Глава 7. Единоверцы

 
Разбойники Чёрного Ястреба всё больше углублялись в пустыню. Два дня они шли быстрой рысью. Сагмира, предпочитавшая быть всегда впереди, на этот раз уступила первенство Яхьину. От неё не отставали Дарик и Багаутдин. За ними, нестройной толпой ехала остальная банда.
Следы всё дальше уводили их на Северо-Запад. Местность вокруг была однообразная, песок и камни чередовались с камнями и песком. Дарик недоумевал, что эти люди могли потерять там, так далеко от караванной дороги. Это обширный и не обжитый край, где нет городов и рыскают ийланы людоеды.
После полудня Яхьин радостно сообщил, что они почти у цели. Беглецы опережают их всего на пару часов. Сагмира слушала его доклад, уперев кулак в бедро и довольно щурясь, как кошка. Оживился и Дарик.
— Надо подстегнуть коней,— сказал он.— Им нельзя дать уйти!
— Остынь, мхаз,— бросила атаманша.— Я умею брать такую добычу так же хорошо, как ястреб — куропаток!
Она прикрикнула на едущих позади головорезов, начала раздавать команды.
— Дарьюш! Возьми Яхьина и десяток людей — зайдешь с Заката. Азир, твой десяток обойдёт их с полуденной стороны. Отрежете их от пустыни и гоните на нас. Вперёд, псы! Исайя за нас!
С шумом и гиканьем отряды помчались в пустыню. Остальная банда дала им времени оторваться и после перешла на галоп. Они мчались, низко прильнув к лошадиным шеям, подгоняя плетьми и ударами пяток. В лица бил горячий тугой воздух. Мелкая пыль взметывалась из-под копыт, забивалась в глаза, нос и рот, оседала на одежде жёлтым налётом.
Внезапно Сагмира тревожно вскинула к небу зажатый кулак, осадила коня.
— Что случилось? Что ты увидела?! — Багаутдин поровнял своего коня с лошадью женщины.
Разбойники сдерживали коней, не рискуя опережать предводительницу.
— Стервятники,— она указала пальцем на небо.
Не далее пяти стрелищ впереди парила пара чёрных стервятников. Птицы постепенно снижались, что означало они углядели добычу. Сердце Дарика учащённо забилось, хотя это могла быть дохлая лошадь или верблюд...
Они тронулись лёгким галопом и вскоре увидели лежащие в беспорядке тела. Песок вокруг был густо изрыт копытами. Из него, как жёсткий тростник, торчали черенки обломанных стрел.
Кто-то заботливо избавил убитых от всего ценного. Чёрные одежды ещё хранили на себе оттиски брони и оружейных ремней. Скрюченные в смертных судорогах пальцы совсем недавно сжимали оружие. Дарик объехал место боя, сосчитал трупы. Шесть тел, подумал он в ярости, шесть фидаинов. И среди них нет одного остроухого!
Добыча снова ускользнула от него. Выхвачена прямо из пасти! Но кем? Кто мог опередить его?!
Он глубоко вздохнул, давя рвущиеся с языка проклятия, когда услышал приближающийся топот копыт. Нахлёстывая лошадей, к ним подлетела группа Дарьюша и Яхьина.
— Тавантины! — хрипло выкрикнул он.— Не меньше сорока дюжин! Идут сюда!
Маслянисто блестящий пот оставлял грязные дорожки на его покрытом пылью лице.
— Ты, уверен? — спокойно уточнила Сагмира.
— Я сам видел кресты на белых плащах.
Дарик слышал о тванатинцах — блистательных рыцарях из-за гор, с головы до ног закованных в железные латы. Как и исайриты Атравана, они почитали только одного пророка Исайю, считая его воплощением Бога. Когда-то они даже владели Шензанским санджаком, пока отец нынешнего шаханшаха не отбросил их за Таниджабальский хребет. Несмотря на это они до сих пор разоряли побережье и устраивали рейды вглубь Атравана, пользуясь поддержкой единоверцев шенази и жадностью хаммадийских беков, готовых пропустить врагов за определённую мзду. С врагами они расправлялись быстро и смертоносно, а врагом был каждый, кто почитал двенадцать пророков вместо одного.
Разбойники взволновано загомонили.
— Тавантины!
— Они отрежут нам головы и распнут на крестах!
— Всё из-за тебя, мхаз! — на Дарика надвинулся разбойник с отвисшей нижней губой, по имени Азир.— Ты заставил нас гнаться за тенью! Из-за тебя наши головы насадят на копья!
— Уймитесь, глупцы! — зарычал полукровка.— Они такие же исайриты, как вы. Сумеете договориться.
— Он сделал это умышленно! Я всегда видел, что ему не по-нутру наше вольное братство!
— Все знают как таванты поступают с разбойниками и беглыми рабами,— мрачно заметил Крыса.— А ты как раз привёл нас к ним в руки.
— Разве я был нашим следопытом, Яхьин?!
— Так ты хочешь сказать, будто я не умею читать следы?! — рука следопыта скользнула к оружию по луке седла.
Полукровка оскалился, рванул поводья так, что его лошадь затанцевала. Схватился за саблю...
— Кто вздумает обнажить клинок лишится обеих рук! — Сагмира, с саблей в руке, встряла между Дариком и бандитами.— А ну заткнули все рты!
Глаза гневно сверкнули, когда она заскользила взглядом по лицам мужчин.
— Раскудахтались словно куры при виде старой тряпки!
— Тавантины же...— промямлил вислогубый бандит.— Идут сюда...
— Ты о них уже говорил, я не глухая,— язвительно бросила она.— И мне безразлично куда и зачем они идут. Они, как и мы, хищники караванных дорог.
— Лев и шакал тоже хищники,— тихо проворчал следопыт.— Но лучше последнему не  попадаться на пути льва...
— Вы будете делать, что я скажу! И наброситесь на льва и разорвёте его на кусочки, если потребую,— разбойница вскинула голову, расправила плечи и привстала на стременах, сразу став выше ростом.— Сейчас мы повернём на Север и подождём пока тавантины пройдут.
Бандиты с глухим ворчанием развернули коней. Угрюмую тишину нарушал шорох копыт по песку.
Дарик — единственный, кто не стронулся с места — молча наблюдал за атаманшей.
— Ты зря дразнишь эту свору,— заметил он, когда женщина спрятала саблю в ножны.— Когда-нибудь страх перед смертью пересилит в них страх пред тобой.
— Не смей меня поучать! — огрызнулась Сагмира, подъезжая к нему.— Думаешь он у них?
Полукровка догадался кого она имеет ввиду. Медленно кивнул.
— Клянусь Исайей, этот алялат меняет хозяев быстрее медной номисмы! — она посмотрела на подёрнутые дрожащим маревом верхушки холмов. Немного помолчала.
— Я не стала бы драться с тавантинами из-за твоего ключа,— заговорила она снова.— Но я хочу получить своего кровника.
— Что ты предлагаешь?
— Для начала я должна убедиться, что он там. Дождёмся когда они встанут лагерем, а потом ты и я, вместе, пойдем к ним.
Она ядовито усмехнулась, видя его изумление.
— Не бойся, на земле неверных все исариане союзники. У нас общий враг. Ты знаешь язык тавантинов, поэтому будешь молчать и слушать, о чём они говорят между собой.
 
***
Всадники приближались, на ходу растягиваясь чтобы взять их в кольцо. Низкорослые, в высоких войлочных шапках. Сагмира подняла саблю рукоятью вверх, в знак мирных намерений. Когда они поравнялись, командир отряда повелительно вскинул руку. Воины за его спиной с интересом разглядывали их, посмеиваясь в жиденькие усы.
— Слава Исайе! — Сагмира приложила сложенные щепотью пальцы поочередно ко лбу, животу и груди.— Моё имя Сагмира, так же именуемая Чёрным Ястребом. Кто ваш предводитель? Я хочу говорить с ним!
— Нас ведёт барон Гантрам, известный под прозвищем Белый Вепрь,— ответил командир тавантинцев.— Он уже знает о тебе и готов принять.
К счастью весь их короткий диалог проходил на атраванском, потому, что Дарик вышел из своего странного оцепенения, только когда понял, что Сагмира долго и пристально на него смотрит.
— Что с тобой, мхаз?
— Белый Вепрь…— язык Дарика вдруг стал сухим и будто прирос к нёбу.— Я, знаю его...
В памяти всплыло всего одно слово. «Красборг». С ним пришли парализующая отчаяние и боль. Болью отозвались кулаки, стиснувшие до хруста поводья.
...Школа жрецов. Сумрачный зал с низким потолком, бывший прежде пещерой. Седой сар-мобед перед толпою учеников. В руках его развёрнутое письмо, скреплённое красно-белой лентой. Знак скорби и гнева.
Голос сар-мобеда — гулкий и мощный — дрожит, эхом отражаясь от стен.
— Рютенской луной, в день двенадцатый, наёмники Союза Трёх Городов захватили подлостью и обманом город Красборг. Верфи, все корабли и жители града преданы огню и мечу...
Отец… Мать… Родичи.
Влага поселилась в уголках глаз. Руки дрожат. Пальцы впились в ладони, до крови раздирая кожу ногтями…
...Сагмира с подозрением глядела на него.
— Ты стал белее снежных шапок Таниджабала. А я думала, ты не трус.
— Я не боюсь,— едва смог выдавить полукровка, дивясь звучанию собственного голоса. Так он осип.
Тавантины не разбивали шатров. На участке пустыни — шагов в тысячу в поперечнике — паслись стреноженные кони, бряцало железо, дымились маленькие костерки, валялось походное имущество, сёдла и седельные сумки. Хозяева находились рядом — высокие, плечистые, загорелые, на лица никак не спутать с атраванцами. Все в доспехах, оружие держали под боком. В центре лагеря расположились несколько десятков женщин и мужчин — явно уроженцев Атравана — а так же куча туго набитых мешков.
— Воистину,— проговорил, растягивая слова Гантрам д’Сирд, он же Белый Вепрь, он же Лев-из-за-гор. На языке бединов он говорил с явным акцентом.— Знаменитый на всю округу Чёрный Ястреб — женщина! А я не верил.
— Я владею саблей и шевелю мозгами ничуть не хуже мужчины! — фыркнула Сагмира. Конь под ней переступил копытами.
Свита барона зыркнула на неё и недовольно заворчали, как псы, у которых пытались забрать мозговую кость. Дарик отметил, что для такого военачальника она не велика: один герольд в чёрном, украшенном белой кабаньей головой и три рыцаря в доспехах. Двое были тавантинами и носили рыцарские гербы. Третий не носил герба, но обладал рыцарскими золотыми шпорами. Раскосые глаза смотрели с явным недружелюбием. В общем-то, Дарик заметил, что враждебно настроены к ним были все, кроме Гантрама...
— Сир, спросите о разграбленном ею Альмадине,— проговорил обладатель золотых шпор, накручивая на палец вислый ус.— Мы братья по вере, а она поступила совсем не по-братски вырвав добычу у нас из-под носа. Справедливо, если мы заберем её часть...
— Пятьдесят тысяч выкупа золотом. Слава. Известность. Почести. И кому?! Беглым рабам и разбойникам…— заворчал рыцарь с ныряющей рыбой.— Добро если взяли бы эти деньги. Схватили, первое попавшееся, подпалили пару домов и сбежали, переполошив весь город. Теперь его с наскока не взять, придется лезть на стены. А со стен даже фралль может скинуть мне на голову камень, или облить кипящей смолой.
— Полно вам, господа,— протянул Гантрам, косясь на своих офицеров.— Мы уже обсуждали это. Мы не шакалы и не стервятники, чтоб отбивать чужую добычу. Право меча — священно.
— Уж не напекло ли жаркое атраванское солнце твою седину, Гантрам, что ты размяк словно воск? — рыцарь с золотыми львами сплюнул
Гантрам выдвинул челюсть.
— Не городи чушь, Гейнче. Убив их я больше потеряю чем приобрету.
Дарик, понимавший каждое слово, украдкой поглядывал по сторонам, думая, сумеет ли прорваться в случае нападения.
— Итак,— Белый Вепрь вновь обернулся к ним.— Чёрный Ястреб, изволил почтить меня. Слышал о ваших подвигал миледи. И о вашем недавнем налёте на Альмадин.
Сагмира подняла брови. Дарик тоже не скрывал удивления.
— Слухи разносятся быстро,— рыцарь Белого Вепря весело хохотнул.— Я, видите ли, сам собирался его ограбить и оказался неприятно удивлён, узнав, что меня опередили. Так чем могу быть полезен, миледи?
— Ответь, бек, не твои ли воины прикончили этим днём группу фидаинов?
— Может и мои. Убей или будь убитым — таков закон вашей пустыни.
— Несколько дней мы шли по их следу,— продолжала Сагмира.— Скажи, не было ли у них пленника… Алялата… Мы не увидели его среди убитых.
— Хм… Никого, чьи уши отличались бы от человеческих с еретиками из Аламуна не было. Но вы заинтриговали меня, миледи. Прошу, продолжайте. Зачем вам тот остроухий?
— Он — мой кровник. К тому же украл кое-что принадлежащее мне и что я хотела бы получить обратно, за что готова дать выкуп.
— И что за вещь?
— Ключ...— Сагмира бросила на Дарика растерянный взгляд.
— Простой бронзовый ключ в две ладони размером,— пришёл он на помощь.
— Даже не из золота? — уточнил барон.— Может, в нём сокрыто какое-нибудь волшебство? Нет? Чем же он тогда ценен?
Дарик посмотрел в голубые глаза рыцаря. Он был готов отдать все сокровища мира за одну только возможность увидеть как эти ненавистные глаза стекленеют.
— Ничем, что могло бы заинтересовать...— он сделал над собою усилие, чтобы выговорить,— благородного воителя. Но для нас он — символ.
Гантрам улыбнулся. Едва заметно, уголком рта. Обратился к Сагмире:
— Мой отряд не единственный, бороздящий эти пески, но возможно, у меня всё же есть то, что вы ищете. Вся наша добыча идёт в общий котёл,— он указал головой на сваленные в кучу мешки.— До общей делёжки никто не смеет брать ни монетки оттуда. Таков установленный мною закон. Делить добро будем лишь в Массаише— там у нас главный лагерь. Окажите мне честь, став моей гостьей. Мы закатим царский пир и заодно поговорим о дела. Мне есть, что предложить вам миледи и помимо ключа...
Сагмира не колебалась.
— С радостью приму ваше великодушное предложение, Гантрам-бек.
Дарик бросил на неё косой взгляд. Неужели она поверила этому человеку, или её наивность исключительно напускная?
Барон снова улыбнулся, но в синих глазах читалась абсолютная холодность и злая усмешка.
— Тогда вы можете на рассвете присоединиться к моему отряду.
Он поклонился Сагмире, прижимая ладонь к груди. Переговоры закончились.
 
***
— Алялат у него — я в этом уверена! — Сагмира оглянулась на оставшийся за спиной рыцарский стан.— И твой Ключ тоже. Он тянет время чтобы понять, какую из этого можно извлечь выгоду.
Они возвращались к своему отряду, укрывавшемуся среди холмов. Дарик придержал коня чтобы ехать рядом.
— Тогда зачем ты приняла его предложение? — спросил он.
— А у тебя есть иное? — разбойница тихо рассмеялась.— Мы приближаемся к тому, что ищем. И если оно у него — в Массаише мы об этом узнаем.
Полукровка смутился. Об этом он не подумал. Оставшийся путь они проделали в полном молчании.
 
***
Бледная луна медленно всплывала над холмистой долиной. Бандиты сидели, скорчившись, возле костров. Кто-то спал, но большинство пили, радуясь, что их атаманша заполучила новых могущественных союзников. Дарик кутался в плащ у костра. Он пытался уснуть, но мешала стойкая убеждённость, что на него кто-то пристально смотрит.   Это чувство было сильнее чем то, которое одолевало его на днях у выхода из тоннеля. Из каждой тени, он чувствовал на себе чужой взгляд. В пляшущих языках костра ему мерещились лица, шепчущие сквозь треск и шипение его имя…
Дарик встал. Сосед по костру — бандит из беглых невольников (Дарик припомнил, что его звали Ардал), худой и высокий — изумлённо взглянул на него.
— Схожу до ветру,— сказал полукровка.
— Не боишься, что тебя схитят ийланы? — ухмыльнулся Ардал, кидая в огонь шарик сухого конского кизяка.—  В такие тёмные ночи они часто подкрадываются к лагерям. Фугань в костёр.
— Мне потребуется много места.
— Ну-ну. Твоё мужское достоинство порадует их девок. Они любят когда на мужиках много мяса!
Дарик молча скользнув между костров. Выйдя из границ лагеря, он остановился, дожидаясь пока глаза приспособятся к мраку. Кровь орков, текущая в жилах, наделила его неплохим зрением в темноте. Он проверил хорошо ли выходит из ножен сабля. Слова разбойника он воспринял всерьёз. В сердце пустыни возможность встретиться с людоедами выше чем где-то ещё.
Он не спеша направился к невысокому бархану, на вершине которого ему показалось какое-то движение.
— Дарик…
Собственная тень вдруг разделилась надвое. Одна её половинка, стала тусклой и блёклой, в то время как вторая налилась густой чернотой и ожила. Она поднялась, полностью игнорируя движения Дарика, выросла…
— Где Ключ Гиброима, Дарик?
Он не смог узнать голос, как и понять, слышит ли его ушами или он звучит только в его голове. Разжал пальцы, рефлекторно схватившиеся за рукоять сабли. А потом подумал, что Адихмара не зря называют Мастером Теней...
— Славы тебе, Адих...
— Где Ключ?! — нетерпеливо перебила тень.
«У меня его нет»,— чуть было не ляпнул полукровка, но вовремя прикусил язык. Чувство опасности подсказывало, что за такой ответ с хафаша станется прикончить его на месте не вдаваясь в подробности. Слова следовало подбирать осторожно.
— Его не оказалось в храме,— сказал он после паузы.— Я преследовал людей которые его увезли, но их перехватилид тавантины. Теперь Ключ у них. Точнее у одного из их отрядов, я пока не знаю у кого именно. Но предводитель, кажется, готов его продать.
— До новой луны осталось семь дней.
— Я знаю.
— Наше прямое вмешательство не допустимо. Оно равносильно провалу.
— Я помню.
— Гюлим верит в твою звезду, считает тебя удачливым. Твоя неудача смертельно разочарует его.
Дарик мельком оглянулся на мерцающие в отдалении костры лагеря. Буркнул.
— Этого не случится.
— Очень надеюсь, что не позднее седьмого дня Ключ окажется у него. Но, Дарик…— полукровку внезапно обожгло так, будто он провалился в ледяную купель.— Если ты не справишься, если провалишь дело, ты всех богов будешь умолять о скорой смерти. Не надейся на свои былые заслуги. Этой неудачей ты перечеркнёшь всё!
Ледяные оковы спали с него так же быстро как появились. Он понял, что не чувствует собственных конечностей, казалось, из них вытянули всё тепло.
— Смотри чтобы я не ошибся в тебе! — прошипела на прощание тень и растаяла.
В темноте застучали копыта, к подножию холма выскочил всадник. Осадил коня перед Дариком.
— Я услышал разговор и уж думал вокруг стана бродят шпионы! — прогремел с высоты своего богатырского роста Багаутдин.— А увидел только тебя. С кем ты разговаривал, мхаз?
— Сам с собой. Люблю умных собеседников.
Багаутдин выпучил глаза, раздул щёки и… расхохотался.
— Умных собеседников! А чего уходил? Потешил бы парней мудрыми разговорами.
— Мудрость любит уединение.
Телохранитель Сагмиры хохотнул ещё раз и развернул жеребца.
— Лучше вернись к огню. Здесь могут быть ийланы, я видел отпечатки босых ног на песке.
И ускакал, растаяв в ночи. Дарик остался, некоторое время хмуро смотря ему вслед…
...Искаженное выпуклой поверхностью шара изображение полукровки поблекло и потонуло в матовой черноте. Одновременно погас излучаемый им свет, погрузив шатёр в густой сумрак. Мургу накинул на шар отрез чёрного бархата и спрятал его в сундук, проделав всё даже с излишней суетливостью. Впрочем, подумал он, осторожность никогда не бывает излишней. Не хватало чтобы кто-то увидел у него «Зрительный камень». Само обладание этим чудесным артефактом, реликтом времён, когда перворождённые правили миром, породит лишние вопросы. А отвечать на чужие вопросы Мургу никогда не любил.
Заложив руки за спину, он мерил от стенки до стенки пространство шатра, топча пыльными башмаками совсем новый ковёр, за который заплатил как за двух крепких невольников. Думал. Размышлял.
Итак, он услышал, что Ключ все ещё не у полукровки. Улыбка, более похожая на болезненную гримасу, исказила лицо Мургу Мулфахка, когда он представил, что случится, если Гюлим не получит Ключа. Но ведь не он планировал операцию, следовательно вся ярость гнева хозяина обрушится не на него. Однажды ему уже довелось пережить смерть. На краткий миг он даже ощутил себя прежним, каким был пять столетий назад — военачальником Саракаша, молодым, везучим, но смертным. Он лежит на жёсткой земле, в луже собственной крови, сочащейся из рваной раны на шее. Он тщетно пытался бороться со смертью, но жизнь стремительно покидала его.
Рядом, умирая, хрипели Маххарбал — его боевой друг и товарищ и простой раб, имя которому Адихмар. Над ними возвышался высокий худой силуэт убийцы. Тень скрывала лицо скрыто тенью, но даже не видя его, Мургу знал кто стоит перед ним. Марустаф Гюлимани. Человек который возвысил его, которого он почитал как отца.
«Нет,— поправил он себя, видя следы крови на губах Марустафа.— Тот человек погиб от ран».
То, что стояло над ним, человеком уже не являлось.
Последними проблесками затухающего сознания, он помнил как хафаш, в которого превратился Марустаф Гюлимани, склонился над ним. Почувствовал, как его губы раздирают твёрдые пальцы, давят на скулы, заставляя открыть рот. Услышал голос.
— Ни один долг не останется без возврата… кровь за кровь… Бессмертие за Верность!
Что-то потекло по щеке Мургу. Он ощутил на губах железистый привкус крови. В  ему стало казаться, что его тело скручивает и ломает. По телу пробежала волна невыносимого жара. Его изогнуло дугой, но он не мог даже вздохнуть для крика. И он умер. Как будто провалился в чёрную Бездну. А ещё через минуту, продлившуюся для него как столетие, он открыл глаза и поднялся, помня всё, что увидел в Том мире...
Страх перед окончательным забвением, живущий в Мургу с тех пор, напомнил о себе, мимолётным прикосновением к хребту. Этот же страх помог ему успокоиться. Он вспомнил о ставках, ради которых позволил себе втянуться в эту игру. А ещё этот мхаз, который всё может испортить...