Носки

    Долгим вечером вязала Дарья носки. Шерсть плотную выбрала, добротную, по краю узор пустила, и вышли носки на диво хороши. Полюбовалась на свою работу, рукой пригладила. Славный подарок для дочери старшей, что в соседней деревне живёт! В воскресенье приедет мать навестить – и получит обновку.
    Так подумала Дарья, глянула ещё раз на носки и понесла в сундук прятать. Да только вдруг засвербело в сердце, заныло: жалко стало носков. Она и сама не прочь такие иметь – вон, зима суровая выдалась, а валенки на голую ногу не наденешь. «Себе оставлю, – решила, – а Василисе новые свяжу, благо, шерсти вдоволь». Сказано – сделано, спрятала для себя. И пошла в коровник убираться. Сена набросала, воды налила, навоз сгребла в кучу. Да всё носки покоя не дают. Другие связать можно, а вдруг до воскресенья не успеет? Приедет дочь, а матери и порадовать её нечем…
    У ворот раздался стук.
    – Добрые люди, впустите странницу!
    Кинулась Дарья отворять, смотрит: стоит женщина пожилая, вся обтрёпанная, уставшая, на монашку похожа.
    – Входи, входи, сестрица, угостись, чем Бог послал.
    Ввела странницу в дом, усадила и давай потчевать. А потом наклонилась как-то и видит: сапоги на той старые, уж и развалились.
    – Да как же ты в этаких сапожищах ходишь? – спросила. – Чай, ноги промёрзли?
    – Промёрзли, да что же делать? Других у меня нет.
    Подумала Дарья и пошла в чулан – там, на полке, старые мужнины валенки стояли. Взяла и подаёт женщине:
    – Вот, они хоть и большие, а всё не в старых сапогах.
    И, пока странница разувалась, налила воды в таз, кипятку плеснула, рукой попробовала: не горячо? И начала гостье ноги мыть. Та смутилась:
    – Не надо, я и сама могу.
    Да только Дарья уже осторожно, прикасаясь бережно, помыла левую ногу и за правую принялась. Осушила мягким полотенцем, думает: чем же ноги-то обернуть? И вспомнила про носки. Кинулась было к сундуку – но опять засвербело, заныло, до сундука не дошла, онучи с веревки сняла – и подаёт женщине. Обула её, накормила, показывает на лавку:
    – Ляг, отдохни, а мне ещё надо снег убрать.
    Вышла во двор, села на приступок и давай себя укорять: «Что ж ты, такая-рассякая, носков божьей страннице пожалела? Она б за тебя молиться стала, да не всё ли равно? Ты и побогаче, и покрепче: свяжешь себе не одну пару!» Так говорит, но только подумает про носки – и жалко до слёз. Понимает Дарья, что крутит её лукавый, но только побороть себя не может.
     Вечер настал. Странница отдохнула и дальше идти собралась.
     – Куда ж ты пойдёшь на ночь глядя? – удивилась хозяйка. – Погости день или два, чай, хлеба у нас достаточно.
     Муж вернулся, на странницу поглядел, на свои валенки у той на ногах, хмыкнул, но ничего не сказал. Поужинал – и спать лёг. Только Дарье не спится. Всё носки вспоминает да хочет отдать. Вроде хочет, но не может.
     А потом чует: женщина на лавке не спит, крутится и вздыхает. Дарья задумалась, как нелегко той, почти босой, идти по мокрому снегу. Пожалела – и в сердце решила: завтра отдам. Успокоилась, задремала. Странница тоже притихла. А к Дарье опять бес приступил и нашёптывает: «Жалко!» И мутит душу, мутит. Слышит хозяйка: опять странница вздыхает, словно слышит Дарьины мучения.
    Утро настало яркое, морозное. Позавтракали, женщина в путь собирается да и смотрит на Дарью, вроде чего-то ждёт. «Ах! – молвила Дарья в сердце. – Была не была!» И достала носки из сундука.
    Просветлело лицо женщины, улыбнулась она и говорит:
    – Как же так? Для себя вязала, а мне отдаёшь?
    – Для себя вязала, – отвечала Дарья сердито, – да кому-то нужней.
    И проводила странницу до ворот.
    С лёгким сердцем в тот день работала Дарья,  а к вечеру позабыла и про странницу, и про носки.
     Да только Бог не забыл. В воскресенье приехала дочь, давай подарки доставать. И  подаёт матери носки.
    – Вот, матушка, на твою ногу связала.
    Дарья гостинец взяла, стоит, улыбается.
    – Что, мама? – спрашивает дочь.
    – Уж больно хороши носки, – отвечает Дарья. – Не жалко отдавать?
    Удивилась Василиса:
    – Я три пары связала. Детям и тебе.
    – Спасибо, родная.
    И повернулась к окну. Вспомнила странницу, свои колебания, и как жадность её крутила. А потом глянула на образа и вдруг прошептала:
     – «Давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясённою, нагнетённою и переполненною отсыплют вам в лоно ваше»…
    Дочь растерялась, стоит, на мать смотрит.
    – Да так, доченька, – молвила Дарья, – вспомнилось из Евангелия.
    Тихо присела на лавку и с нежностью погладила носки.