Мастроянни Ирины Петровны. Часть 4

Часть четвертая. Каникулы.

                Солнечный круг, небо вокруг – это рисунок мальчишки.
Лев Ошанин.

  – А утром ты его увидела? – не удержалась от вопроса тётя Галя. – Он тебя разбудил?

  – Нет. Меня разбудило солнце. Оно буквально вкатывалось в комнату, не боясь грязных стекол, панцирных сеток, голых стенок «в горошек»: с дырочками от выпавших гвоздей.  Лучик солнечный устроился на моей щеке, разогрел её и разбудил меня. Я потянулась…  и проснулась окончательно. На мне была рубашка и трусики. Странно…,  но значит так! Я осмотрелась по сторонам. Мастроянни не было. И тут я вспомнила, что на вокзале он говорил, что утром уезжает. Я даже не заинтересовалась вчера этим, и поэтому ничего не спросила. А сегодня бы спросила!

         На столе лежали бумажные рулончики. Это были четвертинки ватмана. На одной был сделан графический портрет Мастроянни. На рисунке он был серьезный. Он не улыбался! Я тут же вообразила, что он грустный, так как должен был расстаться со мной. Другой был подписан «Солнышку!» Это было письмо, в котором я нашла много ласковых и теплых слов. Была просьба не мотаться с сумками по автобусам. Лежали деньги. Я насчитала двадцать купюр по двадцать пять рублей. По тем временам это было немало для меня. Целых пятьсот рублей. Я жила целый месяц на девяносто рублей. Сорок рублей стипендия, и пятьдесят родители присылали. Я считалась обеспеченной студенткой. Моя соседка после зимней сессии осталась без стипендии, и жила на двадцать рублей, на картошке и сале, которые мама присылала из деревни. Деньги мне были нужны, но пользоваться ими как-то не хотелось. Это потому, что в письме не было ни одного слова о встрече в  будущем.  «Слов нет, а встреча будет!  – сказала я себе. –  Мог бы соврать для моего успокоения!»  Но я все еще была в хорошем настроении, так как добилась очень желанного мною события.

         Время  близилось к обеду, уже было двенадцать. Я кое-как привела себя в порядок, позавтракала –  больше поговоркой «остатки сладки»,  собрала свои нехитрые пожитки, прибрала комнату и двинулась в аэропорт в Быково в отделение милиции. Вот где мое хорошее настроение и закончилось! Передо мной лежала опись вещей, стояли две мои огромные сумки…  без ручек и молний и груда навалом вещей, которые аккуратно когда-то лежали в этих сумках. Вся проблема в том, что вещи я умею укладывать так, словно я финалистка чемпионата мира по складыванию вещей  в маленькие объемы.  И когда  я разложила всю кучу по двум сумкам, то выяснилось, что в каждой сумке вещей ровно вполовину меньше, чем было. Заниматься тем, что сверять опись с вещами, я не стала.   Что исчезло, того уж не вернешь! Мне странно было, что нашлись вещи, и очень любопытно было узнать как. Об этом и спросила.

Милиционеры рассказали, что когда пассажиры уселись в автобус, то на остановке остались две сумки и спящий мужичок. Проходящий мимо милиционер растолкал его со словами: «Мужчина! Так вы проспите свой багаж. Сдайте в камеру хранения».  Мужичок, недолго думая, подхватил мои сумки и дал деру. Так они исчезли.  А в милицию как попали? Просто сотоварищи местного аборигена решили, что надо делиться  дармовщинкой. А этот бедолага не сдавался в борьбе за имущество. Завязалась потасовка, сумки уже стали играть роль сказочной репки: «тянем-потянем». Они стали переходящим призом в неравной борьбе, в  которой из красавиц превратились ободранных потаскух без ручек. Молнии мешали дележке: их выдрали. При появлении представителей правопорядка дерущиеся похватали, что смогли, и разбежались. Оставшиеся ценности унесли на ночевку в милицию.

         Я подарила милиционерам коробку с чаями, которая помялась, но уцелела. Попросила ножницы, пожертвовала уцелевшими колготками и завязала раззявленные пасти поврежденным сумкам. Одну сумку  я пихала ногой перед собой, а другую прижимала к животу, опять от голода урчащему. Но вспоминая вчерашние «слатенькие» пирожочки, я на урчание не обращала внимание. Мне надо было дотащить сумки до автобуса. И уж о прошедшей ночи из-за передвижения с такими тяжестями точно не было ни одной мысли. Потому что, если бы была, то я бы вспомнила о деньгах и потратила их на такси. Но они потребовались, когда я взялась уговаривать работника камеры хранения принять у меня сумки до отхода поезда. Только вид денег сделал дядьку сговорчивым. Взмокшая, с трясущимися пальцами  после камеры хранения я сидела в ресторане и ела окрошку. С жизнью меня примерила вторая порция окрошки. Я стала думать, что надо вернуться в общежитие и … доспать. А ещё надо вновь дать родителям телеграмму и купить недостающие подарки. И деньги, и время было.

        Поезд же отходил почти в два часа ночи.  Примерно, в полпервого  ночи я на метро приехала на Павелецкий вокзал, так как знала уже, что такое толкать и тягать сумки. Спокойно подошла к нужному мне окошку в камере хранения и поняла, что квитанцию предъявлять некому: окошко закрыто. Повертев головой, а вертеть, оказывается, ей надо было днем, я увидела расписание работы камеры. Прочитала  и глазам своим не поверила:  с половины первого до половины второго у них обед! Обед?! Среди ночи?!  Ну, да. Они же круглосуточно работают! Я чуть не взвыла. Засуетилась, стала выяснять, где мой дядечка. Опять вся «в нервах и в мыле» с трудом его разыскала. За денежку, и не малую, уговорила выдать мне сумки. И поволоклась к поезду, проклиная длиннющий перрон.

       Когда я уселась на полку в купе, в голове крутилась только одна мысль: «Я сейчас умру от такого начала каникул!» Мне показалось, что народа в купе много. Может всё двоится от усталости? Как только я улеглась на полку, все в этом мире перестало для меня существовать. Только сон! Сон можно охарактеризовать так: дрыхла без задних ног, без передних рук и даже без двух средних ушей!

Проснулась я оттого, что кто-то тыкал меня в бок, правда, легонько. Я еще не проснулась окончательно, но поняла, что меня снова тыкают в бок. Я услышала детский голосок: «Бабушка, всё-таки, тетя мертвая!» Я уже собралась начать ругаться, так как меня будят ни свет, ни заря! Но вовремя посмотрела на часы. Было уже половина первого. В окно вовсю светило солнышко. Напротив меня сидела пожилая женщина, а рядом вертелся мальчуган лет пяти. Когда я поднялась и села на полке, то ребенок испуганно прижался к бабушке и тихонечко спросил: «Бабушка, а тётя панда?» Я угрюмо посмотрела на них, молча, взяла полотенце и пошла в туалет. И там я смогла в зеркале увидеть тетеньку-панду! Тушь размазалась вокруг глаз, нарисовав черные круги,  как у этих милых зверушек.  Раньше, помните, какая была тушь? В коробочке. И надо было щеточку намочить, а лучше поплевать на неё. А уж размазывалась так, что можно было подумать, что это её прямое назначение. Волосы были запутанные, и сбились на одну сторону. «И панда, и Баба Яга!» – сказала я себе. В купе я вернулась с чистым лицом и с косичками.

– Добрый день! Извините. Просто у меня были трудные дни, а так я не алкашка, не распутная. Просто студентка, которая несколько дней не могла уехать домой – сказала я.
 
 Обращалась я к пожилой женщине, хотя в купе была еще молодая пара.

– Каких только ситуаций в жизни не бывает! – услышала в ответ. – Давайте познакомимся и начнем дружно обедать.

И тут я поняла, что завтракать, обедать и ужинать мне особо нечем. Только пачка печенья. Я ничего не тащила, так как с трудом справилась с растерзанными сумками. Надо дождаться станции и что-нибудь купить. Тогда же так было, если в поезде не было вагона-ресторана. А откуда ему взяться в почтово-багажном?! Зато на станции продавали вареную картошку и малосольные огурцы. Но, то на станции!

Заметив мое смущение, пожилая дама сказала:

– Не переживай, дочка! У нас много еды. Мы же семьей путешествуем.

  Так началось наше знакомство. Очень оказались приятные попутчики: бабушка Маша, её сын с невесткой и их сын Семён. Я рассказала им о своих приключениях. Вышло весело, и мы много смеялись.
 
Только вот «наш скакун» останавливался у каждого «столба». В вагоне было жарко, и даже ветерок, залетающий в открытые окна, не спасал, так как был жарким. Вечером, на закате второго дня, когда мы ехали по степи, проводница открыла настежь двери. Я сидела на ступеньке подножки, смотрела на большое красноватое солнце у горизонта. Ровная плоская степь совсем не мешала любоваться им. Пахло какими-то травами. И я вспоминала о Мастроянни. Под перестук колес воспоминания спокойно всплывали и улетучивались. Разные моменты, но ни одного негативного. Только радостные.

Глубокой ночью я попала в объятия родителей и сестер. Младшая тоже увязалась. Охи, ахи, обнимашки, целовашки. Ура! Мои первые каникулы начались. Замечательные  каникулы с жаркой летней погодой, с поездками на речку, с болтовней-щебетанием без перерыва. «Сколько у вас секретов, шептушки?!» – не раз слышали мы от папы. Но про свой секрет я не рассказала никому! Отдых был, правда, несколько омрачен происшествием вначале.  Все что я привезла в сумках: и подарки, и мои вещи, из того что осталось, мы перестирали и вывесили во дворе. Мы с сестрой поздно вернулись домой: на веревках ничего не висело. Решили, что мама сняла вещи. Мама, посмотрев телевизор, вышла снимать бельё. Но так как его не было, подумала, что мы, уходя, сняли его. Увы! Утром выяснилось, что его сняли не мы. По пути следования жуликов нашли только бюстгальтер, трусики и один носок. Мы стали горевать, разыскивать, но не нашли. Папа сказал: «Они тебе столько неприятностей доставили, что и бог с ними!»

Но я, немного погодя, поняла, что это только «цветочки» от неприятностей. «Ягодки» ждут меня впереди: не пришли месячные. Хотя до этого все всегда было четко по срокам. Я не чувствовала в себе никаких изменений, меня не тошнило, разве только аппетит был сильный. Я стала задумываться о последствиях «ночи любви». Клише, но для меня так и было. Но как я могла рассказать об этом! Не-мыс-ли-мо! Я представила реакцию моих строгих родителей, разговоры в маленьком городке, расставание с Москвой. Этого допустить нельзя!  Дни летних каникул летели быстро, я сказала, что в деканате должна отработать десять дней и укатила в Москву.

        После посещения студенческой поликлиники, где  мои опасения по поводу беременности, подтвердились, я чувствовала себя «униженной и падшей». Так отнеслись ко мне в кабинете, когда я сказала, что незамужем, и хочу сделать аборт.  Но про себя решила, что сначала должна сказать Валере о ребенке.

Только как?


Рецензии