Метаморфоза

                Метаморфоза (Два Иосифа)               
               
   Юный Иосиф Бродский органично связан с Ленинградом. Здесь прошли его детство, отрочество и юные годы, здесь он написал свои первые стихи. Классическая архитектура города, каналы, широкая перспектива полноводной Невы, игра вод и плавающие отражения зданий, морской бриз ласкающий сеть улиц прекрасного города оставили свой отпечаток во всем творчестве Иосифа Бродского.
   В 1959 году юный поэт пишет стихотворение, как бы пришедшее из небытия, так не свойственное юности, полное сомнений и чувства одиночества души среди реальности городского пейзажа. Он потом скажет: «Мы пришли в литературу Бог знает откуда, практически лишь из факта своего существования, из недр.»

ОДИНОЧЕСТВО

Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, -

ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и - кстати - самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.

Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.

   Судьба была безжалостна к Иосифу Бродскому. Суд, психлечебница, не возможность заниматься любимым делом – поэзией, тяжелые жизненные испытания и высылка из страны в 1972 году. Но, даже попав в иноязычную среду, он постоянно пишет стихи. Поэтический опыт уже зрелого Иосифа Бродского это, прежде всего, его жизненный, полный глубокой и, порой неразрешимой трагедии существования и непонимания его окружающей средой.
   «Все мои стихи, более – менее, об одной и той же вещи: О Времени» - скажет поэт. Это уже зрелый Иосиф Бродский уверенно и властно определяет языком поэзии Время. В 1992 году он напишет:

     ВИД С ХОЛМА

     Вот вам замерзший город из каменного угла.
     Геометрия оплакивает свои недра.
     Сначала вы слышите трио, потом -пианино негра.
     Река, хотя не замерзла, все-таки не смогла
     выбежать к океану. Склонность петлять сильней
     заметна именно в городе, если вокруг равнина.
     Потом на углу загорается дерево без корней.
     Река блестит, как черное пианино.

     Когда вы идете по улице, сзади звучат шаги.
     Это - эффект перспективы, а не убийца. За два
     года, прожитых здесь, вчера превратилось в завтра.
     И площадь, как грампластинка, дает круги
     от иглы обелиска. Что-то случилось сто
     лет назад, и появилась веха.
     Веха успеха. В принципе, вы - никто.
     Вы, в лучшем случае, пища эха.

     Снег летит как попало; диктор твердит: "циклон".
     Не выходи из бара, не выходи из бара.
     Автомышь светом фар толчею колонн
     сводит вдали с ума, как слонов Ганнибала.
     Пахнет пустыней, помнящей смех вдовы.
     "Бэби, не уходи", - говорит Синатра.
     То же эхо, но в записи; как силуэт сената,
     скука, пурга, температура, вы.

     Вот вам лицо вкрутую, вот вам его гнездо:
     блеск желтка в скорлупе с трещинами от стужи.
     Ваше такси на шоссе обгоняет еще ландо
     с венками, катящее явно в ту же
     сторону, что и вы, как бы само собой.
     Это -эффект периметра, зов окраин,
     низкорослых предместий, чей сон облаян
     тепловозами, ветром, вообще судьбой.

     И потом - океан. Глухонемой простор.
     Плоская местность, где нет построек.
     Где вам делать нечего, если вы историк,
     врач, архитектор, делец, актер
     и, тем более, эхо. Ибо простор лишен
     прошлого. То, что он слышит, - сумма
     собственных волн, беспрецедентность шума,
     который может быть заглушен

     лишь трубой Гавриила. Вот вам большой набор
     горизонтальных линий. Почти рессора
     мирозданья. В котором петляет соло
     Паркера: просто другой напор,
     чем у архангела, если считать в соплях.
     А дальше, в потемках, держа на Север,
     проваливается и возникает сейнер,
     как церковь, затерянная в полях.
                12.2019