любовь и проза продолжение

Валя приехала, Курской электричкой на станцию Сажное  в шестом часу вечера. Алексей, Максима сын сопровождал ее, держал в руках сумку и чемодан. Медленно она спустилась по ступеням на перрон. Алексей снес чемоданы, огляделся, ища глазами Шурко. Он где-то здесь. А вот он! -  бежит к ним на встречу. Приняв от Алексея чемодан… Шурко не сразу признал в Вале одноклассницу. Обнял ее левой рукой… как же так… самая красивая девочка в классе по которой он страдал и которую мечтал в жены… так изменилась… - сразу не признать. 
Женщина в черном, бледная с дрожащими губами и руками… заплаканными глазами, больше похожа на старушку, чем одноклассницу,-его первую не гаснущий в воображении любовь…- идеал. Шурко быстро, шустро меж толпы вывел их к старенькой машине…     -   как сам Шурко говорил: «Времен очаковских и покорений Крыма!» Горбатый москвич пятидесятых годов выпуска, красного цвета - местный раритет, стоял сверкая огненостью цвета. И сам шофер Шурко уникум,...- по Еремке и шапка!Содержал машину в чистоте, исправности свою лайбу,уж столько лет. Салон был чист, почти идеально, а дурман трава, листья крапивы и лепестки цветов у   ног, напоминали, что Шурко ездил в поле за чабрецом и цветами…для покойника. Тело покойника обкладывали в жаркую погоду крапивой основательно   … под гробом размещали емкость со льдом, водой с марганцовкой. Чабрец отвлекал от трупного запаха. А крапива и холод замедляли процесс. разложения, -тлена трупа. Также сам Шурко размещал в салоне щебрец, и для радости в будние дни… чтобы хоть на чуток затмить, уничтожить запах едкого бензина и древней затхлости старой ткани…обшивки.
/Шурко любили все в селе… От древних старушек, пацанов, до дебильных гаишников. Когда он с женой делал турне, и проезжал по улицам Белгорода… постовые останавливали его, иные, чтобы полюбопытствовать, а некоторые даже предложить невесть откуда взятые запчасти. Иные просто одаривали старенькими не нужными им в хозяйстве деталями. А иногда вещицей по интересней. Постовой при въезде в город со стороны Яковлево … вручил ему два прекрасно сохранившихся колеса. Как выразился дарящий: - «Они лишь загромождали его гараж.» где у него стоит мерседес и присутствие этой «дряни» оскорбляет его самолюбие.
За что Шурко при очередном турне заезжая на пост, угощал постовых, людей   обличенных властью, овощами своего огорода. А меж овощами обязательно завернутая в фольгу бутылочка, своего «Компота» градусов под шестьдесят. /
Машина завелась с пол оборота… Шурко повел машину тихо к переезду… Валя смотрела в окно безучастно.
 Проехали переезд, мимо посадок, старой свекольной площадки, где хранилась в гуртах в былое время свекла. Спустились в низ к Горелова дому. И накатом подкатили к магазину. Сколько лет она, Валя здесь не была? Десять- пятнадцать?  Все как во сне. В миг она оказалась в незнакомом городе. В миг вышла замуж. Родила сына. И длительная вечность, с тех пор, когда она похоронила сына… Муж погиб в шахте… Одна как перст в красивом, теперь суровом городе Донецке. В котором она прожила двадцать с лишним лет. Все есть, трехкомнатная квартира. А жизнь кувырком.   Хотела даже руки на себя наложить… но пожалела отца. А теперь у нее и его нет… и родных по крови. Слезы текли сами собой. Так источая женские слезы начинают
бить из-под земли ключи… образуя основные слезные реки России. Не даром в народе говорят: - «Река чиста, как слеза!» Сколько же надо было хлебнуть горя, чтобы реки нескончаемым потоком текли, кое где темнея, то ли от глины, то ли от крови. И самые большое горе видимо в этой- ее стране.
   
С высокого крыльца магазина, спешно спустилась Маруся,- подруга ее покойной матери. Валя не вышла из машины, только тихо прошептала: «Здравствуйте, тетя Маруся!» И зарыдала!
-Валюша! Милая! Крепись!  Я все приготовила! С бабами порешили… -вот список. Если еще что надо- сообщи. Я привезу, достану.
-Спасибо! Я устала. Хочу с отцом побыть наедине.
-Поезжай! Маруся похлопала Шурко по плечу. Помогите! Аляксей! А опосля зайдешь ко мне.
Шурко вел машину улицей тихо и медленно, не сигналил жирным уткам спешивших к реке. Объехал справа свинью с поросятами, которые грелись на горячем асфальте. Улицу не узнать. Валя подивилась: - везде асфальт… а раньше здесь плавали в лужах утки, лягушки и черно было от головастиков. А о свиньях даже нет речи… они купались в жиже грязи, смакуя дары природы… вкусных головастиков. Шурко остановил машину у калитки деда. Вокруг толпился народ, …  одни бабы.
Валя напрягая память пыталась признать их. Но кроме трех неизменных Горемихи, Пятровны и Калмычки, других не признала…- как все изменились. Женщина, не признающая церемоний и этикета… стояла гордо, как пугало, в рябом рваном халате и цветастом платке…-это Калмычка. Женщина в черном платке –Пятровна!
Горемиха как поджарая гончая всегда в черном…- траур по Грише…  совсем не изменилась. Ее Валя признала сразу. Молодую женщину в черном она видит впервые! Кто она? Алексей вышел первый, помог Валентине. С Шурко они перенесли вещи в дом. Рев стон, плачь заставил их, мужчин быстро покинуть плакальщиц. Шурко что-то шепнув Алексею на ушко. Сел за руль, развернул машину и приняв Алексея дал по газам.
 
 Был ясный и солнечный день. Такой, каким ясным был покойник. Бывают же такие люди, незаметные, тихие, где-то смешные. Хмурь с людьми стойко переносят. А умер, и солнышко, и небо без туч провожают его в тот таинственный и далекий путь.
 Гроб выносили из дома Мамон и Фома… корячась в двери… чуть наклонив гроб… вынесли удачно не опрокинули покойника. Хотя Мамон был подшофе, но марку и мерку держал, в сердце и голове. Поставили гроб на табуреты… Пятровна проверила, не развязалась ли ноги, руки? Поправила на груди ордена и медали.
- Красавес! Весь в орденах! Таким и в юности был, лицом красив! А левая нога, чай длиннее… неужто за собой и нас баб потащить? А гроб Молдован  сделал,… любо –дорого посмотреть! Семен Дмитрич заслужил… и китель офицерский ему к лицу. А на лице синяки … шрамы видать военные вылазять. Валю вывел, придерживая под руку Алексей.
А солнышко слепит…покойник лежит не шелохнется… вот таким в сорок третье его выловила из Днепра
молодая украинка- ставшая в последствии –его женой. Солнышко небось и тогда ему помогло… да и девичье-женское сердце жарче солнца… обогрело, заживило раны, язвы… убрался туман с глаз. Очи прояснились, посветлели… хотя исчез юношеский блеск. И вот он сейчас в гробу и скоро предстанет перед всевышним. Валя выплакав слезы искала глазами мужиков. А женщины глядя на покойника не могли взять в толк… как так? Сиднем сидел и тихо так ушел, покинув их не попрощавшись. Вероника стояла в стороне и тихо вытирала слезы. Петровна пояснила ей. Нельзя тебе девка слезы лить. На ребеночке отразиться, коль хочешь рожать.
Береги дитя. Я Вале о тебе шепну.
Валя еще не пришла в себя и не обратила внимание на шёпот и трескотню Пятровны… которой верить, что жизнь гомном мерить. Но встретившись взглядами с милой красивой женщиной. Поняла! Пятровна не врала. И махнув платком, давая понять, пора на кладбище…и тихо подошла к Веронике и обняв ее зарыдала.