Солнце садится рано

Солнце садится рано, меркнет на фоне блестящих звёзд и шалью красных цветов сжимает море. Пещера дрожит и воет, ветер подхватывает грубые крылья, и дракон, расправляя их, скользит в горном просторе. Дыханье его не громче шороха листвы.
Ночь захватила владенья и бросает тень на грубую шею, скрывая чудовище за занавесом чёрных владений; драконий взор скользит по холмам, чёрным зрачком цепляет чужой силуэт. Эта ночь – ночь новых сражений.
Быстрее полёта считается только буря – оковами хватает младое девчачье сердце, разбивает о камни, кидая со скал. Нетерпеливо крылья сложив и брюхом прижавшись к сырой земле, над неосторожной девчонкой любопытный дракон неровно дышал. И когти его уже тянулись к хрупкому телу.
Ночь длинна и сравнится с жизнью, когда хочется в сон опуститься, но вместо того, рассекая руками воздух, сегодняшний ужин трепещет, как добыча пред разинутой пастью ходячего мертвеца. Недовольство кипит в горячей драконьей груди, ящер цепляется крыльями за выступы скал. Кидая девчонку в пещеру, следом скользит, закрывая своим силуэтом выход назад:
– Я дал клятву отцу быть истинным драконом. Я не предам отца.
В нём кипит столетье летавших громадных птиц, от него опасностью грозит за версты. И всё, что способна была сказать испугавшаяся до смерти девушка, было лишь жалким «не подходи».

Солнце садится рано, и рано стихает звук – становится тихо, словно весь мир превращается в хранящий скелеты склеп. Где-то в горах, в поистине страшных владениях, внутри громадной пещеры девица в разорванном платье, спотыкаясь, бежит от крадущегося за ней дракона, но в лунном свете, за камнем прячась большим, замечает, что дракон слеп.
Тишину нарушает вскрик, когда острый коготь задевает бархат женской ноги, чёрный ящер вновь находит её, выпрямляется и говорит:
– Ты можешь уйти из этой пещеры, выйти на свет и своей дорогой пытаться идти, но, даже если мой взор не может тебя увидеть, от меня тебе не уйти.
И, будто рассеянно смотря в пустоту, дракон отступает назад и неспешно ползёт прочь, тесноту выхода из пещеры задевая длинным хвостом. Девичий взгляд провожает грабителя, девушка прячется за камнем и из укрытия видит драконье крыло. Он принёс её, чтобы съесть, но теперь ушёл, оставив в мраке ночном. И, как бы ей не хотелось, ей не понять его.
А тем временем, пробужденье рассвета было отнюдь не далеко.

Звёздная гладь отражается в море, и море блестит и шепчет: десять тысяч веков прошло с тех пор, как рождён дракон, десять тысяч веков страдают королевства от смерти принцесс. Но кто не пытался нарушить традицию веков? Драконьи клыки разрывали принцесс, сохраняя свой род – таков драконий закон.
Водная гладь омывает больные крылья, исцеляет тело и лечит душу, сохраняясь на гладком боку стекающей каплей. Зеркало моря видит каждую смерть дракона, и снится живущему, как дракона принц убивает саблей. И неровный вздох потрясает землю – летающий вор, нехотя открывая глаз, знает, что своё защитит. Воздух падает в драконью морду, и дракон понимает, что «своё», укрывшись остатками не рванной одежды, взволнованно спит.

Солнце садится рано, но ещё быстрее наступает рассвет, раскрывая шаль для тёплых объятий. Мир просыпается лениво и сонно, в мире приходит день очень трудных принятий.
Отцы принцесс драконов боятся; принц, на словах, готов покорять Эверест. Наблюдая, как слепой похититель возвращается ночью с мёртвой добычей в когтях, принцесса уж третий день почти ничего не ест. Свет пред входом в пещеру светит и манит, до дома пешком около дней десяти, но, глядя, как чуток нюх дракона, Она понимает, что ей всё равно не уйти.
Так проходит год или пять, дракон перебил всех искателей драгоценной добычи на «раз», но та не страдает – с трепещущим сердцем встречая крылатого, прижимает к ранам целебные травы. От скуки её дракон спас. Ей снится, как у неё вырастают крылья, она готова покорить непокорное море. Просыпаясь, она просит ящера её прокатить, но яростный рык получая в ответ, она обвиняет его в своём горе.

Дракон влюблён, но ранее не любил, не знает, что грудь изнутри жжёт отнюдь не огонь. Ему непривычно на поводу идти у рвущихся чувств, но голову наклоняя вниз, он подставляет открытую шею под девчачью ладонь. И внутри загорается пылкое сердце, грудь дрожит и раны зашившие светятся красным.
– Мне не подвластны мысли чужие, но дракон, упавший в сети твои, способен на более глубокие чувства помимо желанья убить. Каким бы не был он зверообразным, он способен любить.
Слово способно лечить, как лечит время убитую горем душу.
– Моё время любит Тебя, и ради этой любви твой дракон нерушимый закон нарушит.

Солнце садится рано, но драконье чутьё говорит об этом раньше, позволяя крылу коснуться волнующей глади морской. Принцесса касается чешуи дракона ладонью – ей давно всё равно на то, что её дракон слепой. Они смотрят в закат, и нежные пальцы ласкают драконий рог. Улыбка кривит шрамами покрытую морду, когда серый глаз прикрывает веко; ящер взмывает вверх, поближе к небу, понимая, что более не одинок. В их владениях вся ночь, все звёзды, луна – и они будут летать до рассвета.
В этом мире для них сейчас никого нет.
В этот день он – король, она – его королева.