В сумраке мглистом. 59. Последняя глава

Наутро все кругом было белым. Ветер, который выл вечером и ночью, на время затих. Тропинку, протоптанную накануне, замело, и Башкин шел без дороги, наугад, проваливаясь по колено в снег, сначала мимо занесенных снегом дворов, затем через посадку, и дальше через железнодорожную насыпь, через дорогу на остановку, где сел на троллейбус.

На автовокзале работала одна касса. К ней выстроилась жидкая в десять человек очередь. Башкин спросил: «Кто в Коминтерн?» Ему никто не ответил.

Напротив третьей платформы стоял автобус. В нем постепенно исчезли все десять человек из очереди.

-На Коминтерн будет автобус? – спросил кассира Башкин.

-Там написано, - показала она пальцем наверх.

Только теперь он увидел объявление с указанием маршрутов, которые отменяются.

-А когда будет? – опять спросил учитель.

-Не знаю, - пожала плечами женщина.

-А кто знает? – ехидно переспросил ее он.

Та зло посмотрела на него и нервно дернула за край занавески.

Он был один в пустом зале.

На улице опять мело. Башкин поднял воротник и, преодолевая сопротивление ветра, который бросал в него снегом, пошел на остановку.

Метель продолжалась три дня. На четвертый день она утихла. Тогда же по радио сообщили, что дороги расчищены.

Автобус был на половину пустой. Рейс задерживался, и его пассажиры до последней минуты сомневались в том, что уедут. Наконец, двери с лязгом закрылись, водитель сдал назад и вырулил автобус на дорогу.

-Слава богу, - перекрестилась бабка на переднем сидении.

-Говорят, дорогу пробили только до Нового Жыття, - сказал грузный мужчина.

-Как до Нового Жыття! А до Коминтерна? – заволновался Башкин.

-До Коминтерна не знаю.

-И до Коминтерна тоже, - успокоил Башкина пассажир  интеллигентной наружности. - Мне, правда, до Богодуховки. Мама умерла.

-Ах ты, боже мой, - запричитала бабка.

-Это кто же такая? – повернувшись к нему боком, спросил его грузный мужчина.

-Если знаете, Гринева Мария.

-Гриниха? Как не знать. Знаю.

-Семьдесят лет, - он вытер рукою слезу, которая выкатилась из глаза и потекла по гладкой щеке.

-Во вторник умерла. Уже два дня, - сказал он, с трудом сдерживая слезы.

«Неужели до Коминтерна не расчистили?» - спросил себя Башкин.

-До Коминтерна доедем!? – наконец, не удержался он и выкрикнул.

-Посмотрим, - заглянув в зеркало заднего вида, ответил ему водитель.

Башкин соскреб со стекла лед, столько, чтоб было видно, что происходит за окном и, не отрывая от окна глаз, смотрел вначале на засыпанные снегом дома и улицы, затем – на речку и на лес, пока его не сморило, и он не заснул.

Проснулся Башкин, когда они ехали центральной улицей райцентра и уже подъезжали к автостанции.

Пассажира интеллигентной наружности в автобусе не было. От грузного мужчины он узнал, что тот вышел на повороте в райцентр, чтоб дальше уже добираться попутками.

Опять заговорили о том, что, возможно, автобус дальше не пойдет, и что, в таком случае, делать. Предлагались разные варианты. Но все сводилось к тому, что да - можно попробовать доехать на попутках, но где эти попутки, значит, придется возвращаться назад.

Говорил  грузный мужчина. Бабка, вздыхая, крестилась. Молодые муж и жена, на которых он рассчитывал, как на благодарных слушателей, хихикали. Эти разговоры им были ни к чему: они вышли на автостанции.

Но автобус ехал дальше. Они снова тряслись по заснеженной улице райцентра. Дальше, на повороте, автобус подобрал мужчину интеллигентной наружности. Тот рассказал грузному мужчине, что машин не было, и он, понятно, никуда не уехал, только замерз.

Башкин со тревогой смотрел на дорогу. Пока что ехать было можно. Иногда на дороге попадались заносы, но они их объезжали.

Показалось игрушечные домики, которые были по окна в снегу. Дворы и сады тоже занесло снегом. Снег расчистили только до калиток, а оттуда - на дорогу, накидав сугробы в человеческий рост. Деревья и заборы покрылись инеем. Старая ива под тяжестью снега наклонилась. Под ней, как под аркой, они въехали в Нове Жыття.

Мужчины вышли на остановке.

Остались Башкин и бабка, которая жила сразу за селом, на хуторе. Поэтому, когда автобус остановился перед большим сугробом, преградившим им путь, бабка долго не думала, а бодро зашагала в сторону затерянных где-то в снежной степи дворов.

-Будете выходить, или вернетесь назад? – спросил Башкина водитель.

-Выйду, - поколебавшись, сказал он  и направился к двери.

Он вышел из автобуса и, обойдя сугроб, пошел за бабкой. Дальше дорога была преимущественно чистой. И идти по ней было легко. Он повеселел. Но в степи, где дул пронизывающий ледяной ветер, который переносил тучи снега с одного места на другое, цепляясь за каждый бугорок, за самый маленький кустик, и холод пробирался Башкину под кожух, который оказался для него слишком широким, его настроение испортилось. Теперь он боялся, что опять заболеет.

Позади осталось село и хутор. Впереди чернели тополя напротив школы, которые указывали , в каком направлении ему идти. Но и без них он знал, куда идти, так как дорогу еще не замело.

Под конец пути он сильно устал. Он весь вспотел. Носки, от снега, который попал в сапоги и там растаял, были мокрыми.

Когда он вошел в учительскую, там, закутавшись в большой пуховый платок, над тетрадками сидела Наталья Андреевна.

-Сергей Юрьевич! – воскликнула она. – Как вы добирались? Вы автобусом?

-А где остальные? – в свою очередь спросил Наталью Андреевну Башкин.

Та сказала, что занятия отменили из-за морозов, и он один, кто вышел на работу. Она же здесь не потому, что ей так хочется, а потому что уже несколько дней, как не может отсюда выехать.

-Извините, забыла спросить: как ваше здоровье? – наконец, спросила она.

-Вылечился, - ответил он. – Так теперь можно ехать назад?

-Да. До понедельника уроков не будет, - ответила она.

Был четверг. Ему ничего не оставалось делать, как пойти в общежитие. Там он положил на стол горчичный том Горького и лег на кровать. Когда он проснулся был час. В половине второго он сел на автобус, который вез его назад - в город. Он думал об Ольге. Что он думал о ней? Трудно сказать, что. Он и сам, если б его спросили, не смог бы ответить. Может, в будущем… Пока же он сильно переживал, и его переживания сводились к тому, что "так вот что я любил!", и не видел своей вины в том, что они расстались, и вроде как виноватой была Ольга.