Сорок пять часов счастья

              Поход в театр  Нора всегда  считала праздником. Она не была заядлой театралкой, фанаткой, когда наизусть знаешь весь репертуар и обожаешь какого-то гениального актёра, с придыханием произносишь одно только имя своего кумира и восхищению нет предела. А если кто-то высказался нелицеприятно про него, то от негодования способна выцарапать глаза. Нет, таких сильных чувств она не испытывала никогда. Нора просто любила театр, его фойе с нарядной, прихорашивающейся перед зеркалами публикой, зрительный зал с бархатными, слегка потёртыми сидениями в партере и внушительным, с золочёной лепниной  полукружьем ярусов балконов.  Любила ту минуту, когда раздвигается тяжёлый, пыльный занавес, открывая неизведанные тайны предстоящего действа. И конечно, антракт с длиннющими очередями в буфет, эту обязательную церемонию поедания маленьких бутербродиков с  красной рыбой и сырокопчёной колбасой, запиваемых непременно газированной водой, а потом чашечку кофе после треугольничка многокалорийного пирожного.

     Спектакль, на который её пригласила давняя подруга Зиночка, обещал быть интересным. Приехала гастролирующая труппа из Питера, ставили пьесу Ибсена, да и актёры почти  все довольно известные. Получив в гардеробе маленький номерок и мельком глянув на себя в зеркало, она поспешила в зал. Спектакль ещё не начался, но свет в зале уже погас. Ей пришлось потревожить сидевших зрителей, многократно извиняясь, пока  пробиралась к своему месту в амфитеатре, а оно  как назло  неудачно  было расположено посередине ряда.
--Это седьмой ряд место четырнадцать? -  робко осведомилась она, сомневаясь не увидев Зиночку, которая должна была бы сидеть на своём пятнадцатом месте рядом. Но её не было, а  свободным во всём ряду оказалось только одно Норино место .
--Да, это седьмой ряд, садитесь уже, сейчас начнётся.-  проворчала рядом сидящая дама с ёжиком седых волос на голове. С другой стороны оказался  довольно молодой человек в огромных очках.
--А это точно седьмой ряд? - Нора совсем растерявшись села на пустое место между ними.- Здесь должна быть моя подруга,-ещё надеясь на ошибку добавила она. Занавес медленно раздвигался под громкие рукоплескания зрителей. Молодой человек повернувшись к ней тихонечко прошептал:
--Зинаида Ивановна не придёт, я вместо неё..
--Да прекратите же, имейте совесть,- шикнула дама с ёжиком.
Нора извинилась, покивала соседу, немного расстроилась. Они с Зиной виделись редко и поход в театр сулил ещё и общение с подругой. А теперь? И даже не предупредила!

         --Зинаида Ивановна просила передать свои извинения,- придвинувшись совсем близко к ней сосед прошептал прямо на ухо. Нору обдало волной крепкого мужского парфюма, но аромат был довольно приятный.
--Я  внук её соседки по площадке, моя бабушка с ней дружит много лет,- продолжал шептать он. Нора только кивала, никак не получалось следить за происходящим на сцене и это её начало немного раздражать.
--Я всё поняла, спасибо, давайте посмотрим спектакль.-  она не совсем корректно прервала его.
--Да, да, Извините. Просто мне  показалось, что вы недовольны.
--Вам показалось, - и Нора попыталась отстраниться, достала программку и сделала вид, что внимательно изучает её.

          Всё первое действие Нора пыталась вжиться в происходящие перипетии, следить за игрой актёров. Содержание она знала, разумеется, прекрасно. « Кукольный дом» Ибсена пьеса весьма известная. Но через некоторое время она поняла, что сам поход в театр совершенно испорчен, и испорчен даже не тем, что Зина не пришла, и что молодой её «заместитель» периодически позволял себе что-то объяснять в оправдание своего присутствия. Нет, не это. Её отвлекал этот терпкий запах, исходящий от него. И, что самое удивительное, он, этот аромат, ей был приятен. И она не столько следила за происходящим на сцене конфликтом норвежской пока  счастливой семьи, сколько ожидала очередного прикосновения к её волосам губ, что-то шептавших, запаха исходившего от него. И это её ужасно злило.
    
       В антракте он пригласил её в буфет. Усадил за свободный столик и на ходу бросив « кофе и тортик?» помчался занимать очередь.
Нору немного поразила абсолютная беспардонность этого молодого и шустрого соседа. И когда он появился снова с подносом в руках и стал выкладывать на столик две чашечки кофе и два  треугольных куска шоколадного торта, она возмутилась:
--Вы ведёте себя немного, как бы помягче сказать, назойливо. И потом я терпеть не могу шоколадный торт!
--Ну извините, ошибся. Исправить можно, но тогда я буду опять стоять в этой длиннющей очереди и вряд ли мы успеем к началу второго действия.- довольно твёрдо сказал он, нимало не смутившись, .- Я хотел как лучше. Мне Зинаида Ивановна наказала  извиниться перед Вами,..
--Вы повторяетесь, я уже всё поняла и не сержусь.

         Так молча они просидели несколько минут, потом Нора  всё же решила не капризничать и стала пробовать маленькой ложечкой торт. Она покривила душой, когда так категорично заявила про своё отношение к шоколадному торту. На самом деле  ей хотелось просто поставить  на место этого не в меру навязчивого соседа. Он неторопливо пил кофе. Пальцы у него были длинные и тонкие, как у музыканта. И вообще в нём чувствовалась какая-то то ли грация, то ли порода, может даже аристократичность, которая в наше время не только редко встречается, но, пожалуй, уже является вымирающим свойством, атавизмом.  «Сколько ему лет интересно? Думаю, что не больше тридцати. А он симпатичный и причёска нормальная- над висками не выбрито, и пиджак твидовый к месту. Человек пришёл в театр, а не на дискотеку и не на тусовку. И парфюм у него приятный, даже очень...»
--Ой, я не представился, извините. - и он, поставив полупустую чашку, чуть церемонно сказал,- Игорь Андреевич, можно просто Игорь. А Вас, я знаю,  зовут Нора.
--Элеонора Викторовна, молодой человек.- и она в упор посмотрела в его удивлённые глаза.- Вы мне в сыновья годитесь, как это не печально! - и, отодвинув тарелочку с недоеденным тортом, она добавила,- Спасибо за угощение. Сколько я Вам должна, Игорь?
--Да ничего, я угощаю.-усмехнулся он.
 В этот момент их глаза встретились и Нора почувствовала как по всему телу пробежал  давно забытый электрический разряд. Разряд этот был настолько сильный, настолько пронизывающий , что от неожиданности она просто оторопела. Так они сидели какое-то время. Оба не рассматривали друг друга, просто смотрели. Но она чувствовала, как этот его пристальный  взгляд  проникает куда-то очень глубоко  в неё, в её сущность, в её мир, обнажая его, завладевая им...

          Прозвенел первый звонок. Нора резко встряхнула головой, будто освобождаясь от этого наваждения.
--Надо в зал идти,- словно по инерции сказала она, но прозвучало это до того неуверенно, что и она сама и он понял, что досматривать спектакль они не пойдут.
--Я сейчас, одну минуточку,
Он быстро встал и куда-то почти побежал. « Что это со мной? Почему я сижу? Я же пришла в театр. Этот мальчик так подействовал,? «Нелепо, смешно, безрассудно!!» вспомнилась известная песня из «Обыкновенного чуда». Да уж совсем нелепо.»
Через минуту он поставил на столик бутылку красного  грузинского вина и два фужера.
--Другого не было в буфете. Может не пойдём второе действие смотреть? И Вы и я знаем содержание. «Нора» - медленно произнёс он , наполняя фужеры вином, и не понятно было или он назвал её имя или  название пьесы Ибсена.
--Да мы и первое действие практически не видели. - ей вдруг стало любопытно, чем же это всё закончится. Хотя  по опыту всех подобных романтических встреч, за всю долгую историю человечества было и так всё понятно. « Но он же совсем мальчик, у меня мог бы быть такой сын! Лет двадцать нас разделяет или даже больше. Зачем ему-то это?!». Мысли сами путались в голове, правильные, трезвые мысли. Ей вдруг захотелось и впрямь этого грузинского вина и рука потянулась за фужером, и глаза отвечали на его мягкий, обволакивающий взгляд.

         Он стал рассказывать ей про своё детство, про родителей, про то, как мать ушла к другому человеку и они уехали на пмж в Германию, а он остался с отцом и бабушкой. Ей  казалось, что она  очень внимательно слушает его, слушает, как он окончив консерваторию уехал  к матери повидаться и как потом обстоятельства сложились так, что он там и остался, а сама уже беззастенчиво рассматривала его волосы, губы, видневшуюся часть татуировки на шее.
-- А Вы расскажите мне про себя, Нора? У Вас такое необычное имя, красивое очень.
--Отец Генрика Ибсена уважал и всё норвежское почему-то. Хорошо хоть не Сольвейг назвал!- она улыбнулась,- А так ?Да что рассказывать? Ничего интересного, окончила литфак, работаю корректором в редакции. Много лет работаю...Н-да!
--А у Вас кто-то есть?- бестактно спросил он.
--У меня есть муж, Игорь. -зло ответила она.

        Наступило долгое, как ей казалось, молчание. «Ну и хорошо, все точки над И расставлены. И глупости из головы все мигом улетучились, по крайней мере у этого мальчика.»
--Мне всё равно... Да, абсолютно всё равно, Нора. Пойдёмте погуляем, я ведь в Москве давно не был. Вот приехал на похороны к отцу... Третьего дня его похоронили. Мы с ним по Скайпу каждую  неделю общались. Он ещё работал, преподавал. Жена у него хорошая, у меня ещё сестра есть. И тут так всё неожиданно быстро случилось, сердце. Прямо на лекции плохо . И скорая не успела.
--Мне жаль, Игорь. Хорошо, пойдём погуляем по Москве.

           Они вышли из театра,  было довольно тепло для первых дней октября, спустились по Тверской на Манежную площадь, прошли к Александровскому саду. Она давно не гуляла вот так, без всякого дела, просто по городу. Он много рассказывал про Германию. Оказалось, что он скрипач, играет в небольшом коллективе, они исполняют камерную музыку, много гастролируют.
 Нора слушала и с каждой минутой понимала, что ей не безразличен он, ей интересно, ей хорошо с ним. Так хорошо ей не было очень давно, а возможно и вообще никогда. Сначала вечер окутал их нежным, розовым  светом заката, потом небо озарилось яркими пылающими красками и медленно начало угасать, бледнеть, темнеть, пока совсем этот свет  не погас. Они ещё долго стояли на набережной Москва-реки .

        --Ну, мне пора. Да уже и прохладно становится. Меня не нужно провожать, я прекрасно доберусь на метро.- она пыталась произнести  как можно твёрже, но прозвучало это как-то неуверенно и робко.
--Что ж поехали . -согласился Игорь и  вызвал такси.
Всю дорогу ехали молча, и  казалось оба были на чём-то сосредоточены. В какой-то момент он попытался её приобнять, но она решительно отстранилась, тогда он просто взял её руку и нежно поцеловал. Нора почувствовала снова этот терпкий аромат, исходивший от него, и затем опять  провокационный электрический разряд, пробежавший  по всему её телу, пугавший её и полностью отключающий способность здраво мыслить.
« Какое-то извращение... Я так хочу его. Но он в сыновья мне годиться! Боже, какой стыд!»- ещё пыталась она как-то сопротивляться.
        Когда они вышли из такси, то молча  поднялись к ней. Не была произнесена даже эта банальная фраза « Может кофе или чай?». В груди безжалостно колотилось сердце, совершенно стало безразлично правильно ли она поступает, как это выглядит с моральной стороны. Всё пустое, всё отступило куда-то в бесконечность и только одно желание ощущать этот терпкий его запах, почувствовать на своём теле его нежные  руки, ощутить его молодое сильное тело...

       Обессиленные они несколько минут лежали с закрытыми глазами.
--Ты не представляешь, Нора, как я счастлив. Я столько лет этого ждал, мечтал об этом,- Игорь улыбаясь стал гладить её волосы, целовать её спину, плечи.- Ты, наверное, и не помнишь того щуплого мальчика из соседней квартиры.
--Я не понимаю о чём ты? - Нора, стесняясь своего уже далеко не девичьего тела, пыталась натянуть на себя простыню. Она даже боялась встретиться с Игорем взглядом. И несмотря на всё это она была бесконечно счастлива, так счастлива, что не смела себе в этом признаться.
--Вы часто с мужем приходили к нашей соседке Зинаиде Ивановне, а я некоторое время жил у бабушки. Когда однажды я увидел тебя, мне было лет десять. Такой невзрачный очкарик, худой и страшненький, я не мог заснуть до утра. Ты была для меня как фея из сказки, как принцесса. У тебя ещё платье было такое голубое, помнишь? Зинаида Ивановна справляла юбилей, кажется 30 лет что ли? И  я с бабушкой пришёл её поздравить... Вот с тех самых пор.
--Нет , Игорь, этого просто не может быть!- Нора не верила своим ушам. Двадцать два года прошло! - я не помню тебя, совсем не помню. Там столько народу было.
--Конечно не помнишь, я другого и не ожидал. - Игорь усмехнувшись , покачал головой.- Когда вчера Зинаида Ивановна пришла к бабушке и я услышал, что вы должны идти в театр, я понял, что это судьба! Я просто вымолил у неё этот билет. У меня другой возможности не будет тебя увидеть! Я редко бываю в России, постоянные гастроли. Вот в среду мы улетаем в Австралию на полгода. Если бы не похороны отца, я бы и сейчас не  прилетел в Москву. Нет, Нора, это судьба.
--Но я же сказала тебе, что замужем.- Нора удивлённо посмотрела на него.- Ты что знал?
--Конечно знал. Знал, что ты уже три года, как похоронила мужа. Я и не лез со своими чувствами, видно было же как вы любили друг друга. А сейчас мне бабушка рассказала, что он тяжело болел и ты еле пережила его смерть. Извини, мне искренне жаль.- он обнял её и она не сопротивлялась, прижалась к нему. Его признание  потрясло её. Немного придя в себя она произнесла:
--Пойдём пить кофе, у меня хорошая кофеварка. А я сама не очень умею, хозяйка так себе, хотя положено...по возрасту.

           Потом они опять бродили по осенней Москве, съездили в Царицыно. Он опять рассказывал ей про свою жизнь за эти двадцать лет, спрашивал о её жизни. Вечером решили пойти в Англиканский собор на концерт органной музыки. Потом поехали опять к ней. И до утра почти не сомкнули глаз, им было настолько хорошо вместе, что Норе казалось это чем-то нереальным, фантастическим. Она совершенно забыла об этой гнетущей, огромной разнице в возрасте. Ей не было стыдно за себя, ей не было стыдно перед памятью мужа. . Она вышла замуж девушкой и счастливо прожила с ним до самой его кончины, других мужчин кроме него она не знала. Единственно, что омрачало их жизнь, это то, что Бог не дал им детей.  После его ухода решила для себя оставшуюся жизнь провдовствовать в одиночестве. Нора не представляла, что у неё в жизни ещё может случиться нечто подобное любви. И вдруг это! Эта буря средь ясного неба, этот шквал обрушившихся на неё чувств, совершенно немыслимых, страстных, по -молодому безрассудных.

           Рано утром в воскресенье Игорь крепко спал после бессонной ночи как ребёнок посапывая, обхватив подушку руками. Нора встала и решила прикрыть его голую спину, ей показалось, что в комнате довольно прохладно- она на ночь не закрыла окно. И вдруг на его спине она увидела небольшую татуировку, краешек от которой ей бросился в глаза ещё в первый день знакомства, там в театре.
Татуировка была совсем небольшой : среди разветвлённой ветви с крупными листьями латинскими буквами было написано NORA.
 Нору обдало словно ледяной водой, « неужели он действительно так долго, все эти годы думал о ней. Зачем? Зачем так серьёзно?. Он молодой, у него должна быть нормальная семья, дети. А её жизнь всё же прошла свои самые важные вехи. Да, существуют женщины, которые связывают вторую половину своей жизни с молодыми мужчинами, делают пластику, всячески молодятся, чтобы удержать их около себя подольше. Но она этого никогда делать не будет! У неё с Игорем никогда ничего не может быть всерьёз. Она решила для себя это абсолютно  и бесповоротно.

           Весь день они пробыли дома, вечером Игорь должен был уехать домой к бабушке, чтобы успеть собраться. Рейс на Мюнхен был в 6 часов утра. Ничего нельзя было ни перенести, ни отменить.
Он нервничал, злился, строил какие-то немыслимые планы поездки Норы с собой в Германию, или перелёт её в Австралию. Всё разбивалось об её железобетонные аргументы. Нора осторожно пыталась втолковать ему, объяснить, дать понять, что всё на этом у них закончилось. Он всё ещё с юношеским азартом пытался преодолеть непреодолимые препятствия их совместного сосуществования. Никак не мог поверить в то, что наконец осуществив свою мечту быть с ней, надо тут же с этой мечтой распрощаться навсегда. Нора и сама страдала, ей бесконечно было жаль и его и себя.
---Ужасная несправедливость послать мне Богом такое счастье и тут же отобрать его. Зачем тогда нужна была эта наша встреча?- Игорь чуть не плакал, смотря на Нору несчастными глазами, полными отчаяния и тоски.
--Нет, скажи, почему ничего нельзя придумать? Ты просто не хочешь? Да? Я тебя разочаровал как мужчина?
--Нет! Да нет же! Ты чудный, ты красивый! Ты прекрасный! У меня даже с мужем такого никогда не было !- Нора понимала, что говорит  истинную правду и всё же её обожгло при этих словах, будто она предала память о муже.
--Милый мой, Игорёчек, славный! Но ты же умный, ты должен понять, что нам невозможно быть вместе. У тебя всё впереди, тебе только тридцать два ! Ты встретишь замечательную девушку, вы поженитесь, у вас будут дети. -Нора не знала, какие ещё слова подобрать, каждое произнесённое  слово звучало как приговор. Приговор самой себе, её чувству к этому необыкновенному мальчику, молодому мужчине, всему случившемуся за эти два дня.

        --Ты жестокая, ты слишком жестокая! Мне никто не нужен, кроме тебя, и ты это прекрасно знаешь.- он произнёс это как-то обречённо и очень тихо. Потом подошёл к ней, поцеловал настолько страстно, что у неё закружилась голова и он прошептал ей в самое ухо: « Ещё есть два часа, у нас есть ещё два часа перед вечностью.» Отдаваясь ему со всей страстью, слёзы радости от настоящего  и слёзы боли от предстоящего расставания текли по её щекам, она впитывала в себя эти минуты счастья, минуты упоения, блаженства и ей хотелось умереть прямо  в эти мгновения, чтобы не наступило прозрение.

        Ровно  в  четыре часа приехало такси, он  с надеждой спросил:
--Может передумаешь? Вот мой телефон. Я буду ещё два дня в Мюнхене. Мы улетаем в среду.- он собирался ещё что-то сказать, но она прервала его:
--Игорь, не надо. Спасибо судьбе  за эти два дня счастья. Я благодарю Бога...
--За сорок пять часов..
--Что?
--Мы были вместе сорок пять часов. Я ждал их двадцать лет.
 И он не оглядываясь пошёл вниз по лестнице.