Чего хотеть

Более 150 лет назад, в 1863 году был опубликован роман Николая Чернышевского "Что делать". Чуть более 50 лет назад, в 1969 году, вышел в свет роман Всеволода Кочетова "Чего же ты хочешь". Эти два литературных произведения, помимо неявного знака вопроса в их названиях, объединяет еще одна общая черта – они в равной степени ненавидимы рукопожатной русской интеллигенцией и элитной прослойкой. Почему – попробуем разобраться.

Роман Чернышевского, присутствовавший на протяжении всего советского периода в школьной программе по литературе, стал после окончания этого периода первым кандидатом на исключение из программы. Публицисты, в основном почвеннического и булкохрустящего толка, регулярно требуют перестать забивать головы школьников этой бездарной и антигосударственной вещью и заменить ее чем-то более стоящим – например, "Лолитой" Набокова.

Роман Кочетова изначально не был допущен в круг чтения советских школьников, хотя заслуживает этого больше прочих. Он всячески замалчивался, тоже был объявлен бездарным и нечитабельным, но 50-летие его выхода в свет стало поводом для появления многочисленных интересных публикаций в прессе. Интерес к нему растет со временем, что является необычным феноменом. С годами этот роман, повествующий о реалиях советской жизни в самом начале заката советского проекта, становится всё актуальнее.

На самом деле и "Что делать", и "Чего же ты хочешь" вполне читабельны и даже очень интересны, но есть один секрет. Читать их надо МЕДЛЕННО, и желательно не один раз.

Героиня "Что делать", Вера Павловна Розальская, растет в семье, возглавляемой деспотичной мамашей Марьей Алексеевной. Таких людей на английском языке называют "control freak", а на русском правильнее всего было бы назвать амбициозными тварями. Она считает, что добилась успеха, "сама себя сделала", и свою дочь воспринимает исключительно как инструмент для собственного возвышения и самореализации. Для этого дочку надо выгодно выдать замуж за нужного человека. Но дочери очень плохо в родительском доме, и у нее свои планы на жизнь.

Марья Алексеевна считает, что люди делятся на два сорта – дураков и плутов. Кто умный – тот обязательно либо Мавроди, либо Березовский. "У человека руки сгибаются к себе, а не от себя", как принято говорить сейчас, поэтому каждый делает только то, что приносит ему пользу – конкретную, вещественную. Но у Верочки свои понятия о пользе и самореализации, странные для мамы, и поэтому она при помощи медицинского студента Дмитрия Лопухова убегает из ставшего для нее гнилым подвалом родительского дома и в конце концов открывает швейную мастерскую.

Швейная мастерская Веры Павловны работает как советская подрядная бригада, например бригада строителей Николая Злобина. Все работники там равны, получают зарплату в зависимости от коэффициента трудового участия и являются совладельцами мастерской. В свободное время они устраивают то, что в 21-м веке назовут корпоративами. Это ячейка того общества, которое представляли себе основоположники марксизма и называли его коммунистическим – свободной федерации самоуправляющихся трудовых коллективов. Всё остальное, что было написано про коммунизм за 200 лет – интерпретации, в основном тенденциозные и неправильные. Однако в романе "Что делать" ни разу не использованы слова "социализм" и "коммунизм". Речь идет просто о разумном устройстве общества.

Арифметические выкладки Александра Кирсанова, выложенные в романе и описывающие выгоду такой организации производства, вполне применимы к сегодняшнему дню. Проблема тут одна-единственная – непонятно, что в этой системе должны делать эффективные менеджеры, и зачем они вообще нужны, когда трудовой коллектив сам устанавливает регламент своей работы, и управленцы служат коллективу, а не наоборот. Важно, что это коммуна трудящихся, а не, к примеру, свободных художников, и она производит продукцию, необходимую людям, а не нечто лишнее и ненужное.

Вера Павловна видит сон про счастливых людей будущего. Эти люди живут во дворцах из чугуна, стекла и хрусталя, освещаемых электрическим светом. Днем они трудятся на полях, а по вечерам собираются вместе, поют хором и танцуют. Неотвеченным остается один вопрос – что делать людям, которые не хотят петь и танцевать, а тем более не хотят трудиться, и что делать обществу с такими людьми?

Иван Ефремов в "Туманности Андромеды", написанной за 10 лет до романа Кочетова, предложил расселять их на острове Забвения – то ли Яве, то ли Суматре. Практика показала, что одного острова для таких людей маловато будет – им нужен как минимум континент, и не один.

Генка Зародов, герой романа "Чего же ты хочешь", хочет иметь много денег и получать максимум удовольствия от жизни. Скучный труд его не устраивает. Во дворце из чугуна, стекла и хрусталя ему обязательно станет скучно. Однако он талантливый посредник между производителем и потребителем, и таким людям должно найтись место и в федерации самоуправляющихся коммун. Горизонтальным структурам посредники нужны больше, чем вертикальным. Как адекватно вписать туда Генку Зародова? Возможно, на этот вопрос ответит третий, пока еще не написанный роман, который выйдет в свет через 50 лет, когда роману "Что делать" исполнится 200 лет, а "Чего же ты хочешь" - 100.

Принято считать, что alter ego Всеволода Кочетова в "Чего же ты хочешь" - писатель Василий Булатов. Не думаю, что это верно. Скорее на эту роль годится Феликс Самарин, молодой инженер-производственник. Булатов возит свою поклонницу Ию к бывшей даче Сталина и на вопрос о том, что делать с людьми, не желающими трудиться на 50-м году советской власти, отвечает, что их надо силой принуждать к труду. Но роман заканчивается не этим утверждением Булатова, а вопросом, обращенным к Зародову – а ты чего хочешь на самом деле? То есть, Кочетов понимает, что метод "заставлять" не работает.

Родители Феликса – очень успешные по советским стандартам люди, его отец – начальник главка в министерстве, но у Феликса свои планы на жизнь, как и у Веры Павловны. Он не хочет заниматься престижной "чистой наукой", отказывается поступать в аспирантуру и идет работать на производство. И это правильно, потому что работа на производстве и организация производства – самое интересное, что есть в жизни человека. Феликс верит в будущее советской системы, и глупо было не верить в это тогда, в 1969 году. Да, есть отдельные проблемы, но они решаемые. И их можно было бы решить, если бы руководители страны были настроены гласно и открыто обсуждать пути их решения.

Феликс Самарин идеально вписался бы в компанию Лопухова и Кирсанова, а Лера стала бы лучшей подружкой Веры Павловны – у них одинаковые представления о женском счастье, любви и свободе. Жаль, что эти герои разошлись во времени, но люди во все времена одинаковы. И наше будущее таки да светло и прекрасно, потому что в противном случае нет смысла заводить детей, а есть смысл получить максимум кайфа и умереть под кайфом здесь и сейчас. Интересно, кстати, что ни у одного из главных героев «Что делать» нет детей. Видимо, они мешают самореализации.

А теперь поговорим о том, почему советская интеллигенция и партноменклатура ненавидели роман «Чего же ты хочешь». Вот отрывок из этого романа:

"– Попробуем разобраться. Рабочие и крестьяне производят все материальные ценности на земле, без которых духовная жизнь была бы просто невозможна, ее бы не было. В старые времена… да и сейчас в капиталистическом мире… вопрос решался и решается так: удел одних – производить хлеб и прочее, а другие, пользуясь этим, лишь мыслят, лишь истончают свои чувства, изощряются в искусствах, гурманствуют духовно, живут жизнью, обеспеченной за счет труда других. Марксизм и марксисты требуют: долой эту чудовищную несправедливость, тот, кто производит блага жизни, тот ее и хозяин, подлинный хозяин, и отсюда ведется весь счет, от этой отметки.

– Ну так, а мы-то куда? – не выдержала Липочка.

– Вы-то или, вернее, мы-то? – Булатов посмотрел на нее.– А мы, если мы люди порядочные, должны все свои силы приложить к тому, чтобы такая несправедливость, когда одни везут, а другие погоняют, на земле кончилась бы, как кончилась она у нас в стране. Разве не захватывающее дело – служить тому, чтобы и рабочие наши и крестьяне в изобилии получали духовную пищу, пользовались бы всеми духовными благами, накопленными человечеством?

– Вот видите – служить! – сказала Липочка.– Мы, оказывается, должны только служить. Где же тогда равноправие?

– Да, служить, служить! – сказал Булатов. – Ничего не поделаешь. Не мы с вами выращиваем хлеб. А они, труженики. Выращивайте его сами, и никому служить не будете. С головы-то на ноги все встало. Раньше было по-другому. Было и ушло. Можешь – выращивай хлеб, к другому тянет – не забывай, чей хлеб ешь. Когда ты ощутишь всю историческую важность служения классам творцов, то ты будешь делать это с радостью, оно станет делом твоей жизни.

– А если не ощутишь? – Липочка не могла успокоиться.

– Вот тогда возникает конфликт с временем, с классами, с историей, с исторической неизбежностью. Вот тогда вам захочется тех порядков, какие существовали у нас до семнадцатого года, или тех, которые пока еще сохраняются в буржуазном мире. Начинаются вопли о несвободности творчества, вздохи: о том, что нам-де не хватает демократии."

Ну разве может интеллигенту такое понравиться? Он привык, что рабочие, крестьяне и прочие работяги обслуживают его, такого хорошего, а он указывает им, как и о чем надо думать, кого любить и кого ненавидеть, кто прав и кто виноват. И тут вдруг оказывается, что те, кто гурманствует в искусствах, обязаны служить народу, который их содержит и кормит. Непорядок.

То же касается и управленцев. Либо трудовой коллектив как ячейка социалистического общества нанимает себе управленцев, и они в качестве технических специалистов организуют производственный процесс, либо управленцы – хозяева жизни, а рабочие их обслуживают. Как только управленческий класс осознанно выбирает вторую возможность, а трудящиеся это допускают, демонтаж социализма становится неизбежным. В книге Кочетова у отца Феликса Самарина есть заместитель – молодой растущий специалист, талантливый, но очень высоко себя ставящий и не считающийся с нормами общества. Если Сергей Антропович сам вышел из рабочих и поэтому лоялен системе и понимает свое место в ней, то его заместитель в будущем активно поучаствует в прихватизации и разграблении общенародной собственности, потому что у станка не стоял и изначально считает себя профессиональным руководителем. Неизбежное хрустение французскими булками и попытка реанимировать сословный строй – лишь следствие такой ситуации. Генка Зародов в 1969 году искренне не знал, чего он на самом деле хочет, но в последующие годы его братья по прослойке определились – "да, новых Освенцимов и Равенсбрюков мы хотим, но не для себя, разумеется, а для тебя, рабочее быдло". По той же причине советской интеллигенции и советской элите не нравился роман "Что делать" - нечего им самим делать в обществе, в котором труд и быт организованы по модели мастерской Веры Павловны.

В романе "Чего же ты хочешь" все герои, за исключением нациста Клауберга и итальянского еврокоммуниста Спады – русские люди или бывшие русские люди. Нет и намека на дружбу ста прекрасных советских народов – основной мотив государственной пропаганды того времени. Сталин, согласно Кочетову, готовил страну к неизбежной схватке с внешним врагом, и народ под его руководством отстаивал Россию, а не идею всемирной революции и общечеловеческого братства. В "Что делать" мы тоже видим только русских людей, за исключением появившейся в эпизоде еврейской торговки Рахели, хотя имперский Петербург был космополитическим городом. Наверное, это не случайно.

Диссидент Вацлав Гавел призывал в свое время чехов, "детей 1968 года", к тому, чтобы жить при социализме так, как будто бы социализма нет. Это возможно, но возможен и обратный вариант – жить при капитализме так, как будто ты живешь при социализме. Так, как жили новые люди у Чернышевского, естественно и свободно. Наши дети обязательно выберут социализм, даже если они придут к нему не по книгам столетней и двухсотлетней давности, а через стажировку в буддийском монастыре. Они выберут общество счастливых, спокойных и свободных людей. Свободных от личных амбиций, от гонки за престижными и ненужными вещами, и поэтому спокойных и счастливых. И не важно, как это общество будет называться. Оно, как и царство Божие, в первую очередь внутри нас. Оно начинается со свободных людей. Социализм без уважающих свою и чужую свободу людей превращается в кошмар, и мы это знаем. В нем материализуется местечковый комиссар с декретом об обобществлении женщин.

Я не верю в воспитание. Людей невозможно воспитать, потому что воспитание подразумевает, что у воспитуемого нет свободы выбора. Но она есть. Надо не говорить, что следует делать, а показываеть реальные последствия выбора той или иной альтернативы для себя и для всех. Примеров в исторической памяти человечества предостаточно. Но выбор всегда остается за каждым отдельным человеком, который должен понять, чего он сам хочет.

-----

Дополнения к статье "Чего хотеть" .

1. - Степан Орлов. «Эпоха застоя» — ПОСЛАННЫЕ НАЧАЛЬНИКИ ( http://actualhistory.ru/articles-zastoi-nachalniki ). Прокомментируйте пожалуйста.

-Комментирую. Любая экономика процентов как минимум на 80-90 состоит из рутинного производства и на 10-20 - из инновационного. Пример рутинного производства - домостроительный комбинат, инновационного - фирма Королева (НПО "Энергия).

НПО "Энергия" создано для создания инновационного продукта - ракетно-космической техники - и всецело финансируется государством. Поэтому его руководитель, Генеральный Конструктор, является харизматиком, полностью несущим ответственность за успех предприятия. Логично, что он имеет право определять все аспекты деятельности предприятия - штатное расписание, увольнения и назначения, а все прочие работники к этому отношения не имеют.

ДСК - это бригада Злобина в расширенном варианте или большая мастерская Веры Павловны. Он должен выпускать стандартную продукцию максимально эффективно. Когда будет принято решение о переходе к новой серии, и она будет утверждена министерством строительства или, как сейчас происходит, мэрией города N, произойдет переналадка оборудования, закупка нового, и предприятие продолжит функционирование в режиме стандартного производства.

Для таких предприятий лучше всего подходит модель коллективного подряда с распределенными правами собственности по типу закрытого акционерного общества, а руководитель-харизматик не нужен и даже вреден. Он превращается в диктатора и в любом случае менее компетентен, чем работники на своих местах. Оператор поточной линии по выпуску стеновых панелей с многолетним стажем лучше знает особенности своего оборудования и умеет его эксплуатировать, чем любой директор и технический специалист. Надо не мешать ему работать и дать возможность организовать производственный процесс так, как порекомендует этот оператор, если у него вместе с выработкой и качеством будет расти материальное вознаграждение.

И вот еще что, о прогрессивности того или иного строя. В социалистической комплексной бригаде рабочие были заинтересованы в том, чтобы люди овладевали смежными специальностями, потому что когда узкий специалист не занят, он может делать другую работу на благо всех. На капиталистическом предприятии любое умение - это ноу-хау, поэтому его обладатель не заинтересован в том, чтобы передавать его кому-либо. К примеру, пожилой рабочий умеет работать со сварочным аппаратом или эксплуатировать автопогрузчик, а кроме него этого не умеет правильно делать никто. Даже если начальник попросит его научить коллегу по работе, пожилой рабочий обязательно скроет от него что-то самое важное (сам был тому свидетелем), чтобы новичок сам не мог делать эту работу или делал ее плохо. Потому что пожилой рабочий боится, что его могут уволить на пенсию, а ему надо выплачивать ипотеку и помогать детям учиться. Вот и судите после этого о том, какая система лучше.

---

2. В качестве дополнения и ответа к комментам о том, что в капиталистических странах народ жил намного лучше, чем в СССР, поэтому советские люди в итоге отказались от социализма.

Даже если и жили лучше, то не в разы, а на проценты. Надо учитывать реальное качество жизни и количество потребляемых благ. Например, бесплатные кружки для детей, бесплатное по существу жилье, очень дешевые и часто бесплатные путевки в ведомственные санатории и дома отдыха и так далее.

Очень хороший пример - советская реалия, которая называется dacha, а на западных языках не имеет аналога и переводится как "домик в деревне". Вот разговаривал об этой реалии с кактусными израильтянами, и они ее не понимают. Потому что у западного человека для того, чтобы иметь дачу, нет двух главных вещей - денег и времени.

Ни у кого на Западе, включая представителей высокой части среднего класса, нет возможности иметь второй дом в сельской местности для того, чтобы отдыхать в нем в выходные дни. Иметь вторые, пятые, десятые квартиры для сдачи в аренду можно и имеет смысл, а вот иметь дачу для себя глупо и бессмысленно. Там надо проводить много времени, которого нет, а муниципальный налог и налог за использование земли съедят кучу денег.

Некоторое время назад группа бывших русских людей, живущих в Ришон-Леционе, проявила инициативу и получила от мэрии во временное пользование временно не застроенные земельные участки с целью огородничества. Разумеется, без права строить на них что-то. Насколько мне известно, эта инициатива оказалась очень невыгодной, потому что за право копаться в земле с них сдирали каждый месяц очень большие деньги. Кому очень хочется все-таки копаться в земле, покупает в деревне свой первый и единственный дом, а на работу в городе ездит каждый день, тратя в лучшем случае как минимум час на дорогу в один конец.