Обыватель

В одной из фешенебельных квартир…

В одном из городов…

Впрочем, это не столь важно: где, когда и почему, на диване или нет. У окна что-то жевал, и, листая журнал с яркими картинками, сидел обыватель. Да, да, совершенно обыкновенный и не привлекательный обыватель: человек-обуза, балласт на гондоле воздушного шара, т.е. предмет нужный до поры до времени. Правда, обыватель был не совсем обычный, иначе о нем не стоило бы писать. Необычность его никто не замечал, да и сам он не задумывался о ней.

Жил он довольно просто, даже очень просто. Иногда плыл по течению, а иногда сидел, или ел, или спал (как и миллионные стаи таких же махровых обывателей). Наружность имел он довольно сносную, в общем, ничего особенного.

И отцы, и деды его были обывателями, и ему наказывали с гордостью нести свой крест. Но этот почему-то не удался, все у него как не у людей. Пойдет по улице - так поскользнётся, станет, есть - испачкается, шутит - не смешно, обижается - глупо, плохому дяде поверит - хорошего обидит. Чтобы не делал - все из рук валится, чем бы ни занимался - все «не по уму».

Зато этот обыватель умел делать то, что многие другие обыватели делать не могли. Например, он умел мечтать. Лежит ли он на диване, или спрячется где-нибудь от работы, или притворится больным, увидит что-нибудь и начинает мечтать. Вот увидит курицу, смотрит, как та ходит, клюет зерно, лапками пыль разгребает. И представляется ему, что он превратился в эту птичку и ходит по двору. То зернышко поклюет, то в курятник заглянет, крылышками помашет и опять ходит. А то захочет, выйдет за калитку, в траве начнет бродить; а захочет - уйдет гулять в степь, смотреть, как живут другие. И никто его не остановит и не заставит работать…

Или лучше превратится в ворону, птица неказистая, никому не нужная: зато крылья почти как у коршуна. Взлетел бы он на телеграфный столб, стал бы смотреть на всех: что они делают, что прячут, куда спешат.  Глядишь, а тут стая ворон летит с поля на ночевку, а он им каркает: «Ну и дурни же вы, только и знаете - утром в поле, вечером на ветку и не знаете, каким божьим даром обладаете. Полетим путешествовать! На Черном море, в Турцию, Африку.…А захотим, пристроимся на теплоход и в Америку. Полетаем над Бродвеем, рекламы посмотрим, в кино прошмыгнем, где «Кинг-Конга» показывают».

А то представилось ему, что в один прекрасный день он остался один на белом свете. Нет ни души, только животные остались. Тихо кругом и только его ботинки гулко чеканят по пустым улицам.  А он ходит по тротуарам, смотрит, как там жили другие, устраивая банкеты и пожары…

В общем, глупейшие и пошлейшие были у обывателя мечты. И хотя обыватель был почти обыкновенный, фантазия его не имела границ и разыгрывалась иногда до таких сатанинских картин, что он боялся, потом не только говорить, но и думать о них. Не исключено, что у него были и маниакальные наклонности. Например, в глубине души, он не сомневался в гениальности своей природы. И напряженно ждал минуты «озаренья» (т.к. читал, что у гениев они бывают), внимательно прислушивался к каждому шороху в своем организме и даже болел с удовольствием, втайне считая болезнь возможной искрой для пламени гениальных откровений.

Кроме того, он писал стихи и философствовал. Первое он проделывал без особого желания, но опять же в надежде на «озарение», а вторым он тешился на глазах других обывателей, пытаясь и их заразить своим бредовым идеализмом.

Бывали у него и всплески серого вещества. Например, увидев чью-то сатирическую картинку с изображением Адама, Евы и змея с яблоком, у него в голове возникла игривая пародия: он нарисовал двух змеев. Первый, притягивая любвеобильной Еве яблоко, а второй был зеленый и подавал Адаму бутылку водки. Этот рисунок был назван: «У истоков пороков». Другой раз, после кошмарной пьянки, в холодном поту, он вывел физический постулат, который заключался в следующем: Если телу сообщить скорость мысли и направление, и исключить все силы сопротивления, то тело, ушедшее в бесконечность через N-е количество времени вернется из противоположного направления в заданную точку.

Но все-таки настоящего «озарения» не наступало. И обыватель ждал: месяцы, годы. Однажды, у какого-то классика он вычитал, что «озарения» бывают, как правило, перед смертью. Перед человеком мгновенно проносится вся жизнь, все становится просто и понятно, и только тогда рождаются гениальные мысли и толкования, а иногда и пророчества. И до того надоела обывателю его жалкая, плебейская, полуслепая жизнь, что, бывало, он подумывал о встрече с безносой.
Пришла она, очей очарованье, смеясь, сказала: Глупый ты чудак, не смерть тебя влечет, а пустознанье и если мудрый ты, то ты дурак.

И говорила она голосом загробным:
Куда вас тянет жалкий пустослов,
Коль невозможно жить вам смертным славным
Хоть хитрость вынеси из прожитых годов.
Вот на диване ты и мозг твой тяжек,
Ты мудрствуешь на гранях бытия
И пьешь нектар из чьих-то грязных чашек,
И думаешь, что мысль твоя - Земля!
Глубоко ты ошибся, жалкий чибис,
Ты обознался, ты пропал навек
И только поутру увидев Сириус,
Поймешь ты, что такое человек!