Повесть о неизвестных героях. Проект Э. Завгородне

               
               
                Проект  Э. Завгордней
                Литературная версия  Л.Козловой
               
               
    


                Из цикла «Дети войны»
                Повесть о неизвестных героях



    Дети войны. Так  называют  последних людей, которые стали свидетелями  трагических и великих событий человечества -  дней Великой Отечественной войны. Уходят ветераны  - участники  сражений за Отечество  в свой последний путь – путь в небо. Дети войны  тоже  далеко  не молодые. Некоторым уже за 90. Скоро не останется  свидетелей самопожертвования, героизма, самоотверженности и патриотизма советского народа. Государство так и не  удосужилось  отдать  им материальный  долг. Так давайте  обогреем,  насытим  их  моральной, духовной пищей – нашей благодарностью и гордостью. Поэтому  задачей  настоящего проекта я считаю  необходимость  успеть  запечатлеть и передать российскому народу  воспоминания одного из  тех, кого в детстве обожгло пламя  сражений и страданий.
   Я тоже дитя войны.  Мой папа погиб в 1942 году, оставив двух крошечных  дочерей.  Я  принадлежу к тем ребятишкам,  которые вдосталь  пережили голод и холод, страх смерти и горе потерь.   Но есть, и, к счастью, еще живы, и те, кто   не только голодал и замерзал, страдал от сиротства и душевной боли  - живы еще и те, кто боролся      Есть поговорка: «На войне детей не бывает». Те, что попали в войну, должны были расстаться с детством – в обычном, мирном смысле этого слова.               
   В  период  фашистской оккупации  и в Ростовской области  с 1941 по 1943 годы пионеры  и комсомольцы, мальчишки и девчонки, которым было по 9-15 лет,  активно сопротивлялись захватчикам. В станицах Морозовская, Тацинская, Милютинская,  в слободе Маньково-Берёзовской, в хуторах Степано – Савченском, Петровском, Решетнякове   в тылу врага они  вели разведку расположения воинских подразделений, аэродромов, танковых частей, которые шли на Сталинград. В это время на Волге шло  историческое сражение, изменившее ход Великой Отечественной войны.  Все сведения дети – разведчики   ухитрялись  передавать  командованию Красной армии. Среди них пионеры Гриша Волков и Федя Игнатенко (ст.Тацинская).  Они  по балке вывели танковую колонну  генерала Баданова в  знаменитом   танковом  рейде к вражескому аэродрому, где находились немецкие самолёты. Советские танкисты уничтожили на аэродроме  все, что было подготовлено немцами для решающей схватки за Сталинград.
    В августе 1942г.  пионеры- разведчики Ваня Лебедев, Коля Лебедев и Саша Тверезовский обнаружили вблизи хутора Решетнякова Милютинского  района склад авиабомб и  аэродром, с которого немцы бомбили Сталинград. Эти сведения они передали командованию Советской армии. Во многом благодаря им   наша авиация уничтожила и  аэродром, и  самолёты противника  на нем, и склад авиабомб.
   Но есть герои, неизвестные большинству  и сейчас, спустя почти  сто лет  со дня военных испытаний.
   Об одном из них я и  решила поведать вам,  дорогой читатель.                Рассказы о  Петре Захаровиче Дудникове я   слышала  давно, еще с детства. У нас в округе из уст в уста передавали  истории о том, как во время оккупации наши подростки решали  помогать Советской Армии освобождать СССР от фашистов. Я долго собирала и записывала эти рассказы, но вплотную   заняться вопросом детской подпольной организации в Маньково -Березовской смогла  только четыре года назад
        Глава 1.   Семья
   Мать Петра Захаровича Елена Стефановна, в девичестве Диденко,  родилась в 1906 г.  Детей в их  семье было 5 человек. В живых осталось четверо. С 1929 года день и ночь работала  женщина  в колхозе. В 1929 году научилась читать и писать, посещая ликбез. А  ликбез этот был делом   ее сына и таких же, как он, мальчишек. Именно они обучали неграмотное население чтению, письму и счету.  И научили всех неграмотных  и читать, и писать, и считать.  Первое их дело свидетельствовало о том,  что растут из них настоящие люди.
  Отец  нашего героя, Захар Иванович, был из бедной семьи. Его взяли из хутора Петровского в хутор Приходько-Придченский  «побегушкой», т.е. посыльным туда, куда возникала необходимость: пасти овец, коров, следить  за гусями в речке  или за  курами , чтоб  те в огороде беды не наделали.  Захар Иванович был  1900 года рождения, поэтому позже ему довелось стать и красноармейцем, участником гражданской войны; в 1929 году он принимал участие в создании коммуны в Маньково – Берёзовской.   В годы Великой Отечественной войны, 22 января 1942 года,  Захар Иванович  был призван   на фронт, в 30-ю  отдельную мостовую бригаду  железнодорожного батальона Сталинградского фронта. С 23.07.1942г по 19.08.1942г. он участвовал в боевых действиях в составе Сталинградского фронта. С 19.11.1942 года по 30.11.1942 принимал участие  в ноябрьской наступательной операции по окружению 4-й танковой и 6-й немецких армий под Сталинградом, а с 19.11.1942 по 30.12.1942  --  в контрнаступлении советских войск под Сталинградом, в том числе с 12.12.1942 по  30.12.1942  - в  Котельниковской операции. Под непрерывным интенсивным обстрелом вражеских самолётов батальону было приказано восстановить мост через приток реки Волги – «Линейное». Презирая смерть, проявляя мужество и отвагу, бойцы выполняли боевую задачу командования фронтом. Во время налёта фашистских бомбардировщиков 25 января 1943 года Дудников Захар Иванович был тяжело ранен осколком авиабомбы в лобную часть головы. Потерял зрение на 80 %, что привело к инвалидности 2-й группы. Служил  по 23 июля 1943 года, за подвиги награждён медалью «За отвагу» и орденом Красной звезды. С 1августа 1943 года вернулся домой. Будучи   образованным по тому времени  человеком, занимал руководящие посты. Но тяжёлое ранение подорвало здоровье солдата, и Захар Иванович рано ушёл из жизни.



         Глава 2. Детство.               
         Пётр Захарович Дудников родился 3 марта 1928 года в  слободе Маньково – Берёзовской. С детства был трудолюбивым и  любознательным ребёнком. Как все крестьянские дети, он  рано приучен к труду. В 1935  году пошёл в школу, учился всегда  только на отлично. В 3 классе ему поручили обучать по программе ликвидации безграмотности учить неграмотных женщин и мужчин.  Петр и его друг Николай Диденко часто выступали в колхозном клубе, читая стихи  о финской войне. Но больше всего   любили слободские мальчики речку Берёзовую, особенно кручу у тополей, и местечко в  Рожке,   в садах за домом Диденко  в конце села, где мальчишки  часто собирались  и строили грандиозные планы на будущее. А во время оккупации именно там они  разрабатывали планы мести проклятым немецким и румынским фашистам.
    В школе  любимым учителем  у ребят был мой отец, Лебедев Николай Тимофеевич. Учитель от Бога, он  по-настоящему вдохновенно обучал детей военному делу, физкультуре, рисованию, пению. И, надо отметить,  очень многое из его науки  пригодилось  позже  юным подпольщикам. Пётр, как и его учитель, с детских лет полюбил книги, зачитывался произведениями русских классиков А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Л.Н. Толстого. Из советских писателей он увлеченно  читал А. Блока, В. Маяковского и, конечно, любимые произведения М. А. Шолохова  -  «Донские рассказы», «Поднятую  целину» и «Тихий Дон». С интересом читали сельские ребята и зарубежную литературу. Дети очень любили книгу Виктора Гюго «Отверженные», всей душой сочувствуя обездоленным французским детям, принявшим участие во французской революции.  Советские и лучшие  иностранные книги и  зародили в мальчике глубокое чувство ответственности, патриотизма   и тяги  к перу.  Таким образом и формировалась  в нем с глубокого детства активная любовь  к  Советской стране, родному краю и к его   истории.  Позже  она  подкреплялась рассказами стариков, сидящих вечерами на завалинках и вспоминавших далекую молодость, собственные походы, сражения, дела, казачью удаль и украинские предания о Родине.  Большое значение в воспитании чувств патриота имели для учеников Маньково-Березовской школы дальние и ближние походы с ночевками  по родному краю – обязательное занятие всех мальчишек довоенного времени, организованное  неравнодушными учителями, настоящими патриотами советской Родины.
    Любимый  учитель  Петра Дудникова,  гвардии лейтенант,  командир  роты 6 Гвардейского краснознаменного мотострелкового  полка 1 батареи, Н.Т. Лебедев мужественно сражался  и геройски погиб  в боях под Москвой,   в Смоленской области. Ротных в то время называли смертниками.  Этот командный состав менялся почти ежедневно. А иногда и ежечасно.  Они погибали  первыми.   Похоронен Н.Т. Лебедев  в Сычевском районе,  в 30- тысячной братской могиле... 
    Второй его учитель, о котором он помнит до сих пор, А.И.  Петров,  был на фронте. Отступали в те трагические  дни его части  через наши края, и  Петров не  ушел с ними дальше, остался дома. Никто по сей день не знает, сам ли он это сделал, или его специально, как связного, оставили в оккупированном районе наши спецслужбы.   Фашисты  сразу после захвата Маньковой  стали отстреливать всех мужчин  призывного возраста.  Петров зачем-то пошел на Марьевку  - возможно, как считают люди  исходя из его личности, за какими – либо разведданными. И там его, к несчастью, тоже  застрелили.
  Своим жизненным подвигом педагоги  продолжили в воспитанниках     науку  любви к родине и  готовности в любую минуту встать  на ее защиту


 

                Глава 3.      Дети и война.

       Фашисты оккупировали Милютинский район 5-12 июля 1942года.
       … Представьте себе, дорогие читатели, тревожное лето 1942 года. Всё чаще слышится канонада, совсем рядом идут жестокие бои на Луганщине. В небе стали летать немецкие самолёты-разведчики - «рамы». А потом в сторону Сталинграда по несколько раз в день полетели тяжёлые бомбардировщики «Юнкерсы»… Земля дрожала от зловещего гула, звенели стёкла в хатах. Матери в страхе загоняли в погреба  детей. Мальчишки с  ненавистью смотрели  на фашистские самолеты, и каждый из них мечтал сбить хотя бы один. Путь фашистов на Сталинград лежал прямо через наши хутора. При наступлении фашистов по профильной дороге со стороны хутора Первомайского Кашарского района на подступах к слободе путь фашистам преградил стрелковый взвод красноармейцев, вооруженных только двумя противотанковыми ружьями, несколькими ручными пулемётами, винтовками и гранатами. Прикрывая отход своего полка в сторону Морозовской, взвод солдат между балкой Рассыпной и Грушовой на сутки сковали продвижение автомашин врага с солдатами и боеприпасами, сожгли около десятка бронетранспортёров, уничтожили более сотни солдат и офицеров противника. И только когда наступающие ввели в бой миномёты, наши защитники все до одного нашли свои могилы в вырытых ими же траншеях и окопах…. Там же, между балками, ночью,  потом и закопали  героев  местные жители  и подростки  из будущего отряд «Гаврош».  Четверых самостоятельно  похоронил Петр. Кто они?  Останки советских воинов позже, в 1948-1949годах,  перезахоронили в слободской братской могиле у ветлечебницы.   Но фамилии их никто не знает до сих пор... Более того – перезахоронили, как утверждает Петр Захарович, не всех. Он всю жизнь пытался выяснить в военкомате  и в других организациях  имена погибших, но безуспешно – никто ничего не знал. А продолжить  дело  Дудникова, оказалось, в современном мире некому, хотя возможности интернета сейчас практически  безграничны.


   …Однажды ребята из Маньковой  в очередной раз  собрались в Рожке, в   своем    тайнике  в конце села, на крутом повороте Березовой, где  давным – давно росли  большие сады,  густые, старые   и заброшенные в войну.  Петя предложил  создать свою молодёжную команду или отряд  и начать действовать по примеру Зои Космодемьянской. Имя это было известно ребятам из статьи в газете «Правда» 1941 года, где рядом с фотографией босой, раздетой девушки на снегу под виселицей и с веревкой на шее была небольшая статья о ее подвиге и о том, как  мучали ее фашисты. Один из мальчиков воскликнул: «Вы что, хотите, чтобы и вас так  же мучали, а потом повесили?!  Я не буду в вашем отряде, не хочу!» и ушел. Никто не стал его останавливать или осуждать. Ребята долго молчали. Они понимали опасность задуманного, но без  колебаний приняли решение создать свой маленький партизанский отряд и назвать его «Гаврош».  Название придумали в честь французского  мальчика Гавроша, героя романа французского классика Виктора Гюго «Отверженные», который они изучали в школе.  Судьба мальчика, героически сражавшегося на баррикадах во время революции в Париже и, с веселой песней на устах, павшего от пули буржуев, захватила деревенских ребятишек, и он стал их любимым героем.  В отряд вошли четырнадцатилетний Дудников Пётр и ребята помладше - Данченко Александр, Диденко Николай, Ямченко Николай  и ленинградец  Танайнакин Виктор (его фамилию я знаю неточно,  у нас передают её в разных вариантах: Тайнанакин, Тананайкин) . Как старший, Петр стал командиром.
      В первые дни оккупации ребята, как и положено  воинскому подразделению, занялись разведкой: считали  солдат и офицеров,  местоположение и наименование  частей и родов войск,  расположение  орудийных расчётов, командных пунктов,  домов, где  жили офицеры.                Чтобы иметь доступ к немецким военным объектам, благодаря своей неуемной фантазии, ребята напридумывали множество  самых разных предлогов для близкого общения с немцами.  Они  всячески  угождали фашистам, стараясь предоставлять им  разнообразные услуги, знакомились с немецкой охраной,  веселили  её украинскими и казачьими песнями, танцами, игрой на балалайках и гармошках,  демонстрацией русских детских игр. Немцам это нравилось, они  смеялись и громко расхваливали мальчишек: «О, русиш карош, карош»! Войдя в доверие к захватчикам, ребята узнавали  и передавали сведения  партизанским связным через    хутора – отруба.
    Фашисты расстреляли собак, конфисковали вещи и продукты, вырубили сады, считая, что они  опасны для   оккупантов. В слободе Маньково-Берёзовской создали комендатуру, развесили объявления о сдаче оружия, радиоприёмников. За невыполнение этих требований и не выход на работу – расстрел. За помощь партизанам - расстрел. Во время оккупации слободы в  хате Дудниковых,  на улице Рожок, поселили немецкого генерала Г. Гафта. Пётр хорошо знал немецкий язык, так что внимательно прислушивался к разговору фашистов. Таким образом он узнавал много полезных для партизан сведений – фашисты не обращали внимания на  русского мальчишку, считая его  малограмотным   крестьянином.
   Ребята собирали брошенное или небрежно оставленное оружие фашистов, гранаты, патроны и прятали в свои тайники. Вот что рассказал мне Петр Захарович: « Мы насобирали 27 советских винтовок и три немецких украли  у немцев. Я их спрятал в бурьяне. В это время фашистские самолёты на низких высотах, потому что нигде в тысяче  километров не было советской ПВО, летели через Маньково-Березовскую  на выручку  фельдмаршалу Паулюсу в Сталинград. Мы  страшно нервничали, ненавидели немецких летчиков  за их спокойствие, зубами скрежетали, глядя, как их они свободно и без страха, уверенно, как у себя дома, летят над нашими степями бомбить  Сталинград!  Еще и крыльями машут  нам иногда  И мы решили : нет, не  дадим гадам быть такими наглыми!  Маскируясь, залегали в оврагах в бурьянах.  Смотрим – летят.  Грохот стоит страшный -  150 самолётов! Решили – стреляем вместе, кучненько, авось, да попадем  хоть в одного.  Очень хотели в бак попасть!  Рванет тогда ого как!  Прицел - я командую: « На два корпуса вперёд!» Мало кто верил, что в самолёт можно попасть, но стреляли мы отчаянно, всё    время, пока они все были в зоне видимости. Чей и когда, так и не знаю, но  выстрел  однажды все же достиг цели! Мы увидели, что один  самолёт задымил, наклонился под острым углом, загорелся и упал -  уже за Маньковкой.  Куда мы попали – тоже не знаю. Может, в бак, а может, и в летчика.  Нам очень хотелось, чтоб в летчика...  Чтоб не ухмылялись сверху  фашисты, глядя на нашу землю. Когда самолет начал падать,   мы вскочили, забыв о маскировке!  Как мы орали, плясали, не думая о том, что нас могут заметить! Хорошо, что  гул стоял страшный, и фашисты  на земле все помчались в противоположную от нас сторону, куда рухнул самолет… а то могли бы мы тогда пропасть…

   
    Постепенно  командиры партизан   наладили  с нами  постоянную, а не эпизодическую  связь и присылали к нам своих разведчиков. Мы им сообщали  о состоянии морального духа жителей слободы, о пропусках (аусвайсах), о том, как лучше и безопаснее оформить их. Мы ведь  уже много раз под предлогом детского любопытства, восторгаясь и ухая от удовольствия, рассматривали фашистские документы, отмечая в  мозгах каждую закорючку на них.
  Но все, что мы делали, нам казалось недостаточным. Ненавистью пылали наши сердца и требовали  наносить оккупантам  все больше и больше вреда. И мы  задумались, как это сделать, как найти способ добывать больше сведений, нужных Советской Армии.  Решили использовать любую, самую маленькую, самую невероятную  возможность, чтобы вредить захватчикам. Например, Радочинский Фома Илларионович согласился стать полицейским у фашистов. Его умолили сделать это  наши люди, потому что боялись, что полицаем станет какой-нибудь мерзавец. Радочинский, соглашаясь служить немцам, практически обрекал себя на смерть.  Он  ведь  осознавал, что  ему все равно не жить – или фашисты расстреляют, узнав о том, что он  помогает  населению  и партизанам,  или наши после войны, в горячке  не разобравшись, пустят ему пулю в лоб  как предателю.  Но он стал полицейским, навлек на себя ненависть и  звание «предатель» - самый страшный грех в России.  Недаром издавна говорят  в  ней:  « Все прощается на Руси святой, лишь Иудин грех не прощается».  Но  много людей осталось в живых, благодаря умным и хитрым действиям Фомы Илларионовича. Не раз он предупреждал об облавах, о появлении эсэсовцев, о готовящемся угоне молодежи в Германию. И мы успевали что-то сделать, чтобы спасти  хоть кого-то.
   Помогал людям по мере возможности и полицейский Антон  Бондарев.  Он не был ни подпольщиком, ни  связным, он просто по-человечески пытался  хоть чем-то  облегчить односельчанам  оккупацию.  Иногда у  него получалось убедить  немцев  не привлекать   больных людей к тяжелым работам.
    Один парень, забыл его имя,  молол фашистам  на мельнице муку  для отправки в   Сталинград.   И в то же время он  умудрялся помогать  хлебом партизанам. Знаю, что не раз он подкладывал крысиную отраву  в муку для немцев в  Сталинграде.
    Связь с нами была установлена партизанами через  отдельно стоящие хутора  -  отруба.   Они были   недалеко от слободы, за бугром.  И  там базировались некоторые связные, иногда прятались партизаны.  Туда отправляли свои разведданные гаврошевцы, туда     приходили  связные  от партизан, забирали  сведения  и, уже по рации,  передавали в   центр.
   Петр Захарович замолчал и задумался.  Я смотрела на него и понимала -  вспоминать это,  а тем более рассказывать – очень тяжело
   Передохнув, так как волнение не давало ему дышать, П. С. Дудников    продолжил рассказ:
  - Были среди наших людей и предатели. Особенно зверствовал Иван Кременской.  Он служил фашистам  верно и преданно, выполняя любые их приказы  злобно и жестоко. Вечно с нагайкой ходил… И все её использовал направо и налево, старик ли, ребенок – ему всё равно!  Власть свою показывал и ненависть к советским людям Его   после победы осудили и дали ему по заслугам. Был предателем и Василий Дмитриевич  Диденко.  Но не таким сволочным  по отношению к своим односельчанам, как  Иван  Иванович Кременской. Может, поэтому и случилось то, о чем  я сейчас расскажу.               
  Дело было так. Однажды мы, «гаврошевцы», сидели у тополей, на круче, и ждали, когда будет ехать телега с немцами и полицейским Василием Диденко, сыном Дмитрия Диденко. Цель у нас была серьезная: застрелить немцев и предателя – полицейского.  Уже навели прицел, рассчитали  дальность, договорились, кто в кого стреляет по моей команде, чтобы это было одновременно, иначе фашисты увидят, откуда выстрелы и откроют огонь из автоматов.  Мы изготовились, прицелились, я поднял руку, набрал воздуха, чтоб крикнуть  «пли!»– и …  Вдруг в  прицел увидел двух малышей, детей предателя, Веру и Лешу!  И все увидели. Мы замерли. Растерялись, не знаем, что делать… Так  и не смогли мы тогда выстрелить. ттКак ни ненавидели мы предателя, детей его все же пожалели.
  Долго  мы  переживали, как нам дальше действовать. Команда наша разрослась.  Теперь в ней были я, Данченко Александр (Данючка или Бурбейка), Ямченко Николай, Диденко Николай Алексеевич, Витя Танайнакин  (его фамилию мне передавали в разных вариантах: Тайнанакин, Тананайкин) , который из Ленинграда.  С нами были и  комсомольцы: Тамара Диденко, Валентина Михайловна  Макаренко,  Тамара Захаровна Дудникова.
   Главной целью нашей организации  был  сбор  сведений о фашистах и передача  их через связного   в партизанский отряд. И второе -  помощь красноармейцам в переходе через  линию фронта. И третье - оказание помощи  эвакуированным к нам  евреям.  Мы все очень жалели их и прятали от немцев.     У каждого из нас были свои подшефные  еврейские дети, мы всячески их охраняли, защищали, наблюдали, чтоб их немцы не заметили               
       - Вот что случилось со мной, -  продолжал  рассказывать мне Пётр Захарович  в одну из встреч историю  их борьбы с захватчиками  . – Я  ведь и сам был  расстрелян фашистами  вместе с двумя еврейскими детьми -  Маратиком, Хеленой и их мамой Сарой Альтшуллер.  Эта семья была эвакуирована к нам.  Их отец служил на границе. Когда он понял, что дело идет к войне, перевез семью в Маньковку. Они жили у нас, а немцы вошли так быстро, что их не успели вывезти. И вот однажды  меня не было дома  (мы  сидели  в тайнике). Тут вдруг видим - Диденко Николай бежит. Мы быстро выбрались  -  и к нему. А он в ужасе, руками машет, но  кричит тихо: «Твоих подшефных повели на расстрел!». Я рванул домой. Вижу  -  фашисты вывели их в талу, и они роют там  что-то. Я понял - заставили рыть могилу  себе самим.  Я ничего тогда не соображал, помчался к ним, подбежал и по-немецки  умоляю фашистов: «Не убивайте  детей, пожалуйста, нихт эршиссен!». Фашисты  как заорут: « Руссиш швайн! Юдэ!». Меня за шкирку схватили, как толканут к могиле…  И стою я рядом с малышами.. А они мне обрадовались, за ноги обнимают, «Петя, Петя…», а я как будто глохну – такой звон в ушах… ни страха, ничего..  только ручонки детские чувствую… схватил эти ручки в свои, глажу и шепчу: «…не бойтесь, не бойтесь.. ничего, сейчас пойдем домой…».  А их мать как  онемела - ни слез, ни крика… Только смотрит на меня своими огромным глазами черными и с места не может двинуться… Потом я подумал, что она поверила, что я спасу ее детей… А меня толкают к могиле автоматами…  вот  поставили всех... Раздалась команда,  выстрелы   -  и  как получилось, я до сих пор не пойму:  разрывная пуля прошла  у меня по переносице…  Кровь хлынула, глаза залило, ничего не вижу… Короче, упал я в яму и потерял сознание. Ночью очнулся от прохлады. Понял  -  живой…  Рукой глаз как-то вытер, глянул -  дети  на мне…  мёртвенькие…  чуть подальше – их мать..   Как это вышло, я ж их за ручки держал… Потом понял – я первый падал, но за ручки еще держал… а их тут ж… быстро.. убили… удар от пули был такой силы, что  маленькие на меня сразу упали… Прикрыли меня… Фашисты и не поняли, что я живой…  поленились в могилу лезть проверять  да пристреливать…  Детишки мертвые их обманули…
… До сих пор я надеюсь, что  не поняли  маленькие  происходящего… Не поняли, что их убивают.. поверили мне, не боялись…  А  моя пуля только отметину на всю жизнь мне оставила – шрам на переносице. Сколько я так лежал, не помню... Видно, еще сознание терял…. От ужаса. Но вдруг   я услышал слабые голоса, потом русскую речь... И понял  –  кто-то  из  наших. Я тихо застонал:  «Идите сюда, ко мне, помогите…».  Два советских  солдата, пробиравшиеся к линии фронта, спасли  тогда  меня -  вытащили  из-под трупов и провели к нашему дому. Я еле-еле живой свалился на кровать и потерял сознание… Мама говорит, что  в забытье я всё звал Маратика и плакал… Похоронили еврейскую семью за усадьбой  А.Ф. Бондарева в   краснотале, в той же могиле, что рыла еврейская мать для себя и для своих детей. Долго ухаживали за их могилкой наши люди….  Особенно часто убирал ее, да и просто приходил к деткам,  А. И. Высоцкий.  Сейчас уже  могилы расстрелянных  нет…    время  забрало.
   А после той страшной ночи   я долго не мог прийти в себя…  Потом твердо решил:  надо всеми способами снова и снова вредить фашистам! И сразу легче стало.               
   И мы организовали «черную оспу». В это время подпольщики смогли получить сведения о том, что немцы собираются  3000 молодых людей забрать  в Германию. Все  понимали, что это рабство.  А у старшей моей сестры Нины Захаровна как раз заболела ветрянкой маленькая дочка.  Немцы вообще страшно боялись любой заразы, и, увидев девочку, намазанную зеленкой, услышав слово ОСПА, страшно перепугались. Мы тут же  пустили слух, что это черная оспа.  И что она передается по воздуху. Понемногу, постепенно, один за одним, все молодые люди имитировали оспу: расцарапывали, прокалывали руки, ноги, мазали зеленкой.  Фашисты больше не въехали в Маньковку  - до предела перепугались заразной болезни.  Они  расстрелять и то не решились больных черной оспой, боясь  при наших ветрах  и близко  подойти…   Хотя обычно, с другими инфекциями, они делали именно это  - расстреливали всех, кто болел.
   Так фашистам не удалось угнать   молодёжь и детей в Германию. То есть многих наших молодых людей  мы спасли от рабства.
    Потом еще был случай….  Ночью к нам постучали.  Все уже спали. Стук был не громкий,  поэтому  я  не забеспокоились – фашисты колотили в дверь прикладами, этих гадов  ни с кем не спутаешь…  Открыл дверь, смотрю – наши! Красноармейцы осторожно оглядели всё  вокруг, потом меня, в хату не зашли, говорят тихонько: «Парнишка, ты б хлеба нам дал да воды попить.. Никому только не говори, не буди  никого!» Я им вынес, что мог, поесть  и воды, спрашиваю, а куда вы? Они ответили, что немного заблукали, попросили их вывести. Я тихонько оделся, вышел  и  провёл  их  только нам известными  путями   к лесу.  А там  показал  путь на Сталинград.
    Мы, гаврошевцы, часто  собирались в своём укромном месте  и обсуждали правила обращения с оружием и боеприпасами. Учили младших   не трогать без разрешения снаряды, но…   Витька  однажды  не послушался. После освобождения  уже это было. Люди теперь разное  говорят.  Мол, случилась беда там, где у нас сейчас сельсовет. За ним,  недалеко, -  чей-то заброшенный  большой погреб. И будто взрослые приспособили его для безопасности. Тогда ведь чего только не находили в степи!  Валялись ружья, патроны, гранаты, мины, целые склады снарядов… Вот взрослые и решили   всё это оружие  сносить в  тот  подвал   -  прятали от вездесущих мальчишек и крепко запирали  дверь в него.  А наш ленинградец Витя Танайнакин вроде бы там и взорвался.  Только не так это.  В подвале, о котором сейчас  говорят, лежал  памятник генералу Грекову, который фашисты  заминировали  и хотели взорвать. Но  нашлись храбрецы, имен их так и не знаю, которые   ночью его разминировали и  тайком перенесли бюст Грекова в этот самый подвал. Фашисты тогда так и не поняли, куда он вдруг  исчез со своего места?  Ну не  иголка же – памятник! Мы тогда и пустили мистический слух, будто этот старинный  памятник особенный, колдовской, людям не подчиняется, что он уже исчезал, когда, мол, его в гражданскую  красные хотели разрушить. А после, якобы, когда улеглась вражда  в народе, он будто бы таинственным образом   опять и появился. В общем, наплели такого, что чуть  сами  в это ни поверили!  Смеялись потом над собой.  Но фашисты  не стали даже  зверствовать, не то что искать памятник. Они вообще, как мы заметили, общаясь с ними, были страшно суеверными. 
   Возможно, позже  там и сделали  склад с оружием, не помню я.  Но Витя не в нём взорвался. Путают со временем  люди  историю. Взорвался он на Павловке.  Уже после освобождения района.  Витька  и  ещё  двое  ребят   нашли где-то на Павловке склад снарядов.  Залезли  туда... Танайнакин и  взял один  их снарядов, стал его крутить, ковырять… Уж и не знаю, зачем ему это понадобилось? И фашистов  ведь  уже прогнали…  Начал он   разбирать   снаряд – да и взорвался вместе с ребятами, что были рядом…     Погиб  Витька.  А другие двое, братья Бондаревы, чудом  живы остались. Одному руку поранило, а другому ничего вроде.   Он,  Александр, и сейчас жив,  в Обливской    живет.
   Так вот бывало на войне… Подпольщиком  наш друг  выжил, рядом  фашистами был и боролся с ними – и ничего!  А из-за любопытства своего, из  любознательности, что ли, и погиб  ни за что…   Мать его  в Маньковку  приезжала после войны  из Ленинграда… Говорят, что его наградили какой-то наградой. Но точно об этом не знаю.
  У нас был главный призыв: «Всеми силами вредить фашистам!»  И мы как могли, так и  мешали им жить спокойно. И всегда верили:  скоро придут наши!
                ***
    Рассказы  Петра Захаровича заставили меня все глубже проникать в историю «Гавроша».
      Факты, переданные нашим героем, подтвердили  и другие свидетели тех  тяжелых, но героических лет фашистской оккупации. Все они утверждают  одно: фашисты – страшные люди.  Им не просто нравилось издеваться над людьми. Им это доставляло величайшее наслаждение.  Причем, свидетели   отмечают,  что немцы,  несмотря ни на что, все же могли проявить хоть иногда остатки некой  «филантропии». А румыны и, как ни странно, наши «братья –славяне» - чехи  были  оккупантами гораздо  страшнее.  У них отсутствовала всякая человечность и отличала  беспредельная жестокость. Кстати, все, с кем я беседовала, утверждают, что немцы открыто презирали румын и чехов и даже брезговали ними.
 
   
... Говорят, что время лечит любые раны. Возможно это так, но залечить рану по имени «война» время не  может.  Общаясь с  нашим земляком, я будто  прошла через те трудности и испытания, которые выпали на его долю.   Нам в наследство досталась история одного человека Петра Захаровича Дудникова,  а через нее - история  всенародной борьбы за Родину.  История   чести и патриотизма. История любви и преданности малой родине. История творческой, многогранной личности. История настоящего человека. Всю жизнь он  боролся за правду, справедливость, но часто оставался не понятым родными, друзьями, обществом. 
    Сохранять нашу историю  -  значит,  сохранить память о и судьбах детей войны. Помнить  об их горе и героизме  - долг человека и власти. Ведь тот, кто не помнит своего  прошлого,  нарушает связь поколений.   Следовательно, не имеет  будущего.