Каскадёры. дубля не будет

    Любой человек не знает все свои способности, и до поры до времени не подозревает о том, что он может многое. И узнает о некоторых своих способностях, когда обстоятельства требуют их проявить. Но большинство людей, всё-таки, сами себя постоянно испытывают в разных делах и поступках. При этом рискуют, без этого иногда не получается.Только риск бывает разный, и не во всех случаях оправдан.
    Есть несколько ступеней смелости.
Человеку надо сделать то, чего он никогда не делал, но – надо. А он сомневается, тем более, что существует опасность. Например, молодому человеку предложили спуститься в шахту на глубину 540 метров - на 540-й горизонт,   выполнить там  некую работу и подняться наверх(на гор;, как говорят шахтёры). Страшновато, всё-таки 540 метров. Тем более, что он не шахтёр, просто нужно подменить заболевшего товарища. Ему говорят:
    - Если не можешь, не надо. Найдем  другого.
    Человек подумал сам себе: «миллионы людей опускаются в шахты ежедневно, и ничего с ними не случается. Ты что – особенный? Специально тросы клети ждут тебя, чтобы оборваться?». Или где-то на глубине в каменном своде уже приготовилась многотонная глыба, чтобы свалиться тебе на голову, когда ты под ней будешь проходить?
    И человек спокойно(как ему самому кажется)отвечает:
    - Не надо другого, я спущусь.
    Человек преодолел первую ступень смелости, мужества, называйте как угодно. Если миллионы могут, почему я не смогу? И спустился на эту глубину в клети, заполненной людьми в касках с фонариками (их до сих пор называют коногонками) над козырьками. И все почему-то молчали, иногда кое-кто бросал тихо короткую фразу, и ему так же коротко кто-нибудь отвечал.
    А потом он в толпе этих же людей вышел из клети и прошагал со своим проводником до того места, где ему предстояла его работа. И остался один. Была полная тишина, потому что там не было ещё добычи угля, ещё только готовили этот участок к сдаче в эксплуатацию, тусклое освещение подземелья. Под арочными сводами были уже уложены рельсы узкоколейки, уходящие куда-то в темноту, по которой помчатся скоро электровозы. Его удивило, что между рельсами и стенами очень узкие пространства. Если там будет вдоль узкоколейки идти человек, ему не разминуться с движущимся электровозом и его неминуемо сомнет, размажет по стене эта движущаяся махина металла. Успокоила проложенная с одной стороны сморщенная, опавшая грязно-зеленая змея вентиляционного рукава из толстого брезента. Здесь пешком никто не ходит, решил он.      
    В нише перпендикулярного ответвления, вырубленного в скале, он вместе с монтажниками сложил свои приборы и инструменты, осмотрелся и психологически настроился на работу. Монтажники догадались, что он в шахте впервые, новичка сразу видно, но ничего не говорили, занимались приготовлением к работе, молча незаметно наблюдая.
    Ему нужно было взять прибор - измерительный мост, вмонтированный в пластмассовую коробку с клеммами для подсоединения проводов и окошком со шкалой и стрелкой, расположить его между  рельсами, вбить два металлических заостренных штыря в грунт,  гибкими проводами соединить с клеммами прибора,  и крутануть рукоятку штурвальчика, отметив на шкале предел, к которому метнётся стрелка указателя.
    И он занялся. Вбил штыри, присоединил провода к клеммам, удобнее расположился между рельсами и уже приготовился крутить штурвал.
    А дальше...где-то вдали возник сначала неопределенный шум, который стремительно нарастал, приближаясь, уже был грохот, металлический лязг и... перестук колес по рельсам. Он успел схватить обеими руками футляр с прибором, прижал его к груди,  вырвал штыри из грунта, бросился к стенке и вжался в неё, распластался, влип в бугристую плоскость так, чтобы то, что надвигалось (а это, конечно же, был электровоз) на него, пронеслось мимо. И оно пронеслось. Лязг, дребезжание, перестук колес по рельсам удалялись. Тогда он почувствовал отсутствие ветра, движения воздуха, которое бывает, когда проносится поезд, или большой грузовик. Ветра не было. Был глухой монотонный гул, который не приближался, и не удалялся.
    Он осторожно обернулся, не понимая, что это было, и увидел надутую воздухом толстую кишку вентиляционного рукава вдоль противоположной стрелки. И услышал раскатистый смех монтажников, выходящих из ниши и увидевших его, еще прижимающего прибор к стенке этого тоннеля.
    -А ты молодец! Сам погибай, а прибор не бросай. Привык к  нему, кормильцу, – доброжелательно похвалил один из монтажников.
    - Бросай эти цацки, переходи к нам в бригаду, берем не глядя, ни одного ключа не потеряешь, в случае чего, - предложил другой.
    И тогда он понял, что это было. Где-то далеко чей-то палец нажал пусковую кнопку вентилятора, чтобы продуть вентиляционный воздухопровод. Перестук колес – это воздух погнал пыль и кусочки породы, захваченные вентилятором вместе  с воздухом. Они-то и имитировали перестук колес, ударяясь о внутренние стенки этой кишки.   
    Он, конечно, смутился, но по реакции монтажников понял, что в экстремальной ситуации  не опозорил техническую интеллигенцию в глазах рабочего класса. Но главное не это. Ему не стыдно перед самим собой.       
    Зато, на другой день он небрежно рассказывает друзьям и домашним: «когда я вчера спустился в шахту...». С таким видом, как будто он делает это ежедневно. Ну и пусть. А самому близкому другу он поведал, какой страх ему довелось испытать, когда на него мчался воображаемый электровоз, и выхода не было. И про прибор он тогда не думал, ухватил его автоматически.
    Первая ступень смелости, или мужества, называйте это как хотите, была преодолена. И он понял разницу между страхом и паникой. В страхе он рисковал жизнью, а в панике... Кто его знает, что случилось бы, если бы он рванул по шпалам, убегая от приближающегося электровоза. В любом случае его долго бы искали, а найдя, никто бы не смеялся. И он сам никогда бы больше не спустился в шахту. И всю жизнь держал бы в себе свой позор.

    В следующий раз ему было ещё страшнее. Предстояло опуститься в другую шахту, на 547-й горизонт в бадье – металлической бочке прицепленной крюком к канату (так шахтеры называли витой металлический проволочный трос толщиной 50 миллиметров) по скиповому стволу. Скиповый ствол – это вертикальная круглая скважина диаметром 12 метров с гладкими бетонированными стенами. На той шахте глубина этого ствола 1012 метров. По нему с помощью скипового подъемника (потому и ствол - скиповый) поднимают на гора уголь.
    Шахта ещё не работала, её готовили для сдачи в эксплуатацию шахтёрам – добытчикам угля, поэтому ствол пока использовался не по назначению
    Он только что окончил техникум, зачислен  слесарем-наладчиком 7-го разряда, но совсем по другой специальности, был с начальником – молодым  инженером, которого все звали Гангстером, изменив всего одну букву в фамилии, за лицо с явно выраженными бандитскими подробностями, хотя он был миролюбивым, неконфликтным и весёлым парнем.  Оба они не представляли, что им предстоит, поэтому спокойно загрузили в бадью свои приборы: длинный плоский  чемодан и металлический шестнадцатикилограммовый ящик из оцинкованного железа с двумя ручками по бокам, внутри которого был нагрузочный трансформатор, и сами влезли в эту бочку.
    С ними туда же поместились двое монтажников с бухтой кабеля, сварочным шлангом и ещё с кое-какими инструментами. Один из них три раза ударил молотком по канату, на котором висела бадья, и они поехали. Вниз.
    Через некоторое время бадья остановилась напротив горизонтального тоннеля, пробитого в скальном грунте. Из тоннеля к середине ствола вел деревянный брус прямоугольной формы. Бадья остановилась ниже бруса, монтажник снова ударил молотком по канату, и она поднялась вверх, так, что теперь из бадьи можно было, переставить ногу через край на брус и вылезти, держась за «перила» укрепленные с одной стороны вдоль бруса на уровне бедра. «Перила» представляли собой тонкий металлический прут – «катанку» диаметром 5 миллиметров.
    Монтажники взяли с собой все свои вещи, по очереди шагнули за пределы бадьи и по брусу прошагали в тоннель – «ходок» по-ихнему.
 
    А наладчики крепко задумались, даже загрустили. Шесть метров до тоннеля по деревянному брусу шириной 250 миллиметров, к тому же скользкому от налипшей глины и мокрому, на глубине  547 метров, которая ещё не кончилась,а там – внизу, уже на глубине 1012 метров - «зумпф», неглубокий колодец с водой - дно.
Да еще чемодан с ящиком, их  нужно тащить с собой.  И безо всякой страховки.
    Монтажники, глядя на своих задумчивых пассажиров, вежливо спросили:
    - Вы выходить будете, или как?
    Гангстер спросил у своего помощника: - Ну, что?
    -Цирк Шапито,- прозвучало в ответ.
    Они оба не знали ещё, будут выходить, или нет. Помощник вспомнил, как пятиклассником в школьном дворе участвовал в поединках на буме - длинном горизонтальном круглом бревне, опиравшемся  на два столба, врытых в землю. Противники становились друг против друга в позах фехтовальщиков, только без оружия, и правыми вытянутыми руками пытались сбросить один другого с бревна – легкими шлепками ладней по рукам, плечам  и корпусу. Потерявший равновесие летел с бума на землю, а устоявший – победитель, встречал следующего противника. Это была игра «на высадку». Играли по строгим правилам, лететь с бума было всего полтора метра, так что занятие было вполне безопасным.
    А здесь – лететь почти полкилометра. А какая разница, подумал парень, пятьсот метров, или пятнадцать. Результат один.
    И нашел выход.
    - Будем выходить, смотрите, как, - сказал своему начальнику, гордясь сам собой преждевременно, молодой слесарь, и стал «выходить». Сначала взял за ручки свой ящик - «нагрузочный», взгромоздил его на шпалу (так назвал он этот брус). Ящик плоским днищем аккуратно лёг на поверхность бруса. Парень подвинул его по брусу, и, выкарабкавшись из бадьи, сел верхом на брус, держась за ручки ящика. Подвинув ящик на вытянутых руках вперёд по брусу, он, вспомнив глубокое детство, когда ещё не умел ходить, и, работая ногами, передвинулся вплотную к ящику.
    Дальше был повтор всех предыдущих движений. Когда он одолел половину пути, на минуту остановился, а потом поелозил дальше. Монтажники молча наблюдали за этой сценой. Когда был  проделан весь путь, один из монтажников подхватил ящик, а он с облегчением встал на обе ноги на твердую землю в тоннеле.
    - Молодец, хитро, сам  придумал, или учился где? - прозвучала похвала. И тут же вопрос: - А штаны не протер? С таким способом передвижения штанов не напасешься.
    Второй философски изрёк: - Рождённый ползать летать не может.
    И тут же получил от парня ответ: - Ты не прав. Рожденный ползать летать не  х о ч е т, с высоты 500 метров без парашюта в зумпф, да ещё с пудовым   ящиком с двумя ручками.
    -Вот так,- философ обратился уже к своему напарнику.
    А парню стало весело, и он ответил: - Целы штаны, только мокрые, по мокрой шпале 6 метров...ничего, высохнут. В следующий раз, пока не вытрете шпалу досуха, не полезу. И скомандовал Гангстеру: - Делай, как я!
    И Гангстер послушался. Таким же способом доелозил на пятой точке до тоннеля, только держался не за ящик, а за свой плоский чемодан.
    Работа шла легко и споро. Он присоединял «концы» проводов к клеммам приборов и оборудования по схеме, которую рисовал Гангстер на клочке бумаги. В  этом и заключалась вся его работа, остальное делал сам Гангстер.
    Монтажники занимались своими делами тут же, создалась дружеская обстановка. К концу дня все уже чувствовали себя приятелями.
    Перебрасывались шутками, смеялись без отрыва от работы. Только у наших наладчиков периодически появлялась задумчивость, не связанная с рабочим процессом. Оба время от времени вспоминали свой путь от бадьи до тоннеля,  не давала покоя мысль, что в конце рабочего дня нужно будет повторить то, что они проделали утром.
    А когда пришла пора двигаться к бадье, Гангстер со скучной миной спросил:
    - Ну что? Снова в поход?
    И получил ответ:
    - Дубля не будет. Я не каскадёр. Оставим приборы здесь, завтра монтажники их поднимут наверх.
    Гангстер молча кивнул, договорился с монтажниками об этой услуге, и они вслед за ними совершили переход в бадью утренним способом, только уже налегке. А потом бадья  доставила их «на-гора».
 
    Такой усталости он, кажется, никогда раньше не знал. Усталость была не физическая, а общая. Перед глазами всё время вставала шпала, по которой он полз. И ещё добавился вопрос: почему Гангстер, старший в группе, вдруг сам отказался от инициативы  принимать решения, а спрашивал у него, новичка в шахтных условиях? Неужели до такой степени струсил и растерялся? Кто знает.
    Половину ночи он практически не спал, перед глазами всё время маячила узкая шпала и прямоугольный оцинкованный ящик, который нужно было двигать по её скользкой узкой спине. И саднила мысль, что это было как-то неправильно. Гордость за проявленное мужество и находчивость(так бы выразился тот, кто вручал бы награду за этот совершенный подвиг)улеглась и испарилась, осталась какая-то непонятная досада.
    Верно говорят, утро вечера мудренее. Проснувшись утром и вспомнив вчерашние приключения, он вдруг увидел себя со стороны, ёрзающим задницей по шпале, и  осознал, в какое унизительное положение сам себя поставил этим ёрзаньем. Ради чего? Чтобы показать, в том числе и самому себе, что не струсил окончательно? Монтажники не смеялись, когда он полз,они смеялись, и,скорее всего, беззлобно, добродушно, когда рассказывали другим про этот  эпизод.  Одеваясь в «чистое» после бани, или за кружкой пива. Сами были такими когда-то.
    А ему стало стыдно. Не за то, что не прошел по шпале, как люди ходят, например, монтажники. Стыд жег за позу, в которой он ногами обнимал этот скользкий и мокрый деревянный брус. И охватила жгучая злость. Мы на войне, что ли? - подумал он   

    Утром на следующий день главный шеф выделил машину и послал их вдвоем с Гангстером  за приборами на эту шахту. Пока ехали, вчерашние приключения не обсуждали. Говорили на другие темы.
    Заехав на шахтный двор, они водителя с машиной оставили на стоянке, а сами двинулись на поиск бригады, с которой вчера работали. Гангстер свернул в электро-цех по каким-то делам,а помощнику поручил утрясти ситуацию с приборами. Он нашел её у стены «нарядной», помещения, в котором проходили планёрки,и бригадирам раздавались наряды – задания бригадам  на день. А весь монтажный участок, человек тридцать, ждал во дворе, кто, сидя на корточках, кто, подпирая стенку спиной или плечом. Курили, тихо переговаривались.
    Отыскав глазами  «своих», подошел к ним, поздоровался, и сразу задал вопрос о приборах. Монтажники на него посмотрели как-то отчужденно, и промолчали. А он  повторил вопрос. И тогда один из них, с неприязнью, как будто видит парня  в первый раз,ответил:
    - Вали отсюда со своими приборами,- и добавил, куда – в нехорошее место.
    - В чем дело, мы же вчера договорились,- не отставал парень.
    - Тебе сказали, вали,- а дальше был такой мат, что он опешил и молча ушел. Он привык выполнять задания, поэтому зашел в кабинет начальника участка, с которым они вчера уже беседовали, объяснил ему ситуацию с приборами, и выразил удивление по поводу сегодняшнего к нему отношения монтажников.
    Хмурый начальник выслушал и огорошил новостью:
    - Ты их пойми, вчера сразу после вашего подъема в бадье опускалась ночная смена. Два человека и груз. Оборвался канат, и бадья с людьми упала в зумпф. На глубину 1012 метров. Поэтому парням сегодня не до тебя и твоих приборов. Я запишу,  и чуть позже приборы ваши поднимут. Я позвоню вашему шефу.
    Он молча ушел, оглушенный этой вестью,даже позабыв выразить соболезнования. И понял по выражению лица начальника участка причину своей досады. Лицо начальника выражало реакцию на случившуюся неприятность, и не более того. Просто не повезло погибшим людям. Завтра или через неделю ещё кому-нибудь не повезёт. Судьба. У него мелькнула мысль: они что, на фронте? И двое вчерашних погибших – неизбежные потери?
    Неужели они все привыкли? И никому не приходит в голову изменить эту судьбу? Почему канат не лопнул, когда они поднимались наверх? Не хватило веса тех приборов, которые остались в этом штреке? Или не судьба? Кто мостил эту шпалу над бездной? Точно не инженер по технике безопасности, тот  ни разу сам не опускался в бадье, даже не влезал в неё. Только составлял инструкцию. Какую инструкцию?! По ёрзанию задницей по шпале, если боишься или не хочешь идти по ней, как по канату над пропастью?  А кто тебя заставлял пройти или проползти этот шестиметровый путь над пропастью?
    И вдруг он понял, почему Гангстер передал ему инициативу в этот ответственный момент. Он не имел права. Он не владыка,  пославший человека к анчару. Значит,нет никакой инструкции, значит, и там действует горькая, и в то же время гордая русская поговорка: «голь на выдумки хитра». Только «облагороженная» фарисеями, ни разу не совершившими ни одного подвига, пустыми словами: «в жизни всегда есть место подвигу».
    А Гангстер, в самом деле, не имел права посылать его в путь по этой шпале. Но он имел право запретить ему совершить этот путь, любым способом. Более  того, он обязан был это сделать. А вот самому себе запретить ползти по этой шпале он уже не мог после того, как это проделал его младший товарищ; его бы никто не понял, если бы он отказался ползти по ней.
    Вопросов много, ответов нет. Наш герой подвел итоги своим размышлениям твердым резюме:«всё, в шахту больше ни ногой. Дублей больше не будет. Шпалоходца из меня не вышло. И в бадье, привязанной к канату, больше кататься не хочу».
    Но первую ступень смелости он, всё-таки, преодолел. И немного поумнел – сам потом приятелям признавался.         
    
    Человек стоит перед проблемой, которую удалось решить только одному. У других не получалось – по разным причинам. Требуется сделать что-то подобное. Человек сам себе говорит: если он сделал это, почему я не смогу? Он – такой же, как я (или я – такой же как он). Человек решается и делает то, что ранее удалось только одному. Он второй, у кого получилось – он преодолел вторую, более высокую ступеньку смелости или мужества, считайте, как хотите. Подвиг в истинном смысле этого русского слова, совершил первый, а он, второй, только прошел по следу, проложенному первым. А дальше этим следом пойдут, может быть, тысячи, если в этом будет смысл.

    Никто-никто  еще не делал того, что предлагается сделать человеку. И совсем не известно, чем это кончится. Но – надо, и очень интересно. Человек сам себе думает:«ну и что, что еще никто этого не делал. Кто-то должен начать? Почему не я?». Может быть, так размышлял Юрий Гагарин, когда ему предложили слетать в космос и посмотреть на Планету Земля издалека. И рассказать потом, как она оттуда смотрится. И он согласился. Сказал: - Поехали, - и помчал.
    Думал,  или не думал так Юрий Гагарин, никто сейчас сказать не может. Он просто преодолел  высшую ступень смелости, или мужества, считайте, как хотите.
    Если никто еще этого не сделал, но это возможно, почему не смогу я? Смогу, значит, буду первым. Так и получилось. Потом  за ним полетел второй, третий. А сейчас туда летают многие, для кого это стало обычным занятием.