Плесень
Запах сена впитал в себя аромат увядших трав. Сладко-пряный настой воздуха кружил опрокинутую к небу голову губернатора Жмурикова. Он массивной глыбой лежал в мягкой зелени стога на окраине села. На селе был объявлен праздник – день второго укоса. В центре – галдеж и музыка, запах сура – домашнего пива. А здесь, в убаюкивающей колыбели из сена, была тишина. Толстый живот самого главного в губернии, похожий на перевернутый ведерный казан, обтягивала светло серая рубаха, к теплой материи которой прижалась розовой щекой молодая женщина.
Август, уже были выбелены стебли злаков, но днем на редкость было еще тепло. Толстые короткие пальцы белой пухлой мужской ладони умиротворенно поглаживали теплое плечо женщины, лежащей рядом, крупной, но по-спортивному стройной. Ее волосы, светло-рыжего цвета, цвета листьев осенней осины, капризно-упрямой гривой раскинулись по мягкой зеленой подложке.
Она испытывала радость от предоставленного мужчине удовольствия. Полина Витальевна, член правительства и министр культуры была замужней женщиной, но в ее мыслях камень, брошенный в нее, молча отскакивал от стены осуждения, созданной общим разумением. Ее умонастроение поэтому поводу лучше всего описал Набоков в рассказе «Приглашение на казнь», в котором жена Марфенька объясняла измену своему мужу Цинциннату. Защищая себя она оправдывалась:
- Я же, ты знаешь, добренькая: это такая маленькая вещь, а мужчине такое облегчение.
По мнению министра культуры утешение сильного губернатора было важнее чувств слабого мужа. Губернатор – политик, в жизни сродни танцору, вальсирует под музыку политики, не всегда последовательной, всегда изменчивой. Адаптация к новым поворотам занимает у него много сил. В его усталости есть притягательное обаяние, оно создает притяжением встречное движение. Их отношения лишь временное отступление от кредо, сформулированного Полиной Витальевной еще в студенческие годы. Движение – главное. Мы в чем-то всегда себе уступаем, идем на компромисс. Важнее всего избежать застоя. День завтрашний в ее мечтах должен быть отличим от вчерашнего. Ее помыслы вели к поступкам, создавали плот, на котором она мягко покачиваясь, проплывала по жизни. В сумерках откровения, изредка посещающих душу, Полина догадывалась, что ее мораль далека от идеала. Но она оправдываясь перед собой, считала, что она далека и от тупикового конца, в котором теряется облик человека. Такие колебания допустимы сегодня чуть ближе к началу, завтра чуть ближе к концу.
Встречались они один на один урывками. Времени было мало, выручали совместные командировки. Из-за сжатого времени чувственное и рациональное всегда было рядом. Он еще был в сладком опьянении от близости, а Полине Витальевне уже захотелось поговорить о деле:
- Зачем нам тратить время на эти сельские клубы? С каждого можно иметь по 400-500 тысяч, а сколько хлопот – проект им закажи (она имела ввиду сельскую администрацию), землю отведи, подрядчика найди. Выгоднее открыть всего несколько таких заведений в городах. С каждого можно высвободить по 5-10 миллионов – даже в мягкой интонации ее вопрос, произнесенный чуть хрипловатым голосом, прозвучал как утверждение. А ему все еще было хорошо.
- Ты права, моя умница – ласковым баритоном Жмуриков откликнулся на ее предложение. Надо надавить на депутатов, подтянуть общественность, подключить прессу, пусть обоснуют, что люди едут из села в город, а не наоборот. Там они будут создавать семьи и рожать детей, строить надо на перспективу. В его последней фразе прозвучали ноты оратора, выступающего с трибуны.
Губернатор Жмуриков любил и умел управлять эмоциями людей, внимающих оратору из зала. Справедливости ради надо заметить, что его речь с выверенной интонацией, с паузами, расставленными акцентами, воспринималась, чаще всего, хорошо. Он добавлял к написанному референтами экспромт. Но парадокс в том, что по сути, его речь, как правило, была бестолковой, так как сути вопроса губернатор чаще всего не знал из-за своей лени.
- Время еще есть, соберем мы еще на безбедную старость своим внукам. Мне обещали сохранить за мной пост еще на один срок. Конечно придется поделиться, но ведь есть из чего. Жмуриков, посмотрев на подругу, усмехнулся, словно он обращался не к ней, а к какому-то неведомому скептику.
Внезапно темная туча перекрыла алеющий горизонт. Она нарисовала на небе остроконечные крыши мрачных замков, спрятала за ними вечернюю зарю.
- Подходы к выделению финансов надо менять, согласен - губернатор сморщил мясистые щеки, но пока осторожно. Недели через две мне должны представить нового начальника ФСБ. Пока я не знаю, что это за фрукт, чей это человек. Ребята из Москвы подсказали, что он способен пойти на не стандарт. Губернатор задернул молнией ширинку на синих истертых джинсах, как будто спрятал свое естество от постороннего взгляда.
- Ничего, и с ним найдем общий язык. Жмуриков замолчал. В период паузы Полина Витальевна внимательно посмотрела на мужчину с легкой укоризной и сомнением. Неужели может пойти на попятую? А в нынешней ситуации отложить, значит опоздать на год. Бюджет как раз будет свертываться в этом месяце - подумала она.
Тень легкого разногласия затянула паузу, они замолчали. Стог, на котором они проводили время, был в двух километрах от деревни. Они слышали, как вдалеке проходил праздник. Слышались отдельные звуки музыки и песен. Внезапно тишину прервал близкий треск сучьев из ручья, поросшего ивняком. Он находился всего в метрах ста от стога. Испытав испуг, министр прижалась к губернатору. В следующее мгновение над ивняком показалась кудлатая голова лошади. Приоткрыв губы жеребец показал длинные белые зубы и тихо заржал, словно пожаловался главному в области на то, что у него сегодня отбили табун кобылиц молодые конкуренты.
Вдруг раздавшийся громкий хохот испугал лошадь. Губернатор ржал, ржал сильнее жеребца:
- Она моя, - всхлипывал он сквозь смех, - ишь ты, табун он потерял, теперь он запал на тебя, хохоча он завалился на бок, хлопая рукой по сену. Кышь отсюда, - пригрозил он жеребцу. Его увещивания подействовали. Жеребец, производя треск топотанием копытами по усохшим ветвям, попятился назад.
- Вот шпион, - посетовал Жмуриков, - пропустили, придется лишить охрану премии - продолжая хохотать до слез, субъект госохраны, опустив ладонь на голову любовнице, применительно произнес – им тоже надо отдохнуть, еще всю ночь ехать.
Его охрана гуляла на празднике. Там, в ярком свете уже загоревших прожекторов, видны были толпы людей. Догляд требовался и за ними. Народ любил праздники, особенно такие под старину – с песнями, забавами, и игрищами. Но в прошлом всякое бывало. Игрища переходили в гульбу, а там и за вилы, на плаху, четвертовать, то еще зрелище. Народ – огонь, играть с ним надо осторожно. Сжав с силой челюсти губернатор надкусил травинку, раздавшийся щелчок отвлек от малоуместных размышлений. Вернула его к привычному ходу мыслей при разговоре с подчиненными.
Если кто и знал или догадывался о его постоянном подспудном желании кого-нибудь унизить, то считал за лучшее для себя отмолчаться, так как чаще всего роль жертвенного объекта отводилась подчиненным.
- Где твои показатели по вводу жилья, ремонту дорог, - распекал он, багровея лицом, какого-нибудь главу муниципалитета, зная, что при мизерном бюджете района красивые цифры плана заранее были не выполнимы.
- Не можешь, значить импотент, - публичный разнос вызывал одобрительный смех окружающих. Скорее всего, отнести его черту можно было к стилю управления, выработанному практикой общения в подобной среде, так как по природе он был добрым человеком, любил мелких животных. В его квартире всегда жили три кошки, но Жмуриков любил и выпивать. Его склонность к разносу подчиненных частична была вызвана этим недугом. В дни похмелья наступало самоедская пора самобичевания, и прервать ее можно было поиском жертвы извне. Это отвлекало. Так и шли дни его правления, время борьбы с самим с собой чередовалось с временем разноса подчиненных. Изнурительный марафон изредка прерывала Полина, его минор, его праздник и утешение, его бухта уединения в череде административно-политических бурь. В начале знакомства он поманил ее карьерным ростом, а теперь двойственность отношений стало для них обыденностью.
Контраст ближней тишины и далекого шумного веселья вызвал в душе женщины ноты сомнения. Она сейчас испытывает счастье. А он, у него схожие чувства? Завтра у нее будет другой день, день семьи и работы, ее ласки ждут дети, а указания - подчиненные. Губернатор же улетает в Москву, отчитаться о сделанном и не доделанном получить никчемно-ценные указания. Почувствовав перемены в ее настроении Жмуриков вздохнул:
- Полина Витальевна, завтра будет завтра, тянуть время уже нельзя, проблему надо решать, меня уже начинает доставать этот проходимец, за ним наверняка стоят эти серые кошельки из тусовки возле Белого дома. У него, кажется такая странная фамилия, Бавроде.
- Мне говорили, что он авантюрист, он ведет слишком рискованную игру, - высказав суждение, женщина опасливо посмотрела на заросли ивняка.
Наступала пора сумерек. Темнеющие кусты принимали угрожающий вид.
Их разговор об этом казусе затянулся надолго. Некто по фамилии Бавроде вздумал создать на территории подведомственной губернатору – какое нахальство, - оценивал события Жмуриков, - части суши равной двум Англиям, где есть горы, реки, целые чуланы полезных ископаемых и один миллион подданных исправных налогоплательщиков, вздумал, фантазер, создать альтернативное правительство.
Самозванец объявил год назад о наборе на вакантные посты. Название должностей в его правительстве были сходны с официальными. У государственной власти был министр имущественных отношений, у его назначенца – министр собственности. В губернском правительстве был министр природопользования, в альтернативном – министр экологии.
Пора его приструнить. Жмуриков сунул руки подмышки, поискав там тепло собственного тела, склонил голову на бок, и стал похож на нахохлившегося упитанного воробья. Формально он закон не нарушает, - рассуждал он, и, посмотрев искоса на Полину, еще раз спросил нарушает он закон или не нарушает?
Трудность в уличении конкурента по нарушению закона была в том, что его мало кто видел, но вот слышали о нем кажется все. Его министры работали энергичнее официальных – указы, распоряжения, референдумы - шли у них чередой. При этом создавалось впечатление о том, что они будут исполнены. Народ к самозваному правительству стал прислушиваться. К людям постарше они обращались через социальную прессу, издавали свои газеты, а с молодежью в Интернете общалась специально созданная ими команда блогеров.
Локомотивом эксперимента Бавроде было то, что на посты министров он не назначал. Он посты продавал. И из этих же вырученных денег платил чиновникам жалованье. Пост министра культуры и спорта был продан с довеском, обязательством инвестировать из частного капитала строительство объектов: стадиона, биатлонного стрельбища, концертного зала. Его министр собрал уже часть средств в виде заимствований под будущие абонементы, от родителей - под запись детей в секции (тренеры с известными фамилиями были подобраны для них заранее), от народного хора – под выделение вакантных мест на концертной площадке, для репетиций, выступлений.
Похожим образом в здравоохранении была построена поликлиника. Деньги на строительство собирались с населения под будущее оказание высокопрофессиональных медицинских услуг. Уровень их был таким, что к врачам поликлиники стали обращаться страждущие из соседних регионов, причем платили они за услуги более высокую цену.
Деньги у правительства Бавроде были частные, с доходов платились налоги, нормы закона соблюдались, повода прикрыть самодеятельность помощники Жмурикова найти пока не могли, но они старались.
Брали количеством, проверяли историю предков, деловые связи, пристрастия, личные отношения. И, в конце концов, количество перешло в качество. Уязвимым звеном первопроходца оказалась идеология. Он своих взглядов не скрывал, выступая перед коллективами предприятий, поликлиник и школ. Скурпулезно собранный материал по его встречам подшивался в пухлое досье. Губернатору на стол положили папку с компроматом, где отдельные разделы были подчеркнуты красной линией, за которую, по мнению составителей, перешел Бавроде. В изложении отрывки речей дополняли друг друга. Одно звено связывали с другим. Получилось политическое кружево, бросающее странную тень, похожую на петлю для политика. Начиналось досье с главы «Отношение к партийному строительству». Выступая на открытии поликлиники Бавроде пояснял:
- Партия - не кормушка для самых пронырливых, это инструмент для управления страной, ее программа отражает интересы избирателей. Именно голоса избирателей дают ей право быть правящей. А чьи интересы представляют те, кто сейчас стоит у власти? – не услышав ответил сам – Свои, интересы своих карманов, но не избирателей. Они продают за рубеж природные ресурсы страны, а вырученные деньги вкладывают в американские облигации. Даже деньги от распродажи национальных богатств на нашу экономику не работают. Кто-то из Правительства имеет в этом личный интерес. Нам надо докопаться до сути и убрать от власти эту плесень, не чувствующую пульс большой страны. Нам надо разрушить эту неэффективную, закостенелую систему управления страной. Нам нужны свои подходы к управлению страной. Доведем нынешнюю модель управления государством до абсурда, распродадим на торгах все чиновничьи посты. Открыто, а не так как делают они за взятки.
- Ну все, - перелистывая листочки досье, - сделал заключение Жмуриков, - докукарекался, сейчас его точно прикроют, спалился самозванец.
На небе зажглись далекие, равнодушные звезды.
- Новому начальнику ФСБ поставлю задачу – разобраться с экспериментом. Тяжело приподнявшись на одно колено, губернатор натянул на свой объемный живот джемпер демократичного темно-красного цвета.
- Ты уедешь первой, будем соблюдать конспирацию, - в голосе Жмурикова зазвучала интонация указаний, - перейдешь по мостику и на лево, там будет ждать машина. Мостик – две лиственничные плахи, брошенные через глубокий овраг, разделяющий временный приют губернатора от деревни, где происходило веселье, были привезены осмотрительным начальником охраны из города. В деревне не осталось ни одной пилорамы, да и леса вокруг нее принадлежали на праве аренды крупному лесопользователю из царствующей столицы.
Эксперимент завершился зимой, в декабре, перед Новым годом. Новый начальник ФСБ, по фамилии Продан, был хватким офицером, а, главное оказался своим системным человеком. С нахальством Бавроде он разобрался быстро. Вначале «обрубил» его московские корни, а затем на него самого и его министров устроил охоту. Вскоре в составе собственников объектов, созданных на деньги, собранные у народа, появились новые учредители. Регион отстояли единой командой. И вновь все стало так, как было прежде. Неудачная попытка Бавроде совместить компьютерные технологии с переделом власти на первый раз окончилась торжеством тепло-дружественной преемственности традиций.
Свидетельство о публикации №219122001971
И у волков.
Стоит кому-то подрастающему "косо взглянуть" на "место" главаря стаи.
Вмиг.
Из стаи!
Солнца Г.И. 21.02.2021 12:44 Заявить о нарушении
Семяшкин Григорий 21.02.2021 17:04 Заявить о нарушении