежала взволнованная Айман.
Жаслан успел бросить журнал на пол и, спрятав нож в чехол, убрал его за пояс.
Она подошла к нему и сказала:
— Сынок, в доме гости, можно не шуметь?
— Я тебе не сынок! — огрызнулся он. — И ты мне не мама!
В комнате повисла тишина. Ертай стоял и оторопело глядел то на Жаслана, то на его мачеху.
В глазу Жаслана вдруг сверкнула слеза. Быстро смахнув её рукой, он тут же ринулся к выходу.
— Не обращай внимания, — проговорила Айман. — Бывает иногда.
Она подняла с пола журнал, брошенный её пасынком, с торчавшим из него уголком от надрезанной страницы, и, сунув его в руки Ертая, произнесла:
— Бери, у нас ещё много таких.
Ертай взял журнал и, подумав, сказал:
— Я лучше спрошу разрешения у дяди Арылбая.
Не дожидаясь от неё ответа, он развернулся и направился ко взрослым.
Айман проследовала за ним.
Арылбай сидел за дастарханом рядом с Шадияром ближе ко входу. Они увлеченно беседовали. Шадияр рассказывал тому о недавней пропаже ягненка. Для него это казалась странным: не могло ведь животное исчезнуть просто так бесследно. Кто-то явно орудовал на пастбищах!
Ертай подошел к ним, держа в руке номер «Юного техника».
— Дядя Арылбай, — проговорил он, оторвав того от разговора.
— Да, родной мой, — вежливо ответил отец Жаслана, повернувшись к нему. — Ты что-то хотел?
— Могу я взять у вас этот журнал, почитать? — спросил Ертай. — Я его потом обязательно верну.
— Бери, конечно, — ответил Арылбай. — Насовсем забирай.
Шадияр было возмутился. Ему не понравилось, что Ертай выпрашивал что-то в гостях.
Но Арылбай его остановил и добавил:
— Мой старший сын их раньше выписывал для себя: увлекался всякими изобретениями и поделками.
Арылбай взял журнал из рук Ертая. Было видно, как бережно он это проделывал. Наверное, он вспомнил какие-то приятные моменты, проведенные когда-то вместе с сыном.
— Кстати, — вдруг воскликнул он, обращая внимание на дату выпуска издания, и, принявшись пролистывать страницы, спросил у Ертая:
— Ты видел, в этом номере есть статья о песчаном паруснике?
— Ага, — обрадованно ответил Ертай и, показывая на торчавший угол листа, сказал:
— Вот на этой странице, которая выглядывает.
— Верно, вот она, — произнес Арылбай и, показывая надрезанную картинку Шадияру, продолжил:
—  Это такой буер на трех колесах, похожий чем-то на деревянный катамаран что ли. На ней, вот, установлен ещё парус. Парус наполняется ветром, и эта конструкция вместе со штурманом перемещается по твердой поверхности.
— А как им управлять? — поинтересовался Шадияр. — Руки-то, смотрю, у штурмана заняты парусом.
— Ногами, — ответил Арылбай и, ткнув пальцем в человечка на картинке, добавил:
—  Видишь, он сидит полулежа и в таком положении управляет ногами передним колесом. Правой ногой давит на педаль, буер едет влево. Левой давит, буер едет вправо.
— Да уж! — произнес Шадияр, почесывая затылок. — Техника!
Арылбай глянул на него и добавил:
— А насчет рук, ты прав: они заняты парусом!
Арылбай снова ткнул пальцем в картинку и сказал:
— Штурман работает шкотами. Проще говоря, это такие веревки, чтобы растягивать нижний угол паруса и наполнять его ветром.
— Понятно, — сказал Шадияр и продолжил:
— Но для нашей местности посадка низковатая. Сразу же воткнется эта конструкция в первый попавшийся песчаный бугор.
Ертай присел на корточки и сказал:
— Думаю, для этого можно велосипедные колеса использовать. Тогда посадка будет выше.
— Ого! — воскликнул Арылбай. — А твой сынок, как я погляжу, понимает толк в этом деле.
Арылбай пролистнул ещё одну страницу и, вздохнул с сожалением:
— Эх, помню, мы с моим старшим мечтали собрать такой.
Пробежав взглядом по схеме и описанию конструкции, он проговорил:
— Но, увы, так руки и не дошли до этого. Время пролетело, старшой вырос, у него уже свой ребенок пошел недавно в садик.
Арылбай снова посмотрел на Ертая и, вернув ему журнал, с некою надеждой в голосе добавил:
— Возьми, дорогой, может у тебя это получится.
Он поднял затем свой стакан с прозрачной жидкостью и обратился к Шадияру:
— Давай выпьем за твоего сына? Он у тебя молодец. Кто-кто, но он уж точно далеко пойдет — помяни моё слово!
Шадияр оживился. От слов Арылбая ему стало приятно, потеплело внутри. Но это состоянии быстро угасло. Не в силах выкинуть из головы пропажу ягненка, он снова засомневался. Сможет ли сын приспособиться к жизни?
Часам к шести вечера гости стали расходиться. И уже в седьмом часу в доме Арылбая оставалась только семья Шадияра.
Пока Зайра помогала Айман прибраться за гостями, Шадияр с Арылбаем вышли во двор и сели на топчан. В ожидании они продолжали вести разговоры.
Жаслан за это время так и не появился. Удрал куда-то, а куда — неизвестно.
— Ничего, — со вздохом произнес Арылбай. — Отойдет, вернется. Не в первой!
Вскоре во двор вышла Зайра, и Шадияр принялся прощаться с хозяевами.
Отвергнув уговоры Арылбая остаться у них с ночевкой, он, пошатываясь, сел за руль. Нужно было возвращаться на пастбище. Овцы ждали вечернего выпаса.
Выехав в путь, Шадияр направил свой «Газик» по накатанной песчаной дороге в сторону своего джайлау.
Намаявшись за день, Зайра тихо сопела на заднем сиденье.
Ертай сидел на переднем сиденье, держа на коленях журнал «Юного техника». Он глядел на дорогу впереди себя и думал о чём-то своём.

3.
Шло время. Незаметно промчались май с июнем, изредка балуя обитателей Приаральских Каракумов дождями, и один раз прохладным ветром, залетевшим сюда невесть откуда. Июль запомнился сильной жарой. Солнце тогда палило нещадно, дули суховеи с пыльными бурями, доставляя излишние хлопоты пастухам. А вот наступивший август был не таким жарким, как июль, — мягче, словно ласковая мать, окутывавшая заботой своих родных детей.
До завершения летней пастьбы оставалось чуть больше месяца.
Все это время Ертай не виделся с Жасланом. Он слышал от взрослых, что того отправили в город к братьям и сестре. Арылбай надеялся, что младшему сыну будет лучше с ними.
Ертай трудился над своим песчаным парусником. Посвящая этому делу всё свободное время, он начал с поиска необходимых материалов. Нужны были велосипедные колеса, различные детали для рулевого механизма и тормозной системы, металлические втулки с трубками, стальные проволоки, деревянные доски, фанера, крепежные болты и эпоксидный клей.
Но последних не доставало в особенности. Невозможно их было сыскать в эти дни даже в городе.
Вечерами Ертай выкраивал время и заново просматривал статью в журнале. Он думал: из чего же ещё можно сделать корпус парусника? Досок с фанерой не напастись. Возможно, подошла бы какая-нибудь небольшая лодка? Точно! Хотя, в статье об этом не писали, но лодка могла избавить от многих хлопот. Не понадобилось бы склеивать и скреплять болтами деревянные доски, проще было бы собрать оси с колесами и установить мачту с гиком (это такая горизонтальная палка, одним концом крепящаяся к нижней части мачты, по которому шкотом растягивается нижний угол паруса). Но для шкота нужна была крепкая веревка, а ещё нужны были ванты в виде стальной проволоки, или узкого троса для крепления самой мачты к корпусу парусника.
Но где взять всю эту такелажную снасть? Из чего делать мачту, из какого материала шить парус?  Откуда в этой необъятной пустыне могли взяться все эти материалы, если даже небольшие коряги для своих поделок Ертай отыскивал с огромным трудом.
Но не все было так плохо. Ертаю здорово везло. Наверно, оттого что его чистое детское сознание не было захламлено сомнениями, как у взрослых, и он был уверен, что необходимые детали обязательно найдутся. И они находились, не сразу, но попадались на глаза в самых неожиданных местах. Чей-то старый велосипед «Уралец», правда, со смятой рамой и без цепи, но с целыми колесами валялся в поле. На обочине дороги кто-то когда-то забыл колесо от «Школьника». Оно было размером меньше, чем от «Уральца», но подходило для переднего рулевого колеса.
А однажды Ертай нашел-таки лодку, о которой не переставал думать все это время. Он случайно заметил её, когда проходил мимо соседнего джайлау.
Лодка лежала на крыше сарая, с виду была легкой и напоминала индейскую пирогу.
Ертай удивился: откуда она могла здесь взяться?
В ту же минуту издалека послышалось блеяние овец. Он выглянул из-за сарая и увидел старого пастуха. Размахивая деревянным посохом, пастух подгонял отару ко двору.
Старик показался Ертаю знакомым. И он поспешил к нему навстречу.
Был полдень. Ертай крутился рядом со стариком и, не отставая, уговаривал отдать ему лодку. Очевидно, что пожилой пастух ею не пользовался. Она явно лежала на крыше сарая очень давно.
Загнав овец в загон, старик запер ворота и встал напротив Ертая. Опершись на деревянный посох обеими руками, он опустил поверх них свой небритый подбородок с седой щетиной и на просьбы юного гостя отдать ему лодку, отрицательно покачивал головой в цветастой тюбетейке.
Ертай не сдавался и всё пытался вспомнить, где же он мог видеть этого пастуха.
Немного погодя к ним подошла жена старика. Поняв, о чём идет разговор, старуха встала на сторону Ертая.
— На кой тебе это дырявое корыто? — проворчала она. — Отдай ты ему её. Лежит тут второй год без дела.
— Самому пригодится, — злобно пробурчал старик. — Не влезай в мужской разговор!
— Ох, боже мой! — воскликнула она и, указывая ссохшейся от времени и тяжелого труда рукой на Ертая, добавила:
— Так ты посмотри на него повнимательнее, это же сын Шадияра, соседа нашего, забыл, что ли? Мы же вместе были в гостях у Арылбая ещё в начале летовки.
— Да, точно! — воскликнул обрадованно Ертай, наконец-то вспомнив, где мог видеть старика. — Вы ещё во главе дастархана сидели. Вам подали баранью голову. Вы отрезали от неё ухо и вручили его мне. Помните?
— Я что, обязан каждого ребенка в округе помнить? — возмутился старик, и, посмотрев на Ертая, заявил:
— Раз уж вручил тебе ухо, это значит для того, чтобы ты лучше слышал, что тебе говорят старшие. А я ещё раз повторяю: лодку не дам!
Сказав это, старик косо глянул на жену. Та уперла руки в бока и недовольно покачивала головой, точно также, как это проделывал недавно он сам.
— Дяденька… — взмолился было Ертай, собираясь продолжить выклянчивать у него лодку, но тут ему в голову пришла мысль и он, широко улыбнувшись, предложил:
— А хотите, я могу загон вам почистить или, вот, забор подправить?
Ертай схватился руками за хлипкую изгородь и, с силой пошатывая её, переспросил вкрадчивым голосом:
— Хотите?
Взгляд старика начал меняться. Глаза заблестели.
Оторвав подбородок от сложенных на посохе рук, он хитро зашамкал губами и произнес:
— «Забор» говоришь?
И, повернувшись к старухе, спросил:
— Ну что, отдадим ему эту дырявое корыто? Ограду ведь нам никто все равно не починит в ближайшем будущем.
Старуха тяжело вздохнула. Демонстративно закатывая глаза, она махнула на него рукой и проговорила:
— Совсем умом тронулся на старости лет? Ребенка эксплуатировать собрался! Что люди подумают о нас?
Старик хмыкнул что-то себе под нос и отправился в обход загона. Хватаясь за изгородь руками, он расшатывал её, проверяя на слабые места, как до этого делал Ертай.
Обойдя загон, он вернулся к воротам и взволнованно обратился к старухе:
— Неси скорей инструменты. Они там, в прихожей. Пускай приступает к работе!
— Идем, — велела она Ертаю и направилась в дом.
Ертай поспешил следом.
— Тётенька, — заговорил он, когда они подходили к входной двери дома. — А откуда у вас эта пирога?
— Что, пирог? — произнесла старуха, и, глянув на Ертая, встревоженно спросила:
— Какой пирог?
На её лице появилось выражение, словно она подумала, что забыла о готовившемся пироге в печке.
— Ну, лодка! — воскликнул он, переступая вслед за старухой через порог дома. — Откуда она у вас здесь взялась?
Та облегченно выдохнула и прошла в прихожую.
В дальнем углу стоял старенький чемоданчик с инструментами.
Взяв его, она вернулась к Ертаю:
— Туристы заезжие оставили. Им она была не нужна.
— Ну да, — согласился Ертай. — Здесь же поблизости нет ни речки, ни озера. Одни только пески, да холмики с кустами.
Протянув инструменты мальчику, старуха добавила:
— Вот и я говорю: на кой она нужна? Что нам тут с ней делать: по песку друг друга катать? Но старик ни в какую. Дай ему волю, он весь хлам со всей пустыни сюда стащит.
Ертай поблагодарил хозяйку и, вернувшись к загону, принялся за дело.
К вечеру забор был как новенький: стоял крепко и не расшатывался.
Старик нескрываемо радовался. Он попытался уговорить Ертая остаться у них с ночевкой, обещая зарезать молодого барашка по такому случаю. Но тот отказался от гостеприимства и, переживая, что отец рассердится его долгому отсутствию, засобирался обратно к себе на пастбище.
Всю дорогу Ертай тянул свою «индейскую пирогу» волоком за канатную веревку, привязанную за металлическое кольцо на её носу. Лодка была небольшой, — могла вместить пару взрослых людей, — и легкой, но спустя время, руки Ертая сильно устали, и ему казалось, что она потяжелела, словно наполнилась по дороге песком. Он продолжал тянуть, мысленно благодаря старика со старухой за лодку и за то, что дали верёвку. Сгодится для такелажных строп!
Шли дни. Постепенно Ертай собрал все недостающие детали и части для сборки конструкции. Оставалось изготовить парус и раздобыть цепь для тормозной системы. Вот её-то никак не мог найти Ертай, чтобы соединить тормозной рычаг, установленный им сбоку от штурманского сиденья с барабанным тормозом (называемым зачастую среди велосипедистов «ножным» тормозом), имевшимся на заднем колесе от «Уральца» в виде втулки с маленькой звездочкой.
Ертай понимал, как только он соберет такую тормозную систему, тормозить ему придется одним этим колесом. От этого всю конструкцию будет заносить в бок, и на скорости песчаный парусник будет опрокидываться. Но, придется научиться ловить момент. Перед самым торможением быстро растравливать шкот и давать парусу ослабнуть. Иного выхода не было: описанные в статье тормозные прокладки, гибкие тросики и уравнители натяжения он не нашел бы в пустыне и за всю жизнь.
За парус Ертай не переживал. Мать с радостью согласилась помочь сыну с этим делом.
Прочитав статью о песчаном буере, Зайра сперва подумала использовать старые простыни с пододеяльниками для шитья паруса, но быстро сообразила — они могли порваться от порывистого пустынного ветра. И тут она вспомнила о брезентовой палатке. Палатка была большой и вмещала в себя человек сто. В ауле она переходила из одного дома в другой. Её использовали на празднествах или поминках. Но Зайра решила: будь что будет, но сыну помогу! И в тот же день она уговорила Шадияра съездить за палаткой. Тот не стал отпираться, привез её вместе со швейной машинкой.
Через пару дней парус был готов и, сложенный аккуратными складками, лежал на горизонтальном гике. Сам песчаный парусник, стоя на трех велосипедных колесах, находился за домом у окна.
Тем же вечером, перед самым выходом на выпас, Ертай выглянул в окно и заметил кусок порезанного брезента, торчавший из складок паруса. В голове мальчика мгновенно возникла картинка из недавнего прошлого: торчавший уголок надрезанной страницы из журнала «Юный техник».
Ертай тут же выскочил из дома и ринулся к паруснику. Неужели это был Жаслан? Но он же в городе!
Подбежав к лодке и запрыгнув в неё, Ертай схватился за веревочную снасть, привязанную концом к мачте, и принялся поднимать парус. Верхний угол плотного брезента послушно побежал к верху мачты и, раскрываясь во всю свою ширь, обнажил огромный порез.
Увидев это, Ертай чуть не разрыдался. Он уже собрался бежать за помощью к матери, но со двора послышалось громкое блеяние овец. Переживая, что рассердится отец, мальчик оставил парус и поспешил к ним.
Находясь уже на выпасе, где кроме овец и отцовского тобета его никто не видел, Ертай дал волю чувствам и расплакался.
Слезы на глазах Ертая навертывались раз за разом. Он шел с опущенной головой и, вытирая их рукой, со злостью пинал песчаные бугорки с растущими на них кустарниками.
Снова протерев глаза от слез, он с яростью пнул очередной бугорок и ощутил сквозь сандалий, как что-то твердое отлетело в сторону.
Мгновенно забыв о случившемся, он бросился туда и среди кустов увидел велосипедную цепь. Ржавая и спекшаяся, она лежала в песке.
Не веря своим глазам, Ертай схватил её и, закричав от радости во весь голос, принялся танцевать.
Вдруг овцы забегали и тревожно заблеяли.
Ертай глянул в их сторону и увидел Жаслана.
Схватив ягненка, тот побежал к лошади.
— Жаслан! — крикнул Ертай и погнался за ним, продолжая держать в руке ржавую цепь. — Стой! Брось ягненка!
Громко залаял Дикий, но, смутившись, присел. Кажется, тобет не понимал, что происходит. Он знал того мальчика, что бежал с ягненком в руках, он видел его раньше. Но почему хозяйский сын кричал на него? Наверное, они играли так. Но старому волкодаву уже давно не нравились такие игры, и он не побежал за ними.
Не реагируя на крики Ертая, Жаслан подбежал к лошади и попытался закинуть ягненка на загривок животного. Но ягненок в последний момент забрыкался и, словно поняв, что его хотят похитить, принялся вырываться из его рук.
«Брось ягненка! — раздался за спиной Жаслана голос подоспевшего Ертая. — Не дури!»
Жаслан выпустил ягненка и, выхватив свой нож с сайгачьим копытцем на рукоятке, развернулся к Ертаю и бросился на него.
Ертай чудом уклонился от удара и, размахнувшись ржавой цепью, словно саблей, хлестнул ею по лицу Жаслана.
Вскрикнув, он выронил нож и схватился за лицо. Кровь полилась сквозь пальцы.
Увидев это, Ертай опомнился и, испугавшись за Жаслана, бросился помогать ему.
Но Жаслан оттолкнул его, вскочил на лошадь и умчался прочь.

4.
Был поздний вечер. В пустыне темнело.
Ертай недавно вернулся с пастьбы и сидел в комнате рядом с матерью.
Горел ночник. Зайра заканчивала чинить парус. Он смазывал цепь машинным маслом, очистив её перед этим от ржавчины.
— Что произошло между вами? — вдруг спросила она сына и, не дожидаясь ответа, продолжила:
— Пока тебя не было, приезжал дядя Арылбай. Сильно ругался. Сказал, что ты ударил Жаслана.
Вобрав голову в плечи, Ертай проговорил из-под носа:
— Это он порезал парус.
— Но зачем нужно было бить? — спросила она. — Ты же мог покалечить его.
Зайра вздохнула и продолжила:
— Отец уехал с дядей Арылбаем. Видно, успокаивать. Давно уже нет его.
— Он ещё… — хотел сказать Ертай о том, что Жаслан собирался своровать их ягненка, но во дворе раздался шум.
Входная дверь с силой распахнулась, заставив домового паучка забиться в щель печной штукатурки и притаиться там.
В прихожую ворвался Шадияр. Он был пьян. Схватив топор, стоявший в углу за печкой, он выскочил во двор.
Зайра побежала за ним. Она подумала, что муж собирается разбить песчаный парусник сына.
Во дворе стоял «Газик» с включенными фарами.
Шадияр пробежал мимо машины и, освещаемый ярким светом, словно взбешенный зверь, ворвался в сарай.
Послышался грохот разбиваемых поделок.
Опомнившись, Зайра вбежала в дом, схватила парус и крикнула сыну:
— Бежим, пока он не вернулся.
Выскочив во двор, они забежали за дом, бросили вещи в лодку. Навалились разом и откатили её в темноту.
В сарае стихло. Шадияр, обессиленно, выронил топор и побрел в дом. Шатаясь, он добрался до кровати, упал поперёк и захрапел.
Отогнав парусник по песчаной дороге подальше от дома, Зайра с Ертаем залезли в лодку и расположились в ней поудобнее.
В ночном небе светили звезды. Невдалеке слышалось пение сверчка.
— Мама, — тихо проговорил Ертай. — А отец, что и вправду воевал?
— Воевал? — с недоумением переспросила его Зайра. — Почему воевал? С чего ты это взял?
— Отец мне говорил, — ответил Ертай. — Что он воевал и даже однажды горел в танке.
— Нет, — тихо засмеялась Зайра. — Твой отец не воевал.
Но посерьезнев, она сказала:
— Он служил в армии. Ему тогда было восемнадцать лет. Случился страшный взрыв. Кругом все горело. Он принялся спасать людей.
— Получается, — сказал Ертай. — Мой отец герой?
— Да, — произнесла Зайра и добавила:
— Но он не считает себя таким.
— Почему? — встрепенулся Ертай.
— Погибли люди тогда, — сказала она. — Среди них был его друг. Они вместе служили. Твой отец не смог спасти его и потом долго себя винил за это.
Ертай замолчал. Ему стало жалко отца. Он даже стал злиться на себя за то что ослушивался его.
Он посмотрел в сторону дома и спросил маму:
— Поэтому он так строг со мной?
— Ты не обижайся на него, сынок, — попросила Зайра. — Это он так на себя злится. Беспокоится, что случись с тобой что-то, он не сможет тебе помочь, как когда-то не смог помочь своему другу.
Ертай хотел ещё что-то сказать матери, но та остановила его:
— Спи, завтра утром испробуем твой песчаный парусник.
Ертай улыбнулся и, закрыв глаза, сразу заснул. Чуть погодя заснула и Зайра.

***
Наступило раннее утро. За окном светало.
Шадияр проснулся, сел на кровать и спустил ноги на пол.
В доме было тихо. На стене тикали часы.
— Зайра? — проговорил он, подождав немного, громко позвал:
— Ертай?
Заныла голова. И тут Шадияр вспомнил о вчерашнем. Его губы скривились в сожалении. Он упал на кровать, уткнулся лицом в подушку от стыда. Хотел было накрыться одеялом с головой, как вдруг за окном послышались радостные возгласы Ертая и громкий смех Зайры.
Шадияр вскочил с кровати и, прильнув к окну, увидел быстро несущийся по дороге песчаный парусник.
— Эй! — испуганно выкрикнул он. — Вы куда?
Шадияру почему-то показалось, что жена и сын уезжают от него. На миг им овладела паника, а затем тоска сжала сердце. Уткнувшись лбом в стекло, он закрыл глаза и затих.
В оконной раме, прямо над его головой, домовый паучок, успевший перекочевать сюда за ночь, плел новую паутину.
В это время, вдалеке от дома, в ста метрах от дороги, там, где весной летал над своим гнездом хохлатый жаворонок, сидел на лошади Жаслан и наблюдал за тем, как Ертай со своей мамой управляли песчаным парусником.
Постояв так ещё немного, мальчик глубоко вздохнул и смахнул рукой предательскую одинокую слезинку со щеки. Развернувшись, он направил свою лошадь в сторону отцовского джайлау.
Солнце вставало из-за горизонта. В пустыне начинался новый день.
Издалека вновь послышались радостный возглас Ертая и смех Зайры.
Шадияр оторвал лоб от стекла и увидел приближавшийся по дороге к дому песчаный парусник. Он улыбнулся.
Домовый паучок, словно почувствовав это, суетливо забегал по своей паутине, будто радуясь за него.