Карфаген

Кто, как и когда засыпал голову антисоветчиной, и главное кому, мне, у которого все складывалось наилучшим образом - семья, двор и школа, практически, идеально.  Любили, опекали, заботились и учили. На совесть. Спорт, гитара, ансамбли, книжки, научные общества, шахматы, фотография. Мопеды, радиокружки, лодочные станции, горки, футбол и бокс. Бери не хочу. В сто двадцать первой - театр и три ансамбля, в нашей - парочка групп, плюс атлетик клуб поблизости, и можно играть теннис в рекреации прям посреди урока. Кожаный мяч, Золотая шайба, Зарница, Курчатовец.

После шестого взмолился, почему остальные гуляют от пуза, а я до одиннадцати -  вняли и разрешили до двенадцати -  представляете, двенадцатилетнему подростку до двенадцати - без сотового телефона, пейджера или кустах сидящей мамочки. Корнеев хихикал - маменькин сынок, ему-гаду вообще ничего не запрещали - ночь, полночь, вылазки, Смолино - захотел, Сочи, захотел - Москва.

Встречались в Соках. Идеальное место - акация, буйная сирень, укромные уголки, лавочки, столики, турник. Соки-Воды двор попроще. Ритма, к примеру, или Волшебницы. Актерское общежитие, коммуналки - нарезка для малообеспеченных и многодетных, но были и приличные дома - на Ленина, где собственно магазин "Соки-Воды" или тот, что лицом к Свободе. Почище, позажиточней - интеллигенция.
Садились лавочку ногами, лузгали семечки, вкруг дымили южноуральскими. Сиза, Горыныч, Драпа, Старикан, Сима, Охатик, Хабиб. Иногда Лобзик, реже - Иголкин.

Говорили о многом. Кто кого - Боцман Пантелея или наоборот. Чей удар сильнее - Страшилы или Пятака. Вспоминали похождения, съемы. Хвастались, делились героическим - задержаниями, приводами. Длинно плевались сквозь зубы, дерзили, зубарили, рассказывали анекдоты, иногда кувыркались на турнике, играли карты, коробок, чику или стеночку. Или под гитару - заунывный блатняк, а если появлялся Мишка Шубин, само собой, в подпитии, считай, праздник удался - мама милая мама, я тебя не ругаю, что меня ты так рано в дэвэка отдала...

О политике ни слова. Не интересно, не касается - что-то официальное, строгое, плакатное. Мы с Корнеевым - интеллектуалы. Золотой теленок, Битлы и Ариэль. Одеты почище и морды кирпича не просят. Чистенькие. Лобзик - вообще пижон. Мелкий фарцовщик. Джинсики, заклееный пакетик из-под итальянской обуви, который выкупил у меня за два рубля, длинный хаир, хэвин гум, аглицкие присказки. Родопи в пачке из-под Мальборо - Корнеев подсуетился, продал за рупь пустую пачку.

Плакаты, призывы, лозунги - мимо кассы. Поначалу надписи были вполне человеческими."Летайте самолетами Аэрофлота","Не забудьте выключить утюг" или "Пейте черный кофе". Но со временем поменялись."Коммунизм - есть советская власть плюс электрификация всей страны", "Выполним решения двадцать четвертого съезда КПСС", "Экономика должна быть экономной".

Из Соков шли на Трубы, где слушали приключения хвастливого Петрика или алкогольные откровения Зюпы. Потом - Кассы, и пока Корнеев тер с Абрикосом за жвачку, я торопливо обнимал Свету. Жуир, а оттуда рукой подать до Огорода. Мекка.

До танцев хорошо бы успеть постучать шариком, забежать к шахматистам, где с утра укушенный Сашка Корольков давал сеанс одновременной игры на четырех досках. Кандидат по шахматам, но мастер по шашкам - вполне мог стать чемпионом. Талантище. Увы, дальше горсада не продвинулся - бутылка. Или заглянуть в бильярдную. Валек - очередной уникум, самоучка - виртуоз, дневал и ночевал на столе. С детства и на деньги. Профессионал, катала недоделанный. Там и потерялся.

Вечерами отец на кухне слушал Голоса. Би-би-си, Войс оф Америка, Немецкую Волну, а я ждал музыкального часа - Уилиса Коновера или Севу Новгородцева. Заодно глотал политику - Пиночет и Корвалан, арабо-израильский конфликт, еврейский вопрос, Буковский, Солженицын. Пока еще далекие, чужие, непонятные.

В девять начиналось главное - танцы. Рассаживались у фонтана, прямо на бортик, курили и здоровались за руку, ибо ритуал. К десяти подкатывали Пантелей, Мотор с Вильямом и Пятак с Князем. Иногда Киса с Гусем. Если были деньги попадали внутрь, но чаще оставались снаружи - от снега город белый и никому нет дела, что от меня уходишь ты...

Обожал анекдоты. Чапаев, евреи, но больше про Леонида Ильича - сиськи-масиськи.
... си-си-ли-си-че-ски срааа-ны идут на гав-но ... гм-гм... на-га-в-но-гу са-ре-ме-нем... Вчера... на пахаранах Суслава... гм-гм... Михал Дрэыча... гм-гм... кстати, где он... када заиграла музыка... гм-гм... тока я один дахгадался даму на танец пригласить...

После танцев, разгоряченно вдыхая прохладу, делились прогнозами на девчонок, планами на завтра, необходимостью выяснить отношения с обидчиком или восторженно обсуждали Мухамеда Али. Весело шли до Пушкина, усаживались в скверике имени Самуила Моисеевича, где старшие и куда более просвещенные товарищи на чисто английском гитарили Битлов, Маккартни или Урию Гипп. Чем не Вудсток.

Ежедневно телевизор показывал лична дарагова Леонида Ильича, который целовался с товарищем Хоннекером или обнимался главами среднеазиатских республик. Дикторы сдержано, строго-скорбным или твердо-оптимистическим тоном сообщали о милитаризме и поджигателях войны, успехах сельского хозяйства и необходимости перехода к интенсификации промышленного животноводства. Удои, гектары, тонны, километры, а из международной панорамы слушал лишь музыкальную заставку от Венчерез.

Золотой Теленок - катехизис, талмуд, коран и библия в одном флаконе. Наш. С крышкой из Махабхараты. С любого места, вдоль и поперек, в лицах и монологах.
Едкий сарказм, пересмешничество. Остап Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер-бей -  изгалялись с утра и до утра, высмеивали, выстебывали всех и вся - партию, комсомол и социализм, рабочего и колхозницу, деревню и город, умственный и физический труд. Непобедимые апологеты модернизма - громко перекрикивая кузнечиков.

Школьные учителя были весьма серьезны, почти сакральны, когда дело касалось идеологии - прям, дыбило изнутри - долгие и продолжительные овации, депутаты встают, скандируют: Ленин, партия комсомол... Ленин, партия, комсомол...

Любой реферат, статья, диссертация начинались со съезда, квантовая механика, микробиология, семиотика, кибернетика - как правильно заметил таварищ Брежнеу, у коммуниста нет никаких особых прав, кроме одного - быть впереди, быть там, где труднее. Ага,видали, знаем, двух слов связать не можете, трудоголики.

Монументальная архитектура, заводы-гиганты, гидроэлектростанции, ледоколы - забава для первых шести классов. Удивляло, вселяло, радовало, но после седьмого, когда либидо бурлит, клокочет и рвется наружу, циклопы увядают - давай уже что-нибудь посущественней, поближе к телу.

Однажды принесли карты. Ну, как карты,колоду фотографий. Сами понимаете каких, а потом появился порнографический буклетик с разворотом. Гром среди ясного неба, свобода во всей полноте неприкрытого действа - коттедж, пара мерседесов и пикник во дворе. Квартет, нагло и радостно глядя в камеру, без тени стыда, сомнения или неловкости, и весь коммунизм сразу лесом, минуты не простоял. Ячейка общества, образцовая советская семья, где обходятся без постыдных занятий, а денно и нощно пекутся о светлом будущем, да пошли вы...

Нарастало постепенно. Шепотки, намеки, подмигивания. Оказалось, взрослые не совсем разделяют красную правду - только радио, газеты и телевизор, остальные смеются, плюются и презирают. Особенно, хорошие, которые с высоких этажей - салонно, жеманно, пафосно. С безопасного расстояния.

Господи, да в любом итальянском фильме был накуренный бар с мартини, симпатичные автомобили, джаз и шикарные женщины - живые, эротичные, манящие. Или французском. И отношения сладкие - в койку без всякого замуж. Раз, и готово  воплощение мечт и дерзких подростковых желаний - и не надо никакого Бама.

Потом, уже в институте, машинка заработает всерьез. Появятся тексты, книги Посев, длинный, полный ужаса шепот за Сталина, а клин в сердце забьет Архипелаг.  Фигура завершится и приговор состоится, пусть немым, тайным словом, но главное, будет приведен в исполнение, после чего все красно-коммунистическое станет резко отрицательным, в том числе, гражданское чувство, хотя внешне останемся под советской маской на целое десятилетие - афган, генсекопад, антиалкогольный закон, ускорение, катастройка.
И Карфаген будет разрушен.