Мамон! а почему ты в печали

Мамон, а почему ты ноне в печали? Иль он повис, как Ирода скрижали
-Судьба проруха! как та старуха…- Нет с ней сладу. Все видит и вредит.
-Неужто так! –могу и пособить, коль злобен ты как тур и разум твой в печали.
-Он не в печали, а вначале…
-Ну-ну! Об скажи, в чем твоя беда? Пятровна ухо навострила, готовя присказку Мамону…- «алаверды».
Мамон копнул в носу пальцем… палец вытер о штанину…
 -Пошел, обратился я в банк! А там денег тю-тю! Вот я и страдаю.
-А я тебе займу, коль пойму: -ты правду говоришь, али брешешь.
-А как я буду долг отдавать?
-Марусю позови… мы с ней и порешим.
-Так не пойдет… А Маруся повесилась!
-Не трепись почем зря.
-Вон вишь, висят её трусы и лифчик? Сам лично с покойницы снял. Ночью померла. Лежит сволочь в комнате на палатах. Не веришь? - проверь! А вон и Гаремиха пыль дырявым тапкам метет. Свидетелем будет.
- Неужто правда померла.
-Тебе просила передать, что она свой долг тебе прощает.
-Как прощает? Пусть возвращает! Она иль ты.
-Нет, нет! Она тебя прощает. Обо мне ни слова.
-Ох пойду с Марусей попрощаюсь… небось заездил жеребец кобылу в субботний день… вот она и повесилась. Аль врешь?
Пятровна вошла в горницу. В дому пахло валерьянкой, клопами, прокислыми щами и редькой. Едкий, знакомый запах самого Мамона. Он горницу покинул, а запах сладковатый, трупный, присутствует. От вони его видать Маруся и повесилась. А веревка небось …бельевая…
На кровати из-под одеяльца, белели мясистые ляжки… Пятровна пригляделась… Маруся с повязкой на голове постанывая, сволочила по чем зря Мамона. Пятровна обрадовалась!
- Жива! Славу богу!
- Марусь! А ты все дырку мнешь и виски пьешь… и в мыслях пляшешь! А где твой кочет? Я к тебе налегке. Ты чай приболела? Или обалдела? Свекольник во все лицо. Неужто Мамон рогом боднул?
-Ох Пятровна! Беда какая… мать до психа довела. И этот сукин сын явился не запылился. Деду могилу, как вчера ушел копать … прилез на карачках… глаза будто стекло… Я нервная, его сковородкой по башке «дзинь».
А ему хоть бы что. В прошлом годе, его Чалдон ломом огрел по голове. Лом согнулся, а ему хоть бы что. Я не учла, что у него череп из железа. Он выхватил сковороду у меня из рук… и хвать по лицу. Я ведь забыла, что сковорода стояла на плите. Я яичницу собралась жарить. Теперь, смотри! Какой у меня макияж. Кожа сползла лоскутами… когда теперь заживет? Маме звонила…она обещала облепихового маслица принести… и полицию привести. Я выздоровею и яйца ему пьяному утюжком поджарю.
-Зачем? Хорошая хозяйка хозяйство не тревожит. А задница на что?
-Зад ножом порежу и солью боль умножу. А все же дура я… что меня… так лихо подхватило... Теперь лежу – страдаю. А он у меня в мозгу и сердце мне терзает. - «Где прячешь самогон?» И тещу, маму мою называет «Гадюкой ползучей»! А я терплю! Люблю эту сволочь!
- Вот курвец! А говорит: - «Маруся повесилась,- умерла! Пятровна причмокивая губами и что-то шепча себе под нос, пятясь,- тихо вышла.
Мамон сидел на лавочке и курил «Приму». Пятровна с ходу легонько шлепнула ладонью по его седой голове. -Мамон неси флакон. Я тебя подлечу. Первача налью.
-Я не живой! Чуть отошел и снова, чуть не помер.
-А что случилось? Неужто жопа отлучилась-ушла гулять. А ты строптивый, стал горевать… один остался…- некому вонять?
-Тебе все смех. А мне грех. Да какой? Пошли деду Пупсику с Фомой могилку копать. Шли мимо Фомы отца креста. Остановились с ним, чтобы помянуть Фомы отца. Выпили крепко. Я на шаг отступил… и оступился. По грудь вошел в соседнюю могилу. Пол бока изодрал о каменную жилу … пока из гроба вылезал. На кости чьи - то наступил, они затрещали… я и обмяк. Хорошо Никита Волобуев оказался рядом… он сидел в оградке …- деда своего поминал. С Фомой пособили вытащили меня за шиворот из могилы. Треть- медь! Я с ними еще малость выпил. Отошел к другой ограде … а там барсук нору копает под березкой. Что ищет, не пойму? Я на него шикнул…он ухом не повел. Выкопал червя, съел и был таков. Вернулся я к своим. Фома с Никитой расположились основательно… и стали дедов поминать. Между делом разметили могилку, размежевали…  и начали по очереди капать. Стало неприлично жарко. Солнце печет, пот течет, и водка нас не берет…- аж жалко. Беседовали мирно… беды ничто не предвещало. Никита говорит: «Мне внук пару баночек в пакет положил. Прочти! Я говорит слеповат. Что за жизнь! - я плохо вижу!
Я прочел: - «Энергетической напиток»! Сидели выпивали… напитком запивали. Вдруг Никита, как заорет!
-Вас много…уберите ножи! Помогите! Убивают!
-Я в шоке! Никого в ограде кроме нас нет. А затем и у меня глюки начались: -Сотня тёщ кидаются на меня и хотят его с корнем вырвать.
-Свят, свят! Неужто белена?
-Хуже!
-Что деется?
-Я схватил бутылку и первую, самую стервозную бац по голове. Она и замолчала, и толпа отхлынула.
Очнулся…Ночь! Пощупал,- рядом труп. И я в страхе кинулся с погоста… потом вернулся … неужто мы все выпили? И в темноте споткнулся, не подсчитал и снова угодил в могилу. Что произошло? - не помню! Очнулся… в темноте лежу, мне жутко и сыро. И запах сладкий с кислецой. Руками вокруг себя ощупал. Скелет и кости подомной и череп у лица. А кости противно хрустят. Вытащил зажигалку,- осветил мой блезир... Земля с боков провисла… череп беззубый… а в дыре небо без облаков…- луна и звезды.
 Быстренько вылез из могилы и айда домой. Никита очнулся с Фомой позже. Оказалось, я Никите  и Фоме голову бутылкой пробил …- вот тебе и энергетический напиток.
До дома добрался. А дома моя мегера. Я прошу деньжат на опохмелку …а она меня того… -это меж нами.
- Не серчай Мамон! В России казна вошла чиновнику в рот… и превратилась в помет… не горюй!  Я тебе налью!