Эдуард Мане-предшественник импрессионизма-10

ИЗ МАТЕРИАЛОВ ВАЛЕРИЯ КОЙФМАНА


В другой замечательной картине «КАТАНИЕ НА КОНЬКАХ» вновь предстает актриса Г.Озе.
 Героиня в вихре парижской жизни, в виде элегантной пухленькой посетительницы катка, нового для тогдашнего Парижа модного развлечения на Елисейских полях.
При помощи своей размашистой техники Мане воспроизводит по памяти в мастерской (это, конечно, не пленэрная работа) ночное порхающее зрелище, вихревое движение толпы и конькобежцев.
В 1878 году художника настиг первый приступ паралича на пороге его мастерской, появилось расстройство координации движений – атаксия.
Он понял, что первым пострадает его искусство, и это было самым ужасным для него.
В этом году Мане свои работы в Салон не посылал, но продолжал работать.
Он находил вдохновение в изображении женщин, легких, красивых, полных жизни («РЫЖЕВОЛОСАЯ», «ЖЕНЩИНА С ОПУЩЕННЫМ ЧУЛКОМ»).

Эд.Мане постоянно проявлял интерес к показу людей, только вступивших в контакт друг с другом. Такова картина «У ПАПАШИ ЛАТЮИЛЯ».
Мане буквально предвосхищает ту ситуацию расчетливого взаимного обольщения, какую спустя 5 лет развернет в целое повествование Мопассан в «Милом друге». Тщательный анализ картины позволяет понять, какое приключение разыгрывается здесь, на окраине города. Женщина – последняя клиентка, если судить по пустым столикам за стекляной перегородкой. На столе, видимо, последнее блюдо (у женщины в правой руке широкий фруктовый нож, а на тарелке какой-то фрукт), и мы видим официанта, который размышляет, не пора ли уже подавать кофе.
Ясно, что молодой человек пришел в ресторан не вместе с женщиной: он ничего себе не заказал, у него нет даже места.

Его поза говорит о том, что он, подойдя к обедающей в одиночестве даме, пытается, как говорится, ее «подцепить».
Дама – благопристойная женщина, сидит, чуть подавшись вперед, чтобы избежать прикосновения его левой руки, с совершенно прямой спиной.
Ее тело изображено в застывшей позе, руки вытянуты вперед – все напоминает в сущности о незыблемости сфинкса.
Поддастся ли она уговорам? Целая история в одной картине мастера.
Мане окружает героев такой свежестью летних красок, окунает в такой трепет солнечных бликов, что сцена выходит далеко за рамки повествования.

Неоспоримым доказательством тончайшего психологизма и мастерства Мане служат портреты его работы. Открытая враждебность общественного мнения почти исключала возможность заказных портретов. Их количество ограничивалось узким кругом ценителей Мане. Рассмотрим некоторые портреты Мане.

«ПОРТРЕТ МАЛЛАРМЕ». Поэт Малларме был верным другом художника.
Он каждый вечер просиживал в мастерской у Мане, после занятий в лицее, где он преподавал английский язык.
Кстати, Малларме стал известен и как переводчик Эдгара По на французский язык. Картина написана в мастерской Эд.Мане на улице Санкт-Петербург вскоре после того, как поэт написал о Мане две большие восторженные статьи, в том числе «Мане и импрессионисты» на английском языке для Англии.
Портрет дышит рафинированной одухотворенностью. Живопись бережно вторит сложнейшей эмоционально-психологической структуре образа и словно пронизывает все вокруг токами поэтических образов.

«ПОРТРЕТ ЭМИЛЯ ЗОЛЯ».Писатель и критик, Эмиль Золя был пылким защитником творчества Мане, разглядев в его работах визуальную параллель натурализму своих собственных произведений.
И этот портрет явился как бы ответом художника.
Мане не ищет в образе писателя внутренней сложности.
В ясно читаемом на темном фоне профиле художник, под-черкивает решительность, целеустремленность, ограничиваясь констатацией этих черт.
Значительную часть образной нагрузки принимают на себя окружающие писателя предметы.
Статья Золя нарочито выделяется на картине среди других бумаг на столе, а ее название как бы заменяет подпись художника.
Детали на заднем плане дополняют картину, показывая этапы творчества Золя и самого Мане: гравюра Утамаро и ширма – символы увлечения японским искусством, а репродукция с картины Веласкеса свидетельствует о его любви к испанской живописи.
И ко всему этому Мане добавляет черно-белую копию своей «ОЛИМПИИ». Наиболее яркий по цвету натюрморт на столе – белая фарфоровая чернильница, книги в разноцветных переплетах. Эти всплески цветов, к которым надо добавить розово-синюю узорчатую обивку кресла, окружают написанную в сдержанной гамме фигуру Золя.
Характер изображаемых предметов и цветовой строй полотна вводят зрителя в мир писателя, говорят о его художественном вкусе.