Берегиня

От нашей деревни до остановки автобуса ходу часа полтора.  В жару по дорожной насыпи – пылища, в дождь – грязища. Я всегда выходила заранее, чтобы передохнуть в доме Николаевых. Василий Дмитриевич мне деверем приходится, Надежда Феодосьевна – его жена. Здесь встретят приветливо, умыться-почиститься – пожалуйста, за стол усадят, завтрак-обед разделить предложат, чаем, обязательно, угостят. Чай наивкуснейший, отказаться невозможно, вода из артезианской скважины, заваривают с душой, и всегда на столе свежая домашняя выпечка. Потом Надежда, как положено, проводит меня до остановки автобуса и не уйдет, пока автобус не тронется.

Василия я не всегда заставала. Он хоть и на пенсии, но продолжал работать, пока совхоз окончательно не растащили. Надежда – на пенсии, по инвалидности. С детства проблемы с сердцем, несколько операций перенесла, а всегда в хлопотах. Без своего подсобного хозяйства в деревне обойтись невозможно. Она, если не в доме, то в огороде, или у скотины, все на ней. В огороде в любой год все всходило, приживалось, росло и плодоносило. Как ей это удавалось? На все вопросы Надя с улыбкой отвечала, что у нее рука «зеленая». А сколько в те грядки труда вложено – никто не считал. Отсидится-отлежится, если невмоготу, и снова примется за дела, по деревенской привычке.

И еще с одной привычкой Надя не расставалась, книги всегда под рукой были. Как свободная минутка появится, читала, если книга увлекала, ночами могла читать. Радовалась, что библиотека в поселке каким-то чудом сохранилась.

Отношения с Надеждой у меня сложились – родственные, не по крови, а по душе. Я всегда шутила, что Наденька – бонус к моему замужеству. С ней смело можно было обсудить любые проблемы, зная, что все между нами останется. Ее советы были ненавязчивыми, отношение к чужому мнению – уважительным.

Невысокая, светлоглазая, волосы длинные, ниже пояса, всегда собраны в аккуратную прическу. Красота Нади была не броской, но внимание привлекала, про нее говорили – манкАя. Она принимала это с милым смущением. А я бы ее солнышком назвала, тепло было рядом с ней. Опечалится могла, унывать – никогда. И внешностью, и нравом она притягивала к себе людей, но недоброжелателей и обжечь могла, умела на место поставить, не грубо, но решительно.

Надежда после школы выучилась на швею. Работала в поселковом ателье. Ателье закрыли, по специальности она больше не работала, но знакомых обшивать не отказывалась.
 
Сын родился, Иваном назвали. В доме кроме него всегда были еще и племянники, и племянницы, и дети друзей. Родители у всех работали, а Надя, вроде, как самая свободная, всех принимала, всех кормила, за мамой ухаживала.
 
Надежда в семье старшая, у нее три сестры и брат. После смерти мамы решение семейных проблем она приняла на себя, брат заболел – ухаживала, докармливала, племянник осиротел – опекала.

Сын Надежды судьбу свою в городе нашел, женился. Для бабушки принять внуков всегда радость, на каникулы, или заболеют – к ней везут. У племянниц свои дочки да сыночки появились. Снова в доме у Надежды куча детей, на всех сердца хватало.

Пришло время сотовых телефонов, мы созванивались каждый день, встречались уже не так часто, но на день рождения – обязательно. Надя обожала делать подарки и никогда не ошибалась с выбором. Сама подарки принимать умела, с уважением, с благодарностью, с искренней радостью.

Возраст добавил проблем со здоровьем, Надежда начала терять зрение. Вместо дня рождения пришлось готовиться к плановой операции. Накануне операции договорились, что завтра, когда в палату вернется, сама со мной свяжется, разговор закончили пожеланиями доброй ночи.

Только недоброй оказалась та ночь, умерла Надежда, сердце остановилось. Не стало у семьи Берегини.

Никогда больше не позвонит мне мое солнышко, но знакомый номер я из телефона удалить не могу, не хочу.