Мой Тургенев. 17. Несостоявшаяся женитьба

23 ноября 1853 года закончилось время спасской ссылки, Тургенев снова чувствует себя свободным как птица и летит в Петербург.
Борис Николаевич Чичерин воспоминал: "Я познакомился в Петербурге и с тамошними литераторами. Грановский дал мне письмо к Тургеневу. Он жил тогда на хорошенькой квартире у Аничкова моста, обыкновенно обедал дома и любил собирать у себя маленький кружок приятелей. Я часто у него бывал, когда наезжал в Петербург, и находил всегда большое удовольствие в этих беседах. Тургенев был тогда на вершине своей славы. Живя на родине, окруженный друзьями и почитателями его таланта, он играл первенствующую роль между литераторами и был предметом всеобщего внимания. Все, что в нем было суетного и тщеславного, могло быть вполне удовлетворено; он успокоился и благодушно наслаждался приобретенною репутациею. Разговор его был чрезвычайно привлекателен. Он был умен, образован, одарен большою наблюдательностью, тонким пониманием художества, поэтическим чувством природы".

Летом 1854 года Иван Сергеевич стал часто посещать в Петергофе одного из своих кузенов, Александра Тургенева, у которого познакомился с его 18-летней дочерью Ольгой. Это была тихая, кроткая и привлекательная девушка, крестница Жуковского, хорошая музыкантша. Чем-то она напоминала Лизу Калитину. Кроме Тургенева этот гостеприимный дом посещали Анненков, Панаев, Некрасов, Дружинин. Позднее, вспоминая об этом времени, Дружинин писал Тургеневу: "..Теперь только вижу, как мило, тихо и весело проходили вечера в этом доме".

Пленившись грацией и юной свежестью 18-летней девушки, Тургенев не смог скрыть своего восхищения. Писатель был влюблен, Ольга отвечала ему взаимностью. Очевидно, по этой причине переписка с Виардо в 1854 году почти прекратилась. Они очень сблизились, и Иван Сергеевич думал о том, чтобы сделать Ольге Тургеневой предложение. Друзья поддерживали его в этом намерении. Перспектива семейной жизни захватывала, и одновременно пугала Тургенева.  И все-таки настолько близок был он от брака, что поделился своими планами со стариком Аксаковым, когда весною отдыхал у него под Москвой в Абрамцеве. Тот гадал ему даже на картах… Но Тургенев остался Тургеневым. Брак – не для него.

Девическую душу он, конечно, взволновал и разбудоражил, но перед решительным шагом остановился. Он одержал над Ольгой Александровной, как некогда над Таней Бакуниной, ненужную победу. В обоих случаях главенствовал, и это его расхолаживало. Ни та, ни другая не имели над ним власти, и большой роли сыграть не могли.

Близкий друг Тургенева П. В. Анненков следующим образом оценивал роман между писателем и О. А. Тургеневой: "Он не отвечал ни на одну из симпатий, которые шли ему навстречу, за исключением разве трогательных связей его с О. А. Т<ургеневой> в 1854 году, но и она длилась недолго и кончилась... мирным разрывом и поэтическим воспоминанием о прожитом времени". Тургенев, все-таки на узы Гименея не решился. Вообще, как метко заметила близко знавшая Тургенева Тучкова-Огарева: "Мне кажется, что все очень горячие чувства его, кроме к Виардо, не длились долго".

В конце концов Тургенев решился и написал Ольге Тургеневой "прощальное" письмо:
"Вы просите у меня прощения... но из нас двух, Ольга Александровна, конечно, виноват я один. Я старше Вас, моя обязанность была думать за обоих; я не должен был дозволить себе поддаться безотчетному увлеченью - и в особенности я не должен был дать Вам это заметить, пока я сам не сознал ясно, какого рода было это увлечение... я не должен был забывать, что Вы рисковали многим - я ничем. И между тем я - всё это сделал! В мои лета смешно оправдываться необдуманностью первых порывов - но другого оправдания я не могу представить - потому что одно оно истинно.
Когда же я убедился, что чувство, которое во мне было, начало изменяться и слабеть - я и тут вел себя дурно. Вместо того чтобы предаваться тем бессмысленным желчным выходкам, которые Вы переносили с такой простотой и кротостью - я должен был тотчас уехать... Вы видите, что виноват я один - и только женское - скажу более, только девственное великодушие чистой души - может еще даже не пенять на человека, сделавшего всё это - чуть не обвинять само себя!..
Верьте, что какая бы ни была будущая Ваша и моя судьба, чувство глубокой привязанности к Вам никогда не умрет во мне. Простите Вы меня, Ольга Александровна - а я сам себе прощу только тогда, когда увижу Вас окруженною тем счастьем, которого Вы так достойны. Дайте мне Вашу руку, позвольте мне крепко пожать ее - и примите вместе с моей глубокой благодарностью выражение самой искренней преданности."

Ольга Тургенева очень болезненно перенесла этот разрыв. Нелегко было и Тургеневу, он еще долго мыслями возвращался к этой прекрасной девушке. Анненкову 25 июля 1855 года: "Я на днях получил письмо от Надежды Михайловны и Ольги Александровны. Они Вам кланяются. Я в последнее время опять много начал думать об О<льге> А<лександровне>. Что ни говори - это существо прелестное".

Для нее же расставание оказалось настолько тяжелым ударом, что она заболела, слегла и долго не могла оправиться от потрясения. Позднее она вышла замуж за С.Н.Сомова и рано умерла, оставив несколько детей. Тургенев всегда тепло вспоминал об Ольге Александровне и позднее изобразил ее в образе Татьяны в романе «Дым».

***
Слухи о серьезном увлечении Тургенева и даже о его матримониальных планах каким-то образом дошли до Полины Виардо, и она после долгого перерыва посылает ему письмо с ревнивыми попреками. Это можно понять из ответного письма Тургенева: "Дома меня ожидало письмо от вас и очень порадовало не столько своим содержанием, сколько тем, что внушило мне уверенность в том, что переписка наша будет иметь продолжение. Увы! Она дышит на ладан, эта бедная переписка, и все-таки, бог свидетель, что никогда еще мои друзья не были мне так дороги!...Ваше последнее письмо очень коротко и, простите за выражение, очень сухо! K чему подтрунивать надо мною по поводу м-ль Тургеневой?"

А в следующем письме он винится: " ..Спешу поблагодарить вас и повиниться перед вами... Вот о чем я спрашиваю себя - и в чем состояла моя вина - все мои самые тайные мысли должны принадлежать вам... Теперь всё это уже позади, и я могу сказать вам, и только вам, что молодая особа, о которой идет речь, носит ту же фамилию, что и я, что она белокурая, маленькая, хорошо сложена, красива и, умна, что она вскружила мне голову на целый месяц, но что довольно скоро все это прошло, и теперь, вполне отдавая должное ее достоинствам, я очень доволен, что нахожусь в Спасском, и был бы еще более доволен, если бы она сделала удачную партию. Это взлетело и прошло, словно порыв ветра. Y se acabo (И окончилось, исп. П.Р.).

Переписка с Виардо опять восстановилась. К сожалению, лишь некоторые из ее писем дошли до нас: "Доброй ночи, мой дорогой Тургенев. Отошлю вам это письмо только после завтрашнего представления. Наилучших вам снов и будьте тысячу раз благословенны верной вам душой и сердцем" (27 апреля 1853 года). В ее письмах есть все- и нежность, и забота, и ревность... и опасение, что писатель (Полина ласково называет его «Турглин» или "Тургель") по разным причинам может не вернуться во Францию.

Мадам  нумеровала свои письма к Тургеневу и требовала от него ответа на каждое посланное письмо. В результате они писали друг другу часто, и Тургенев невольно оказался в духовном плену, который не слабее, а возможно и сильнее всякого другого. Даже в этом Виардо оказалась схожа с жестокой помещицей-крепостницей, его матерью, которая много раньше, во время обучения Ивана в Германии требовала от него немедленного ответа на свои письма, в противном случае угрожая ему расправой над крепостным мальчиком.

Отказавшись от женитьбы, Тургенев подкрепил свой жизненный выбор, или же свою нерешительность, теорией, которую он высказал молодому художнику Константину Николаевичу Леонтьеву: "Нехорошо художнику жениться. Если служить Музе, как говорили в старину, так служить ей одной; остальное надо все приносить в жертву. Еще несчастный брак может способствовать развитию таланта, а счастливый никуда не годится. Конечно, страсть к женщине вещь прекрасная, но я вообще не понимал никогда страсти к девушке; я люблю больше женщину замужнюю, опытную, свободную, которая может легче располагать собою и своими страстями".
И поучал молодого влюбленного: "Жаль, что вы погружены в чувство к одной особе. При вашей внешности, при ваших способностях, если бы вы были больше лихим, – вы бы с ума сводили многих женщин. Надо подходить ко всякой с мыслью, что нет недоступной, что и эта может стать вашей любовницей. Такая жизнь, более буйная, была бы вашему таланту гораздо полезнее… Но что делать?"

Известно и другое высказывание писателя: "Хочешь быть спокойным? Знайся с людьми, но живи один, не предпринимай ничего и не жалей ни о чём". Поэтому так любил Тургенев "Фауста" написанного Гете, ведь автор провозглашал в своем великом произведении те же идеи: «Гете… первый заступился за права — не человека вообще, нет — за права отдельного, страстного, ограниченного человека; он показал, что в нем таится несокрушимая сила, что он может жить без всякой внешней опоры…». Вероятно, это тот идеал, который вслед за Гете привлекает в эти годы Тургенева. Что означает «человек без всякой внешней опоры»? Должно быть, это тот, у кого нет ни прочного пристанища, ни семьи, ни постоянного устоявшегося уклада. Ведь все это в той или иной степени является для человека "внешней опорой".

По-видимому, на Тургенева, как и на Л.Н.Толстого оказывали сильное влияние модные в то время взгляды Артура Шопенгауэра, который в своих философских трудах развил далее идеи Байрона о независимой от общества личности, и усилил их до уровня мизантропии. Он в частности писал: ”Выдающийся ум отдаляет его обладателя от остальных людей, их жизни и интересов, так как чем больше человек имеет в себе, тем меньше могут дать ему другие".

В эти годы на первом месте для Тургенева стояла Муза, и хозяйством, этой прозой жизни, он практически не интересовался, в то время как его друг поэт Фет был заботливым, рачительным хозяином. Между ними происходила словесная пикировка. На Фета в этиг годы дружно нападал не только Тургенев, но и либеральные "современники" - Чернышевский, Некрасов, Салтыков-Щедрин, которые на народные деньги "печалились о судьбе крестьянской" и обвиняли лирического поэта в отсталости и консерватизме.