Несостоявшиеся похороны

    Осенью в один из выходных дней моя мама поехала на базар прикупить синьки, серы, орех и так, что по мелочи. Но синьку – это в первую очередь, так как у неё был ритуал: после удачной уборки урожая с огорода всегда белили перед Покровом, это для неё было святое.
    Пройдя все торговые ряды, она повстречала свою односельчанку Надю, которая занималась сбытом всего того, что в доме было лишним. Вот она и поведала маме трагическую новость: умер Петька Суслин, завтра будут похороны. Мама удивилась: «Он же – мой двоюродный брат, почему они нам не сообщили?» Женщины вместе всплакнули, и мама поспешила домой. Собрала всех братьев. Вместе погоревали, поплакали, женщины пили корвалол и валерьянку. Решили завтра всем ехать в Мариинск на похороны Петра. Надо сказать, что наши дяди и тёти жили дружно меж собой, поэтому быстро собрали всё, у кого что есть: мед, мясо, сало, забили кто кур, кто гусей, кто уток. Мама положила сметану, рыбу речную свежую и всякую деревенскую снедь, не забыли и про самогонку. Всё это с вечера уложили на телегу, стоявшую под навесом и хорошо накрыли брезентом. По вечернему небу плыли тёмные тучи, а вскоре начал накрапывать дождик.
Рано утром следующего дня запрягли в телегу лошадь и под последнее кукареканье петухов выехали в путь. Погода не удалась: дождь шёл частый и мелкий – сеял, как из сита. Мама повторяла: 

- Погода, и та плачет по Петру.
По дороге купили венок с лентой «Дорогому брату от родственников».

    Я осталась дома на хозяйстве. Как и все родственники, также была расстроена и думала: отчего умер дядя Петя? Он был крепким, здоровым. Да и мама его встретила неделей раньше на рынке. Что тут думать? Быстрая смерть – сердце остановилось. Я ничего не могла делать, всё валилось из рук. Тогда тоже, как и взрослые, накапала себе валерьянки с корвалолом и выпила.

    Прошел день, наступил вечер, а моих всё не было. Каждые десять минут я выходила на крыльцо и всматривалась в сумеречную даль. Вот уже и звездочки стали появляться на небе, а их всё нет. Невольно на глазах навернулись слёзы: а вдруг что в дороге случилось? Тут откуда-то издалека послышалась песня протяжно и звонко: «…прокати нас, Петруша, на тракторе, до околицы нас прокати…».

– Неужто наши едут, – ёкнуло у меня в душе, потому что услышала мамин голос, его-то я всегда различала издалека, – вот это похоронили брата…
Голос мамы был слышен звонче всех, ей вторил громким басом старшой – так звали они старшего маминого брата дядю Толю, им подпевал дядя Витя и тонким голосом выводил дядя Коля, впрочем, последний пел всегда и везде и при этом плакал, да так, что слёзы у него лились рекой по поводу и без повода.

Хор приближался всё ближе и ближе.
Я была в полном недоумении:

– Это что они надумали: петь песни в день похорон. Перепились, что ли?
Ну, ладно, дяди мои выпивали, а мама-то вообще не пьёт.
Я открыла большие ворота и бросилась встречать подъехавших певцов. Конь Орлик без труда узнал свой двор и, несмотря на темноту, лихо ввёз телегу с пассажирами. Мне пришлось помогать своим дорогим дядюшкам покинуть незамысловатый гужевой транспорт и спуститься на землю. Всем было весело: смеялись от души.
Первым делом я спросила:

– Вы что распелись, будто не на похоронах были, а на дне рождения? А люди-то что подумают?
Мама поспешила успокоить:

– Ошибочка вышла. Живой наш Петька. Живее всех живых.
А затем поведала такую историю, при упоминании которой мы все потом долго животы надрывали от хохота.

Подъехали они, значит, к дому Петра. Тишина. Ни полотенца на воротах, и ворота не открыты. Ну, решили вначале зайти в дом налегке. Всю провизию и венок на телеге пока оставили, получше прикрыв от солнца, и пошли в дом. Дядя Коля ещё во дворе слезу пустил, а когда в входили в дом, он уже вовсю всхлипывал, скуля и подвывая. И что увидели! Сидят Пётр со своей Шурой за столом и пьют чай.
Первым открыл рот дядя Толя:

– Так ты ж…
Но тут мама толкнула его в бок, и он замолчал, не успев договорить.
Ну, а дядя Коля, так как в дом вошёл последним и из-за фигур своих спутников не успел увидеть сидящих за утренним чаем хозяев, начал плакать ещё громче, но ему рот закрыл дядя Витя.


В это же время, хозяин дома, увидев на пороге пожаловавших к ним родственников, встал из-за стола и стал приглашать:
– Ой! Мои дорогие приехали! А чё стоите? Проходите, проходите. Чай с нами садитесь пить.
А родственники тем временем зашли в ступор. Здесь Петру на помощь пришла Шура, стала всех раздевать да к столу приглашать:

– Давайте, не стесняйтесь, проходите к столу, нечасто ведь бываете в гостях.
В общем, пока выводили гостей из ступора, выяснили, что к чему. У них был ещё один брат Петя и тоже Суслин, и тоже жил в Мариинске, только этот жил в Баиме, а тот – в районе спиртзавода, то есть, в другом конце города. Уже и Шура с Петром расстроились. Решили: надо всем ехать. И вот уже шесть человек, усевшись на телегу, двинулись в путь. Конь Орлик совсем сник, везя такую ораву. Но ничего не поделаешь, погоняют – надо везти. Тётя Шура с мамой всплакнули, дядя Петя всю дорогу вздыхал, вслух повторяя одно:

– Что могло случиться? Я с ним на автобусной остановке несколько дней назад виделся, Мы ещё поговорили с ним. Ну, скорее всего, сердце подвело.
Остальные все ехали молча, каждый о чем-то думал. Так в раздумьях подъехали к дому второго Петра. На этот раз уже заплакали трое – мама, тётя Шура и дядя Коля. У остальных были каменные лица. Решили войти в дом налегке, а там спросить, куда всё это сгрузить. Пошли все шесть человек. Заходят… И опять та же картина… Пётр- второй сидит за столом, газету читает, а его жена Мария к обеду хлопочет у плиты. Но здесь уже дядя Коля сам замолчал, а у мамы с Тётей Шурой слёзы быстро высохли.
Пётр-второй вышел из-за стола, широко распахнув руки, чтоб всех обнять. Маруся в недоумении:

– Что-то случилось у кого? Не помер ли кто, раз такой гурьбой приехали?
На множество вопросов, следовавших один за другим, начали искать оправдания:
– Да нет. Ничего не случилось, всё нормально, все живы, здоровы.
Но Маруся не унималась:

– Что-то случилось, раз вас шесть человек приехало и притом с траурными лицами зашли. Скажите правду!

У неё сдали нервы, и она разрыдалась. Не выдержали и мама с Шурой. Плакали все трое, пока Пётр-первый не рявкнул на них.
Тут гости и рассказали, почему они все здесь. Сначала рассказывали наперебой, потом поутихли и дали слово маме, так как это она ввела смуту.
Мама оправдывалась, как могла:

– Это Надька КолЯиха мне сказала.
А потом мама вспомнила, что Надька-то на одно ухо глухая. Одно ухо у неё болело, и она его постоянно ваткой затыкала. Видимо, где-то что-то слышала, да не расслышала.

    Родственники, чтобы хоть как-то успокоиться от только что пережитого стресса, вспомнили народное поверье, что если ошибочно услышать о чьей-то смерти, значит, жить тот человек долго будет. Тем временем разборки сами собой перешли в веселье. Привезённые продукты отдали несостоявшимся «покойничкам», а венок спрятали под брезентом. Мигом накрыли стол, не забыв про самогон, и уселись «поминать покойничков».
«Поминки» затянулись до вечера. Домой поехали, когда уже изрядно стало темнеть. К вечеру дождь усилился. Проезжая мимо кладбища, венок с надписью «Брату от родственников» положили на самую крайнюю могилку какого-то мужчины.

    Приехали домой уже ночью, весёлые, довольные, да с песнями. А шутя, говорили:
– Славно отметили день рождения Петра-первого и Петра-второго.

    А спустя некоторое время узнали, что действительно умер мужчина по имени Пётр Суслин, но то был просто однофамилец маминых двоюродных братье. В деревне Кубаево много проживало людей с одинаковыми фамилиями. Кто – родственники, а кто – однофамильцы, хотя, возможно, в прошлых поколениях все были родственниками. Потом люди стали разъезжаться из села. Многие в Мариинск перебрались.