Люська
В самом начале 50-х годов в эти дома заселяли семьи военных, разнообразных партийных работников. Помню, там было ощущение небольшой деревни - все друг друга знали, здоровались, ходили в гости. Сейчас москвичи живут совершенно обособленно, а тогда сообща выходили на субботники, занимали друг у друга до получки, общались во дворе, сидели с соседскими детьми. Ничего не проходило в этом дворе мимо наших глаз и ушей. Нас интересовало и касалось все)
Был разгар 90-х и в какой-то из дней появилась Люська. Люськой ее звали все взрослые, ну и вслед за ними мы - дети. Это была вконец спившаяся женщина, которая по возрасту годилась мне в матери. Несколько месяцев мы регулярно видели ее, идущую мимо в сопровождении то ли приятеля по несчастью, то ли кавалера (что, в общем, одно и тоже). Говорили, что она ночует с собутыльником на чердаке третьего подъезда. Люська была почти всегда пьяна и сильно избита, настолько, что за обширной синевой невозможно было рассмотреть толком черты лица. Да и если бы не побои, лицо у таких людей принимает очень специфический вид, темное, одутловатое, линии и формы укрупняются, нижняя губа отвисает, сиплый голос. Алкоголики, давно прошедшие свою точку невозврата, становятся чем-то очень похожи друг на друга. Такое вот трагическое братство получается. Единственное, что бросалось в глаза - это рост, Люська была выше среднего и превосходила в этом даже своего неизменного спутника.
Наш интерес был подогрет не только живописной внешностью этой женщины. Мы слышали, как взрослые говорили между собой, что Люська - дочь одного из жильцов нашего дома, как раз из третьего подъезда. Он был партийным работником, ездил на машине с водителем, был высоким, грузным обладателем густой седой шевелюры, всегда был в светло голубом костюме. Помню соседи прозвали его Бонч-Бруевич, наверное, за статность. Но к моменту появления в нашем дворе Люськи, отца уже не было в живых. В их квартире жили посторонние люди. Поговаривали, что, в свое время, сбившуюся с пути Люську, отец прогнал и лишил наследства.
Я видела что-то очень трагическое во всей этой истории. Спустя годы женщина возвращается в свой дом и ночует под крышей. Примерно тогда как раз и появилось в употреблении слово БОМЖ. Бабушка моей подруги рассказывала во дворе, как Люська позвонила к ним в дверь и попросила воды. Они тоже жили в третьем подъезде. Воды ей вынесли в стеклянной банке и брезгливо подарили эту банку.
Однажды у Люськи отнялись ноги. В ту пору продавалось много поддельной водки, люди слепли, переставали ходить, умирали. Мы увидели Люську, лежащую у соседнего дома. Она всего метров сто не дошла до своего третьего подъезда. Ее парализовало ниже пояса, руки действовали, говорить она могла. И потянулись ее последние дни на асфальте. Дня три или четыре Люська оставалась лежать. Кто-то принес ей воды в банке, кто-то какой-то нехитрой еды. Каждое утро мы первым делом бежали смотреть, как там Люська. Я до сих пор не понимаю, почему никто из взрослых не вызвал скорую или тогда ещё милицию. Возможно, полупарализованная бездомная женщина никого не заинтересовала из экстренных служб. Я не знаю. Все шло к осени. И ночи наверняка были холодными. Но в один из дней мы Люську не обнаружили, это место было щедро посыпано белым порошком, вероятно, каким-то антисептиком.
Каникулы закончились, я вернулась к родителям. Рассказала маме о впечатлениях, в том числе и про Люську. И она ее вспомнила. Люся была ее ровесница. Из приличной по тем временам семьи. Близко они не дружили, но, как вся детвора во дворе, конечно, были знакомы. В юности Люся была самой красивой девушкой двора. Высокая, статная, с белыми длинными волосами, тонкими чертами лица и удивительными голубыми глазами. Все молодые люди пытались ухаживать за ней. Потом каждый пошел своей дорогой и сам выбрал свою судьбу. А мне навсегда врезалась в память эта трагическая история.
На фото дом и подъезд, у которого не стало Люси.
Свидетельство о публикации №219122100133