Мой Тургенев. 22. Графиня Ламберт

В 1856 году, когда Тургенев начал хлопотать в Петербурге о получении разрешения на выезд за границу, он познакомился с графиней Ламберт. С этого времени началась их регулярная переписка и частые встречи. Общение с Елизаветой Егоровной Ламберт открывает одну из самых светлых и возвышенных страниц в жизни писателя, о чем говорит их переписка. Продолжался обмен письмами вплоть до 1867 года, то есть переписывались они около десяти лет.

Елизавета Ламберт (1821-1883 г.г.), урожденная Канкрина, родилась в семье видного государственного деятеля, занимавшего с 1823 по 1844 гг. пост министра финансов, графа Егора Францевича Канкрина и жены его Екатерины Захаровны (урожд. Муравьевой), сестры декабриста, члена Южного общества Артамона Захаровича Муравьева. Она вышла замуж за графа Иосифа Карловича Ламберта, воспитанника Ришельевского Лицея в Одессе, быстро сделавшего себе завидную карьеру при дворе наследника престола, а впоследствии императора Александра П. Благодаря блестящему воспитанию, личным качествам и высокому положению в петербургском обществе дом графа и графини Ламберт стал предметом искательства для столичной знати, чиновников и молодежи.

Письма Тургенева графиня Ламберт перед смертью передала своему родственнику в запечатанном пакете, с пожеланием об их опубликовании не раньше, чем через 15 лет. Они были изданы в 1915 году, и вступление к ним написал Г.П.Георгиевский. Строки из этого предисловия мне хочется привести:
"Это новое знакомство в 1856 году очень скоро выдвинулось вперед из ряда петербургских знакомств Тургенева и заняло среди них, да и среди других знакомств его совсем особое положение. Тургенев быстро оценил отменные достоинства графини Ламберт, ее тонкий и изящный вкус, просвященный далеко незаурядным образованием, ее любовь к искусству и понимание задач его, ее горячего и отзывчивого сердца, открытого ко всем просьбам и для каждой нужды, и сразу поставил ее едва ли не в самом центре своей дружбы и сердечной привязанности. Расположением графини, участием ее ко всем подробностям его писательской и личной жизни Тургенев дорожил как благословением судьбы, как лучезарным просветом в его одиноких, цыганских скитаниях. Посвящая ее в каждый шаг своей жизни, во все думы, замыслы и переживания своей писательской души, Тургенев искал поддержки и сочувствия графини, желая проверить себя ее дружеским взглядом, а иногда ее ласковым приветом и теплым сердечным участием заменял для себя отсутствие "собственного гнезда" и изливал перед ней, как близким по душе человеком свои жалобы на одиночество, на тяжесть неразделенных чувств. Вместе с тем Тургенев не скрывал и собственного своего чувства, чувства глубокой привязанности и братской любви, которое зажгла в его душе графиня, и которое озарило его жизнь лучом пробуждения чистых радостей, забытых чувств и несбывшихся мечтаний".

***
Чтобы понять эти высокие отношения и светлую дружбу, и даже любовь писателя мне  хочется познакомить читателей с отдельными его письмами к графине Ламберт.
В конце 1857 года он пишет ей из Рима, куда он, в разгар своего душевного кризиса, чтобы отвлечься и утешиться, отправился с В.П.Боткиным:
"Я только что собирался отвечать на Ваше письмо, любезнейшая графиня - как вдруг был обрадован присылкой другого Вашего письма, писанного более году тому назад. Спасибо Вам за мысль прислать мне его, я с истинным умилением прочел все золотые слова, которыми оно наполнено, и почувствовал, что многие из них далеко и надолго залегли мне в душу. - Размышляя а моей прошедшей жизни, я не могу, несмотря на многие темные пятна в ней,- не признать себя счастливым; я, бог ведает за какие заслуги - пользовался расположением двух, трех прекрасных женских душ; и поверьте, не последним счастьем моей жизни считаю я расположение Ваше ко мне. Мне приятно думать, что и Вы убеждены в этом и что Вы сами знаете, как дороги и близки Вы мне стали! Я должен Вам сказать одну мою странность: я целовал руку только у тех женщин, которых я глубоко уважал и любил. Это Вам, разумеется, всё равно,- но, читая Ваши письма, я у Вас мысленно целовал руку - и когда увижу Вас, я попрошу у Вас позволения поцеловать ее на деле. Я чувствую Ваше участие в моей судьбе и в моей будущности - и я горжусь, и счастлив, и тронут этим участьем. Человек, к сожалению, так устроен, что даже ясное понимание того, что он делает или намерен делать - не мешает ему беспрестанно делать самые непростительные ошибки; ему надобно непременно разбить себе голову об стену, хоть он очень хорошо и прежде знал, что стена каменная и тверже его головы. Я знал перед моей поездкой за границу, перед этой поездкой, которая так была для меня несчастлива - что мне было бы лучше оставаться дома... и я все-таки поехал. Дело в том, что судьба нас всегда наказывает и так, и немножко не так, как мы ожидали, и это "немножко" нам служит настоящим уроком. - Отдохнув в Риме, я вернусь в Россию сильно потрясенный и побитый, но надеюсь, по крайней мере, что на этот раз урок не пропадет даром. На бумаге всё это трудно изложить, но я предчувствую, что когда-нибудь, нынешней зимой, у нас будет с Вами большой разговор, в котором я Вам многое выскажу и расскажу. Вы, я наперед уверен, будете мне, как говорится, читать мораль; но из Ваших уст мораль эта слушается с удовольствием и пользой, потому что в ней чувствуется живая и, при всей строгости правил, свободная душа.

Я, кажется, просил Вас сказать мне свое мнение о моей небольшой повести под заглавием "Ася".. Я теперь занят другою, большою повестью, главное лицо которой - девушка, существо религиозное.. Эту повесть я надеюсь прочесть Вам зимой. Я читаю дурно и неохотно - но Вам прочту с Удовольствием, потому что... по двум причинам: во-первых, потому что я очень к Вам привязался; а во-вторых - потому что Вы мне можете сказать очень много дельного и полезного...
..Напишите мне слова два, или гораздо более двух - о Вас самих, о Вашем семействе, Вашем сыне. Помните, Вы были отчего недовольны мною, когда я с Вами встретился в Летнем саду; что это такое было?
Поклонитесь от меня Вашему мужу и Mme V;riguine; она Вас любит, следовательно, и я ее люблю. Будьте здоровы и не забывайте меня - а я все-таки на прощанье целую Вашу милую руку и остаюсь преданный Вам. Ив. Тургенев».

Немного позднее Тургенев пишет из Рима Полине Виардо. Я специально привожу оба эти письма полностью, чтобы читатель сам смог увидеть насколько сильно отличается тон и содержание этих писем к двум близким писателю женщинам, а следовательно и взаимоотношения с ними.
"Дорогая и добрая госпожа Виардо, я только что получил ваше письмо из Берлина и, преисполненный благодарности за память обо мне, сажусь писать ответ, который посылаю, согласно вашему указанию, в Париж. Надеюсь, что, вернувшись в свое гнездо, вы найдете Виардо совершенно излечившимся от своего прострела, который, кажется, причинил ему много страданий. Дом на улице Дуэ, со всем, что он в себе заключает, станет для вас вдвойне дороже после двухмесячного отсутствия, какими бы волнениями, успехами и триумфами не было наполнено это отсутствие. Наслаждайтесь вашим home {домом (англ.).}, отдыхайте после трудов праведных, я же, раз вы того хотите, расскажу вам немного свою жизнь.
..Кажется, я писал вам о том, что был представлен великой княгине Елене. У меня уже был с нею не один долгий разговор. Разговор с княгиней очень похож на экзамен; надо, однако, признать, что она умеет не стеснять своего собеседника. В ее свите есть некая девица Штуббе, которой, по ее словам, вы дали несколько уроков и которая вас почитает и обожает, что вполне естественно. У нее немного резкий и не очень гибкий голос, но она знает толк в музыке и поет с чувством. Она исполняет кое-что из того, что пели вы.., можете себе представить, что мне это было очень приятно и в то же время слегка грустно.
Я так рад, что вы рады за наших славянских братьев из Варшавы! Что же касается князя В., которого я не знаю, но с братьями которого знаком, то он принадлежит к семье, известной своими рыцарскими чувствами и душевным благородством. Кроме того, как вы хорошо выразились, он Русский, а все Русские - ваши подданные.
Вернемся к моей жизни. Никакая римская матрона не послужила для меня моделью, и я, как Антей, не могу покинуть родной земли, не лишившись и тех немногих сил, что имел. Кажется, повесть, которую я послал отсюда в "Современник", имела успех, а теперь я приступаю к довольно большому роману, план которого я, по-моему, вам рассказывал как-то вечером в Париже. С тех пор план этот претерпел большие изменения. Кстати, вам известно, как страстно я желаю знать ваше мнение обо всех моих вещах, которые вы читаете. Постарайтесь превозмочь скуку, которую они на вас навевают, и будьте добры сказать мне о них ваше мнение. Bitte, bitte {Пожалуйста, пожалуйста (нем.).}!..
..Полинетта просит меня заказать ей платье. Я не против, но решите сами, что следует сделать и за какую цену. Вот кто еще будет рад видеть вас! Когда она будет целовать вашу правую руку, подумайте, что я целую левую. Поцелуйте за меня детей. Тысяча приветов Виардо, г-же Гарсиа и всем друзьям. Будьте здоровы и не забывайте Den Ihrigen bis in den Tod {верного вам до гроба (нем.).} (Рим, 20 января 1858 года)".

К обоим женщинам Тургенев испытывает глубокое уважение, но в первом случае он свободно обменивается мыслями и пережитым со своим адресатом, признаваясь в том, какую ошибку он совершил, не послушав добрую, мудрую женщину, которая желала ему добра, и несмотря ни на что уехав во Францию, к Полине Виардо. Пишет, как несчастлив он был этот прошедший год. Мечтает хоть и потрепанным и измученным, но скорее вернуться домой. Мечтает наговориться и излить душу женщине с прекрасной душой, которой он пишет.

Второе же письмо, предназначенное Виардо оставляет тягостное впечатление, оно написано как будто особе королевских кровей, которой поклоняется негодный раб. И почти в каждой фразе угождает ей: "я преисполнен благодарности за память обо мне", посылаю письмо "согласно вашему указанию", "надеюсь..., что вы найдете Виардо совершенно излечившимся от своего прострела". В свите великой княгини есть "некая девица Штуббе, которой,... вы дали несколько уроков и которая вас почитает и обожает, что вполне естественно". И даже расшаркивается перед ней за всех соотечественников: "...как вы хорошо выразились он Русский, а все Русские - ваши подданные".

Обеих женщин он просит прочесть его последние произведения и высказать о них свое мнение. Но если это звучит вполне искренне в письме к графине Ламберт: я хочу прочесть вам мои произведения "по двум причинам: во-первых, потому что я очень к Вам привязался; а во-вторых - потому что Вы мне можете сказать очень много дельного и полезного. И в письме к Виардо: "Постарайтесь превозмочь скуку, которую они на вас навевают, и будьте добры сказать мне о них ваше мнение. Bitte, bitte {Пожалуйста, пожалуйста (нем.).}! А затем он ей пишет о музыке и об опере, то есть о том, что может быть интересно этой "королевской особе". Читаешь и поражаешься, неужели это пишет Тургенев, наш великий писатель, знаток человеческих душ, и как это сумела скрутить его в бараний рог эта женщина, или же и правда был он околдован и пленен ее цыганскими уловками? Помните, что Сен-Санс утверждал, что Виардо обладала не простым умом, но "дьявольским ".

***
Из России Тургенев продолжал писать письма Виардо, хотя все реже. Как всегда, сообщал ей об оперных постановках в Петербурге и Москве, или же о политике, да еще информировал о высылке денег за опекунство. И, конечно, интересовался планами Виардо, ее гастролями, отзывался с восторгом о ее пении. Но он не писал о себе, о своих мыслях и чувствах. А графине Ламберт он доверял свои самые сокровенные думы. Его письма к Ламберт, особенно за 1857-1862 годы являются поистине зеркалом его души, всех ее переживаний и треволнений. В эти годы его переписка, как и встречи с Ламберт становятся все более частыми и необходимыми великому русскому писателю.

Тургенев часто посещал Ламберт в Петербурге в ее доме на Фурштадской и не скрывал этого от Виардо: "..я часто выезжаю, но прилежно посещаю лишь один, дом - графини Ламберт (кажется, я писал вам об этой очаровательной женщине; она немолода, в ее волосах больше седины, чем в моих - но невозможно иметь ум и сердце более... нет, нет подходящего хорошего эпитета, применимого в равной мере к сердцу и уму; словом; они у нее превосходные). Она одарила меня своей дружбой - и вот почти все вечера я провожу у нее.."(1 февраля 1859 года). Им было хорошо вдвоем. Эти встречи давали обоим душевное тепло и умиротворение: «С радостью думаю о вечерах, которые буду проводить нынешней зимою в вашей милой комнате. Посмотрите, как мы будем хорошо вести себя, тихо, спокойно – как дети на Страстной неделе. За себя я отвечаю". И добавляет: «Я хотел только сказать, что вы моложе меня». Значит не всегда было тихо и спокойно, особенно со стороны графини. «Помните, как вы плакали однажды? Я напоминаю это вовсе не для того, чтобы подтрунить над вами, что ли, нет, сохрани Бог. Не слезы ваши меня трогали, а то, что вы могли и не стыдились плакать» –писал ей Тургенев. То, что светская женщина, очень чинная, при нем, однако, плакала, говорит о большой душевной близости. И у него на душе было нерадостно, он горько страдал из-за неверности Виардо, и делился своими сокровенными переживаниями с графиней. .

Наверное, были у графини Ламберт свои сердечные раны, они делились друг с другом, решали вечный вопрос о жизни "без счастия", но Тургеневу приходилось еще труднее: у графини, по крайней мере, была вера в Бога. Но и ее положение не совсем легко. Ее дружественность к Тургеневу готова была временами прорваться в нечто большее: но не встречала с его стороны ответа. В октябре того же 59-го года получил он в Спасском от графини письмо более нежное, чем обычно. «Какое странное, милое, горячее и печальное письмо – точно те короткие, нешумные летние грозы, после которых все в природе, еще более томится и млеет»- замечает он. Здесь же  от нее прозвучал упрек, что он начинает с нею скучать. Тургенев это отвергает. Нет, не скучает нисколько. И не может так быть, ибо есть на свете только два существа, которые он любит больше, чем ее: «Одно потому, что она моя дочь, другое потому… Вы знаете, почему».

***
Забегая вперед, надо сказать, что возвышенную подругу Тургенева в недалеком будущем ожидали тяжелые потрясения: 29 октября 1961 года умер ее брат в Париже, а 3 ноября 1861 года и единственный 17-летний сын графини последовал за братом. Она пишет об этом Тургеневу лишь несколько строчек: "Иван Сергеич! Я потеряла дорогого единственного сына - и я радуюсь тому, что его кончина была тихая и светлая - он отлетел в лучший мир, оставив по себе именно - вечную память. - Пишите чаще. Ваш друг Е. Л.".

Тургенев был потрясен этим сообщением, написал сочувственное письмо, но не кинулся в Петербург, чтобы быть рядом с подругой в это страшное для нее время, как можно было бы ожидать. Он боялся ее потревожить даже своими письмами, и их переписка прервалась почти на три месяца. Однако 21 февраля 1862 года он получает от графини письмо- упрек, в том, что он перестал писать: 
"Нет, милый Иван Сергеевич, моя душа не требует ничего особенного, моя скорбь не есть минутное горе, временное терзанье, отчаяние, за которым следует развлеченье.
1. Я не забуду никогда, но моя жизнь не без утешенья на земле, потому что мое сокровище на небесах. Ту будет сердце Ваше, сказал нам Небесный Утешитель и Помощник. Зачем мне уединение, отчуждение от старого, удаление от друзей и братии, мне все нужны. Я всем нужна: мне теперь все свои, нет чужих людей. Вы тоже для меня дороги и близки как прежде, но я заметила [в Вас] какое-то разъединение меж нами, точно мое горе стало между нами стеной, точно Вы со мной уже обращаться не умеете. Вы перестали писать.
Я на Вас не сердилась и даже не сомневалась в теплом участии Вашем ко мне, но я поняла, что на Вас — человека, преисполненного жизнью земной, смерть, гроб, ладан, черные покровы наводят [на Вашу душу] такое тяжелое впечатление, что Вы чувствуете одну потребность невольно удалиться от печального зрелища после нескольких слов сожаления и участия.
Таких людей я понимаю, я сама, в годы молодости и сравнительного счастья,
чувствовала над своей душой этот самый невыразимый гнет ужаса и тоски перед картинами разрушенья, перед тем, что напоминало о скоротечности наших дней, наших чувств; точно перед развенчанным королем, с какой-то неловкостью и высоким почитанием к высокому горю, удалялась я тоже от скорбящих. Слезы пугают людей, я не плачу или плачу одна. Я не сожалею о том, что он рано ушел в лучший мир, куда его молитвы мои и многих людей провожают ежедневно, он ушел моим, молодым, еще добрым, не отвык он от матери, не привязался он еще крепкими узами ни к чему, ни к кому другому, ушел он еще ребенком душой и почти телом, взят он был от тревог, от бурей, от напастей, чем бы он кончил, Бог один знал, что было для него и для меня лучше, так Бог и сделал.
На этот раз не могу [я] больше писать, вообще, хотя моя жизнь потекла своим прежним порядком, не могу я еще привыкнуть к письмам. Я говорю обо всем, не могу я ни о чем писать, меня одно только и занимает, а я не хотела бы надоесть никому своими чувствами и одним и тем же разговором...
Благодарите Полиньку за письмо, когда-нибудь соберусь ей отвечать".

В этом письме графиня Ламберт упоминает дочь Тургенева, с которой она познакомилась в Париже в середине августа 1860 г., и с которой подружилась. Полинетт со своей стороны искренне привязалась к графине и между ними завязалась оживленная переписка.

В ответном письме от 2 марта 1862 года Тургенев признавался: «...прочтя Ваше письмо, я и порадовался и опечалился и — грешный человек! — подумал: увы! для чего я не такой, каким меня воображает графиня — для чего я не человек, „преисполненный земной жизнью" и преданный ей! Это сожаление и грешно и странно — но я не могу от него избавиться — и если я еще не успел приникнуть мыслью к неземному, то земное все давно ушло от меня — и я нахожусь в какой-то пустоте, туманной и тяжелой — и уже нисколько не расположен отворачиваться от картин разрушения, черных покровов, горя и т. п. В этом отношении я могу вполне Вам сочувствовать, и Вы напрасно воображаете, что Ваша печаль стала стеной между нами».

В неизданном письме от 6 февраля 1863 г. графиня Ламберт писала ему: "Вы не поняли моего письма к Полиньке - не могла я сказать, ни подумать, что желаю отказаться от переписки с Вами - это значило бы лишить себя немалого утешения - и сколько я ни состарелась, сколько ни чувствую себя равнодушной к многим радостям жизни - всё-таки есть во мне какой-то тлеющий огонек, что-то теплое для тех друзей, которых я разлюбить и забыть не в состоянии"

Однако с 1864 года Тургенев начинает жить одной семьей с Виардо в Баден-Бадене, и переписка с Ламберг становится все реже, а в 1867 году прекращается совсем.  Последний раз Тургенев встречался с Ламберт во время своего приезда в 1871 году в Россию. Умерла его "родственная душа" в 1883 году, в тот же самый год, что и сам Тургенев.