Алон. Книга 2 часть 2

Гл 2. Путешествие на землю

«Ведь в самом деле, ну, если вправду найдут когда-нибудь формулу всех наших хотений и капризов, то есть от чего они зависят, по каким именно законам происходят, как именно распространяются, куда стремятся в таком-то и в таком-то случае и проч., и проч., то есть настоящую математическую формулу, — так ведь тогда человек тотчас же, пожалуй, и перестанет хотеть, да еще, пожалуй, и наверно перестанет. Ну что за охота хотеть по табличке? Мало того: тотчас же обратится он из человека в органный штифтик или вроде того; потому, что же такое человек без желаний, без воли и без хотений, как не штифтик в органном вале?»

Записки из подполья. Ф.М.Достоевский


- «Добрый день, коллеги! Могу ли я отвлечь вас на минутку?»
Знакомый, немного хрипловатый женский голос, заставил обоих друзей вздрогнуть и обернутся. Увидев председателя большого совета в кремовом брючном костюме с вызывающе красной косынкой на шее и в такой же яркой кепке с длинным козырьком, мужчины вскочили, приветствуя Ликни и её двоих спутников.
- «Извините, что помешала вашему разговор, свидетелями которого мы с коллегами невольно оказались в последние несколько минут. Мы, конечно, не стали бы прислушиваться, но вы говорили так громко и... так интересно, что мы рискнули вас не прерывать. К тому же предложение, которое мы сегодня хотели бы с вами обсудить, относится к той же большой теме культурного кризиса и к нашему общему проекту, о которых по сути вы сами говорили.
 Дело в том, - начала после небольшой паузы Ликни, усевшись на скамью и поглаживая кепку, которая лежала теперь у неё на коленях, - что в нашем Совете возникли некие разногласия по поводу стратегии проекта. На их сути я не буду сейчас останавливаться, тем более, что речь шла фактически о том же, о чем рассуждали вы сами перед нашим появлением. Отсутствие же полного согласия в таком серьёзном деле, исключает по нашим правилам возможность приступить к практическим шагам.  В итоге было высказано предложение, которое мне показалось вполне разумным и даже единственно правильным на этом этапе. Речь идет об экспедиции на Землю группы экспертов, перечень задач которой и окончательный состав нам хотелось бы в ближайшее время определить, если вы в принципе не против».
Целесообразность решения была очевидной, и Иван с Андреем, не сговариваясь, дружно выразили своё одобрение стратегии, которая позволяла получить бесценную в сложившейся ситуации информацию.
 Обозначая основные области, требующие внимания экспертов, Ликни начала с семьи, как основной общественной ячейки, особенно отметив её современную культурно-формирующую функцию, роль каждого родителя, а также формы и возможности организации жизни больших родственных сообществ, начиная с трехпоколенной семьи.
 Далее речь пошла об образовательном пространстве всех уровней, образовательных сообществах и институтах, начиная с яслей и заканчивая пространством встречи маленьких со старыми.
 Одну за другой Ликни обозначала позиции, четко формулируя экспертные задачи, пока не перешла к идеологии.
- «На эту тему, друзья, я не стану ничего говорить, потому, что определить идеалы и ценности живых сообществ вы должны сами и по-своему. И ещё, параллельно с вашей, безусловно основной, командой, на Землю в разные места отправятся специалисты ками, которые сделают то же, но независимо от вас и опираясь на собственный жизненный опыт
 Это всё по содержанию работы, и я хотела бы теперь узнать ваши мнения и предложения».
Ликни энергично откинулась на спинку скамьи в ожидании ответа. Иван обменялся понимающими взглядами с Андреем и выразив полное согласие с перечнем задач, предложил сразу перейти к составу группы.
- «Думаю вы понимаете, что мы рассчитываем на ваше непосредственное участие в этой работе, - продолжила Ликни, -  и вопрос состоит лишь в том, будете ли вы вместе, или разделите команду, возглавив группы. Россия все-таки очень велика! Второе, на мой взгляд, предпочтительней. И не только из-за размеров страны. Неизбежное различие оценок, даже только в деталях, может оказаться весьма важным. Вот, пожалуй, и все. Если вы согласны с нашим предложением и готовы отправиться в экспедицию на пять-шесть месяцев, готовьтесь и формируйте команду. По опыту могу сказать, что каждая группа, для максимальной эффективности работы, должна быть разнополой и включать три-четыре человека разных профессий. Это не значит, что каждый должен работать сам, наоборот, группа должна быть единым организмом, объединенным общей целью. Но чем больше будет в ней внутреннего многообразия, тем богаче окажется букет оценок, а значит и полнее результат.
 Через неделю или дней через десять давайте снова соберемся, ещё раз всё обговорим и начнем специальную подготовку участников по программе, которую мы уже многократно использовали».
 
 Домой Иван с Андреем возвращались молча. Обрушившаяся на них перспектива, при всей логичности решения Совета, была все же неожиданной. Дома побывать, конечно, очень хотелось, но как провести экспертные исследования такой глубины и такого масштаба, было пока не ясно. Не понятно было и то, как объяснять своё отсутствие, исчезновение Града и массу других вещей, о которых их будут спрашивать близкие, знакомые и все, кто знает или узнает, кто они такие. А может правильней появиться инкогнито, и там, где ни нас ни про нас люди не знают? А кого брать с собой? -  Эти и другие вопросы беспокоили как Ивана, так и Андрея и дойдя до своего жилища, они практически не сговариваясь о вечернем мероприятии, согласовали лишь время банного совещания.
- «Ждем вас с Женей к семи вечера, - сказал Иван, пожимая руку Андрею, - и Ванечку не забудь к нам отправить, как появится. Я все время дома и тёзка твой юный, думаю, тоже уже прибежал и гитару терзает».
- «А ты не забудь про наш разговор. Свою идею до меня ты так и не донёс. Что там тебя пугало?  Ну, пока! Вечером договорим». 
 Андрей махнул рукой и свернул в свой палисадник.
 Банное собрание как обычно принесло немало ясности в обсуждавшиеся накануне вопросы и целый букет новых. Так, впрочем, случалось почти всегда, но в этот раз Иван укладывался спать с чувством неудовлетворенности. Мысли о пространстве необходимости, об отрицательном времени и о содержании общественного идеала современного западного мира, - не только не обрели ясности, но стали, кажется, ещё более туманным. К тому же он так и не договорил с сыном о музыке. И сейчас, попытавшись переключиться на эту приятную и вчера ещё прозрачную тему, вдруг понял, что и здесь вязнет. Это была усталость, причем в сочетании с необъяснимым раздражением. Было уже совсем поздно и сон в конце концов заполнил сознание, успокоив мысли и погасив чувства.

                * * *

 Квартира на улице Бауманской, в старом кирпичном трехэтажном доме с высоким цоколем была небольшой и уютной. Периодически здесь появлялись квартиранты, но за толстыми кирпичными стенами всегда было тихо. Ни громкая музыка, ни скандалы не беспокоили соседей. Ходили слухи, что хозяин квартиры, - крупный интеллигентный мужчина, - живет теперь где-то на Севере или на Дальнем востоке, и что он должен скоро вернуться на высокую должность в правительстве. Кто и почему обнародовал такую версию неизвестно, но когда Плешин столкнулся на лестнице с Раей, добродушной и веселой толстушкой, жившей этажом выше, та, не теряя времени, обрушила на него кучу вопросов, главным из которых был о новой работе.
- «Ну что вы, милая моя, я с отчетом приехал, на несколько дней. Вот сдадим, осмотримся чуток и назад, в тайгу, - весело сообщил соседке Юрий Иванович, - а как внуки, растут?»
В прежние времена, во время частых наездов в Москву, Юрий Иванович по нескольку дней, а иногда и неделями жил в квартире на Бауманской и хорошо помнил двух подвижных и веселых Раиных внуков.
- «Да куда уж! Разлетелись мальчишки. Маратик то правнучкой нас наградил».
Глаза Раи сверкнули гордостью, а рот уже приоткрылся, чтобы обрушить на вновь обретенного слушателя подробный и сладкий рассказ о маленьком счастье, когда предусмотрительный сосед с тревогой глянул на часы и охнув заспешил вниз по лестнице, на ходу извиняясь и прощаясь с растерянной прабабушкой.
 Иван, тем временем, поглядывал на информационное табло с мелькающими цифрами секунд, и временами оглядывался, чтобы не пропустить в шумной привокзальной толпе высокую фигуру Юрия Ивановича. До отхода поезда, который должен был доставить их в Ярославль, оставалось еще минут сорок, но Иван почему-то немного волновался.
Уже целая неделя прошла с того момента, как их маленькая группа попрощалась с Андреем и его спутниками, улетевшими в Санкт-Петербург. Всё шло по плану и теперь, когда некоторая растерянность перед новым и необычным делом осталась позади, время, наполненное мелкими приключениями и постоянными новостями, потекло быстро и легко. И всё же иногда, как сейчас, волна неясного и, кажется, беспричинного беспокойства накатывалась, отвлекая от основных мыслей, а то и заставляя оглядываться.
 Юрий Иванович появился строго в назначенное время и первым делом рассыпался в извинениях перед Верой Павловной, психологом и основным специалистом в их группе по проблемам современного образования.
- «Виноват, Верочка! Настоящий мужчина не должен допускать, чтобы дама его ждала. Простите великодушно!»
 Говоря это Леший изящно склонился к руке стройной, среднего роста и такого же возраста женщины, с умным взглядом слегка раскосых карих глаз, выглядывающих из под пышной темно-русой челки. Зимний спортивный наряд Веры Павловны, не слишком скрывавший достоинства её фигурки, удачно завершала вязанная белая шапочка  с маленьким козырьком и большими клапанами, прикрывавшими уши.
 Мартовский день в Москве был ещё вполне зимним, хотя снега вокруг практически не было видно. Только на газонах кое-где лежали невысокие плотные сугробы, да слабый ветер, шутя, то и дело бросал в лицо несколько снежинок, прикосновение которых было скорее приятным.
 Прозвучало объявление о прибытии их поезда и народ потянулся к перрону. Мимо шли люди с рюкзаками, сумками и целыми тележками вещей. Народ в это утреннее предпраздничное время был в основном сосредоточенным и неулыбчивым. Исключения составляли редкие стайки молодежи, весёлой и шумной, как и положено при выезде на отдых.
 Внимание Ивана привлекла высокая черная фигура священника в рясе и с мягкой скуфьей на голове. Мужчина широко и уверенно шагал, рассекая беспорядочно суетящуюся толпу и обращая на себя взгляды прохожих гордой посадкой головы и каким-то по особому открытым взглядом. Казалось, что хозяин больших черных глаз стремился не терять из виду сразу всю вселенную. У Ивана даже мелькнула мысль о том, что священник едва ли видит то, что у него под ногами и что он, в своем космическом устремлении, постоянно рискует споткнуться о какую-нибудь случайную и совершенно никчемную мелочь.
- «Ну что, коллеги, вперед! Нас ждет древний русский город с потрясающей историей, замечательной архитектурой и, я уверен, славным будущим» - провозгласил Юрий Иванович и решительно зашагал к перрону, размахивая солидным чемоданом. Подхватив свой рюкзак и взяв за ручку дорожную сумку Веры Павловны, Иван двинулся следом. Спутница не отставала и несколько минут спустя команда обнаружила, что их попутчиком в красивом современном купе оказался тот самый священник.
 Иеромонах Феодот, как звали настоятеля небольшого монастырского подворья где-то на севере Архангельской губернии, оказался, вопреки первому впечатлению, человеком жизнерадостным и даже веселым. Вначале Ивану и его спутникам  показалось, что попутчик в рясе на самом деле человек глубоко светский и что его церковное облачение ничего не значит. Однако, очень скоро стало ясно, насколько серьёзно они заблуждались, приняв глубокие научные и философские познания выпускника Бауманки, а затем и Московской духовной академии, за проявление светскости. Ни о какой секулярности здесь не могло быть и речи.
 Когда до прибытия в Ярославль оставалось не более получаса, впечатлённый не просто образованностью Отца Феодота, но потрясающим владением текстами как античных, так и Возрожденческих философов и ученых, Иван, как впрочем и его спутники, уже пожалел о том, что путь на скоростном поезде оказался таким коротким.
 Перед самым прощанием отец Феодот сообщил, что все три дня в Ярославле он намерен провести на территории Свято-Преображенского монастыря, который давно планировал посетить, и что будет благодарить господа, если ему случится вновь встретиться со столь интересными попутчиками, чтобы продолжить едва начатую беседу. Оставив визитку подворья, он ещё раз поблагодарил всех и быстро удалился.

 Разместившись в гостинице, где накануне были забронированы номера, друзья наскоро перекусили в маленьком кафе на своем этаже и направились знакомиться с городом.
 Под впечатлением беседы со священником, очарованные величественной красотой древних храмовых построек, Иван и его коллеги весь день бродили в пространстве, насыщенном религиозным духом и православными ценностями, вглядываясь в лица прихожан и многочисленных туристов. И только когда ещё короткий мартовский день укрылся сумеречным вечерним покрывалом, а на улицах засияли многочисленные огни, усталые путешественники вышли из очередного храма и, оставив позади каменные монастырские ворота, двинулись по улице в поисках ресторана или кафе, где можно было утолить изрядный голод и немного отдохнуть. Подходящее место, уютное и не слишком шумное, нашлось не сразу, но в итоге небольшое заведение в цоколе какой-то весьма старой но прочной постройки с кирпичными сводами, наградило их усилия богатой национальной кухней и прекрасным обслуживанием. Особенно порадовала Веру Павловну пожилая опрятная официантка с приятным мягким голосом и удивительным местным говором, когда в ответ на вопрос, не может ли она сразу принести минералки, та произнесла не вполне понятное «Дак да». А затем, реагируя на восторженный возглас Ивана по поводу холодного Боржоми, она, немного смущаясь, выдала еще более колоритное «Да вы че хоть говорите такое!».
 Улыбчивая ярославская речь, с постоянно мелькающими добавками «-то» была совсем не похожа на обыденную московскую, особенно в исполнении праздной столичной молодежи, зачастую узнаваемой теперь по дурно произносимым англиканизмам, неграмотным числительным и мату.
 К концу ужина, оказавшегося весьма разнообразным и вкусным, гости познакомились не только с двумя разговорчивыми официантками, но и с хозяином заведения, бывшим одновременно шеф-поваром и знатоком местной монастырской кухни. Все они были коренными ярославцами, любившими и знавшими свой город.
- «Мне кажется, что нам удивительно повезло сегодня, - произнес Юрий Иванович, остановившись перед входом в гостиницу и оглядываясь по сторонам, словно пытаясь запомнить на прощанье окрестный вид, - мы познакомились с мудрым священником и с очаровательными местными жителями. У меня к концу дня даже возникло ощущение сказки, в которую мы ненароком попали».
- «Ничего, - отреагировал шутливо Иван, - вот зайдем завтра в какой-нибудь торгово-развлекательный центр, и я уверен, все сразу пройдет. Не приведи господь, конечно!»
- «Тогда спать! - не стал спорить Юрий Иванович и решительно распахнул перед Верой Павловной парадную дверь гостиницы, - Надеюсь и сны у нас сегодня тоже будут сказочными».

 Феодота нельзя было не узнать, несмотря на обычные монашеские одежды, мелькавшие здесь повсеместно. Его выдавала особая стать, различимая издалека и уже знакомая нашим путешественникам. Монах медленно шел мимо Церкви Ярославских чудотворцев и дальше вдоль Преображенского собора, вглядываясь в неровную поверхность стен, дышащих древностью. Когда Иван со своими спутниками подошли совсем близко, он вдруг негромко заговорил:
- «Вот я и вопрошаю себя, какие же руки содеяли сие? - и, обернувшись, радостно и приветливо улыбнулся, - А вот и вы! Ждал. Чувствовал, что придете нынче. Доброго вам всем здравия! А прекрасную даму ещё и с праздником! Каковы же планы ваши в этом славном месте? Может посетим старейший на ярославской земле храм божий? Обычно в это время года он закрыт для посещений, так что это редкая возможность, дарованная нам сегодня».
 Спасо-Преображенский собор, встретил новых посетителей возвышенным смирением могучих столпов, несущих изображения русских князей и образы преподобных. Из под купола на вошедших устремились взгляды Вседержителя и праотцов. Мощное напряжение православной духовности, царившее в безмолвном храмовом пространстве, дополнялось и усиливалось образами евангелистов, украшавших паруса.
- «К сожалению, от первоначальной церкви двенадцатого века практически ничего не сохранилось, кроме фундамента, ставшего основанием для существующей постройки, возведенной уже в шестнадцатом, - прозвучал в гулкой тишине практически пустого храма голос Феодота, - но и она подверглась многократным строительным воздействиям, более или менее серьёзным. К счастью, трехглавая форма с прекрасными апсидами сохранилась в основном такой же, как лицезрели её наши далёкие предки».
 Монах умолк и команда разбрелась, рассматривали фрески и иконы, восхищаясь художественными достоинствами и пытаясь почувствовать и постичь создаваемое ими мощное смысло-чувственное воздействие. Когда, напитавшись древней духовностью и проникнувшись в очередной раз величием ценностей, воплощенных в архитектурных и художественных формах, все неспеша вышли из храма и ещё некоторое время хранили молчание.
 Первым снова заговорил Феодот.
- «Всякий раз, посетив новый храм божий, особенно такой прекрасный и такой древний, как этот, я вспоминаю размышления отца Павла о дольнем и горнем мире. Потрясающе интересно осмысливать и осознавать саму границу между ними, вдохновляясь образами иконостаса».
 Рассуждая о храме и о взглядах отца Павла Флоренского, компания не спеша двигалась к «Святым воротам» шестнадцатого века, служивших парадным входом на территорию монастыря со стороны реки Которосль. Выйдя на улицу и полюбовавшись открывшимся видом, все, не сговариваясь, свернули направо и, продолжая беседовать, двинулись вдоль суровой монастырской ограды в сторону западных ворот. Некоторое время разговор ещё шёл о сохранившихся старинных фресках и иконах, о сложности их чтения современными людьми. Затем Иван перешёл на сегодняшнюю жизнь российской церкви и среди прочих задал отцу Феодоту вопрос о том, как на его взгляд можно описать нынче рядового архангельского прихожанина. Тот не сразу начал излагать свой взгляд на предмет, который его явно немало беспокоил. Нахмурившись и пробормотав что-то про себя, он тяжело, как показалось Ивану, вздохнул, и только после этого заговорил.
- «Проблема россиян, как я мыслю, и верующих и прочих, в греховности самого нынешнего устройства жизни. Деньги! Везде деньги! Подобно кислоте изъязвляют они тело общества нашего. Сребролюбие и похоть... с младых ногтей!»
 Феодот неожиданно умолк и некоторое время шагал, глядя прямо перед собой куда-то далеко вперед, в бесконечность, где взгляд его, казалось, различал что-то истинное и вечное, то, к чему следовало стремиться, отторгая любые искушения. Картина со священником, влекомым открытым лишь ему далеким образом, и ведомыми им попутчиками запечатлелась в памяти Ивана и впоследствии не раз всплывала в его сознании, напоминая о незаконченном диалоге.
 Разговор о современной пастве, важный для команды Ивана в связи с их основными задачами, действительно прервался, но вовсе не из-за Феодота. Приближаясь к западным воротам они оказались перед большой группой туристов, покидающих монастырь и живо обменивающихся впечатлениями. Услышав знакомый небрежно властный голос и мгновенно узнав его вальяжного, переполненного как обычно отнюдь не человеческим достоинством хозяина, Иван крепко взял за запястье Юрия Ивановича вынуждая того приостановиться.
- «Буцаев-Бульдо собственной персоной, - тихо проговорил он, - вон он в окружении дам столичного вида. Давай ка их лучше пропустим».
 Компания министерского бюрократа, разразилась в этот момент громким, ничем не стесненным и полным пренебрежения к окружающим хохотом. Женщины, перебивая друг друга, что-ты выкрикивали, вызывая все новые всплески бурного веселья и ловя одобрительные взгляды, выглядевшего довольным и сытым начальника.
 Дождавшись, пока дамы со своим предводителем скрылись из виду, а их смех наконец стих, Иван повернулся к отцу Феодоту, намереваясь продолжить беседу, но в этот момент у монастырских ворот появилась ещё одна фигура в монашеском облачении и с небольшой черной кожаной сумкой на плече. Разглядев вышедшего, отец Феодот издал вдруг радостный возглас и устремился к монаху, который с не меньшим энтузиазмом буквально бросился ему навстречу. Мужчины явно с трудом сдерживали обуревавшие их радостные чувства, поскольку, как оказалось, неожиданное и долгожданное свидание господь уготовил здесь родным братьям, не видевшимся много лет.
 Кратко попрощавшись со своим проводником, наши путешественники отправились бродить по городу, временами настороженно оглядываясь и опасаясь теперь неожиданных и нежелательных встреч. Эпизод с Буцаевым-Бульдо, запомнившимся Юрию Ивановичу и Ивану по его визиту в посёлок во главе министерской комиссии и по тому громкому фиаско, которым её работа завершилась, напомнил им об особом положении, в котором они теперь находились.
 В течении нескольких последующих дней, оглядываясь и стараясь не увлекаться, команда Ивана посетила основные городские публичные места, а также несколько образовательных и иных особо интересных для их целей учреждений. Каждый вечер, вернувшись в гостиницу, они обменивались впечатлениями, фиксируя наиболее интересные и важные сведения и делая предварительные выводы. Когда программа работы в городе и его окрестностях была исчерпана, пришло время сформулировать задачи следующего этапа и  уточнить дальнейший маршрут.
 Население Ярославля заметно отличалось от столичного, но это был крупный культурный и промышленный центр, расположенный недалеко от Москвы и потому испытывавший её сильное влияние. И оно росло, прежде всего, благодаря молодежи, активно впитывающей ценности потребительского мира в столичном варианте и в блестящих идеологических упаковках. Москва манила красивой жизнью, свободой и богатством.
- «А мне кажется, - осторожно возражал Вере Павловне Иван, - что прежде чем двигаться на восток или на юг, нам следует забраться ещё севернее и попытаться понять, почувствовать мысли и настроения людей, традиционно живущих почти в экстремальных с нашей точки зрения условиях. Именно там, мне кажется, влияние экономической идеологии наименее значительно. И важно понять, какова там роль сегодня традиционных ценностей и форм жизни».
 Аргументы в пользу севера были всем понятны и, печально вздохнув по поводу утраченной перспективы перебраться побыстрее куда-нибудь на юг, Вера Павловна приняла предложения Ивана.
- «Думаю, стоит начать с Архангельска, - предложил он, - а на обратном пути заехать в Пинежский район, затем ещё в Красноборск».
 На том и порешили. Поездка оказалась довольно утомительной, но прошла без приключений и ненужных встреч. А неделю спустя, уставшие от дороги и холодов и заметно угнетенные увиденным, друзья уже ехали на скоростном комфортабельном и главное теплом поезде в Казань.
- «А как вам всё же понравилось подворье монастырское в Карпогорах? - спросила Вера Павловна, ни к кому конкретно не адресуясь и не отворачиваясь от окна, за которым стремительно скользил, уносясь назад, по зимнему холодный лесной пейзаж. Небольшие придорожные поселения выглядели неухоженно и в основном безжизненно. Разглядеть кого-нибудь из жителей на фоне хмурых серых построек не удавалось, то ли потому, что здесь никто не уже не жил, то ли из за большой скорости поезда, пролетающего мимо этих угасающих очагов человеческого существования, в стремлении туда где тепло, и где можно будет не думать о тех, кто остался в мелькающем перед глазами прошлом. - Вам не показалось, что именно подворье стало настоящим центром общественной жизни этого районного центра и что это вполне закономерно?»
 Вера Павловна сделала паузу, пытаясь лучше разглядеть поселок городского типа, оскалившийся облезлыми девятиэтажками, торчащими как редкие зубы то ли из серого асфальта, то ли из грязи. Начинался дождь и видимость становилась всё хуже.
- «Раньше людей в основном кормил лес да его обитатели, а с приходом современных машин и механизмов, основная масса архангельских лесозаготовителей оказалась ненужной. - Вера Павловна обернулась к коллегам и уже более энергично продолжила, - Вся жизнь людей резко поменялась, потеряв прежние смыслы. Кто не спился и не погиб тогда ещё, в девяностые, думали в основном о том, как отправить детей учиться в Питер или другое достойное место, дав им хоть какую-то надежду вырваться из этих мест в будущем. А государство не очень-то беспокоило бедное в массе своей население с невысоким уровнем образования, не понятно как выживающее. Прибылью от распродажи земли и накопленного за годы предыдущей власти имущества здесь не пахло, а потому территории дичали потихоньку, а то и просто тихо умирали.  Сельские школы пустели и закрывались, поскольку учителям нечем было платить, а оставшихся немногочисленных школьников нечем кормить. Выход находили, как в той сельской Красноборской школе. Помните? - Двое способных и готовых к действию мужиков, отстреливали крупного зверя и заготавливали на зиму мясо в виде тушенки, приготовленной в русских печах и залитой жиром. Но чтобы обеспечить этой вкусной и калорийной пищей школу, следовало немало потрудиться. К тому же, если собрать белые грибы, растущие здесь в изобилии, или знаменитую морошку мог любой местный житель, то добыть лося или медведя способен далеко не каждый, даже имеющий карабин, охотничий билет и деньги на лицензию.
 И в это время, когда образ будущего нашего могучего государства, живший ещё недавно в сознании местного жителя, рассыпался вдребезги вместе с привычной системой ценностей, на опустевшем идеологическом небосклоне воцарил образ господа с системой православных ценностей. Священники, оказавшиеся в этих, не слишком благодатных местах, народ в основном молодой. Иеромонахи, с которыми нам довелось познакомиться, это хорошо образованные, крепкие и энергичные люди. Они пользуются большим уважением и, я бы сказала, популярностью у местного населения, особенно у женщин. И что самое интересное и не совсем мне понятное, люди они действительно глубоко верующие и обладающие, несмотря на дипломы светских вузов, глубокими знаниями в области философии и христианского богословия. Может быть я и спешу несколько с обобщениями по поводу церкви, но возникшее на берегу Пинеги новое монастырское подворье не только претендует, но реально становится главным объединяющим ядром поселения. И это в двадцать первом веке!»
- «Ну, знаете, Верочка, - загудел Юрий Иванович, - дело совсем не в номере века, а в том, что душа человека сегодня мало кого интересует, кроме церкви. Наши власти, как известно, долгое время были заняты переделом материального имущества, да ещё прав на всякую, в том числе интеллектуальную собственность. Духовная же сфера, плохо поддающаяся монетизации, по сей день не востребована, так сказать, ни нашим государством, ни его новыми финансовыми лидерами. Это вполне логично, учитывая собственный духовный потенциал большинства из них, но и печально, как вы сами понимаете. И не потому даже, что вместо современной общественной идеологии, основанной на гуманистических ценностях, народу предлагают идеологию средневековую. Люди имеют право выбирать. Беда в том, что противостоит духу православия откровенная духовная нищета, расползающаяся зараза всеобщей продажности, искушающая и совращающая молодежь с человеческого пути, пусть даже пролегающего через догматы и архаические установки православия.
 А что касается подворья и религии вообще, то меня не устраивает не столько идея бога, о которой я вообще не готов серьёзно рассуждать, сколько роль раба божьего! Женя Барышева, я помню, как-то хорошо про это сказала на семинаре, беспокоясь о собственном ребенке».
 Слушая рассуждения коллег, Иван периодически кивал головой, не отрывая взгляда от раскрывающегося за окном простора. Как же не хватало им этой бесконечности там, под куполом Града! Вот чем по-настоящему нужно дышать, чтобы сохранить в себе настоящую силу своей земли, своей культуры. Затем мелькание мыслей вперемешку с картинами за окном стало утомлять Ивана, и он, кажется, задремал, прислонившись к теплому стеклу.

                *    *    *

 Красивая и гостеприимная Казань встретила гостей прекрасным вечерним освещением и совсем не провинциальным комфортом. Современных форм гостиница с уютными холлами, симпатичными кафе и символом респектабельности, в качестве которого выступал пожилой седовласый швейцар, располагала к отдыху и после краткого ужина с обсуждением планов на завтра, друзья разошлись по номерам. Возможность хорошо выспаться оказалась самым желанным вариантом ближайшего будущего, и было решено, что сигнал на выход завтра подаст Вера Павловна, после того, как сама  полностью отдохнет и приведет себя в соответствие с местными условиями, как она сама определила свою женскую задачу.
 Приняв ванну и набросив на себя халат, Иван ещё несколько минут изучал номер, отдавая должное всем, кто приложил усилия и вложил душу в этот шедевр архитектурного и прочего гостеприимства. Каждая мелочь вокруг свидетельствовала не просто об ответственности исполнителей, но об уважении к человеку, которого здесь ждали.
 Сон пришел быстро и открыв глаза, спустя положенные шесть часов, Иван испытал приятный прилив сил. Зарядка и контрастный душ ещё добавили бодрости и желания действовать.
 Многонациональный и преимущественно мусульманский Татарстан последнее время активно развивался, и это, судя по всему касалось не только Казани, но и всей республики. Иван поймал даже себя на мысли, что он невольно надеется на то, что челюсти рынка ещё не перемололи культурные традиции и всю особость татар.
В тишине номера прозвучал мелодичный звук уведомления о том, что кто-то желает войти. Иван распахнул дверь и опустив взгляд пониже, смог разглядеть гостью совсем маленького роста в гостиничной униформе. Она, казалось, выглядывала из-за большого подноса с завтраком, который уверенно держала перед собой.
- «Доброе утро! - поприветствовала Ивана девушка звонким голосом, - А это ваш завтрак. Позвольте, я его поставлю на стол».
Сообразив, что не даёт девушке пройти, Иван резко подался в сторону.
- «Доброе утро! - ответил он, переводя взгляд с изящной черноволосой головки на аппетитную композицию с кофейником, быстро образовавшуюся на  столике у окна, - Как вас звать-величать, и как с вами связаться, если мне захочется ещё кофе или чаю?»
-  «Меня зовут Алма, - глянув с укором, девушка поправила на форменной фисташковой жилетке бейджик с именем, который Иван сразу не заметил, - а связаться с нашей службой вы можете в любой момент, нажав на крайнюю справа кнопку пульта. Связь у нас очень хорошая».
 Пожелав Ивану приятного аппетита и хорошего дня и мило, по-детски улыбнувшись, девушка быстро вышла из номера.    
- «А вот и первая татарская красавица, - подумал он, присаживаясь к столику с завтраком и наливая себе ароматный кофе, - наверняка острая на язык и уверенная в себе и в то же время сдержанная и корректная. И очень похожа на какую-то актрису. И речь чистая... и кофе хороший принесла!».
 С удовольствием поев и выпив две чашки кофе, Иван вышел на балкон и несколько минут нежился под лучами солнца, уже по-весеннему теплыми, но ещё не способными пересилить холод сырого мартовского утра. Почувствовав, что  замерзает, он с сожалением оторвал взгляд от прекрасного вида большого современного города, излучавшего, как ему показалось, благополучие и достоинство. Вернувшись в номер, Иван не спеша переоделся, затем, усевшись в кресло, включил телевизор, и сквозь мусор агрессивной и зачастую пошлой рекламы пробился к центральному новостному каналу.

 Вера Павловна, отдохнувшая и довольная, выглядела в этот ещё ранний час просто превосходно, что по очереди засвидетельствовали оба её восхищенных спутника. Когда троица вышла из гостиницы было уже около десяти утра. Легкий свежий ветерок осторожно сдувал с улицы невидимые глазу пылинки, а совершенно чистое синее небо прекрасно завершало городской пейзаж, отчетливо обозначив архитектурный профиль, в котором живописно смешались разные времена и архитектурные стили. На улице было людно, хотя рабочий день начался и основной поток пешеходов и машин, казалось, должен был уже иссякнуть. Оглядываясь по сторонам и с интересом вглядываясь в лица прохожих, друзья неспеша двигались к центру города. Юрий Иванович, как всегда энергичный и даже напористый, шагал чуть впереди, вглядываясь в афиши и читая объявления.
- «Смотрите! - привлек он внимание коллег к яркому изображению робота в окружении молодежи на афише за большим витринным стеклом какого-то здания. - Сегодня в детском центре «Экият» на Петербургской улице, - громко прочитал он, - начинается смотр-конкурс студенческих работ в области информационных технологий и робототехники. Может наведаемся? Посмотрим да послушаем, чем юные таланты озабочены».
- «А что, хорошая мысль, - поддержала Юрия Ивановича Вера Павловна, - действительно интересно послушать и посмотреть, как мыслят сегодняшние компьютерные гении. Ведь это им по мнению государственных и общественных лидеров принадлежит будущее планеты».
 Иван бегло просмотрел афишу и, обращаясь к Вере Павловне, высказал соображение, которое ещё утром пришло ему в голову.
- «Конечно, посетить это модное мероприятие нужно. Но хотелось бы познакомиться также с ребятами из других сфер деятельности. Ведь есть же в Казани философы и художники, психологи, филологи, историки, дизайнеры. Есть молодые педагоги, и не все же они по устройству сознания экономисты, юристы и менеджеры! Нужны те, кого Достоевский наверное назвал бы «люди с капризами».
 Вера Павловна с интересом посмотрела на Ивана, будто ожидая продолжения, объясняющего эту неожиданную ссылку. Иван, по своему истолковавший взгляд спутницы, добавил.
- «Ну, устал я от всего этого буйства цифровизации, от этого шабаша, на котором роботы уже побеждают своих лишенных культурного зрения строителей, этих арифмейкеров, полагающих себя венцом развития, но не способных при этом понять, что в основе жизни человеческой лежит не таблица умножения, не «дважды два четыре». Господи! Как же легко отмахнуться от «хотений и капризов» Федора Михайловича, особенно если соответствующая потребность так и не возникла».
- «Это вы, насколько я помню, «Записки из подполья» цитируете. Честно признаюсь, мне не всё в них понятно и хотелось бы получше разобраться и с позицией коллежского асессора, и с вашим критическим отношением к молодым компьютерщикам. Не то чтобы я совсем не понимала о чем идет речь. В своё время, особенно благодаря книге Льва Шестова, я многие мысли Достоевского о природе человека очень даже приняла. Я тогда даже бросилась «Братьев Карамазовых» перечитывать.., - Вера Павловна сделала паузу, будто предавшись в этот момент приятным воспоминаниям, - но отпуск неожиданно закончился и текучка вновь поглотила. А теперь, похоже, пришло время разобраться. Поможете, коллеги? Это ведь в русле наших основных интересов».
 Юрий Иванович, хорошо знавший о любви Ивана к Достоевскому и неплохо знакомый с содержанием его взглядов, живо отреагировал на слова Веры Павловны.
- «А что, давайте сегодня пораньше вернемся в гостиницу и устроим обсуждение проблемы «арифмейкеров», как их называет Иван. Здесь же, естественно, и про Фёдора Михайловича поговорим».
 Глядя на своего старого друга, Иван думал о том, что Леший всегда умел руководить делом, а не людьми. С коллегами он выстраивал человеческие отношения и работал, стремясь не отставать и не прячась за дверью своего кабинета. - «Интересно, - вдруг пришла в голову забавная мысль, - как бы он действовал, оказавшись, например, в роли премьер министра? Ведь не стал бы Леший ограничиваться распределением финансовых ресурсов, полагая, что любые проблемы в стране решаются с помощью денег и силы. Он бы постеснялся даже упоминать о финансах, когда речь идет о проблемах общественного развития, а наверняка, говорил бы по-существу, демонстрируя не власть, а мудрость, соответствующую занимаемому положению. Наверное, если бы в обсуждении эффективности работы, например, какого-нибудь университета, некий чиновник привел в качестве серьёзного аргумента данные о прибыльности учреждения, как сегодня в случайно увиденном телеинтервью, Леший бы его просто уволил ввиду интеллектуального и нравственного бессилия».
 - «Я готов, - охотно согласился с предложением Иван, - давайте вечером устроим семинар и попробуем добраться до сути вопроса. Только учтите, что я всё же не специалист по Достоевскому. А вот своё отношение к арифмейкерам поясню с удовольствием».
 Мероприятие, о котором так нелестно отозвался утром Иван, вопреки ожиданиям, даже ему показалось весьма интересным, хотя и утомительным из-за постоянного шума, создаваемого разнообразными механизмами и огромной толпой, живо, а порой и восторженно реагирующих на чудеса молодежного творчества. Роботы и действующие устройства самого разного вида то забавляли, то удивляли остроумием их умелых не по годам создателей.
 Пресытившись зрелищем и рассуждениями совсем ещё молодых, а порой и юных авторов электронно-механических монстров, Вера Павловна первой попросилась на волю. Возражений не было и вскоре все трое с облегчением вдыхали прохладный городской воздух, неспеша двигаясь в сторону исторического центра Казани.
- «Да нет же, - без особого азарта говорил Иван, - я вовсе не настаиваю на том, что все эти увлечённые и даже восторженные ребята уже превратились в примитивных «арифмейкеров» с узким научно-практическим мировоззрением, высокими амбициями и несоизмеримо низким уровнем культурного развития. -  Многие из них получили, надеюсь, хороший заряд человечности в семье и сохраняют способность сопротивляться мертвому схематизму научного мышления. К тому же, сама по себе конструкторская деятельность это прекрасный и весьма полезный вид занятий для ребят. Это, я бы сказал, новые игры для нового поколения, и они вполне полезны для школьника или студента, пока комбинирование и прочие упражнения с опорой на научные догмы не превращаются в способ их отношения к другим людям, в способ жизни. Я бы, кстати, обязательным условием участия в смотре-конкурсе сделал совершенную с эстетической точки зрения, «говорящую» внешнюю форму любого устройства. Ребята изначально должны понимать, что любое их создание становится  обращением к людям, к обществу, которому они принадлежат. А обнаженную механическую функцию я бы рассматривал не более, чем фиксацию промежуточного этапа работы».
- «А вот это очень интересная мысль. - Юрий Иванович даже приостановился, - Надо бы закинуть эту идею педагогам. Думаю, они поймут её значение и важность. Только вот сумеют ли, готовы ли сами научить соединять несоединимое... Эх, жаль, что нет сейчас с нами Андрея! Его это тема, архитектурная».
- «Точно, - согласился Иван, - Андрей бы сейчас целую лекцию закатил про формирование жизненного пространства и про то, какой ерундой занимается дизайнеры, не осознающие огромной роли формы и облика окружающих артефактов в развитии сознания людей».
 Обсуждение выставки и обозначившихся проблем продолжалось на протяжении всей прогулки, превратившись по существу в семинар, намеченный на вечер. Постепенно, от особенностей научного мышления и роли науки в картине мира перешли к проблеме формирования мировоззрения.
 Когда возбужденные серьёзным и непростым разговором члены экспедиции с облегчением расселись за столиком гостиничного кафе, устроившись в мягких и удобных креслах в стиле, напоминающем ампир, Вера Павловна объявила, что у неё пока нет больше вопросов по позиции как коллежского асессора, так и уважаемого коллеги Ивана. Взгляд его на науку и научное мышление ей теперь более или менее понятен. Меньше ясности с природой «капризов и мечтаний» Достоевского, но это можно пока отложить. А вот о современном мировоззрении, формирование которого, кажется, больше всего беспокоит уважаемых коллег, она бы с удовольствием ещё поговорила.
 На столе появились закуски и напитки, которые заставили на некоторое время прервать беседу. Когда же и с горячим было покончено, худенький официант с печальным лицом принес разнообразные восточные сладости, красиво разместил их на столе и бросив прощальный взгляд на лакомство, удалился. Замечательный внешний вид и вкус десерта вызвали восторженную реакцию гостей, оттянув ещё не надолго продолжение разговора.
- «Вопрос о мировоззрении взрослеющего человека, - снова заговорил Иван, проглотив последний кусочек пахлавы, - совершенно не отделим от вопроса о человеческом мире, представление о котором становится содержанием его сознания. Но для начала, вспомним, например, волка или другого лесного зверя, ограниченная среда обитания которого проще и понятнее. Играя, волчонок, а потом и взрослый зверь осваивает местность, в которой родился и где ему предстоит жить, выстраивая и постоянно дополняя её образ как жизненно необходимое содержание своего внутреннего мира. Именно это позволяет ему эффективно действовать по логике своей среды, легко ориентироваться в любой естественной ситуации. Процессы, происходящие в живом и благополучном лесу, заданы природой и соответствуют её законам. Хотя, конечно, сама она их не писала».
 Произнеся последнюю фразу, Иван в размышлении потер лоб, затем, посмотрев несколько отрешенно на Веру Павловну, он добавил. - «Да, законы, .. даже законы природы устанавливает, а потом и опровергает сам человек. Но это снова про науку и про асессора. Извините, невольно отвлёкся.
 А что же человек? Он, как живое существо, порожденное той же великой Природой, тоже играет, формируя содержание своей психики. Однако, между игрой животного и игрой человека есть огромное отличие, которое, как ни странно, нередко игнорируется учеными. Родившийся человеческий детёныш, оставшись один в любых, даже самых благоприятных, природных условиях просто... погибает. Да-да! Природа со своими замечательными законами оборачивается для младенца смертью. Лишь в редких случаях, заместив случайно детеныша животного, он может выжить, став таким же зверем.  Я не знаю, думал ли над такой картиной Федор Михайлович, но не мог его сейчас не вспомнить.
 Конечно, современное дитя человеческое обычно выживает, даже у самых нерадивых родителей. Более того, практически каждый ребенок совершает гигантский шаг, переступая черту между животным существованием и разумной человеческой жизнью, границу между натурой и культурой. Но делает он это лишь вместе со взрослым, другим человеком, который не только протягивает ему руку из будущего, но служит спасительным витальным органом и важнейшим жизненным ориентиром! Можно сказать с полным основанием, что если для выживания организма нужна пища, то для пробуждения сознания нужна человеческая любовь! И чем она сильнее, тем лучше!
Но что же психика? Что именно играющий человеческий детеныш может и должен воссоздавать в своем внутреннем мире в отличие от волчонка? Разве деревья и цветы, реки и озера, небо и земля под ногами не являются неотъемлемым содержанием нашего замечательного мира? - Конечно, являются. Как наша плоть, как собственные наши руки и ноги, как всё, чем нас наградила природа. Но не эта плоть, даже если она замечательно здорова и сильна, делает нас людьми. Только среди людей малыш становится человеком и только постольку, поскольку другой человек, прежде всего мама, становится первым важнейшим элементом его сознания, первым кирпичиком и, одновременно, начальным образом мироздания, которое ему предстоит строить всю жизнь».
 Закончив фразу, Иван налил в чашку крепкий терпкий чай и с удовольствием вдохнул аромат. К сладостям он относился если и не безразлично, то без особого энтузиазма. А вот чай любил почти так же как кофе. Сделав несколько осторожных глотков и слегка кивнув одобрительно головой какой-то своей мысли, он продолжил рассуждения, заговорив решительно, будто вступив в спор с невидимым оппонентом.
- «Вы можете спросить, а что же зверь, разве он не воспринимает мать, как необходимую часть своего мира, и в чем вообще отличие его психики от психики человека?
 Признаюсь, это один из самых трудных для меня вопросов. Точнее, сложна именно его психофизиологическая сторона. Вера Павловна может наверное со мной не согласиться, поэтому я заранее приношу извинения за своё невежество в специальных вопросах зоопсихологии и буду благодарен за любую профессиональную критику.
Говоря о психике, мы всегда имеем в виду так называемый внутренний мир животного или человека, вместилищем которого считается мозг. Научные рассуждения об этом органе, о его структуре и функционировании мне в какой-то мере знакомы, но мало понятны и, откровенно говоря, не очень интересны.
 Более важной здесь представляется вот какая мысль. Каждое животное, способно размножаться, воспроизводить себя как физиологически, так и психически. И поскольку, как уже было сказано, оно неотделимо от своей среды обитания как часть от целого, то не удивительно, что его видоспецифическая среда, содержится в нём самом! Утроба матери — идеальный вариант внешней среды, где всякий раз повторяется история отношения части и целого, волка и леса. Внутри взрослой особи происходит заданное природой её физиологическое воспроизводство в виде нового организма. Но волк это не только сильные челюсти и быстрые ноги. Прежде всего это особый способ жизни хищника, реализуемый в виде сложного ситуативного поведения. Поэтому, кроме клыкастого организма с присущими ему природными инстинктами, необходимо воспроизводить саму способность действовать адекватно среде обитания. А для этого животное, как уже было сказано, должно присвоить её себе, воспроизведя в виде содержания своего внутреннего мира.
 Таким образом, и человек и волк и множество других животных выстраивают свой внутренний мир, активно осваивая мир внешний, органической частью которого они тем самым становятся. И в этом они схожи. Различие же у животных связано с их принадлежностью к разным средам. А это может быть не только лес или степь, но и вода, и воздух и земля. От того, где именно обитает животное, зависит не просто содержание внутреннего мира, но и исходное устройство его психики, а значит и его способность этот внутренний мир выстроить. Поместите быстроногого обитателя саванны в джунгли, дельфина на берег, а волчонка на дно водоема и во всех случаях итог будет одинаково печальным. Ни физиологически, на психически животные не способны адаптироваться к чуждым условиям, а значит и не жизнеспособны в неподходящей им среде. Можно с уверенностью сказать, что психика животного готова к воспроизводству лишь той среды, которая соответствует его виду и неотъемлемой частью которой оно является.
 Есть, правда, одно исключение, - это домашние животные, живущие с человеком. Это особая история, требующая отдельного разговора, но отнюдь не противоречащая основной позиции.
 А что же психика человека? Нас ведь тоже сотворила природа. Мы позвоночные млекопитающие, мы хищники. А какая же среда обитания предназначена природой людям? Какую среду можно назвать «хомоспецифической» и какими параметрами ограничена наша естественная психическая возможность выстраивать свой внутренний мир?
 Я прошу вас максимально критически отнестись к моему ответу на этот вопрос. Это принципиально важное для меня положение, на которое опирается большинство дальнейших рассуждений, связанных с человеком. А других, впрочем, у меня и нет вовсе...
 Так вот, я утверждаю, что психика человека, как его способность воспроизводить окружающий мир, вообще изначально не ограничена земными условиями. Это не особая, универсальная матрица, а её полное отсутствие, своего рода «заданная незаданность» или «дырка в программе». Природа подарила человеку уникальную способность выйти за рамки любой природной среды. Я бы даже сказал, что она обрекла его на такой выход. Но освободив от прямой зависимости, психически привязывающей остальных животных к условиям обитания, она тем самым лишила человека и готовой среды и самого природного способа жизни. Это была своеобразная плата за свободу, за способность воссоздать в себе мыслимую бесконечность».
Иван замолчал, давая слушателем возможность осмыслить сказанное, и после небольшой паузы продолжил.
- «Понятно, поэтому, что первый в жизни шаг человека, это шаг в бесконечную Вселенную, совершаемый в пробуждающемся сознании. Ещё раз хочу подчеркнуть, что пробуждение сознания человека не зависит от действия какой-либо природной закономерности. Его нельзя спровоцировать ни заклинанием, ни лекарственным препаратом. Воспроизведя полноценный человеческий организм, наделенный массой замечательных качеств, включая материнский инстинкт, природа предоставила дальнейшее разуму и человеческому чувству других людей.
 А наше тело, наша собственная слабая и недолговечная плоть? Думаю, как только мы, вслед за народом ками, доберемся до внутренней формы нашего организма и постигнем её, мы сумеем со временем привести тело в соответствие с нашим внутренним миром, а значит и новой, бесконечно расширяющейся средой обитания, включающей не только нашу планету».
 Иван снова умолк, увлечённый какой-то новой мыслью. Остальные тоже молча размышляли.
- «Значит, человеческий организм часть земной природы, а человек мыслящий - часть разумной вселенной, которую он охватил своим сознанием, - заговорил, наконец, Юрий Иванович, - и ты считаешь, что ками уже адаптировали свои организмы к космосу, следуя по этому пути? Зачем же им тогда наша философия и психология, наши наивные во многих отношениях взгляды, которые они так упорно изучают?»
Иван выслушал вопрос и с удивлением посмотрел на старого друга.
- «Тебе ли, Юра, не знать, что тело, как в буквальном, так и в переносном смысле, никогда не было самоценным ориентиром развития народа ками. А потому и достижения в этой области они рассматривают как сопутствующие, хоть и весьма полезные. Вектор их развития давно направлен на человека, как носителя разума — высшего достижения осознающей себя вселенной. Для них принципиально важно развитие каждого члена их общества как уникального творца, способного опираться на будущее и на прошлое, на желаемое и необходимое. Ну и, конечно, здорового и сильного, способного жить столько, сколько нужно для самореализации. Любой опыт в деле творческого развития всегда уникален и ценен. В том числе и наш богатый опыт, который изучают ками.
 Знание  же, причем любое, в том числе и о совершившемся творческом акте, становится материалом для формирующейся картины мира. Но именно материалом! Потому, что сознание это не склад, не хранилище знаний, как бы тщательно они не были там рассортированы и как бы глубоко не были изучены всяческие научно определенные закономерности. - Иван перевёл взгляд на Веру Павловну, которая внимательно слушала его, сдвинув брови и слегка наморщив лоб, - Если знание это мрамор, то сформированное сознание это прекрасная скульптура. Важнейшим условием  формирования сознания через создание собственной неповторимой картины мироздания является наличие других людей, с их открытыми друг другу и всегда особыми представлениями об окружающей действительности.  Тот же, кто думает, что полноценное представление о мире может быть построено только на основе знания научных закономерностей и постулатов, тот ошибается! Это будет не более, чем научная, односторонняя картина мира; такая же нежизнеспособная, как и лишенный человеческой любви и содействия младенец... Хотя и здесь нужно сделать одну оговорку. Существо с научной картиной мира в качестве содержания его сознания, а может правильнее сказать психики, может вполне сойти за робота. Правда, с весьма посредственными характеристиками.
 Если бы здесь сейчас был Андрей Барышев, он наверное сравнил бы формирующуюся в сознании модель мироздания, например, со строящимся храмом и отметил, что если это творение воспроизвести на сухом языке науки, от него останутся лишь камни да цифры. А творческая страсть зодчего, не говоря уже о чувствах прихожан и величии этого архитектурного символа, значимого для тысяч людей, окажутся далеко за скобками строгого научного описания».
 Иван поднял чашку с чаем и обнаружив, что тот совершенно остыл, взял в руки холодный чайник и оглянулся в поисках сутулой фигуры в фирменной куртке. Печальный официант, заметив, что странные клиенты за столиком начали оживать, быстро подошёл к Ивану, решительно отнял у него чайник, и запомнив новый заказ, удалился не более чем на пять-шесть минут. Когда они истекли, на столе уже стояли новые приборы, затем, почти без перерыва, появились фрукты и мороженное. Официант оценивающе оглядел стол и, видимо удовлетворившись увиденным, быстро принес и расставил бокалы с коньяком, завершим тем самым композицию. Затем, отойдя на несколько шагов, он ещё раз обернулся, будто стараясь запомнить дорогую его сердцу картину, и окончательно удалился, сутулясь и не поднимая головы. 
- «Правильно ли я поняла, Иван, - заговорила Вера Павловна, сделав маленький глоток и поставив на стол бокал с ароматным янтарным напитком, - что для построения полноценной картины мира главное - это способность мыслить и чувствовать, вернее сочувствовать и сопереживать другим людям; не просто оперировать имеющимися  знаниями по логике редукционизма или холизма, но соединять любое подобное действие с воображением; не просто рыться в состоявшемся, но видеть любой факт, любое явление через призму будущего, через идеал?».
 Выражение глаз психологини стало спокойным. Она говорила ровно и уверенно, как о вещах очевидных и не допускающих сомнений. Вопрос её требовал не столько ответа, сколько продолжения,  развития мысли.
- «Совершенно верно, сознание человека, особенно человека культурного, широко развёрнуто как в пространстве, охватывая всю бесконечную вселенную, так и во времени, простираясь одновременно и в познаваемое прошлое, и в воображаемое будущее.
 Да... будущее — неясный в своих очертаниях, но желанный образ, побуждающий искать путь к нему; прошлое же — манящая тайна, скрывающая очередной великий постулат, опираясь на который можно совершить прорыв в это самое будущее, сделав его реальным. Именно две эти взаимопорождающие, противоположные устремленности в единстве своём и составляют, я считаю, онтологическое начало и самый мощный движитель творческого развития».
 Иван снова замолчал и вынув откуда-то свою любимую пенковую трубку стал старательно чистить её специальными блестящими инструментами, собранными на небольшом колечке.
- «Интересное у нас получается путешествие, - заговорил Юрий Иванович, до сих пор внимательно слушавший коллег, - не столько вглубь страны, сколько вглубь смысла нашего общего дела. Мне начинает казаться, что главные события, с которыми требуется разобраться по программе нашей экспедиции происходят сегодня не в сфере российской политики или высшего образования, а в наших головах, которые окунулись в поток реальной жизни и, нахлебавшись всего подряд, пытаются очиститься и навести порядок в мыслях...».
 - «А что, Юра, мысль-то вполне себе хороша! Я бы даже сказал, отличная мысль! Может действительно затея Совета в том и состояла, чтобы серьёзно встряхнуть нас, заставив в новых условиях поработать как следует головой?»
- «Если это правда, то ход действительно выглядит неплохо, - отреагировала Вера Павловна, - и результат соответствующий уже есть, я это по себе чувствую. Вот ещё Юрий Иванович порадует нас своими откровениями и будет просто здорово».
- «Это точно! - поддержал с улыбкой Иван, и уже серьёзно добавил - Никто, конечно, не лукавил, определяя цели и задачи нашей поездки, а вот расчет на нашу мобилизацию в условиях экспедиции, я думаю, действительно был. И вот ещё что. Могу признаться, что моё отношение к сложившейся ситуации в России за эти несколько дней всё же изменилось. И не потому, что я нашел ошибку в прежних рассуждениях и оценках. Думаю, все мы недооценили силу, точнее мощь человеческого начала, человеческой культуры, которая сохраняется в поколениях, несмотря на любые причуды истории».
 Сложив руки на груди, Иван откинулся на спинку стула и будто погрузился в воспоминания, однако скоро взгляд его снова оживился и он заговорил, осторожно подбирая слова.
- «Я теперь часто вспоминаю облик старушки, которую высмотрел на завалинке одного ветхого деревянного дома неподалеку от подворья в Карпогорах. Я у неё тогда ещё спрашивал про паломников, много ли их нынче. Поразительно чистое, с лёгким, я бы даже сказал детским румянцем лицо человека, прожившего более девяти десятков лет, поразило меня какой-то удивительной, свободно изливающейся изнутри чистотой. Глаза... не помню какого они цвета. Да это и не важно. Главное, что в них была спокойная и совершенно несокрушимая... доверчивость. Какая-то откровенная распахнутость души, обнаженность, от которой даже становилось неловко.  Я подумал тогда, вернее понял, что этого человека невозможно ни обидеть, ни оскорбить. Он все равно будет тебе благодарен и эти глаза будут, даже умирая, смотреть на тебя с любовью. Нет..., - махнул раздраженно рукой Иван, - я не так всё сказал. Ещё нужно думать... Бесспорно то, что глазами этой, видимо малограмотной, бабушки на меня тогда глянула истинная человеческая культура, которую нельзя ни победить, ни уничтожить. Великая сила её в обезоруживающей любви к другому человеку, к тебе...
Не знаю, как иначе описать и тем более объяснить этот феномен, но чем дальше, тем больше я осознаю важность этой встречи для себя и, уверен, для нашего дела».
Было уже за полночь, когда возбужденные важным разговором и изрядно утомленные исследователи разошлись по своим комнатам.

 Сигнал вызова прозвучал неожиданно и заставил Ивана вздрогнуть. Сон мгновенно улетучился, но пальцы плохо слушались из-за охватившего его чувства тревоги. Включив наконец экстренную связь на браслете и усилив звук, Иван услышал радостный голос сына:
- «Пап! Дядя Алон принес браслет, по которому можно говорить с тобой одну минутку! Как ты там? Мы с мамой сильно соскучились! А с музыкой я сам разобрался, честное слово! И ещё мы вчера с бабушкой говорили!».
- «Молодец, сынок! Я и не сомневался, что ты сам всё сумеешь понять. А как там мама, она слышит нас?»
- «Конечно слышу, Ваня» - негромко прозвучал голос Марины, и Иван почувствовал, что она с трудом сдерживает слезы. За все годы совместной жизни они впервые расстались так надолго. Что-то тяжелое сдавило ему грудь, мешая говорить.
- «Марина! Я люблю тебя, милая! - проговорил Иван тихим, ставшим хрипловатым голосом, - Ты меня слышишь?»
Но связи уже не было. В комнату вернулась тишина, которая теперь казалась мертвой и холодной.  Правда, спустя секунду браслет вдруг снова ожил и бодрым голосом Алона сообщил, что это, вообще-то, не по правилом, а лишь в порядке исключения сыну позволили услышать голос отца. Браслет снова, похоже теперь окончательно умолк. 
 Иван подошел к окну и приоткрыл створку, позволив холодному воздуху хлынуть в помещение. Несколько минут он наслаждался ночной свежестью, затем, почувствовав, что начинает замерзать, прикрыл окно, оставив небольшую щель. Звук ночного города по-прежнему достигал его слуха, теперь уже успокаивая. Сон, однако, совсем пропал и Иван, погрузившись в размышления, ещё долго сидел у окна, пока азан, срывавшийся с минарета мечети, не подсказал, что уже около трех часов ночи.
В программе следующего дня было посещение государственного университета и красавицы мечети Кул-Шариф. Встречи со студентами и несколькими педагогами  были интересны, но не добавили ничего нового к уже сложившимся представлениям о печальной ситуации в области образования. Осмотрев знаменитую мечеть, немного побродили в её окрестностях, наблюдая за посетителями храма и прислушиваясь к разговорам молодежи. Было ясно, что среди верующих мусульман здесь много молодых людей, обучающихся либо уже получивших религиозное образование. Увиденное подтверждало явную и вполне понятную тенденцию в сфере духовного воспитания.
Во второй половине дня, прогуливаясь неподалеку от гостиницы, обсудили ситуацию и решили на день сократить время пребывания в столице Татарстана. Юрий Иванович уверял коллег, что нужно двигаться на восток, видимо тайно надеясь добраться если не до академического поселка с родным Центром, то хотя бы до Челябинска, где остались многочисленные друзья и дальние родственники.
 На этот раз наземному транспорту предпочли самолет, который ещё до обеда доставил их в Уфу. А ещё два дня спустя, немного поколебавшись, решили все же посетить Челябинск.

 Забрав багаж и выйдя в зал ожидания нового аэровокзала наши путешественники направились к уютному островку-кафе, где удобно расположились в ожидании официанта. Открыв какой-то яркий справочник, купленный только-что, Иван собрался обзванивать гостиницы. Вера Павловна уткнулась в меню, с неожиданно большим выбором не только напитков, но и горячих блюд, которые готовились, видимо, где-то по соседству. И только Юрий Иванович озабоченно оглядывался по сторонам, то ли ища кого-то взглядом, то ли наоборот опасаясь какой-то встречи.
- «Ты что, Юра, как на иголках? Помоги ка лучше мне гостиницу выбрать удобную».
- «Да, что-то неспокойно на душе, такое ощущение, будто кто-то на меня смотрит... А гостиница моя любимая называется «Старый город». Она на улице Цвиллинга, недалеко от академического театра драмы, и музей искусств поблизости. Если свободные места есть, можно ничего больше не искать, а ехать прямо туда».
Иван уже набирал номер, когда Юрий Иванович снова стал оглядываться, пока вдруг, ссутулившись и вжавшись в стол и кресло всем своим большим телом, не уткнулся во внезапно заинтересовавшее его меню. С удивлением посмотрев на Лешего, Иван окинул взглядом просторный зал и рядом с прозрачной капсулой справочной увидел и мгновенно узнал Аллигатора. Тот уверенно двигался в их сторону, зловеще, как показалось Ивану, улыбаясь.
- «Всё, Леший, сбрасывай маскировку. Прочитали тебя, да и меня заодно. Вот он Аллигатор, как живой. Иван поднялся и сделал несколько шагов навстречу Олегу Гатову, ускорившему шаг и широко раскрывшему свои объятья. Встреча была теплой и в конце концов, тощий профессор археологии, изрядно поседевший и ещё больше, кажется, высохший за последние годы, подхватив багаж Веры Павловны, повел команду на стоянку, где все с комфортом разместились в большом Ленд Крузере.
- «Эх! Жаль, мальчишки уже в самолете. Вот бы обрадовались встрече! Особенно Равиль! - воскликнул Олег, усаживаясь за руль, -  Ну что, поехали! До «Старого города» отсюда километров двадцать. Быстро доберемся. Поселитесь, оставите багаж и все едем ко мне. Жилище у меня холостяцкое, но места за столом вполне достаточно».
- «Что значит холостяцкое? - Тихо спросил Юрий Иванович, - а Валюха как же?»
В голосе его явно присутствовала нехорошая нотка. Красавица Валя была близкой подругой его жены, а в далеком прошлом весёлой и звонкоголосой любимицей всего факультета, где они учились вместе с Машей. Некоторое время Олег молчал, словно собираясь с мыслями.
- «Ну, да. Вы не знаете... Нет ее, Юра. Нет больше Вали. Погибла она в том же году, когда вы под купол ушли. Без меня все случилось, во время экспедиции. В дом забрались грабители, а Валя, которая тоже была в отъезде, вернулась раньше чем планировала и застала их в квартире. Ткнули ножом, гады. - Олег некоторое время молчал, играя желваками.- Умерла в больнице. Не смогли спасти. А гадов так и не нашли».
 Почти всю оставшуюся дорогу молчали и только когда подъехали к гостинице, Олег предложил встретиться через час здесь же, чтобы ехать к нему в гости. Впрочем, ехать было не обязательно, поскольку дом, в котором жил Гатов, располагался всего в нескольких минутах ходьбы от «Старого города».

 Квартира профессора находилась на пятом этаже новой шестнадцатиэтажной постройки. Трехкомнатное жилище было просторным и светлым. Свободной и на редкость выразительной оказалась уже прихожая, интерьер которой в серых тонах с серебром выглядел парадно и строго. Красивые фотографии из археологических экспедиций в тонких белых и серых рамках, живые зарисовки находок и многое другое не позволяло усомниться в том, что это было жилище археолога.
- «Идеологию интерьера нашего дома ещё ваши Андрей с Женей разработали. Потом уже пришлось адаптировать её к новым условиям... Проходите сюда, пожалуйста».
Предложив гостям устраиваться в обставленной мягкой мебелью гостиной, Олег выкатил откуда-то сервировочный столик с напитками и фруктами и поручив его Плешину сам засуетился возле кухонного оборудования, пытаясь делать одновременно несколько дел. Вера Павловна пару минут спокойно наблюдала за действиями Олега, затем подошла к нему и решительно предложила помочь коллегам мужчинам, пока она немного позанимается кухней с его, конечно, позволения. Аллигатор немного смутился, но в итоге перекочевал в компанию друзей, успевших разлить в ожидании хозяина  принесенный с собой его любимый виски Коннемара. Дождавшись, когда Вера Павловна смогла оторваться от своего увлекательного занятия, все подняли бокалы в память Валентины.
 Стол накрывали всей командой, быстро заставив его разносолами. Обед получился разнообразным и вкусным, благодаря запасам хозяина двух огромных холодильников и искусству Веры, которая без сожаления рассталась, наконец, с отчеством в компании галантных и интересных мужчин.
 Олег был прекрасным рассказчиком и кроме увлекательной хроники археологических событий на Южном Урале, поведал гостям массу гипотез, догадок и предположений в сочетании с местными легендами и сказаниями. Отдельно рассказал об успехах молодых коллег, с которыми они когда-то попали в плен к бандитам. И только когда перешли к чаепитию, Олег пристально посмотрел в глаза Лешего, затем перевел взгляд на Ивана и после небольшой паузы отчетливо произнес
- «А теперь я вас слушаю. Ну-ка, давайте, рассказывайте!».

- «Вот, собственно, и вся история в основных чертах, включая смысл нашего появления здесь» - произнёс не менее часа спустя Иван, в очередной раз убедившись, что в чашке, стоявшей перед ним на кофейном столике, не осталось ни капли любимого напитка.
- «Сделать ещё кофе? Кто желает? Верочка, может ещё чаю? - предложил вставая Олег, но, убедившись, что все, включая Ивана, не желают больше никаких напитков, снова опустился в  кресло. - Да, история, мягко говоря, не обычная, и поверить в неё было бы не просто, если бы я не присутствовал при начале всех этих невероятных событий. Да и задача перед вами теперь не простая».
Некоторое время все молчали, глядя в окна на серое, быстро темнеющее мартовское небо. Короткий день заканчивался, превращаясь в хмурые и сырые сумерки. Тишину нарушало лишь звяканье тарелок, которые Вера укладывала в посудомоечную машину.
- «Так какое же место в этом деле вы мне отведете? Или уже списали старого друга ввиду его очевидной бесполезности?».
- «Ты, Аллигатор, глупостей не говори, - сердито загудел на него Юрий Иванович, - всё ведь сам понимаешь! А помощь мыслящего и подвижного человека, которому можно довериться на сто процентов, нам теперь очень даже кстати. Как, Иван?».
- «Думаю, это не обсуждается. И вопрос о заинтересованности Олега мне кажется ясен. А вот форма участия теперь, когда судьба уже второй раз подтолкнула его к этому делу, требует как уточнения, так, пардон, и согласования с нашими партнерами. Их мнение мы игнорировать не можем. Хотя, что-то подсказывает мне, что вопрос об Олеге решиться очень быстро. Здесь, прежде всего, нужно знать его собственное представление об участии в этом не только фантастическом, но и крайне серьёзном предприятии.
 Впрочем, у нас у всех ещё есть время и поговорить, и подумать».
- «Ну, что же, спасибо, друзья, за понимание. В вас, мужики, вернее, в нас я и не сомневался, но не всё, к сожалению, в этой жизни зависит только от нас, - вдруг широко улыбнувшись и глядя на Веру Павловну, вернувшуюся в коллектив, Аллигатор добавил с ноткой смущения, - вот женщины, они умеют делать нас счастливыми, даже не считаясь с нашими достоинствами».
 Поговорив ещё около часа об общих знакомых и о проблемах сегодняшней жизни в Челябинске, друзья поблагодарили радушного хозяина за гостеприимство и отправились в гостиницу.
 На улице вечернего города было светло и шумно. Двигался довольно плотный поток машин, прерываемый местами ручейками пешеходов, вытекающих на зебру из переполненных тротуаров.
- «Кажется, я знаю, почему так людно на улице, - заговорила Вера Павловна, оглядываясь по сторонам, - сегодня же Навруз, персидский Новый год! Я недавно где-то читала, что здесь этот весенний праздник широко отмечают, причем не только представители иранских и тюркских народов, но, практически, все население».
А настроение у людей действительно было праздничное, о чем свидетельствовал звучащий тут и там взрослый и детский смех. Откуда-то доносилась веселая музыка, и если специально прислушаться, можно было легко выделить несколько разных поющих коллективов. Когда уже подходили к гостинице, Иван несколько раз обернулся, следуя внезапно возникшему ощущению, что за ним наблюдают. Но выделить кого-то в многоликом и незнакомом окружении было невозможно.
 Полюбовавшись ещё немного за происходящим с высокого крыльца и прочувствовав добрую атмосферу праздника, друзья отправились отдыхать. Мужчины в этот раз разместились в двухместном номере и имели возможность поговорить перед сном, что оказалось весьма кстати, поскольку  Юрий Иванович был переполнен созревшими в последние дни новыми соображениями и не мог ими не поделиться. Речь шла о вопросах управления и власти, а также о стратегии проекта. Было интересно, и Иван долго внимательно слушал, прикрыв глаза, а когда собрался обрушить на Лешего кучу вопросов, обнаружил вдруг, что тот неожиданно провалился в сон. Делать было нечего, и Иван вскоре сам последовал его примеру.

 Стечение обстоятельств, подобное тому, которое свело исследователей с профессором Гатовым, рассматривалось в ходе подготовки экспедиции как допустимое и даже желательное. Дело было в том, что вынужденное перемещение Юрия Ивановича в Град лишило руководство проекта важной опорной точки в регионе. Кандидатура Гатова на эту роль подходила идеально, при условии, естественно, его готовности и согласия выполнять соответствующие функции.
- «Ради такого дела, и вместе с вами — всё, что угодно! - заявил на следующий день Олег, выслушав предложение Ивана, - Но при условии, что впредь вы не будете забывать в самый интересный момент про своего, надеюсь, пока не бывшего друга».
Несколько следующих дней, знакомились с жизнью города, собираясь по вечерам за столом  в уютной квартире археолога и продолжая обсуждать многочисленные вопросы связанные с проектом и с ролью его нового участника. И уже перед сном, оставшись вдвоем в своём номере, Иван с Юрием отмечали крепнущую взаимную симпатию между Олегом и Верой. Оба пытались скрыть свои чувства, но как часто случается в подобных случаях, пока они разбирались в себе у окружающих уже не осталось сомнений.
- «Их бы сейчас в световой стакан и всё бы стало ясно, и время бы не теряли, - размышлял вслух Плешин, - не ясно, правда, что потом, - ему в Град проситься или ей здесь оставаться. Ну и с организмами не полное соответствие. По возрасту они как раз друг другу подходят, но Верочка то уже прошла через клинику ками!»
- «Ну ты чего впереди паровоза бежишь? Неизвестно ещё ничего..., - ворчал Иван, -  Хотя, конечно, было бы вполне понятно. Оба одинокие и бездетные, оба нуждаются в паре. Ну, дай бог! Я буду очень рад. А как быть со всеми твоими вопросами, поглядим. Думаю, всё решаемо. Уйдёт с нами, а вместо него опять будем кого-нибудь искать».
 
 Последний день перед отъездом прошёл в серьёзных разговорах, связанных с посещениями различных мест и объектов Челябинска. Когда Олег рассказал о проблемах занятости в городе с многотысячной армией промышленных рабочих и о новой волне миграции, Иван попросил Плешина повторить свои соображения, высказанные ещё в первый их вечер в гостинице.
 Юрий Иванович с готовностью заговорил о том, что автоматизация производства не просто сокращает потребность в исполнителях и управляющих, а приводит к резкому снижению содержания человеческого труда в изделии. Там остается лишь не истощающаяся мысль человеческая, а вернее многие мысли, идеи, находки и даже открытия разных людей, которые не должны становиться товаром. На каком основании какой-то торговец, не создавший сам ничего, может торговать  достижением человечества, которое по сути принадлежит всем? А если так, спрашивал он, то что же станет завтра с рынком и вообще с экономикой в её современной агрессивной форме? Ведь лишившись одежд, скрывавших её природу, она обнажит истинную сущность, именуемую простым и жестоким словом власть. И может придет, наконец, время, когда экономика вернётся на своё естественное место в нашей жизни, в качестве служанки, помогающей оптимизировать использование ресурсов для реализации различных действительно нужных программ общественного развития.
Юрий Иванович говорил долго и эмоционально. Затем, сменив тему, стал рассуждать о том, что управление во всех сферах в стране превращается в реализацию властной функции денег; что эффективный управляющий либо сам уже капитал, либо служит капиталу, по возможности большому, государственному, не забывая о своем интересе. И в завершение, возбужденно жестикулируя, подвел жирную черту, заявив, что главным способом существования исполнительной власти стал настоящий «финансовый вампиризм».

 Олег, который практически не оставлял друзей, часто хмурился и порой надолго умолкал, прислушиваясь к аргументам, которые приводили мужчины и их боевая и очаровательная спутница. В конце концов, обращаясь сразу ко всей команде, он заявил о том, что считает их настроение по поводу ситуации в стране неоправданно пессимистичным. Он не сомневался, что население Москвы, Питера и ещё нескольких крупных городов действительно «активно деградирует в духовно-нравственном отношении». Действительно, в жизнь людей, в соотвествии с западной моделью, всё более нагло и беспардонно вторгаются банки, сжимая их в тисках кредитных обязательств и превращая в рабов финансовой системы. Как ученый и как руководитель он прекрасно видит, как направленно разрушаются научные и педагогические сообщества; как уничтожается сама система воспроизводства ученых и педагогов, включая научные школы, творческие коллективы, крепкие, порой знаменитые своими достижениями кафедры; как интеллектуально убогие чиновники вытаптывают ростки настоящего свободного творчества, размахивая западными индексами цитирования, тестами и прочими формальными мерками и критериям, доступными их примитивному сознанию.
 Однако, даже в Челябинске, далеко не самом маленьком городе России, всё не так плохо. Главное, что здесь растет понимание смысла происходящего, есть целые коллективы, не только готовые, но уже реально противостоящие разрушительной тенденции. Есть школы, добившиеся права работать по своим собственным программам. Здесь Олег стал с гордостью рассказывать о нескольких учебных заведениях, удивительным образом напомнивших Ивану образовательный комплекс в Граде. Всё прояснилось, когда Олег рассказал о ведущих педагогах, тесно сотрудничавших в свое время с Лабой и другими подразделениями их Центра. 
- «Я часто встречаюсь с коллегами из других городов и в экспедициях и на конференциях. Информацией обмениваемся как научной, так и обо всём, что происходит в нашем большом сообществе. И знаете, что я вам скажу, этим нуворишам и менеджерам от науки, никогда не удастся построить и подчинить нас. Скорее они вымрут, чем мы перестанем мыслить!»
 
 Экспедиция продолжалась. Чем дальше перемещалась команда Ивана на восток, чем дальше они удалялись от столицы, тем резче была грань, отличающая традиционное население от людей из новой жизни. Когда сроки очередного этапа путешествия подошли к концу, команда вернулась в Челябинск. Здесь, стоя на балконе гостиничного номера «Старого города», Иван запросил связь и вскоре услышал знакомый и полный как всегда оптимизма голос Алона.
- «Приветствую тебя! Надеюсь, ничего не стряслось? Рассказывай, у тебя три минуты».
 Кратко пояснив ситуацию с Олегом Гатовым и изложив соображения команды о его участии в проекте, Иван добавил, что у Олега с Верой сложились очень теплые отношения.
- «Понял тебя, племянник. Жди сообщения».
Связь на этом прервалась и Иван, опустив на браслет рукав тонкого свитера, направился к выходу из номера. Размышляя о скорой встрече со своими, он не обратил внимания на лёгкий шорох за его спиной.
Атака была тихой и профессиональной. Удушающий захват и ствол пистолета, жестко уткнувшийся в спину не оставляли сомнений в серьёзных намерениях незваного гостя, невесть откуда взявшегося в номере.
- «Не шуми и не вздумай сопротивляться. Сейчас выйдем из гостиницы и сядем в машину. Чуть что, стреляю» - зловеще добавил он, подталкивая Ивана к выходу.
Успевший взять себя в руки и окинуть взглядом незваного гостя, Иван, пытался найти хотя бы какое-нибудь правдоподобное объяснение происходящему. Ясно было, что это не грабитель. Но кто же тогда этот элегантно и дорого одетый громила, уверенный в себе и не скрывающий лица?
- «А как же шум выстрела, тут ведь охрана вокруг, камеры?» - спокойно поинтересовался Иван, открывая дверь номера.
- «А шума не будет, - злорадно прошипел, закрывая за собой дверь незваный гость, - будет сердечный приступ, а потом если не поумнеешь, то и конец тебе придет».
Иван, который уже перевел браслет в боевое положение, был готов в любую секунду отключить своего обидчика, но рискнул пока подчиниться, чтобы лучше оценить ситуацию. В коридоре в этот час никого не было, но в лифтовом холле стоял, внимательно изучая правила эвакуации в случае пожара, второй громила, в котором Иван без труда опознал напарника незваного гостя. Ситуация усложнялась и нужно было действовать.
 Направив порцию излучения из браслета на своего сопровождающего, Иван быстро нацелился в его напарника, одновременно отпрыгнув в сторону, чтобы держать обоих в поле зрения. Действие браслета было неожиданным для громил, но совсем не тем, на какое рассчитывал Иван. Вместо того, чтобы превратить их в безразличные и послушные существа, парализатор, видимо, вызвал у них сильные болевые ощущения, заставившие обоих согнуться, выпустив из рук оружие, лишь отдаленно напоминавшее пистолеты.
- «Ками!» - злобно прошипел первый и издав ещё серию каких-то звуков, стал тянуться к своему оружию, пытаясь преодолеть судороги, сотрясавшие его тело. Почти одновременно до слуха Ивана донесся голос Алона
- « Шестой уровень! Быстро! Это анки!»
 Иван автоматически перевел браслет на шестой уровень излучения и снова включил парализатор. Первый громила всхлипнул и утратив интерес к оружию, медленно выпрямился, замерев и уставившись на своего партнера. Тот тоже успокоился и теперь стоял, безвольно опустив длинные руки вдоль туловища.
- «Возвращайтесь к себе, анки! - громко прозвучал голос Алона и затем тихо, обращаясь к Ивану, - Быстро забери оружие. Найдёшь?»
- «Забрал, - ответил Иван, подняв с пола оба пистолета, - а что теперь?»
- «Теперь уходи. Быстро. Анки сейчас исчезнут, но спустя час-полтора могут снова начать вас искать, поэтому переберитесь в другое место и вызывайте меня. Нужно срочно возвращаться. И Олега своего постарайтесь быстро подготовить к перемещению, нельзя ему оставаться. В крайнем случае, вернется, когда опасность минует. Всё. Действуй быстро. Жду сигнала».
- «Подожди, Алон. А можно отправить Олега с Верой? Ну, ты понимаешь, о чем я?».
«Ну ты сводня! - хмыкнул Алон, - так, кажется, говорят? Хорошо, отправляй их вместе. Только быстрее!»
* * *

 Команда Андрея, проведя около двух недель в Питере, увлечённо знакомилась с жизнью городов и сельских поселений западной части России, постепенно перемещаясь на юг. Наступил май и на зелёных улицах Ростова-на-Дону гулял совсем уже по летнему теплый ветерок, шелестя свежей листвой. Залитый солнечным светом, город с утра выглядел по курортному беззаботно. Андрей, Платон и Кирилл с Настей в машине, взятой несколько дней назад напрокат, направлялись в пригород, туда, где активно велось строительство частного малоэтажного жилища. Люди тянулись к югу из северных регионов страны, привлеченные мягким и теплым климатом и возможностями большого современного города, обеспечивая архитекторов и строителей частными заказами. Андрея и Настю интересовала архитектура, Кирилл смотрел вокруг через призму экономики, а Платону было интересно всё. Особенно нравилось ему прислушиваться к разговорам в людных и шумных местах, таких как колоритный и богатый городской рынок, который они посетили накануне. Он мог часами бродить по городу, прислушиваясь и присматриваясь, иногда вступая в короткие разговоры с местными жителями, а иногда просто сидя на летней террасе с чашкой кофе или кружкой пива.
 Целью сегодняшней поездки была «Голубая Ривьера» - элитный коттеджный поселок, о котором они много слышали и читали в городе, и который решили посетить, чтобы убедиться в том, что он действительно необычный, вернее, необычно хорош по архитектуре. Поехать предложила Настя. Платон её поддержал, а супруг лишь пожал плечами, скорее в знак согласия чем в сомнении. В итоге Андрей, который уже не верил, что может увидеть что-то отличное от скопления жилых домиков, привязанных к транспортным и инженерным коммуникациям и более или менее внятно реагирующих на особенности ландшафта, всё же согласился на эту экскурсию. Опасения в целом оправдались. Несмотря на явное стремление проектировщиков создать особый комфорт для проживающих, кроме развитой пешеходной зоны с живописными дорожками и разбросанными тут и там многочисленными садовыми скамьями, не было ничего, что придавало бы застройке характер градостроительного целого. Кроме тёмно-коричневых скатных крыш из металлочерепицы и практически одинаковых по архитектуре объемов коттеджей,  никаких признаков настоящего архитектурного ансамбля, как и единого сообщества, населяющего посёлок, здесь не было. В поселке не видно было даже попытки выделить функциональное или композиционное ядро, опираясь на которое могла бы возникнуть полноценная структура жилого пространства.
- «Ну да, - бурчал себе под нос Андрей, - зачем им общественный центр, если нет общественного единства, если жители никакого сообщества не образуют, а объединяет их лишь уровень потребления, создающий иллюзию превосходства над другими. А все эти декоративные красивости, разбросанные по территории, ничего, кроме психофизиологии не учитывают и никакой мысли не выражают. А если дизайнер и вкладывал в творения какие-то идеи, то они никому не понятны, а значит и значение их закончилось на самом авторе».
 Крикнув друзьям, рассматривавшим декоративный пруд с беседкой, расположившийся недалеко от дороги, что он будет ждать их в машине, Андрей не спеша направился к стоянке. Когда до машины оставалось около пятидесяти метров, он увидел, как из-за их «Тойоты» вышел высокий мужчина в сером плаще и быстро направился к большой белой «Ауди», стоявшей неподалёку. Как только он уселся на пассажирское место впереди, машина сорвалась с места и быстро умчалась в сторону города. Дойдя до «Тойоты», стоявшей в отдалении от других автомобилей, Андрей вдруг понял, что незнакомец не проходил мимо их машины, а находился рядом, когда увидел и даже узнал его. И удалился он как-то очень уж поспешно.
- «Ого! - воскликнул Андрей, увидев, что водительская дверь была приоткрыта, - Это уже что-то новое!».
Бардачок тоже остался открыт, и бумаги, среди которых не было, впрочем, ничего ценного, лежали на сиденьи. Убедившись, что ничего не пропало, Андрей откинулся на спинку кресла, пытаясь привести в порядок мысли. Происшествие было неожиданным и пока необъяснимым. И в то же время, его не покидало ощущение, что какое-то событие назревало уже давно. По крайней мере все дни, пока они находятся в Ростове, его что-то беспокоило. Несколько раз возникало даже ощущение, что кто-то наблюдает за ними.
 Двери машины открылись. Продолжая живо обсуждать особенности поселка, Настя с Кириллом уселись на заднее сиденье, а Платон расположился рядом с Андреем. Обращаясь к шефу, Настя тут же пожаловалась на своих оппонентов, которые так и не поняли, что единственное достоинство этого элитного поселка в том, что дома в нем и он сам в целом, очень похожи на само элитное население и хозяев жилища по отдельности.
- «Или может тебе тоже понравились декоративные игрушки, которыми дизайнеры украсили эту большую и дорогую казарму. Не знаю, как точнее назвать эту человеческую ферму».
Андрей улыбнулся в ответ на Настину тираду, и глянув на спокойно слушавшего супругу Кирилла, объявил.
- «Обсуждение предлагаю временно прекратить в связи с чрезвычайной ситуацией».
Все уставились на Андрея, удивленные не столько сказанным, сколько серьёзным тоном, хорошо им знакомым за годы совместной работы. Кратко рассказав о случившемся, и описав машину, которую успел хорошо рассмотреть, Андрей предложил вернуться в город и в спокойной обстановке проанализировать все события последних дней, чтобы попробовать уловить какую-то связь с этим странным происшествием. Затем он собирался связаться с Алоном, что было предусмотрено для разных неординарных ситуаций.
 В гостинице наших экспертов ожидал ещё один сюрприз. Комнаты Андрея и Платона кто-то обыскивал, не стараясь особо прятать следы своего визита. Андрей уже собрался вызвать администратора гостиницы, чтобы предъявить претензию, но Платон его остановил.
- «Мне кажется, Андрей, что это всё одна и та же история, и она не для местной полиции. Да ты ведь и сам...» Договорить Платон не успел, поскольку громкий и резкий звук вызова заставил всех вздрогнуть. Андрей поднял руку с браслетом и в тот же момент зазвучал голос Алона.
- «Андрей! Ситуация неблагоприятная. Рядом люди, которые готовы причинить вам зло, поэтому все парализаторы на шестой уровень; быстро переезжайте в любое другое место, где вы можете остаться одни и где вас не знают, и сразу выходите на связь.  Будем вас срочно возвращать. В машину свою не садитесь.
Дешевая маленькая гостиница на окраине, куда привез их таксист, оказалась местом вполне подходящим для перемещения и спустя час горничная, собравшаяся перестелить постели, не обнаружила в двухместном номере ни людей, ни вещей. Пожав плечами, она выполнила намеченное и сменив воду в старом, почти прозрачном графине, удалилась, что бы уже никогда больше не вспомнить о странном происшествии с исчезновением жильцов. 

                * * *

- «Ну и как теперь быть с незаконченным исследованием? И кто такие эти чертовы анки? Никогда раньше мы о них не слышали. Или они тоже откуда-то прилетели?»
Обе группы участников экспедиции сидели в зале прибытия, как Андрей успел окрестить помещение с полупрозрачными стенами, сквозь которые нельзя было видеть, но можно было спокойно проходить в любом направлении, и беседовали с Алоном. На столиках стояли стаканы с зеленым холодным напитком, который так нравился ками. Олег, впервые переживший перемещение, сидел рядом с Верой Павловной, вернее со своей Верочкой, что было теперь очевидно для всех, и чего уже не пыталась скрыть даже сама счастливая возлюбленная. Иван, сложив на груди руки, прохаживался вдоль кресел, временами поднимая вопросительный взгляд на Алона. 
- «Да нет, Иван, ниоткуда они не прилетели. Вас преследовали наши общие соплеменники, которым мы сами в свое время необдуманно открыли доступ к некоторым своим технологиям и изделиям. А анки, - это мы их так назвали, - только об этом и мечтали. В результате они смогли существенно продлить своё существование, единственный смысл коего состоит теперь в том, чтобы вновь добраться до продуктов культуры ками, дверь в которую мы им в своё время закрыли. И они торопятся, поскольку омолаживающий эффект заканчивается, а чтобы продлить его у них не хватает ни наших препаратов, ни собственного творческого потенциала. Этих паразитов не много, всего несколько десятков, и у большинства из них довольно крепкие пока организмы. Ещё у них есть оружие и даже некоторые знания. Но всё это в совокупности не делает их сильными по-настоящему, к тому же мы имеем возможность наблюдать за ними. Они не опасны не только для нас. Для людей на земле они также существенной угрозы представить не могут.
 Информацию об анках, достаточную, чтобы держать их под контролем, мы уже подготовили и передадим через Сергея Строгова его коллегам. Ну и Иван теперь может поделиться боевым опытом, - добавил Алон и улыбнулся, глядя на племянника, стоявшего сейчас рядом с Андреем с озабоченным и даже тревожным видом. - Ты что такой невесёлый, а, племянник?»
- «Да нечему пока радоваться. - Негромко ответил Иван, продолжая хмуриться. -  Экспедиция почти сорвалась. Программы-то полностью никто не выполнил, а время уходит!»
- «Не думаю, что всё так плохо. - возразил Алон, - Две-три недели ничего бы принципиально не изменили. К тому же, мне кажется, вы вполне достаточно подышали дымом Отечества, в разных его уголках. А завтра и остальные команды вернутся отовсюду. Их мы тоже отозвали. Думаю и информации и мнений разных теперь будет вполне достаточно. Организуем ваш любимый семинар с общим участием и, я уверен, докопаемся до истины».
- «Тогда ещё один вопрос напоследок, сказал Иван, вставая, - Каким образом эти анки смогли нас выследить? И не они ли устроили в своё время атаку на Град?»
- «Да, Иван, всё это и кое что другое — работа анков. А всю печальную историю с ними в подробностях вы сможете узнать совсем скоро, как только мы её закончим.
 Ну, друзья, теперь по домам и не забывайте, что Олег ваш гость, вернее, наш гость. Так будем же, прежде всего, гостеприимны!»
 Попрощавшись и пригласив Олега в любое время связываться с ним и при первой же возможности посетить их поселение, Алон ушёл.
 Путешественники вместе с Олегом Гатовым, уже переодетым в серо-голубое с белым и с браслетом на руке переместились в энергоцентр, а оттуда, в окружении встретивших их родственников и друзей отправились в любимый клуб-ресторан. Только час или даже полтора спустя компания распалась на отдельные группы, а потом и вовсе растворилась в зеленых дворах жилых блоков Града.
 Олега, которому было сразу выделено жилище, и Веру, выглядевшую всё это время растерянной и в чем-то виноватой, Плешины решительно увели к себе.

 Подготовка отчетов о работе всех участников экспедиции на Землю потребовала гораздо больше времени, чем предполагал Иван. Оказалось, что параллельно работу вели несколько десятков групп исследователей ками, направленных в разные уголки планеты, и оставалось только удивляться, как им удалось адаптироваться к столь разным социокультурным условиям. Все команды  справились с поставленными задачами, и только у трех из них, работавших в Европе, также возникли небольшие проблемы с анками, к визиту которых, впрочем, они были  готовы. В итоге во всех случаях нападавшие просто лишились тех особых качеств организмов, которые у них ещё сохранялись. Вновь став уязвимыми, они больше не представляли никакой опасности.
 Первые отчеты групп исследователей, не содержавшие пока заключительной части с выводами, появились в открытом информационном пространстве примерно через две недели, сразу приковав к себе внимание обоих поселений. Дискуссии по поводу всевозможных социокультурных и иных проблем, не прекращались, казалось, ни на час. Андрей даже высказал опасения по поводу возможных сбоев в системах жизнеобеспечения Града, оставшихся без обычного присмотра персонала Энергоцентра и других специалистов. Однако Алон, не разделявший его опасений, доверительно сообщил, что если бы работа этих систем действительно зависела от наблюдающих за ней сегодня людей, вероятность аварий возросла бы в тысячи раз, и что, как минимум, в ближайшее тысячелетие ему не стоит беспокоиться.
- «Ты даже не представляешь, - добавил он с улыбкой, - как хорошо делают свою работу наши роботы, которые, к тому же, никогда не прекращают модернизацию сделанного. По крайней мере, пока не лишатся возможности питаться свежей информацией. Уже очень давно, система жизнеобеспечения каждого поселения подобна живому организму, который не только чувствует и оценивает собственное состояние, но и постоянно его совершенствует!»

 Пора было назначать сроки итогового открытого семинара, но Совет пока молчал. Многочисленные наблюдения и факты, содержавшиеся в отчетах, кажется, не добавили ничего принципиально нового к той картине, которая в последние годы рисовалась в беспокойном сознании Ивана. Однако накал и всё новые сюжеты непрекращающихся столкновений на открытых дискуссионных площадках обоих поселений усиливали необъяснимые сомнения и не позволяли успокоиться.
 Пятница началась как обычно. Уже к девяти часам Иван попрощался с Мариной и Андрюшей, убежавших по своим обычным делам, и остался один с непокидающими его в последнее время, беспокойными и почти болезненными мыслями. Воспроизводя в сознании множество раз продуманную и проговоренную стратегию создания виртуального места смысла в информационном пространстве Земли, он не мог избавиться от навязчивого ощущения искусственности дела всей его жизни и непреходящего чувства усталости, связанной с непрерывным напряжением последних дней.
- «Так и предохранители могут полететь, - невесело пошутил про себя Иван, - нужно бы отвлечься да отдохнуть немного». Механически он начал готовить кофе, пытаясь сосредоточиться на этом привычном занятии. Однако, о чём бы он ни начинал думать, очередной предмет размышлений, быстро тонул и бесследно растворялся в море заполняющего сознание предчувствия чего-то более важного; чего-то такого, что было здесь, рядом и только ожидало его внимания. Нет, уже требовало!
 Иван налил кофе в чашку и сделав глоток направился к креслу, но так и не дошел до своего кожаного друга, пораженный неожиданно явившимся ему образом. Нет, старушку из Архангельской губернии он вспоминал часто. Только на этот раз в сознании всплыли не сцены поразившей его тогда встречи, ни слова её тихие. Перед ним было только её лицо, вернее глаза, в лучах морщинок, ставшие теперь огромными... и в этом средоточии добра была такая глубина и такая мощь, что Иван невольно почувствовал себя маленьким и слабым, ему показалось, что он утрачивает опору и начинает восторженно тонуть в какой-то детской благодати. Тепло и покой... - «Наверное, так чувствует себя младенец в утробе матери» - мелькнула в его сознании мысль.
 Видение исчезло так же неожиданно, как и появилось, оставив Ивана  в состоянии тихой радости от чего-то свершившегося. Он осторожно поставил чашку на молочно белый кофейный столик и опустился в кресло. Главная мысль, чистая и ясная, отвечающая на все мучившие его вопросы, была теперь готова и ждала, когда он коснется её, обнажит её глубину и восхититься четкостью её граней. А что всё будет именно так, он уже не сомневался. Оставалось лишь понять, как он раньше, без посторонней помощи не сумел в самый ответственный момент удержать главную истину, которая, кажется, всё время была перед ним.
 Конечно! Можно сколько угодно рассуждать о происхождении человека, о его способе жизни и сущности культуры; можно раскрыть значение и роль семьи; можно красиво и убедительно рассказывать о формировании мировоззрения и о многом другом, что занимало его мысли все последние годы и было предметом постоянных дискуссий с друзьями. Но даже если всё, о чём он думает, правда и правильно, и если найдется способ заговорить так громко, что услышит весь мир, всё это, скорее всего, окажется холостым выстрелом. И причина этого чрезвычайно проста. Она в том, что никакое, даже самое ценное, знание о человеке, как бы профессионально оно не преподносилось, не может по настоящему затронуть души людей, и тем более,  изменить способ их жизни. Здесь нужно нечто гораздо большее, чем просто информация.
 Старушка из Карпогор наверняка не знала ничего из того, что собрались объяснить миру мудрые создатели проекта, но одним только своим взглядом она смогла перевернуть душу, а может быть и всю жизнь его... Да, Иван уже знал, вернее он уже понял насколько мала цена всем его теоретическим усилиям создать даже самый простой механизм воспроизводства истинной человечности по сравнению с мощным источником любви к людям, скрытым в душе простой жительницы архангельской деревни.
 Он встал и нервно зашагал по комнате, задевая мебель и судорожно сжимая сильные натруженные руки.
- «Боже мой! Ведь она просто смотрела на меня, а сколько наносного, сколько мелкого и недостойного сразу же сгорело и осыпалось с души под этим взглядом!
Ну, вот она, правда! И что же с ней теперь делать? Все бросить, а вместо всей нашей сложной конструкции разместить в интернете её портрет?
А что, смотрят же миллионы людей на Джоконду Леонардо, и многие из них испытывают потрясение от встречи с внутренним миром во взгляде этого шедевра. Да! Шедевра! - Вот главная мысль. Трансляция чуда человеческого, именуемого любовью, возможна только через творчество!
 А как же старушка? О каком творчестве здесь можно говорить? Она ни художник, ни скульптор. Что же она творит?»
 Ответ был рядом и Иван в своей внутренней речи не успевал, кажется, за собственной мыслью. Естественно, вся жизнь старушки, воспитывавшей не только детей и внуков, но очищавшей и обогащавшей каждым мудрым касанием своим души близких и далёких, знакомых и случайных была творчеством в её высшей и самой сложной форме. Её шедевром, её воплощением был другой человек, навсегда отмеченный её любовью.
 На душе у Ивана стало легко, будто он завершил большую и ответственную работу. Прилив сил требовал действия, а идея, связанная с образом старушки, - обсуждения с друзьями.
 Андрей был занят с сыном, а Алон оказался в Граде и как раз собирался связаться с ним.
- «Какие планы на вечер, племянник, весело спросил после приветствия Алон? Сегодня ваша банная Академия кажется пользуется особым спросом. Представляешь? Даже наш Винат просится в вашу парилку!»
- «Ну, во-первых, мероприятие давно уже наше общее, а во-вторых, мы только рады будем такому замечательному гостю. А чем, если не секрет, вызван его неожиданный интерес, ведь не баней же?»
- «Знаешь, Иван, я бы не спешил исключать этот простой мотив, учитывая характер и вкусы нашего патриарха, - весело отреагировал Алон и после некоторого размышления добавил, - хотя у меня сложилось впечатление, что его последнее время что-то беспокоит в нашем проекте».
 - «Проект сегодня, по-моему, беспокоит практически всех серьёзных участников как с нашей, так и с вашей стороны. И для этого явно есть основания, - проговорил Иван, - во всяком случае у меня самого их сегодня более чем достаточно».
- «Ну что ж, вечером обсудим. Как всегда к шести или пораньше?»
- «Сегодня лучше к четырём. Желающих поговорить будет много. Ты Винату передашь или мне самому с ним связаться?».
- «Мы с ним вместе явимся, так что не беспокойся».
 Попрощавшись с Алоном, Иван направился в Лабу, где царило не совсем обычное даже для его шумных коллег творческое возбуждение. Андрея не было, но какое-то организующее начало в насыщенном взаимными обращениями пространстве всё же чувствовалось.
- «Художники! - донёсся из дальнего угла, где обычно устраивался Андрей, голос Шурки, - Женя, пожалуйста!».
 Стало немного тише и Иван, пробравшийся почти не замеченным к противоположной стене, расслышал возбужденный голос Жени Барышевой, которая серьёзно и страстно говорила о том, что проповедь слышит лишь тот, кто хочет её слышать, кто сам ищет истину.
- «А много ли таких сегодня, даже среди родителей и воспитателей?! - воскликнула она, резко отбросив золотистый локон, - Можно ли до них достучаться, не глядя в глаза, не взяв за руку, не проявив живое сочувствие?»
- «Ну вот, и она о том же. А ведь Марина вчера, хоть и другими словами, но выражала ту же мысль. Она настаивала, что нельзя по-настоящему любить на расстоянии и в качестве главного доказательства приводила совершенно неоспоримый аргумент, говоря об отношении матери и младенца. Действительно, пробудить сознании на расстоянии едва ли возможно, и женщина чувствует это особенно остро». 
Неожиданно в зале наступила почти полная тишина, прервав размышления Ивана. Затем со стороны входа послышался голос Кирилла, приветствующего вошедшего Андрея.
- «Слушай, капитан, - крикнул он громко, - А ведь на корабле бунт! Экипаж требует сменить оперативное направление и взять курс на любовь!»
Снова поднялся шум и Андрей, слегка оглушенный встречей, сделал несколько шагов навстречу Кириллу, улыбка на лице которого была совсем не искренней и не весёлой. Привыкший к чёткой, продуманной организации дела, в котором участвует, Кирилл с трудом переживал тектонические потрясения, которые приходилось выдерживать, вследствие творческих всплесков, взрывов и откровений его коллег.
- «Успокойся, Кирилл, всё нормально, - уверенным тоном проговорил Андрей, - и не забудь, что сегодня в четыре. А Иван ещё не подошёл? - спросил он крутя головой, - А вот он, вижу».
 Дискуссия продолжалась несколько часов, пока окончательно вымотанные  участники не угомонились, наконец, дружно отправившись обедать.
- «Удивительно, с какой скоростью народ в Лабе растёт. - Рассуждал Андрей по дороге домой, - Слушая выступления я невольно стал сравнивать их с теми, что были до Града».
- «В чем именно это по-твоему проявилось? - оглянувшись, спросила Марина, шедшая впереди с Женей, -  Надеюсь, ты не имеешь в виду форму нашего обычного балагана?»
Подруги засмеялись, а Андрей, не меняя серьёзного тона продолжил
- «Прежде всего, конечно, это сама продуктивность рассуждений. Стремление просто поспорить, опровергнуть чей-то тезис сменилось усилиями, направленными на позитивный результат. Ребята теперь обязательно что-то предлагают, хорошо аргументируют и отстаивают свою точку зрения, своё видение проблемы, путь её решения».
- «Да, ты безусловно прав. Народ мужает. А как тебе, кстати, мальчишки?»
Андрей вопросительно глянул на Ивана.
- «О ком ты, какие мальчишки?»
- «Андрей! Ты что действительно собственного сына не заметил? - Женя даже остановилась, глядя с удивлением на мужа, - Они же с Ванечкой и друзьями часа два сидели в углу и слушали, открыв рты. Их было человек шесть или семь, не меньше».
Андрей смущенно пожал плечами и глянул на Ивана, который весело шлёпнул его по спине.
- «Да ты не огорчайся, народу ведь полно было, а сидел ты к ним спиной, вот и не видел. Я, кстати, пацанов разглядел тоже в самом конце. Больно уж тихо они себя вели. Если бы кто-нибудь голос подал, сразу бы заметили. А вот глаза у них были замечательными. Горели глаза!»
Андрей некоторое время молчал, а затем обращаясь к Ивану спросил
- «А ты ведь так и не рассказал мне, что тебя тогда смутило и даже, как мне показалось, испугало. Помнишь, когда мы с Ликни встретились у ресторана? Что это за мысль была такая?»
 Иван задумался и на губах его вдруг заиграла улыбка, будто вызванное из архивов памяти воспоминание вдруг согрело его приятным теплом.
- «Ну, конечно, Андрей. Спасибо, что напомнил. А мысль была... такая. Ученый, увлеченный постижением тайн материи, обычно занят исследованиями той части мира, которая заключена между внешней и внутренней его формой. Внешняя ограниченна его состоянием, которое мы можем здесь и сейчас зарегистрировать всеми доступными нам способами: от чувственного восприятия до научной фиксации с помощью любых имеющихся инструментов. Это как раз граница с предстоящим. А внутренняя форма — это граница на уровне постулатов и аксиом. За ними, за этой границей, находится прошлое, которого в воссозданном нами мире ещё не было! Прошлое, которое нам предстоит! Представляешь!
 Я подумал тогда, что учёный, пытающийся проникнуть за границу постулата, переступить аксиому, практически ничем не отличается от человека, устремлённого в будущее. И в том и в другом случае перед человеком неизвестность, ключ от которой называется разум.
 А смутило меня то, что критикуя людей как с экономическим, так и с научным сознанием, я не принял тогда в расчет тех ученых, которые искали и ищут предпосылки разума в глубинах материи, предпочитая такой поиск изучению священного писания.
 Так что творческая личность, как содержание общественного идеала, отнюдь не противоречит научным устремлениям и научному творчеству. И именно об этом мне хотелось поговорить тогда».

- «Знаете, друзья, я живу уже так давно и видел так много, что, кажется, совсем разучился удивляться. Хотя баня у вас, - Винат, обернутый в белоснежную махровую простыню, повернулся к Ивану и вдруг лукаво улыбнулся, - баня действительно удивительная. Во-первых, благодаря потрясающим ароматам трав, в том числе в чае и в прохладительных напитках. Во-вторых, и это, конечно, главное, благодаря замечательному, - Винат сделал небольшую паузу, подыскивая нужное слово, - банному сообществу».
 Сделав с видимым удовольствием несколько глотков чая, гость обхватил чашку двумя ладонями и замер с закрытыми глазами, будто впитывая в себя её тепло. Присутствующие терпеливо ждали продолжения.
- «Я много думал о вашем проекте. Не помню, как точно теперь вы его называете, да это и не важно. И знаете, к какому выводу я пришёл? - Винат снова отхлебнул из чашки, - Я понял, что моему внуку удивительно повезло с учителем. Старый шаман был настоящим человеком, у которого и сегодня стоило бы поучиться любому из нас... поучиться правде жизни. Думаю, многим из вашей команды встречались в жизни свои шаманы. Не следует их забывать.
 У меня в детстве тоже был мудрый старший товарищ. Спустя очень много лет после того как мы расстались, я несколько раз пытался описать наши общие дни, но всякий раз он умирал в моем тексте и я бросил эти попытки.
 Ну вот и всё, пожалуй, - сказал Винат, неожиданно быстро поднявшись и подойдя к выходу из комнаты отдыха, где собралась вся компания, - Спасибо всем за чудесный вечер и за удивительный чай.  Удачи вам! И не нужно, Иван, меня провожать» - требовательно завершил он общение, прикрыв за собой дверь в раздевалку.
Иван всё же поднялся, намереваясь последовать за необычным гостем, но его остановил Алон.
- «И не думай, племянник! Во-первых, отец категорически не любит, когда ему навязывают что-либо, включая своё внимание, и, во-вторых,.. он уже у себя дома. Можешь мне поверить. Мы, молодые, так ещё не умеем!»
- «Молодые они, - хмыкнул в ответ Иван, усаживаясь на место, - а мы тогда кто, дети малые?»
 После ухода Вината, все некоторое время молчали, поглядывая друг на друга, будто обмениваясь впечатлениями без слов. Затем Андрей с Платоном отправились в парную, а через минуту к ним присоединился Кирилл.
 Иван со своей любимой пенковой трубкой во рту, которую он так и не разжег, и Алон с чашкой чая - продолжали сидеть за столом, размышляя над словами Вината.
- «И ради этого упоминания о шамане и своем неудачном литературном опыте он провёл с нами почти два часа? Или ему важно было послушать нашу болтовню? - заговорил, наконец, Иван, явно не ожидая ответа от Алона, который сам не спешил высказываться и сосредоточенно молчал, разглядывая остывающую чашку. - Или может он сказал всё, что собирался, полагая, что у нас хватит ума понять смысл этого обращения и его значение для проекта?»
- «Конечно, отец сказал всё, что собирался, и ушёл завершив задуманное. Ты совершенно прав, и нам следует хорошо подумать над его словами. Уверяю тебя, он не предпринял бы такого путешествия, если бы не был уверен в его необходимости».
Помолчали ещё несколько минут, после чего Иван поднялся и достал с полки бутылку тёмного стекла в которой, как выяснилась, была какая-то крепкая настойка со свежим ягодным запахом.
- «Ты не против? - спросил он Алона, ставя перед ним рюмку, - надо бы ей ещё дозреть, да ладно, думаю, и так уже хороша».
Разлив по рюмкам янтарную жидкость, источающую какой-то легкий аромат с оттенком облепихи и возможно мяты, и дождавшись остальных, Иван заговорил тихим и каким-то глухим голосом. Слова, казалось, с трудом покидали говорящего
- «Мы все слышали слова, сказанные Винатом. И хоть на первый взгляд в них не было ничего особенного, тем более относящегося к проекту, я не сомневаюсь, что каждый из присутствующих понял или почувствовал смысл его обращения к нам. Я не хочу да, пожалуй, и не смогу сейчас сформулировать своё отношение к происшедшему, тем более, что некоторые соображения в последние дни и без того меня основательно смутили. Тем не менее, я не сомневаюсь в необходимости продолжать проект и, если нет возражений, предлагаю за его успех отведать этот экспериментальный напиток, которому столько же лет, сколько и нашему Граду,  состоявшемуся вопреки всем и всяческим сомнениям!»
 Закончил фразу, Иван уже с обычной улыбкой поднял рюмку и полюбовавшись своим произведением, осторожно выпил содержимое.
Уже сидя за столом в гостиной, Алон, наклонившись к Ивану, тихо проговорил.
- «Винат уже несколько раз раньше порывался встретиться с вашей компанией, потому что очень переживает за ваш проект. Ты, конечно, понял, что он имел в виду, говоря о роли шамана и о смерти учителя в его собственных литературных опытах, - то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес Алон и, увидев как Иван едва заметно кивает головой, продолжил, - да и вся наша команда слишком хороша, чтобы позволить этой великой страсти просто умереть в форме...».
- «Это Пришвин, - машинально отметил Иван, - но он сказал так же, что наибольшая тайна в творчестве – это самовоскрешение в завершенности формы».

                *    *    *

 Несколько последних дней прошли относительно спокойно. Как только стало известно, что первое открытое обсуждение проекта назначено на ближайшую пятницу, шумные клубные дискуссии и стихийные уличные собрания почти сразу прекратились. Народ будто затаился в ожидании главного события.
Неожиданный визит Вината и его высказывание, немедленно ставшее известным, сильно повлияли на оптимистическое и даже боевое настроение всех участников Проекта, для которых он давно стал не просто центром интересов, но и главной общей ответственностью.
 В назначенный день народ начал собираться в амфитеатре с раннего утра. Молодые преимущественно люди приходили парами и группами и рассаживались на ступенях. Все ждали руководителей и основных участников проекта, среди которых были как жители Града, так и многочисленные коллеги ками. Особыми участниками открытого семинара должными были стать члены большого совета во главе с удивительной и чрезвычайно популярной Ликни. Ждали Вината, Алона, Юлими и других более или менее известных и популярных друзей из соседнего поселения.
 Со стороны образовательного комплекса в чашу амфитеатра стекали стайки школьников, которых выдавали яркие одежды и легкие всплески смеха, изредка прорывавшиеся сквозь гул сдержанных голосов взрослых.
 В начале десятого утра, когда по-летнему щедрое солнце уже основательно прогрело всех и всё вокруг, чаша амфитеатра была практически заполнена вольными участниками открытого семинара из обоих поселений. Плотно рассевшись на мраморных ступенях, они поглядывали в центр на устойчивое трехмерное изображение большого, наполовину заполненного конференц зала с трибуной и полукольцом стола для главных участников.
 Никто не проявлял нетерпения, но чувствовалось, что ожидание было напряженным. Пол-часа спустя все места в главном зале и в пространстве амфитеатра оказались уже заняты, а люди всё подходили, размещаясь на соседних площадках и постепенно заполняя центральный ресторан и ближайшие кафе, откуда также можно было следить за происходящим.
 Время пришло и тишину ожидания нарушил несравненный бас Плешина. Спокойно оглядев зал, Юрий Иванович, в строгом, синем с серебром костюме, хорошо гармонирующем с его седеющей шевелюрой, удовлетворенно кивнул и произнеся слова приветствия, коротко напомнил присутствующим о том, как созданное народом ками «место смысла» на Земле сыграло предназначенную ему удивительную роль, положив начало не просто истории их поселения, но истории огромного по своему значению дела, первый этап которого подходит теперь к успешному завершению. Ему, по крайней мере, очень хочется в это верить. А каким будет следующий шаг, - должен показать сегодняшний открытый разговор, к активному участию в котором приглашаются все, кому не безразличен наш проект.
Вслед за Юрием Ивановичем заговорил Алон.
- «Друзья, - начал он, - уже не первый год мы вместе и никакие различия в пройденном историческом пути или в научных и иных достижениях не мешают нам идти рука об руку, ориентируясь на общие человеческие ценности. Обогнать кого-то на этом пути можно лишь одним способом: полюбив остальных больше, чем они любят тебя. В этом деле можно и даже полезно соревноваться. - Алон улыбнулся, в ответ на оживлённую реакцию зала и продолжил - Но когда любовь в отношениях между людьми подменяется расчетом, наступает беда. Это страшная болезнь, которая поразила Землю незаметно, без боли и тревоги. Взаимное безразличие и эгоизм становятся для многих нормой жизни, а сама жизнь утрачивает своё главное содержание. Люди становятся одинокими, не осознавая трагедии, действующими лицами которой оказались.
 Если эгоизм наблюдается в поведении малого дитя, это всего лишь повод для дополнительных воспитательных усилий со стороны мудрого и любящего взрослого. В культурном пространстве полноценной семьи ребёнок легко и естественно преодолевает это состояние, становясь тем, для кого основным содержанием души является «Мы».
Но как быть, если детский эгоизм становится взрослой болезнью, поражающей общество? Как ориентироваться ищущему истины в мире, где нет света общественного идеала?
 Наверное, наш проект это всего лишь попытка зажечь ещё одну свечу в наступающем мраке, и мы не можем, не имеем права не сделать этого для людей, к которым относимся как к себе, к своему Мы».
 Порассуждав ещё немного о сложности и отвественности дела, Алон передал слово эксперту, осуществлявшему подготовку и координацию работы всех исследовательских групп ками, работавших параллельно с командами Андрея и Ивана.
 Оратор оказался человеком среднего роста, худощавым и светловолосым, с внешностью, которую в целом можно было определить как неприметная. Мужчина, назвавшийся Остроном, заговорил неожиданно высоким, почти женским голосом, в котором, в то же время, чувствовалась сила и спокойная уверенность. Скупая на слова речь была предельно ясной и точной, и спустя десять минут, - а именно столько заняло его сообщение, - у присутствующих сложилось полное представление о ситуации в посещенных районах, как её увидели и поняли исследователи.
- «Общий вывод, к которому пришли наши специалисты, и который представляется достаточно обоснованным, состоит в том, что культура Земли подвержена в настоящее время мощному разрушительному воздействию сил, порожденных уходящей эпохой. Ресурсы её исторически исчерпаны, а формы их проявления становятся всё более уродливыми и  агрессивными.
 Кризис, переживаемый большинством, прежде всего экономически развитых стран, затронул практически все стороны жизни людей от их интимных отношений до сферы международной политики.
 Деградация прежнего общественного идеала и несформированность нового, а значит отсутствие соответствующей системы ценностей, лишили ориентиров развития абсолютное большинство общественных институтов. Научно-технический прогресс, резко снижающий потребность в репродуктивном труде людей и подавляющий сегодня развитие гуманитарной сферы, способствует ещё большему углублению культурного кризиса.
К сожалению, есть немало примеров того, как даже психология и философия встраиваются в современный экономический миропорядок в качестве его служебных инструментов.
 Глубина кризиса пугает, но у человечества всё же достаточно здоровых сил, традиционных и прогрессивных сообществ, чтобы преодолеть его.
 Любая помощь, в развитии системы образования, возрождении культурных традиций, культурно-просветительская деятельность с использованием интернет-ресурсов — важны сегодня и будут способствовать переходу к антропогенной цивилизации. Единственное, что совершенно неприемлемо, это любая попытка революционного изменения ситуации. Последствия подобного шага, независимо от мотивов, с большой вероятностью могут оказаться катастрофическими».
 Ответив на несколько вопросов, Острон кратко поблагодарил присутствующих за внимание и удалился. Вслед за ним на трибуну решительно взбежала Настя. Легкий румянец на взволнованном лице молодой женщины придавал ей особый шарм. Платон, явно не ожидавший такого решительного шага от своей супруги, замер в ожидании.
- «Все мы знаем, что история развития культуры связана с одушевлением каждого вновь созданного природой организма, с пробуждением в нём человеческого сознания. - заговорила Настя сначала чуть дрогнувшим, но тут же окрепшим и уверенно зазвучавшим голосом, - С первых дней жизни младенца начинается совместная с родителями работа по преодолению природных инстинктов и формированию на их основе неведомых природе культурных потребностей.
 Голод заставляет зверя, даже милого и пушистого, догонять и убивать, измазавшись в крови жертвы. Для человек же нужда в пище уже не связана с подобной жестокостью. Из простого желания насытиться она превратилась в потребность приготовить вкусное блюдо, накрыть красиво стол, пригласить друзей. Человек не просто делится пищей, он с радостью угощает другого и способен даже отдать последний кусок. Это тоже теперь его потребность. Если, конечно, он действительно человек.
 Простое следование любому природному и прежде всего половому инстинкту, лишь на первый взгляд может показаться безобидным и естественным. На самом же деле оно свидетельствует не только об отсутствии правильного полового воспитания, но о том, что субъект не вполне состоялся как человек. Да! Он научился прямо ходить и разговаривать по-человечески, но в плане сексуального развития остался на четвереньках. В нем так и не сформировалась уникальная, истинно человеческая способность любить «его» или «её», используя свою телесную организацию лишь как средство для выражения этого, как правило непреходящего чувства.
 Особенно страшно выглядят попытки дезориентировать маленьких детей в вопросах их сексуальной принадлежности, игнорируя, прежде всего, такую базовую природную предпосылку, которой наделена девочка, как материнский инстинкт и закрепляя собственные ошибки  полового воспитания не только в сексуальном, но и в культурном уродстве своих потомков. Вы понимаете, конечно, о чем я говорю. - Настя окинула взглядом зал и набрав воздуха продолжила. - Разрушение семьи это не дьявольская диверсия, хотя кому-то оно сегодня на руку. Это естественное следствие разрушения основ человеческой культуры, разрушения общества в условиях переживаемого кризиса. Кажется удивительным, но многие, слишком многие люди сегодня не понимают, что женщина, как и мужчина есть продукт общественного развития. Созданные природой самцы и самки уже в раннем детстве превращаются раз и навсегда в мальчиков и девочек, а затем в мужчин и женщин. Это их личные человеческие формы, которые базируются на природной основе, но развиваются лишь по мере освоения богатейших культурных смыслов, выраженных в нормах и образцах поведения других людей, в семейных и общественных традициях полового воспитания, сказках и былинах, в мировой литературе и практически во всех видах искусства. Огромную роль в этом деле играет хорошая архитектура, закрепляющая и в структуре пространства жилища и в говорящей пластике его форм суть человеческих отношений между мужчиной и женщиной. Именно здесь я вижу свою задачу и главный смысл участия в проекте».
 Настя умолкла и немного задержавшись, будто в некотором сомнении, затем решительно повернулась и покинула трибуну под одобрительный шум зала.
Вслед за ней в центре появилась Ририка и снова стало тихо. Стройная русоволосая женщина была одета в ослепительно белую одежду, свободно стекающую с обнаженных, загорелых плеч. В зале зазвучал её энергичный низкий голос:
Думаю, каждому сидящему здесь в той или и ной мере известны истины, о которых так верно и страстно говорила архитектор Настя, замечательно говорила.Но если вы полагаете, что доходчиво объяснив сегодняшнему взрослому человеку с экзотической сексуальной ориентацией всё это, вы заставите его изменится, то вы сильно ошибаетесь! И не надейтесь!Да! Это я про наш с вами замечательный проект.
 Извините, если получилось слишком резко, но меня, видимо, уже тоже не переделаешь в некоторых отношениях. Только не подумайте, что я поднялась на эту трибуну просто чтобы выразить свои сомнения. Я всецело на стороне разработчиков и проектировщиков. Просто у меня есть предложение, по моему, важное и вполне осуществимое. В качестве необходимой части проекта, я предлагаю создать международную трибуну матери или материнства. Дело в том, что ни один другой голос не способен звучать так же, как голос матери, не способен также проникать в душу как он. Именно матери, я думаю, способны понять друг друга, вопреки любым обстоятельствам: экономическим, политическим и каким угодно ещё, создав культурный барьер волне животной чувственности, вытесняющей человеческую любовь.
И ещё несколько слов. Сегодня на Земле немало людей, учёных и не очень, которые, манипулируя научными данными об устройстве и состоянии мужских и женских организмов, пытаются оправдывать все эти уродства. Хотелось бы напомнить тем, кто мыслит подобным образом, и кто попадает под влияние подобных рассуждений, что путь на дерево или в пещеру всегда открыт! Только не трогайте детей, поскольку практически каждая девочка и каждый мальчик, ступив сразу после рождения на путь нормального развития, могут и должны стать полноценными субъектами человеческой культуры и продолжателями рода человеческого!
 Да! И нужно наконец вернуть в рестораны Града кухни и настоящих поваров! Сколько можно душить гостей этими суррогатами».
 Продолжая что-то недовольно бормотать, оратор удалилась. Неожиданно закончившееся краткое выступление вызвало довольно сильную и продолжительную реакцию. Звучали вопросы, однако Ририка, быстро исчезнувшая в глубине зала, не стала участвовать в дальнейшем разговоре.
 Выступления следовали одно за другим, раскрывая во всех деталях содержание большого общего дела. Все основные участники проекта, говорили о разных проблемах и о способах их решения, демонстрировали своё понимание и представление о собственной роли.
 Андрей, внимательно слушавший коллег и друзей, и решивший, видимо, что социокультурная сторона дела освещена достаточно хорошо и единство взглядов здесь тоже вполне достигнуто, посвятил своё выступление любимому делу. Когда он вышел на трибуну, снова наступила тишина, поскольку выступления руководителя Лабы всегда ждали с особым интересом.
- «Многие люди, далекие от нашей профессии, полагают, что архитектура это создание крытых, теплых и просторных помещений, где люди делают то, что сочтут нужным и к чему архитектор и его творческие идеи не имеют и не могут иметь никакого реального отношения. Ну, и ещё, считается, что мои коллеги делают дома приятными для глаза по внешнему виду и именно в этом их основная заслуга.
Конечно, подобное отношение к нашей работе не радует, но дело вовсе не в чувствах, которые мы испытываем, а в историческом предназначении архитектуры, изначально обусловившем её возникновение и многовековое развитие. Наша главная задача и наша ответственность неизменно состоят в том, чтобы формировать среду жизни людей как механизм сохранения и трансляции человеческого типа жизни. Архитектурное пространство, как пространство человеческой культуры, это та питательная среда, в которой может и должен формироваться человек. И это не просто слова, которые применимы к деятельности любого архитектора или дизайнера, а большая и сложная проблема, которая не решается сегодня.
 Вряд ли нужно говорить о том, что её решение требует глубокого понимания не только природы человека, его сущности, но и той конкретной социокультурной ситуации, в которой осуществляется проектирование. И наш Град, и поселения наших друзей ками, показывают, что люди могут жить далеко не только в естественных природных условиях, дополненных искусственными сооружениями. Пространство жизни человеческого сообщества можно сформировать даже в космосе. Главное, что нужно понять, это то, что формировать жизненную среду следует не просто по логике организмов, не просто следуя тем или иным функциям, - и технологии, и даже организмы можно перестраивать, - архитектурное пространство должно строиться по логике человеческих отношений, сущность которых неизменна! Я бы сказал, оно должно быть слепком с человеческого способа жизни.
 Не готов судить, насколько нам удалось решить эту задачу в архитектурном проекте Града. Достоинства у этого решения безусловно есть, но есть и серьёзные недостатки. Именно над их преодолением мы постоянно работаем, в том числе и в рамках обсуждаемого проекта. Вот и Ририка ещё на один из таких недостатков указала». 
 Андрей улыбнулся, повернувшись и пытаясь отыскать взглядом знаменитую путешественницу, и продолжил
- «Но главное, во что очень хочется верить, это новый Град, не спрятанный под куполом, а открытый, который мы всё же построим на Земле, дома».

 Иван сменил на трибуне товарища. Он выглядел сосредоточенным и даже задумчивым. Но может быть главное, что в этот момент увидели те, кто близко знал Ивана, это удивительное, полное спокойствие, которого ему явно не хватало в последнее время.
- «Теперь и не вспомнишь всего, о чем мы думали несколько лет назад, переселяясь в Град, покидая ставший родным наш поселок, оставляя Центр... Едва ли тогда мы представляли, как сложится наша жизнь здесь».
 Иван сделал паузу, по привычке задумчиво потирая лоб.
- «А недавно я задал себе вопрос о том, что же в итоге произошло со мной, с моей семьёй, со всеми нами. Ответ пришёл не сразу. Но в конце концов, благодаря мудрости многих, ставших близкими мне людей, думаю, я всё правильно понял, в том числе и ситуацию с нашим проектом. Мне кажется,.. нет, я уверен, что наши друзья ками, взрослые и мудрые, знающие многое из того, что нам всё ещё только предстоит узнать, не только помогли нашей команде реализовать собственную идею культурно-образовательного центра, но выступили в качестве своего рода наставников. Да, мы все учились здесь в замечательной школе, которую так и не удалось организовать на земле. А наши учителя, в полном соответствии с нашей же концепцией жили с нами.
 Сегодня мы сдаем экзамен на зрелость, защищая свой дипломный проект. А наши учителя, как обычно участвуют в деле и изо всех сил помогают нам. И главный результат, это, конечно, не проект, каким бы продуманным и совершенным он не был, а мы сами, научившиеся по-новому смотреть на мир. По-новому его видеть. А это значит, что для многих из нас сегодня прозвенит последний звонок.
 Да, да! Вы, конечно, правильно меня поняли. Действительно, нам пора возвращаться домой и браться за дело, которое никто за нас не сделает».
 Председатель Совета, мудрая красавица Ликни, смотрела на Ивана, внимательно слушая его речь и не замечая как из уголка её глаза выкатилась и совсем незаметно скользнула к подбородку слеза.
- «Ну вот и всё, - тихо прошептала она, ни к кому не обращаясь, - дети выросли и многому нас научили, и это факт. А команда хорошая, дружная... как Спартак» - добавила она с улыбкой.


ЭПИЛОГ

 В Лабе, возобновившей свою работу в структуре Центра, шёл семинар. Обсуждалось новое задание на разработку архитектурной концепции культурно-образовательного комплекса, для массового строительства в центральных и южных регионах России. Говорил Иван Корнышев из «Института материнства», неизменный эксперт по подготовке и запуску новых культурно-образовательных объектов, которого Андрей пригласил выступить перед своей, существенно обновлённой командой.
- «... и я бы назвал это законом восхождения к человечности, который безусловно является всеобщим. Он проявляется в становлении личности, преодолевающей естественные нужды путём формирования на их основе человеческих потребностей; в формировании семьи, переходящей в своем становлении от кровно-родственного единства к духовному; в становлении социума, восходящего от потребительского единства к нравственному и креативному».
Иван умолк...
- «Иван Айдарович, а что это за история с архангельской старушкой? Говорят, бабушка сумела сильно повлиять на проект виртуального центра, который до того несколько лет проектировали множество специалистов».
 Должен признаться, что я едва ли сумею ответить на ваш вопрос так, как мне самому хотелось бы. Я ведь далеко не мастер слова и, что особенно обидно, совсем не художник. А то бы обязательно попробовал изобразить или передать на словах то, что мне суждено было увидеть и пережить. Здесь нужен не я, а настоящий преемник Леонардо, чтобы изобразить архангельскую старушку, передать её взгляд, создав шедевр, которому нет и не может быть цены.
 Скажу, не кривя душой, что такое полотно, по моему убеждению, помогло бы изменить жизнь на нашей страдающей планете. Понимаю, что эти мои слова не достаточно убедительны, но... попробуйте вспомнить взгляд матери, которым заканчивался день и начинались ваши детские сны».

- «Слушай, Ваня, а ты что, отцу не показывал ещё эскизы?» - спросил Андрей друга, и похлопал по толстой пачке планшетов, выглядывающих из наплечной сумки.
- «Нет, конечно! Договорились же, когда всё закончим, устроим презентацию. А сегодня только музыка готова. Или ты с интерьером тоже уже справился?»
- «Знаешь, Андрюха, и да и нет. Сам по себе он вроде ничего, но как представлю его с картиной, сразу кажется, что стены слишком активны и будут не помогать, а мешать... В общем, нужно пробовать. Ты, пожалуй, сбрось мне в электронном виде какой-нибудь вариант, а я покручу ещё всё вместе и отправлю тебе со звуком».
- «Договорились! Ну, будь! До завтра!»
Андрей решительно зашагал в сторону дома, где на террасе его как обычно  должен был ждать отец, который только утром вернулся из Москвы. Пробежав оставшиеся метры по аллее сада, он вдруг увидел, что отец не один. Дед Алон, Юлими и Ванхо с малышом на коленях — все сидели вокруг стола и внимательно слушали маму Марину, которая что-то строго выговаривала молодому отцу. Затем заговорил Алон, продолжая прерванную мысль:
- «Так что Ванхо и Юлими планируют пока жить здесь. Ну, а сыну их тем более суждено на землю вернуться. Правда, тёзка, протянул к малышу руки Алон. Мы ведь из тех, кто всегда возвращается! Правда?!»
Малыш засмеялся и потянулся навстречу теплому и ласковому взгляду.


Рецензии