Идеология и наука истории

Слово «история» – одно из обычных в нашей повседневной речи, но имеет некоторый оттенок, когда говорят: «Тут такая история случилась…». Если же задаться вопросом, чем является история, которую все мы изучали еще со школы, то самый общий и академический ответ начинается со слов «гуманитарная наука». Это не подлежит сомнению, особенно, если «науку» понимать как то, чему учат.

Гуманитарные науки, в свою очередь, сопоставляются с науками естественными и с точными, и от представителей последних можно услышать классификацию: науки естественные, неестественные и противоестественные. Без иронии я бы сказал так: любой «естественник» может читать и понимать любой труд историка (что и происходит), но для гуманитария любой труд математика – китайская грамота. Поэтому обычно гуманитарии и не пытаются судить о естественных и точных науках, разве что философы делают такие попытки через посредство популяризаторов этих наук.

Наоборот, случаи вторжения «естественников» в епархию гуманитариев нередки. В принципе, такие взаимные визиты не должны быть необычными – достаточно вспомнить и М. В. Ломоносова, и «быстрого разумом» Ньютона, который усомнился в достоверности египетской истории трехтысячелетней давности. Более того, они должны быть нормой – аксиому «В каждой науке столько науки, сколько в ней математики» отменить невозможно.

В наше время наиболее известный визит такого рода предпринял А. Т. Фоменко, будущий академик по Отделению математики РАН. Многочисленные печатные издания и Рунет избавляют от подробного изложения здесь его исследований,  суть которых такова: существующая хронология истории неверна и достоверность начинается только после IX века – описания более ранних событий представляют собой дубликаты поздних (с несущественными изменениями).

Понятно, что столь радикальная концепция вызвала шок и у профессиональных историков, и у любителей соответствующей литературы. Если реакцию любителей можно оценить как «50 на 50», то у профессионалов она вполне ожидаема – «лженаука», «фоменковщина» и т. п. Стремясь защитить честь профессионального мундира, некоторые историки не придумали ничего умнее, чем заявление «математика в истории не работает» – другими словами, история – не наука. Объединяет же подавляющее большинство критиков нежелание или неспособность разобраться в математических основах, лежащих в основании «Новой хронологии» Фоменко.

К сожалению, питательную почву для критиков создал сам Фоменко, когда от строгих методов обоснования перешел (вместе с Носовским) к тому, что справедливо называют «любительской лингвистикой» и «народной этимологией». Печальные последствия были неизбежны – теперь и история  после IX века, в том числе русская, попала «под раздачу». Тем не менее, выводы, сделанные ранее строгими методами, остаются в силе, в чем может убедиться любой владеющий этими методами.

С хронологической теорией Фоменко я познакомился еще тогда, когда она ходила по рукам в машинописном «самиздате». Этот объемный  труд произвел на меня сильное впечатление, и с тех пор я всегда держу «Новую хронологию» в уме при чтении исторической литературы. Всякий раз, когда имелась возможность сравнить описания событий-дубликатов (по Фоменко), разнесенных традиционной хронологией в разные эпохи, я делал схемы описаний и убеждался, что при разном общем фоне многочисленные совпадения случайностью объяснить нельзя.

Вместе с тем я стал замечать, что некоторые события, будучи явными дубликатами, не укладываются в схему трех хронологических сдвигов по Фоменко. Таких оказалось немало, но заметки, которые я тогда делал на разрозненных листах бумаги, не сохранились и сегодня я помню немногие, например, взятие евреями некой крепости при исходе из Египта, похожее на взятие греками Трои и на одно из сказаний «Эдды». Есть в Ветхом Завете и внутренние параллели: «жития» Авраама и Исаака в основном копируют друг друга или какой-то третий источник.

Позже я обнаружил, что целый ряд описаний событий в Риме, отнесенные в I век до н.э., можно сгруппировать в три прерывистые, но почти параллельные линии, где Сулла соответствует Цезарю, первый триумвират – второму и т. д. Эти параллелизмы также выпадают из «Новой хронологии», хотя ее авторы отметили, что три царя, помещаемые в начало легендарной истории, – обычный для древних авторов прием: Саул, Давид, Соломон в Иерусалиме или Сулла, Цезарь, Август – в Риме. При этом их деяния стандартизуются: первый – основатель, второй – завоеватель, третий, сын второго – миротворец (Соломон – буквально «мир»).

Очевидное объяснение данного явления, как и подобных ему, состоит в том, что составитель очередной «истории» брал подходящий из уже написанных текстов и использовал его в качестве канвы собственного произведения. Такой прием не всегда считался плагиатом – о нем трудно говорить для времен, не знавших «авторского права». Скорее всего, речь должна  идти о стремлении писать «правильно», по авторитетному канону.

Все последующее чтение «исторических» первоисточников убедило в том, что они являются, прежде всего, художественной литературой, затем – публицистикой, созданной с определенными идеологическими и пропагандистскими целями. Практически вся эта литература создавалась не для удовлетворения авторского самолюбия – чем старше источник, тем труднее установить его автора. Более поздние авторы могут называть и себя, и своих  заказчиков; яркий пример VI века – Прокопий из Кесарии, секретарь при дворе императора Юстиниана. На службе он красочно описывал  императорские деяния (войны, строительство), а отойдя от дел, написал «Тайную историю» и выставил царствующую чету в неприглядном свете. Возможно, Прокопий был недоволен размером пенсии.

Вопрос хронологии – далеко не академический. Если говорить о близкой для нас славянской теме, то начать надо с юга Европы – Балкан. Еще в школе мы узнаем о Древней Греции, которая к началу средних веков как-то растворяется и надолго исчезает из учебника истории. Ни о каких славянах здесь, разумеется, нет и упоминаний. Они появляются на страницах учебника уже в другую историческую эпоху, когда русская армия освобождает Балканы от турецкого владычества. Правда, косвенно средневековые Балканы упоминаются в связи с созданием славянской азбуки Кириллом и Мефодием. Эта тема заслуживает отдельного рассмотрения, а здесь уместно напомнить, что ко времени солунских братьев славяне уже несколько веков населяли полуостров, включая их родные Салоники.

Кто же первым оказался на Балканах – греки или славяне? В традиционной истории такой вопрос не возникает: славяне пришли туда на много веков, если не тысячелетий, позже греков. Однако внимательное чтение тех же традиционных первоисточников порождает сомнения. Например, Страбон в своей «Географии» пишет, что в древности весь Пелопоннес населяли варвары, а в другом месте и для своего времени он упоминает четырнадцать варварских племен Иллирии (западной части Балканского полуострова). Средневековая «Люнебургская карта» в том же месте называет  четырнадцать славянских племен, причем трудно представить, что до них тут обитало ровно столько же иных, неславянских племен (рукописи Страбона появляются не ранее «Люнебургской карты», поэтому современные историки считают, что составители карты пользовались некими «древними источниками»). Гористая область Пентадактиля сохраняла следы славян до XV столетия, и лишь тогда возникает название «Пелопоннес» с целью вытеснить славянское «Морея» (т. е. «Приморье»).

В наше время славянские языки сохранились лишь на севере Балкан. Далее на север, в древних Паннонии и Трансильвании, славяне уступили завоевателям с востока, и сегодня там находятся Румыния и Венгрия. Еще севернее славяне уступили западным завоевателям, сегодня там – Австрия и Германия. И, поскольку в традиционной  хронологии германцы фигурируют раньше славян, средневековая германская агрессия против западнославянских племен трактуется современными историками как возвращение германцев на «свои» земли, занятые славянами во второй половине VI века. Однако известный английский историк Т. У. Шор в своей книге «Происхождение англо-саксонской расы» (1906 г.) писал: «В Германии, к востоку от Эльбы, не было обнаружено более древних, чем славяне, жителей, за исключением тех, которые относятся к доисторическому периоду…. Нет также никаких преданий о более ранних жителях, в то время как все древние топонимы – сплошь славянские».

Еще раньше чешский лингвист и этнограф Алоис Шембера обнаружил множество славянских топонимов на территориях других немецких государств, опубликовав их в своей книге «Западные славяне во времена отдаленной древности» (1860 г.). В своей рецензии на эту книгу будущий член-корреспондент Петербургской академии наук Н. А. Попов писал: «… так как столь большое число древнейших названий оказывается заимствованным из славянского языка, то не может быть, чтобы славяне пришли в эту страну только в VI веке нашей эры, вместе с аварами, как вообще полагают; без сомнения они жили здесь с незапамятных времён».
Кроме того, германские этнонимы также не говорят о связи племени с определенной территорией, как это характерно для славян (бодричи, полабы, лужичане, бужане и т. д.). 

Наконец, в ХХ в. советский исследователь В. П. Кобычев обнаружил «удивительное совпадение племенных названий полабских, поморских и других западных славян с древнейшими, известными на данной территории этническими наименованиями рубежа первых веков нашей эры», упомянутыми в римских источниках, причем таких совпадений известно около пятнадцати. Здесь речь идет об «античных» латиноязычных источниках, на основании которых современные историки утверждают отсутствие славян в центральной и западной Европе. Пересмотр традиционной хронологии сдвигает эти источники в средние века и ставит вопросы заселения данных территорий славянами и германцами в одну хронологическую плоскость.

Если оставить в стороне русские летописи, то «научная» история появилась в России на века позже, чем на западе Европы, причем под надзором западных же кураторов. М. В. Ломоносов фактически в одиночку оппонировал немцам, занявшимся в академии русской историей, и почти все идеи, высказанные им в отношении русской и мировой истории, соответствуют уровню современной науки. Тем не менее, в наше время и в нашей академической среде находятся историки, объявляющие ломоносовские взгляды донаучными. Отчасти это можно объяснить тем, что русские историки (и вслед за ними советские и российские) вошли в западный ученый мир в то время, когда там уже была создана современная хронология, на основе которой написана история Европы. В этих сочинениях славяне если и упоминались, то в основном как враждебная сила, проникшая в средневековую Европу откуда-то с востока.

Известна фраза советского историка Михаила Покровского «История – это политика, опрокинутая в прошлое». Сегодня история остается одной из форм государственной идеологии – например, бюджет США ежегодно выделяет десятки миллионов долларов на финансирование «исторической политики». Превратиться в науку история может лишь в гипотетическом будущем без национальных и государственных границ, а до этого было бы разумно финансировать исторические исследования через министерства обороны и иностранных дел.