Пляж

Нас привезли рано утром, выбросили из автобусов на пляж, в туман. Светлело, с моря тянуло свежестью и йодом, мы сбились в кучку, постелили на песок тряпки, которые успели захватить с собой, сели на них. Особенно зябли и дрожали женщины, больше не от холода, а от страха, неизвестности и от того, что не дали поспать. Кто-то успел взять с собой термос. Один мужчина, вероятно, он занимал раньше руководящую должность, играл начальника. Ему не возражали, пусть будет начальник. Он приказал составить все термосы вместе и распределять кофе и чай поровну, каждому по половине крышечки. Одну женщину, постарше, он назначил ответственной за напитки. Крышечки был разного размера, но он сказал, что это неважно. Все подчинились.
Солдаты уселись поодаль, у кустов, положили свои автоматы на песок и вытащили из пачек сигареты. Дула лежащих автоматов смотрели на нас. Некоторые из солдат улеглись и, вроде бы, задремали - тоже устали, наверное. Мужик, взявший она себя функции начальника, направился было к ним, спросить, что планируется делать с нами дальше; один из солдат, постарше и с погонами, лениво поднял лежащий автомат и выстрелил в мужика короткой очередью, тот медленно осел на песок, водя руками в воздухе, как бы в недоумении. Мы затихли и совсем побелели лицами.
Вылезало солнце, становилось теплее, солдаты поделились на две группы, одна - разделась догола и с гоготом побежала в воду, а другая - осталась сидеть, поглядывая то на свои лежащие на песке автоматы, то на нас, то на своих собратьев, которые плескались в воде, как дети, да они и были еще детьми, почти все, лет по девятнадцать, с худыми талиями и торчащими ребрами. Потом они поменялись.
Кто-то из нас показал солдатам знаками, что тоже хочет выкупаться, нам сразу крикнули: нет. Солнце грело все больше. Хотелось поесть и в туалет, мы боялись встать, терпели. Мертвый начальник лежал на песке между нами и солдатами, на полпути, с неестественно лицом. Кроме нас и солдат на этом диком пляже никого не было, с боков его ограничивали скалы, а сзади начинался негустой лес, через который к пляжу вела тропинка, по ней нас и привезли - автобус так и стоял под деревьями.
А ближе к вечеру солдаты уехали. Самые смелые из нас медленно начали подползать к воде. Ничего не случалось. Наверное, они спрятались в кустах и выжидают, не могли же они просто так взять и уехать. Солнце садилось в лес, он светился изнутри, просвечивал, и длинные тени от сосен медленно наползали на пляж. Между деревьями никого не было. Сначала встал во весь рост один из нас, самый молодой и оттого смелый. Нет там никого, прокричал он. Пойду хоть посру нормально, не в воде же. Он зашел довольно далеко в лес, его не было видно. Вскоре он вернулся, взял свой рюкзак и твердой походкой направился опять к этому чертовому лесу. Все дружно подхватились за ним, теперь он стал вожаком нашей стаи. Разумеется, нам было страшно, но уже не так, как прежде. Пляж опустел, если не считать труп мужика. Мы долго брели пешком, и, когда стало уже темнеть, лес, наконец, кончился. С темнотой страх почти исчез.
Ночью мы прибыли в город. Там горели огни, по дорогам ездили машины и бронетранспортеры, нас никто не замечал. Хотелось жрать, на главном проспекте работал круглосуточный универсам, мы вошли туда всей гурьбой. Охранник даже не посмотрел в нашу сторону. Я взял кусок колбасы, немного сыру и бутылку воды. Сонная кассирша листала инстаграм. Я выложил продукты на транспортер, она продолжала висеть в своем телефоне. Добрый вечер, сказал я. И тут я понял, что она меня не замечает, и моих продуктов тоже. Ну что ж. Охранник мне тоже ничего не сказал. И рамка на выходе не прозвенела.
На улице мы снова собрались в кучку. Некоторые, обалдев от внезапного коммунизма, вернулись в магазин и набрали там полные мешки снеди. Друг друга мы, слава богу, видели и слышали. Мы сели на автобусной остановке, вытащили коньяк, кто-то снова сбегал в магазин за бумажными стаканчиками. Мы попробовали спеть, орали изо всей мочи, кинули пустой бутылкой в полицейскую машину, проезжавшую мимо - никакого эффекта, нас не было. Вдруг стало ясно, почти ясно, что дома, в семье, нас тоже никто не узнает. И колбасу там бессмысленно оставлять в холодильнике, колбасы нашей тоже нет. Кто-то сбегал домой, посмотрел близких, попробовал разбудить, вернулся в слезах. Я не пошел. Смотреть, как они плачут обо мне? Или, как не плачут? Зачем. Мы договорились встретиться завтра в центре у фонтана, кто-то пошел спать домой, этаким призраком, большинство отправилось спать в гостиницу. Мы взяли на рецепшене ключи и молча отправились искать свои номера. Кому-то достался люкс, кому-то номер на восемь коек, в принципе, какая разница.   
Утром отправились к фонтану, там гуляли туристы. Мы оккупировали длинную скамейку, несколько наших мужчин тут же начали разливать, я не стал. Одна дама предложила раздеться и ходить по городу голышом, этакий перформанс, ха. Ну, давайте походим. Перформанс не принес нам радости, потому что никто на него не реагировал. Стало жарко, мы залезли голышом в фонтан, плескались там. Представьте, не совсем уже молодые голые люди плещутся в фонтане в центре города, почти милионного. Ноль внимания.
И тогда мы вспомнили про социальные сети. При аресте солдаты отобрали у нас все мобильные телефоны. Один из нас работал до ареста в магазине электроники, он пробрался к себе на работу и приволок целую охапку телефонов и симок. Мы долго вспоминали пароли, регистрировались в сетях дрожащими пальцами. Там кипела жизнь! Мы стали скорее делать селфи и постить везде, где только можно. Увы, их никто не замечал. Ни одному из нас не удалось набрать ни единого лайка или хоть ленивого коммента. Нас не было на всех фронтах.
И мы начали просто жить. Мы видели все: как наши жены трахаются с нашими друзьями, как у наших детей проходит половое созревание, как депутаты берут свои взятки, как повар в ресторане подмешивает вчерашний салат в сегодняшний - нам быстро надоело на все это смотреть. Наши женщины одевались в дорогие шубы, наши мужчины ездили по городу в новейших автомобилях - городу было на нас абсолютно по барабану. Зиму мы провели на Гоа, и вот там начались первые попытки самоубийства, увы, бесплодные. Кроме убийства себя, нам можно было все, но ничего не хотелось. Хотелось одного - чтоб нас заметили, хоть кто-нибудь, хоть крыса, хоть таракан. Кстати, животные что-то чувствовали при нашем приближении, как-то настораживались, правда, ненадолго.
Со временем мы смирились. А что? Чего не жить в раю. То есть, вокруг, конечно, не рай, обычная потная вонючая жизнь, зато мы типо туристы-все-включено, чем плохо. Кстати, мы болеем иногда и стареем. Вчера умерла самая старшая из нас, ей было за девяносто. Мы ведь уже двадцать лет среди вас ходим, время и для нас идет. Да вы не стесняйтесь, трахайтесь, дрочите, берите ваши взятки, живите вашу жизнь, мы ведь тоже не боги, мы - это вы, не лучше и не хуже, не обращайте на нас внимания, да вы и так не обращайте, я знаю, это фигура речи такая, просто фигура речи, не более.