Тени ветров. Глава 1

Стуре
     Здесь начинались земли Великих Снегов. Они продвинулись вдоль реки Эллелумака и покинули границу Добергора. Зима не щадила никого. По пути они нашли не один десяток замерзших трупов.
     Даже родной мех не спасал. Человекоподобные кошки тоже тряслись от мороза, поэтому Стуре был полностью одет в меха. Один Темный Бо, имеющий тигровую окраску (ему завидовали многие, ведь для расы добергорцев такой раскрас – редкость), с безразличием двигался за Стуре в одной легкой стеганке, перекидывая заостренный топорик из одной руки в другую.
     Стуре имел длинные когти и очень даже хорош был в ближнем бою, чего нельзя было сказать о Баребре. Она ежилась от холода. Лук трещал за спиной, но Стуре испытывал к ней огромное уважение. Среди всех кошек, которых он знает и знавал, Баребра слыла лучшей лучницей.
     Хитрый Пер с длинными белесыми усами и осклабистой ухмылкой, шел последним. Он догнал их спустя половину дня, оставшись у небольших полесков за местной деревушкой Линенор, и уже вовсю жевал сырое лисье мясо.
     Дорога лежала на север, к истокам Бидегамского Вулкана. Именно там скрывались добергорские Одаренные. И приказ от короля из столицы быстро дошел до города на реке, где Стуре и нес военную службу. Преступления не могут остаться безнаказанными. Стуре исполнит свой долг.
     Прошлой ночью их застала буря. Хлопья снега вихрем летели в лицо. То ли Одаренные знали, что за ними идут?
     И столь плотный снежный поток полностью отключал ночное зрение. Стуре застали врасплох. В пустом поле они легли, прижавшись друг к другу. Так и пролежали до утра, пока погода не стихла.
     Тогда-то Стуре заметил, как его усы и кончики ушей покрылись корочкой льда. Теперь-то понятно, почему ни Добергорцы, ни Макрейнцы не освоили эти пустоши. Только какие-то маленькие деревушки самоуправляющихся людишек встречались по пути. Стуре однажды остался на ночлег в одной из них.
     Бидегамский вулкан, насколько было известно, ныне спал и не тревожил никого. Поэтому никакого риска идти туда не было, кроме риска быть убитым Одаренными. Разве не о смерти мечтает каждый добергорец? Нет.
     Каждый добергорец мечтает умереть в сражении и воссесть на Великом Троне вместе с другими воинами. Именно поэтому Стуре был лишен страха. Именно отсутствие страха несколько раз помогло Стуре выжить, и однажды чуть ли не погубило его.
     Стуре остановился и принюхался. Пахло чем-то паленым. Будто бы кто-то жег кожу.
- Баребра, - он кивнул ей.
     Баребра закрыла ярко-зеленые глаза и направила когти к вискам. Что-то невообразимое возникло в воздухе, будто бы что-то неизвестное вытягивало энергию из самой земли. Хитрый Пер дожевывал мясной кусок.
- Ну, что там? – кинул присевший на корточки Темный Бо.
     Стуре вытащил когти и поднял вверх лапу, приказывая тем самым Бо замолчать. Темный провел лапой по длинным усам.
- Идем, - встряла тем временем остепенившаяся Баребра.
      Стуре махнул рукой.
   
      Эти кошки выглядели совсем как люди. Если бы не когтистые лапы, острые уши, антенны-усы, звериные глаза и чрезмерный волосяной покров с различными окрасками, их можно было бы считать полноценными людьми.
      Но не так все просто. Они стали совсем близки к людям. Лишь внешне они походили на зверей. Стуре был большим добергорцем, метра таки под два. Его плечи были крепкие, а за спиной висел огромный двуручный меч, оборудованный местным кузнецом под когтистые лапы воина.
     Баребра же носила за спиной лук и маленький кинжал в ножнах. Больше ей ничего не требовалось.
     Темный Бо, хоть и был не таким большим как Стуре, сражался медленно и неуклюже. Пер всегда искал, что поесть, даже во время боя.
   
     Казалось, что снова пошел снег. Но нет. Это был пепел. Пепел, который выбрасывал вулкан, покрывал его подножье. И кто сказал, что Бидегаам спит? Если уж вулкан и спит, то слишком громко храпит.
     Склон оказался крутым. Повсюду встречались замерзшие булыжники, перекрывающие проход. Стуре то и дело приходилось помогать товарищам взбираться на них.
     Взобрались далеко и высоко. Лететь было долго. Но внизу был глубокий снег, так еще добергорцы сохранили способность от своих примитивных предков в мягком приземлении. Каждая способность играла на них и против природы.
     Что-то будто ударило Баребру.
- Скорее! – закричала она.
      Тем временем они взобрались на склон, и до самого погасшего жерла вулкана остались десятки метров.
     Баребра указала когтем вдаль, по направлению к жерлу, и медлительный Темный Бо устремился туда первым. Он больше всех переживал за свободу Одаренных, среди которых был его сын.
     Трое рванули за Бо, но из ниоткуда послышался громкий рык, и огромное чудовище вырвалось из-под снега, напрыгнуло на Темного Бо и единым клацаньем зубов отделило его голову, потрепало тело и оставило лишь кровавый ошметок.
     Это был Гив. Стуре подозревал, что он появился неспроста. Одаренные знали – за ними идут.
     Гив обернулся к троим. Они держали оружие наготове, но, казалось, этого было далеко недостаточно. Гив был огромен, раза в два больше обычного белого медведя, с его острых клыков капала ядовитая слюна, острые когти царапали покрытый коркой снег. Монотонно красные глаза ненавистно насквозь «прорезали» душу Стуре.
     Этот гив был битым воином, прикинул Стуре. Его шерсть ободрана, на левой передней лапе коготь обломан, шрам от клыков другого гива у вытянутого рта. Каков шанс поразить его?
     Тетива треснула, и Баребра послала свинцовую стрелу вдаль с истерическим свистом. Она впилась в грудину вставшего на задние лапы гива, но тот лишь зарычал сильнее.
     Чудовище наклонилось на задние лапы и огромным прыжком устремилось к врагу.
     Баребра ловко отпрыгнула назад, посылая шальную стрелу в лет. Стуре откатился вправо, что противоположно дублировал Пер. Гив проскочил мимо, но теперь на его животе появилось два ровных пореза.
     Он заколотил лапами по земле и издал громкий истошный рык.
- Крыша готова, - усмехнулся Пер. – Баребра, сделай дверь.
     Баребра поднималась на ноги, судорожно стряхивая с себя снег. Она нащупала лук в продавленных белых хлопьях и навскидку послала еще одну стрелу под «крышу». Гив взвыл.
     Стуре обхватил рукоять меча двумя лапами, направил его острием вперед и, набрав большой разбег, силой прыгнул на гива, насквозь пронзив его сердце.
     Животное издало последний рык и затихло. Горячая кровь истекала на снег.
- С молодым гивом у нас не было бы шансов, - сказала Баребра.
     Стуре кивнул. Он погладил Темного Бо по усам.
- Теперь ты на Великом Троне, мой друг, - прошептал он. – Твой сын поспособствовал этому.

      Казалось, от такой громкой битвы Бидегам вот-вот пробудится. Но вулкан тихо и мирно спал.
      Когда они оказались у жерла, лишь догорающие поленья и брошенные шалаши ждали их. Неподалеку небольшое озеро испускало пар и горячие пузыри.
- Ушли, - подтвердил Стуре, проверив последний шалаш.
     Баребра тяжело вздохнула.
- Я их не чувствую.
     Хитрый Пер нарыл какую-то мясную вырезку, оставленную прошлыми хозяевами.
- А как далеко ты можешь чувствовать? – съязвил он, но Баребра не колебалась.
- Я могу запросто расщепить на мельчайшие частицы твое сердце, ты этого хочешь?
     Баребра владела Особым Даром.
- Что мы скажем в городе? – спросил обессилевший Стуре.
     Пер улыбался, чувствуя насыщение. Он потер защищенный живот и, найдя лежанку, устроился поудобнее.
- Не знаю, что скажем в городе, но сейчас я очень хочу спать. Раз Баребра больше не чувствует Одаренных, можно и отдохнуть. – Он прилег набок и закрыл глаза.
     Сейчас Пер как никогда был прав. Стуре устроился поудобнее. Костер догорал. Зачем здесь костер, у испускающего тепло жерла Бидегама? Здесь тепло. Здесь уютно, несмотря на кучи снега вперемешку с пеплом вокруг. Где-то вдали загорелось тело Темного Бо. Баребра сделала нужное дело и устроилась рядом с Стуре.

     Одаренные ушли. Стуре не сомневался. Вряд ли какой-нибудь наивный гив решил попытать счастье и напасть на эту шайку. Один только Одаренный мог взглядом свернуть гиву шею, что уж говорить об обычных смертных…
     Баребра больше не чувствовала их, а поэтому Стуре принял единственное важное и верное решение. Они свернули на юг, а следом и на запад, возвращаясь в родные земли.
     Местный мелкий город (или большая деревушка?) Линенор раскинул свои просторы. Здесь жили в основном свободные добергорцы, но встречались и рогероты, калисцы, уостидцы и даже далекие треаки.
      Они всего лишь шли мимо. Но серебряники, медяки и даже золотые, завалявшиеся в карманных мешочках, спустя два дня пути по бескрайним белым просторам, словно просились уйти в теплые руки какого-нибудь приветливого торговца. Ну или, на худой конец, хозяина дряхлой, но без того уютной ночлежки.
      В Линеноре был свой вождь. Поистине вождь, кто сумел приноровиться к тяжелейшим условиям бренного пребывания в Землях Снегов, кто помог освоиться другим.
      На самом деле, таких городов было несколько, и отправлялись сюда в основном заключенные, осужденные за ужасные преступления. Стуре знал, что в давние времена ссылка в эти земли была наказанием похуже смерти.
     Но ничего. Освоились.
     Ворота городка были хоть и слабенькими на вид, покрытыми толстой коркой льда, даже скрипящими, гивы обходили такие городки стороной. Тоже умные существа, знают, что не стоит соваться в полный пчел улей.
     Но при всем своем желании молодой и сильный гив смог бы справиться с четвертью населения сего города точно.
      
     Когда добергорцы заметили своих же, Баребра на расстоянии почувствовала нарастающее напряжение в городе.
- Чего надо? – спросил молодой добергорец сквозь щель ворота.
      Стуре потер лапы.
- Нам нужно в город, - сказал он. – Мне и моим путникам.
     Но незнакомец не доверился им.
- Приказано не открывать добергорцам. Вы пришли за платой от короля? Мы не находимся на землях Добергора, чтобы платить.
     Выходит, король теперь пытается «обокрасть» этих бедняг?
- Клянусь, мы всего лишь путники, замерзли с дороги. У нас есть золото, мы могли бы заплатить.
- Откуда же вы идете? – спросил тот, что за воротами.
- Из Инлелонтира, что на востоке. Навещали Оспита Безухого, - соврал Хитрый Пер.
- А сами откуда?
      Терпение кончалось. Стуре теперь мечтал попасть в город ради разбитой морды надоедливого незнакомца.
     Баребра отпихнула Стуре и посмотрела в воротную щель на незнакомца.
- Из Добергора, - сказала она.
     Он почесал себя за ухом.
- Возвращайтесь туда, откуда пришли.
- А ну, живо открывай, недомерок! – не выдержал Пер.
     Баребра устремила взгляд на надоедливого стражника.
- Если ты сейчас не откроешь ворота, я сожгу тебя изнутри.
     Он с усмешкой посмотрел на Баребру. За стенами всегда спокойнее.
- Допустим, ты владеешь Даром, - поразмыслил он. - Добергорские законы запрещают тебе использовать его…
- Но я не в Добергоре, - злостно усмехнулась она, сконцентрировалась, и страж вскрикнул от боли.
- Прошу, не надо! – застонал он.
      Баребра остановилась.
- Позови кого-нибудь открыть ворота, сам же если шевельнешься, я успею превратить тебя в уголек.
      Он, не отрывая взгляда от Баребры, закричал:
- Игрес, открой ворота!
      Игрес возник из ниоткуда.
- Сам что-ли не можешь? – заворчал он.
- Боюсь, ваш друг обмочился и замерз, - пошутил Пер.
     Воротина скрипнула и отворилась. Первым в город вошел Хитрец, он кинул медяк надоедливому стражу, но тот с испугу прозевал его в снегу. Твои проблемы.
     Игрес с недоверием осматривал прибывших.
- Что ищете здесь? – спросил он.
      Стуре поправил меч, висящий за спиной.
- Нам нужен ночлег.
- По центральной дороге через два проулка и направо. Найдете Отто, он даст вам ночлег.
     Стуре отблагодарил Игреса медяком и направился вперед по улице.

- Чердак, значит, свободен, да, - сказал хозяин таверны. – Я вам ключи, а вы мне деньги.
     Стуре не стал задавать лишних вопросов. Он просто отсыпал двадцать медяков и одну серебряную. Так и рассчитались.
      Дешево, да и в таком захолустье спрос небольшой.
     Старый Отто, чье облысевшее местами тело постепенно продолжало избавляться от шерсти, на обломанном коготке протянул связку ключей.
- Только это, не потеряйте. Они это, единственные, значит.
- Благодарю, - сказал Стуре.
- А пожевать что есть? – спросил Пер.
     Этот вопрос будто бы раззадорил хозяина. Он заметался вокруг деревянного прилавка, снял факел со стены и заскочил в темную комнату. Кладовая, наверное.
- Это, значит, есть хорошее отборное вино! – прокричал он из комнаты. Послышался грохот, стуки, и старый добергорец вынес на руках целый винный бочонок.
     Баребра одобрительно кивнула, но Хитрец все еще продолжал искать глазами по прилавку.
     Пахло жаренным мясом.
- Значит, там на вертеле мясо есть. Оно готово, это. Только с вас еще сорок медяков за мясо и пять серебряных за вино.
     Воистину дешево. Как бы в животе не урчало после такого. Но Хитрй Пер предложил весьма интересную идею. Поесть сейчас не помешало бы, как и расслабиться тем кладовым вином.
     Стуре поправил свой меч и перенял бочонок из рук Отто.
- Это, еду, значит, берите. Можете идти на верх.
     Стуре мысленно выругался. Бочонок был тяжелым. После такой дороги даже пуховая подушка заставила бы ныть руки.
      Они поднялись по скрипучей лестнице, открыли дверь, что была по центру и…
- Теперь я понял, почему комната вышла такой дешевой, - сказал Хитрый Пер.
     Одна кровать, какие-то шкуры на полу, потухший (быть может и не рабочий) факел, испускающий тонкую полоску дыма, и маленький столик.
- Кровать достанется кому-то одному, - заметила Баребра.
     Хитрый Пер схватился за спину.
- Мне бы не помешала, - схитрил он.
     Стуре окинул его недовольным взглядом.
- Благодаря Баребре мы здесь, поэтому она заслужила эту кровать.
     Баребра одобрила. Она сделала реверанс, как самая настоящая принцесса, и присела на кровать.
   
     Вино ушло быстро. Они совсем потеряли счет времени (конечно же, окон в комнате не было), но все же потребность во сне взяла верх. Баребра отключилась мгновенно, следом Пер, но Стуре не мог уснуть. Пер храпел рядом, а Стуре ворочался.
     Кажется, он что-то слышал. Кто-то скребся за стеной, звал на помощь. Причем там, где не было дверей. Той комнаты не существовало, откуда исходил скрежет. Коим-то образом Стуре заставил себя заснуть. Ему снилось, что он летает.

      Отто пришел сразу же.
- Это, меня звали? – спросил он.
     Стуре еще не отошел ото сна, его глаза пытались не закрыться, и разговор приходился очень кстати.
- Что там? – Он указал на стену, откуда слышал скрежет.
     Отто тут же выдал себя.
- Значит, вам нужно уходить… Я это, закрываюсь! Уходите!
     Стуре поднялся на ноги. Он направился прямиком к стене, показал острый коготь и постучал пару раз по ней. Ясный звук постепенно переходил в тупой.
- Что ты скрываешь, торговец? – Стуре подставил острие когтя к шее Отто.
      Пер извлек большой двуручный меч из ножен Стуре на спине. Отто, приподняв голову вверх, молчал. Баребра контролировала ситуацию. В любой момент стоит только сконцентрироваться, и Отто будто бы и не было.
- Уходить… - Отто перебирал слова и, казалось, что говорил уже сам с собой.
     Хитрец пару раз лапой постучал по стене, а следом, взяв сильный размах, рукоятью меча пробил в ней дыру. Наружу полетела пыль и, щурясь на проявившийся яркий свет, показался человек. Парень. Он закрывал рукой глаза.
      Стуре посмотрел на Отто.
- Не зря кого-то из твоих предков отправили сюда. Вас ничто не меняет.
     Парень упал на колени и взмолился.
- Не убивайте, прошу! Умоляю! Я всего лишь раб!
     Баребра перевела взгляд на пленного и тут же успокоила его.
- Он хотел выручить хорошие деньги за человека, - сказала она.
     Стуре поразмыслил.
- Мы заберем его с собой. Ты останешься в живых, но поверь мне, случилось бы такое в Добергоре, я пустил бы тебя в далекое плаванье. Мы, Добергорцы, любим плавать. – Стуре заставил себя улыбнуться. – Мы не причиним тебе зла. Пойдем с нами.
     Его каштановые волосы отдавали перламутром.
- Он коренной Рогеротец, - заметил Пер.
- Теперь он наш гость, - сказал Стуре.
      Они спустились вниз. Стуре зашел за прилавок и забрал все, что только мог. Он забрал вину, сколько мог унести, и Отто не сказал ни слова, лишь корчил недовольную гримасу.
     Довольный Пер выбил дверь с ноги, и четверо ушли на юго-запад по направлению к воротам. Яркое солнце стояло высоко. Ветра не было. И Стуре был рад. Видимо, бури не будет.
Орест
     С самого утра они шли. Солнце уже уходило за горизонт, но Орест и не думал останавливаться.
- Нам надо отдохнуть, - заметил запыхавшийся Доран. Он оперся о ближайшее встретившееся дерево и тяжело дышал.
- Розу призвали, мы не можем останавливаться.
      Роза уселась на холодную, покрытую снегом землю.
- Доран прав, нам нужно отдохнуть. Завершим путь завтра.
     Розе Орест не сопротивлялся. Он распаковал мешок, что взял с собой, разложил дрова, а Роза разожгла огонь. Одним только взглядом…
      Доран подвинул свой мешок поближе к теплу.
- Всегда приятно идти в дорогу с Одаренной, - устало усмехнулся он.
- В ином случае, твоя шерсть согрела бы нас, добергорец, - подшутила Роза в ответ.
     Да, Доран был добергорцем. Его шерсть была полностью каштановой, на что он вечно получал шутки про древесных котов.
      Он не помнил, как попал в Макрейн. Лишь Орест помнил, как отец, капитан стражи Нэльфаля, ранним утром привел мокрого и замерзшего Дорана в дом. Больше ничего у него не спрашивали.
      Доран рос и сражался вместе с Орестом. На этом и окрепла их братская дружба.
      Орест же был примерным сыном и настоящим Макрейнцем – как внешне, так и внутри. Все макрейнцы были светловолосыми с глазами либо цвета неба, либо цвета летних листьев. Ореста Отец наделил глазами цвета небесной лазури, тонкими, но ровными губами, прямым носом с заостренным кончиком и узкими скулами к слегка впалым щекам.
     И каждая леди считала его красавчиком.
     А Роза слыла Одаренной. К тому же, ее внешность отпугивала людей, но Орест находил в ней что-то особенное, неестественное. К ее пухлым губам, приподнятому носику и светлым волосам, будто ключ к замку, так и подходили отличных цветов глаза – зеленый – левый, голубой – правый.
    
- Тогда ложитесь спать, а я понесу дозор, - с упреком предложил Орест. Конечно, он нервничал, Первозданные не призывают просто так.
- Ты тоже отдохнешь, я защищу нас, - сказала Роза.
     Тем временем Доран уплыл в долину снов.
     Перед сном Орест помолился Отцу Вселенной, но заснуть так и не смог. Мерцающие звезды словно выстраивались в причудливых зверьков. Где-то там, позади всех этих звезд, Отец Вселенной наблюдает за Орестом, выслушивает его молитву.
     Доран давно отказался от своей старой веры. Он часто шутил, якобы, на троне должен сидеть кто-то один, а Великий Трон занимает неисчислимое количество радостно принявших смерть добергорцев. Вера в Отца Вселенной более чистая и безобидная.
     Добергорец рос в окружении Макрейнцев и сам стал одним из них. Эрнест Рендель ныне являлся отцом не только Оресту…
     Поленья, объятые языками пламени, мягко потрескивали. Слабо улавливаемый дымок под светом луны уходил в небо. Тени древесных крон плясали, пока горел огонь, и, уставшие, уснули к утру, когда настало время отправляться дальше.

      Снег кружился, ложился на побеленную им же землю, утихая. Так с неба падали хлопья, по воле Отца. Радостный Доран вытащил язык и не пропускал ни одной метящей к нему по пути снежинки.
      Роза смотрела вдаль. Неизвестно, чего хотят Первозданные. Это озадачивало ее и слегка гневало.
      Орест звенел мечом, то доставая его из ножен, то впихивая обратно. Так и продолжалось, пока сквозь пелену снега и странного, легкого зимнего тумана не показалась вершина единственной горы на всем центральном столичном материке Макрейна.
- Небесная гора! – восхитился Доран.

      Ее подножье было крутым, но древние умельцы много работали, придя к выдолбленным каменным ступенькам. Они уходили к небесам.
- В одной из легенд Отец приказал построить их. Денно и нощно работали дети Его, болели, умирали, но выполнили наказ Отца. И когда пришло время, Он поднялся по ним вверх и исчез в затянувших небо облаках, - сказал Орест.
- И мы пойдем там, где ходил Он. – Восхищение не исчезало с лица добергорца. Он первым вызвался идти в долгий путь наверх.
- Нас настигнут бури, но мы выстоим. Не так-то просто добраться до замка Первозданных.
      Орест поддернул мешок, что висел за спиной, и последовал за Дораном.

     На каждой ступени вверх ветер усиливался. Он вихрем уносился в бездну, ледяным кольцом разверзшуюся к западным клыкам. Даже летом здесь лежал снег.
     Нетренированным людям поход на Небесную был запрещен. Ни один не доходил до конца. Поэтому по дороге встретилось несколько замерзших трупов. С каждого встречного Доран снимал мешки и тащил их в своих руках.
     На западе разворачивались моря. Казалось, с самой вершины Небесной можно было узреть их мощный прискальный прибой. Так далеко, но так же близко.
      Одинокий коршун смотрел вниз, пытаясь разглядеть сквозь пепельный вихрь одинокую озябшую добычу. Он ходил вдоль обрыва, кричал, оставленный. Ничего не высматривалось. На Небесной не было ничего и никого, кроме Первозданных и Отца Вселенной. Он приходит туда, на вершину. Но на вершину горы не забирался никто, как не пытались. И Отец, огорченный, превращался в орла и взмывал в небо.
      Быть может, этот орел и есть Отец? Только какую добычу он высматривает? Орест покачал головой.
      Длинные усы Дорана покрылись сосульками, а разноцветные глаза Розы засверкали. Взбирались они пол дня, так и не остановившись передохнуть. В глазах мерцали мушки, а кровь с шумом приливала к голове. Температура уходила вниз.
      Тишина.
      Солнце скрылось посреди облаков и снова ударила буря. Роза почувствовала всю силу ветра.
- Роза Ветров, - шутил Доран уже который раз, в одиночку посмеиваясь.
      Порожки все тянулись и никак не хотели заканчиваться. Солнце забивалось за зубы виднеющихся скал, а на противоположной стороне мутным пятном ползла кровавая луна. Предвестница.
      Когда наступила ночь, наконец показался высоко стоящий замок. Там была ровная земля. Работал сам Отец, как говорили многие.
     А на ровной земле ветер заставлял скрипеть огромные железные, покрытые ромбами прутьев ворота. Закрытые на цепь, противно звенящую из-за неподчинений бездушных слуг.
- Кто? – грубым голосом спросил неизвестный, закутанный в сотни мехов и ежащийся от холода.
- Одаренная и ее путники, - сказал Орест.
     Воротина скрипнула в последний раз и раскрылась перед путниками. Большой трехгранный фонтан перегораживал центральный путь. Вокруг него кольцом расходились истоптанные непонятно кем дорожки. Там не было бури, там просто тихо и нежно падал снег.
     Неизвестный держал в руке топор и настороженно наблюдал за пришедшими.
- Немногим удается дойти до сюда.
      Ему явно не хватало общения.
     Доран протянул мешки, что подобрал по пути.
- Кажется, это провизия для Первозданных.
     Стражник с улыбкой на лице перехватил их из рук Дорана.
- Нынче мало, кто может прийти сюда. Пятеро из пятнадцати гонцов в месяц доходят до замка.
     Орест потер ладони.
- Мы замерзли, - сказал он.
      
     Изнутри замок освещался тысячами свечей. Ни одна из них не сгорала, поэтому потребности менять их не было. Ни одного темного уголка не занимало площади Небесного Замка. По узким коридорам гулял дымок, пропитывая все здание запахом лаванды.
     Несчетное количество книжных полок с несметным количеством книг пылилось по ходу стен. Следы от снега мгновенно превращались в воду, а затем испарялись на полу.
      На потолках вырисовывались портреты стариков, сгорбившихся под тяжестью лет. Их седые бороды тянулись следом, а черные балахоны спускались к полу.
     Стражник проводил их в главный зал.
     Зал был пуст. Неизвестные фигуры уходили в стены, словно выдолбленные кирками кладоискателей, на полу стояли свечи, а возле свечей сидели четверо стариков. Трое – по углам, один в центре.
 - Я чувствую арраг-туун, - сказал сидящий в центре.
- Йерзо комен, - поприветствовала Роза.
- Вы добирались днями и ночами. Орз пригласит вас к столам.
      Стражник, коего звали Орз, из соседней комнаты позвал их.

      Все они были на одно лицо. Четыре старика. Но каждого из них отличала полоса другого цвета на лбу по центру капюшона.
- Гардрен, - представился тот, что сидел в центре, чей наряд казался монотонно черным и ничем не был помечен.
- Йорик, - секазал старик с красной меткой.
- Осгальд. – Орест разглядел синюю метку.
- Ярвальд, - договорил последний, с зеленой меткой.
     Доран встал с места.
- А я…
- Доран, да, - заметил Йорик.
     Опешивший, Доран сел на место и потянулся к винному кубку. Он странно осматривал каждого Первозданного.
- Мы долго молились Отцу нашему, - начал Гардрен, - всю нашу жизнь мы провели в молитве, и парой минувших ночей… - Его старые серые глаза сделались бешенными, руки затряслись, он взял кубок со стола и тут же поставил на место. – Мне явился Он. И явил послание. «Когда сойдутся вместе лед, огонь, разум и тайна, в ваш бренный мир снова вернется страх. Погибнут тысячи, погибнут миллионы, вам придется победить его. Или миру, что создал для вас Я, придет конец.»
      В зале воцарилось молчание. Лишь непонятливая гримаса на кошачьем лице Дорана давала о себе знать.
- Кто вы такие, мать вашу? – спросил добергорец.
- Мы – рожденные во чреве земли от семени Отца Вселенной, мы живем и поддерживаем ваш мир для вас, - сказал Йорик. – Для этого мы и призвали Одаренную.
- В этот раз мы не поможем вам, - прошептал Ярвальд, - Одаренным придется самим справляться с грядущей бедой.
     Оресту стало не по себе.
- Э… этого можно же избежать, верно?
- Это случится внезапно, - отрезал Осгальд.
- Я не пойму, - сетовал Доран, - какой лед? Какой страх? Вы сбрендили тут, на верхушке холма? – Он отказывался принимать пророчество. Доран отставил кубок в сторону, пихнул тарелку Оресту, встал из-за стола и направился к двери. – Чокнутый старикашка считает, что ему явился Отец. Сидите тут, запертые, никому не нужные, и молитесь за всех нас! Я вот, что скажу – не надо за нас молиться! Я сам отмолю свои грехи. – Он обратился к Розе: - Нам надо уходить отсюда. Я не намерен ждать раннего утра. – И скрылся за дверью.
     Орест почувствовал, как кровь прилила к щекам. Он со стыдом посмотрел в глаза Гардрена, и тот с пониманием отнесся к произошедшему.
- Он боится, - проговорил Гардрен. – Страх вполне реален, намного реальнее, чем ощущение дуновения ветра.
- Задувают ветра, - Йорик наклонился к Розе, - время перемен. Страшное, кровопролитное время. Недра земли разверзнутся и полезут наружу чудовища, жаждущие крови вашей. Взмоют над вами твари, души вашей жаждущие, понесутся быстрее света гроки и хардры, силы вашей жаждущие, опустеют дома, села, города. Придет время, когда, прикасаясь к огню, будете чувствовать лишь холод, а лед будет обжигать кожу до кровавых пузырей. Предательская плоть прольет праведную кровь, тупой кинжал заточит острый, а реки понесут воду против своего течения. Ветви деревьев источат яд, огненные сферы кровавым танцем отзовутся на небесах, и Отец откроет лик свой тем, кто встанет на путь истинный и обеспечит покой и процветание всему человечеству. Ибо грешны мы, да так грешны, что позабыли исповеди Его. За это нечто ужасное проникло в наш мир. Оно спит, но обязательно проснется. И вы будете готовы.
     Роза смерила Йорика странным взглядом.
- Что мне делать?
- Идти своей дорогой.
- Вот-вот, вещи уже собраны, - послышался громкий окрик Дорана за стенами.
- Мы не станем вас удерживать, - твердил Осгальд. – Если вы сыты и обогреты, легкой дороги вам.
- Надеюсь, назад идти будет легче, - Орест погладил себя по животу.
     Странное пророчество. Ничто не ясно. Снова странные мысли, и снова больная голова.
      Роза передвигалась с трудом. Солнце стояло высоко, но до подножья было все еще далеко.
- Нам нужно отдохнуть.
- Сделаем привал, - предложил Доран.
      Орест кивнул.
      Они разложили спальные мешки и тут же отключились.
     Ночью их застала буря. Снова приходилось закрывать лицо руками, снова приходилось идти вслепую. Но теперь дорога была более легкой, снег мгновенно заметал следы. Ветер завывал и ястребом бросался вниз, на движущуюся добычу. Замерзшая трава хрустела под ногами.
     Но, несмотря на непогоду, ночь была прекрасной, настоящей королевой со скверным характером, неимоверной величественностью. Ночь напоминала о недостающем. Ночь пела.
     Они заночевали прямо у дороги. Разложили мешки, как-то разожгли костер, закрыли его так, чтобы сильные порывы ветра, приносящие снег, не задули огонь. И легли спать.
     Оресту снился дом. Совсем еще юный Доран, скромный и стеснительный. Закрытый двор, каменные дома далеко не бедного Нэльфаля. Отец вручил им с Дораном по деревянному мечу, и весь день напролет они представляли себя рыцарями, спорили, кто будет добром, а кто злом, дрались, словно в последний раз.
     Пока не приходили другие, более старшие.
- Эй, кошак, где же твой хвост? – смеялся Крео, избалованный сын соседского рыцаря.
     И Доран с нехотением оборачивался назад, смотрел вниз, где должен был быть хвост, но ничего не обнаруживал. Он и сам не помнил, почему на месте большого, пушистого, крепкого хвоста торчал лишь коротенький обрубок.
- Где же твоя честь, Крео? – показался из-за двери Эрнест Рендель.
- А это не твое дело, Алый Рыцарь, - как можно увереннее, постарался ответить он.
    И Эрнест Рендель твердо направился к нему, аккуратно взяв деревянный меч у Дорана.
     Да, Орест с улыбкой наблюдал за тем, как Крео пытался казаться мужественным, стоял на месте, но видимо трясся от страха.
      Отец срубил его одним ударом. Крео плашмя ударился о вымощенную дорожку и отколол передний зуб, но не зарыдал, лишь поднялся и попытался убежать.
     Алый Рыцарь в старой рубахе сгреб его за шиворот, Крео съежился словно зажатая в угол крыса.
- Если… если ты меня еще раз ударишь, я все расскажу своему отцу! – тут, казалось, Крео набрался смелости.
     Но Эрнесту было плевать.
- Тогда напомни своему отцу, что было в прошлый раз, - Эрнест подмигнул Крео, - даже такой богатый дом с прислугой не спасет его от порицания Нэльфаля. – Он разжал пальцы, Крео поскользнулся на щебне, еще раз ударился головой о землю, снова встал и умчал со скоростью ветра.
     Орест громко рассмеялся, но эти слова слишком уж задели Дорана. Из его кошачьих глаз потекли слезы.
- Помни, - Эрнест наклонился к Дорану и вручил обратно учебный меч, - отсутствие чего-либо не делает тебя уродом – это делает тебя особенным. – Он с материнской нежностью погладил Дорана по голове. – Не стоит обращать внимание на гнусные слова. Хороших существ меньшинство, а всем хорошо известно, что меньшинство подвергается оскорблениям…
     Орест почувствовал сильный толчок, клацанье зубов, кряхтение и клокочущее рычание. Он резко открыл глаза.
     Тот мертвый, что лежал неподалеку, вдруг восстал. Его глаза горели красным, синюшная кожа источала сладковато-гнилостный запах, он держал в руке меч.
- А-а-а! – с ужасом закричал Орест и резко отполз назад.
     Оно оскалилось, затряслось и рвануло на Ореста. Он пытался нащупать свой меч, но не нашел. Орест закрыл глаза.
     Послышался треск, удар, снова треск, глухое падение. Кто-то хлопнул Ореста по плечу.
- Больше не теряй! – Доран держал его меч в руках. – Кажется, этот стащил его, пока ты спал.
     Но испуганное заспанное лицо Розы не предвещало ничего хорошего. Она осмотрелась, проглядела каждое ущелью, внимательно окинула взглядом низину и прошептала.
- Надо уходить, где-то неподалеку некротрумор.
     У переломившегося пополам трупа потухли глаза. Орест судорожно свернул мешок, закинул его на спину. Темное утро дышало прохладой.

     Нэльфальский закат встретил уставших путников. Они откликнулись, как дети Алого Рыцаря, и открытие ворот для трех смельчаков было заказано. Белый снег покрыл поверхности стен, ударил мороз, на чистом небе воцарилась луна, сменив красный надувшийся шар.
     Пахло свежестью.
     Слышался топот копыт и потрескивание повозки. Таверна была переполнена.
      Орест заказал на троих сливочное пиво, жареный хлеб и соленое масло. И такое сочетание казалось божественным. Тепло от хмельного растекалось по организму, растворялось в крови, насыщало успокоением.
     Хмель давал о себе знать. Постепенно нервозность Ореста сходила на нет, но появление некротумора в этих землях до сих пор беспокоило его. Отец должен знать.
- И вот он надвигается на Ореста, и тут…
- Доран! – окликнула Роза. Доран увлеченно общался с проезжим лютнистом.
- Что?! – пошатываясь, обернулся он. – Видишь?! – Он указал двумя руками на голубоглазого человека. – Это бард! Он хочет написать песню…
     Орест стиснул зубы и оттащил Дорана за одежду.
- Ты достаточно выпил! – сквозь зубы процедил он. – Сейчас же нужно пойти к отцу и все рассказать.
    
    Поздняя ночь. Никого, лишь парочка стражников, не спеша патрулирующая город. Где-то слышится брехливый лай собаки… Собаки… Оресту стало смешно. Он вспоминал «дружбу» Дорана и собак. Они-то обычных кошек не переносят, а такие большие кошаки для них самые страшные враги.
     Именно поэтому добергорцы не жалуют собак. В их королевстве вообще нет собак!
     Мороз тут же заставил Дорана одуматься. Его опьянение пошло вниз по шкале, и у дома он, наконец, протрезвел.
     Дверь была заперта, Орест громко постучал по дереву, и, спустя несколько минут, ее отворила служанка. Молодая, красивая, широкоглазая блондинка.
     Матери Орест не знал, но понимал, что эта девушка не только поддерживала чистоту и порядок в доме, но и разделяла холодные ночи в одной постели с Алым Рыцарем.
- Орест? – удивилась она. Нахмурившись, неловко всосала воздух и начала перебирать ногами. – Холодно. Скорее входите!
     Нет, Алый Рыцарь не жил в хоромах. Это был обычный дом, чистый, с дешевой мебелью, но теплый и уютный, чистый, родной.
     Отца часто не бывало дома, Орест все понимал.
- Снова на задании? – лишь спросил он.
     Служанка кивнула.
- Спасибо, Кира, - добавил Доран.
     Кира потерла себя за плечи.
- Ваши постели ждут, - обратилась она к Дорану с Орестом, - а ты, Роза, ложись в гостевой.
    И Кира ушла. Совсем скоро должно настать утро. Орест пожелал доброй ночи Розе и ушел к себе.
- Доброй ночи, Роза, - сказал и Доран.
- Доброй ночи, - улыбнулась она.
Рехор
     И кто говорил, что Калис – гостеприимное королевство? Чужаков много, но здесь они воистину чужаки. Свои их не принимают. Но есть одна хитрость…
     Калисцы любят полезных людей, и на то, что ты – чужак, могут закрыть один глаз. Хорошо, когда попадаются одноглазые калисцы. Дураки, по-иному.
     И кто говорил, что добрые дела ценятся? Нет, они ценятся, но не морально, а финансово. За доброе дело здесь хорошо платят, но даже деньги не помогают чужакам избавиться от клейма. Чужак есть чужак.
      Когда-то отец твердил, нужно оставаться дома. Нет места роднее, теплее, приятнее, уютнее, чище. Да, есть свои погрешности, но каждая погрешность исправима.
     Неисправимо лишь твердое решение.
     Человеку прикинуться калисцем проще простого: стоит раздобыть специальную краску для волос и перекраситься в рыжий. Исполнено. Но что делать добергорцам? В Калисе их считают домашними животными, именно поэтому между ними огромная нелюбовь.
     Ушурцев не встретить нигде. Они засели в своем маленьком королевстве и спокойно правят, при этом радушно принимая гостей. Выглядят они ужасно, их культура порой вселяет ужас, но в чем, в чем, а в гостеприимстве им не занимать.
     Но есть уостидцы, это те же самые калисцы, только у них свое королевство, граничит с Калисом на севере.
     Они могли бы воссоединиться, но уж слишком разная вера. Это не смогло их сплотить. Калисцы верят в Дитя Воды, уостидцы – в Дитя Земли.
     И каждый из них спорит, борется, утверждает, чей именно бог истинный. Что есть первоначало и что есть конец, что есть граница, и что есть свобода. И каждый из них прав по-своему.
     Только Рехор считал иначе.
     Он был типичным рогеротцем: имел темно-каштановые волосы с перламутровым оттенком, длинные, распущенные, отобранные локоны заплетены в косички. Высокий, крепкий в плечах, с треугольным лицом и каштановой щетиной, сглаживающей острые углы.
      И Рехор являлся воспитанником самого сильного клана – Клана Жнецов. Этот клан разбросан по всему Рогероту, и только там обучают будущих жнецов – наемников, выполняющих особо опасные задания. Да, Рехор не ведал страха, ибо никто не знал, кем он был на самом деле.
      Многие его товарищи давно погибли, но Рехор жил и жил. Убивал, зарабатывал деньги. Сеял и жал.
      Рехор держал недалекий путь верхом на лошади, что-то насвистывал и дышал полной грудью.
  Честь и слава при нем,
  Свою лепту внесем,
  Будет дивным тот сон
  Этим сказочным днем…
  Всех врагов сокрушив…
      И тут песня закончилась. Рехор остановил коня и спустился на землю. Там, где высокая зеленая сосна распускала свои иглы, что-то казалось не так. А именно труп лисицы под деревом, утыканный железными перьями и покачивающаяся ветвь.
     Рехор осознал, тинара.
     Он спрятался за небольшим бугорком, быстро извлек стрелу с металлическим наконечником из колчана и наложил на тетиву.
- Где же ты, тварь, - тинара хорошо скрывалась, поэтому Рехор заострил внимание на одной из ветвей.
     Легкий снежок покрывал зеленые иглы, а это играло в пользу Рехора. Там, где максимально яркий цвет, и скрывалась смертоносная птица. Он натянул тетиву и разжал пальцы.
     Стрела со свистом вперилась во что-то твердое, послышался истошный крик и, как предполагалось, птица рухнула на снег.
     Она скукожилась, сложилась, словно помятая книга, и замолчала навсегда. Рехор аккуратно выглянул из укрытия – птица лежала неподвижно. Он хорошо знал этих тварей, притворяющихся мертвыми, ожидающих наивную жертву. И как только жертва подойдет поближе, острое металлическое перо вдруг выстреливает, подобно брошенному копью, и мгновенно убивает…
     Рехор присмотрелся с осторожностью. Стрела торчала из оголенной шеи, что увеличивало шансы реальной смерти тинары. Но он помешкал, налажоил еще одну стрелу и пустил точно в голову твари.
     С жамканьем стрела пронзила обмякшую голову, прибив ее к земле. Точно мертва.
     Рехор подошел поближе, извлек стрелы, обтер, положил обратно в колчан и рассмотрел тинару поближе. Огромные зеленые перья, острые, крепкие, как металл. Никто из них не делал оружие, ибо после нескольких дней «отдельного» пребывания они становились ломкими и превращались в прах.
     С неприязнью Рехор вставил кинжал между нижним и верхним клювом и разжал твари пасть. Два ряда острых зубов смотрели на него. Сначала тинара маскировалась под деревом, выстреливала своими перьями, а потом рвала в клочья ослабленную или мертвую жертву. Именно за ней посылали Рехора.
     Он отрезал ее голову с маленькой частью тонкой незащищенной шейки и спрятал в мешок. Привязанная лошадь покорно ожидала вдали.
     Он освободил уздцы и погладил вороного по рыжей гриве.
- Тебя здесь примут за своего, Клен.
     Рехор развернулся и направился обратно в Кисакс.

- Жнец возвращается! – закричал какой-то мальчишка, которому стражники великодушно разрешили посмотреть вдаль со стен.
- Открыть ворота! – послышался командный голос.
     Дерево поддалось силе, ворота отворились и перед Рехором снова предстал красивый Кисакс.
     Даже зимой, когда природа окрашивается в два цвета, его поражали разноцветные дома из обычного камня. Словно Отец Вселенной сам создал их.
     Чем же покрывали Калисцы обычные серы камни? Рогероту не помешал бы такой колорит.
     Острые шапки домов острым углом смотрели в небеса. Ледяные зубы бывалой воды угрожающе свисали вниз.
     И лед. Лед, заметенный снегом. Самая страшная маскировка, похуже тинар, подумалось Рехору. Да, разбить голову об лед ему казалось страшнее, чем получить перо от чудовищной птицы.
     Проходящие мимо окидывали его недоброжелательным взглядом, но за несколько месяцев пребывания в Калисе Рехор привык. Единственный способ избежать упрека местных – уехать куда-нибудь за черту города в глушь, в лес, жить в берлоге с бурым медведем. Кажется, медведей тоже презирали за цвет шерсти.
     Он справляется с чудовищами похуже людей… Или все-таки чудовищ хуже не существует?
     Тинара убивает из-за голода, гив защищает свою территорию, арахи взращивают потомство и убивают только из-за своих «детенышей». А человек убивает из алчности, из-за ненависти, из-за зависти.
     И все же даже с человеком можно справиться. Человек – самое жестокое, но в то же время самое слабое существо в этом мире. Человек – природный тупик, ошибка.
     Но жить хочется всем.
     Рехор побил сзади по мешку и, убедившись, что трофей на месте, направил лошадь на северо-восток по центральной городской дороге.
- Эй! Убил тварь? – кричал вслед ему стражник, но тот не обращал внимания, думал о своем.
    Двери Рыбной Таверны распахивались перед каждым, готовым заплатить, но сейчас Рехор направлялся туда, чтобы забрать деньги. Шестьдесят золотых, сорок пять серебряных и двадцать медяков. Именно столько должен был хозяин таверны.
     Он твердо ступил по деревянному скрипучему полу и подошел к стойке, где Йорри ожидал.
- Рехор! – улыбнулся он и распахнул руки для объятий.
     Рехор облокотился о стойку и подался вперед.
- Пива мне принеси, быстро, - шепнул он.
     Не получив взаимного ответа, Йорри хлопнул Рехора по плечу и направился куда-то в другую комнату. Вышел, держа железную кружку в руках, наполненную желанным напитком. Подал Рехору.
     Тот опустошил ее в миг. Потом достал мешок, развязал, потянулся и бросил голову тинары на пол.
     Посетители таверны: наемники, обычные крестьяне, нашедшие на это деньги и остальные ахнули. Все тут же встали из-за своих мест, подошли поближе и посмотрели на оставшуюся часть от чудовища.
     Йорри чуть ли не расплакался. То ли от радости, то ли с горя. Придется заплатить обещанное.
- Сколько товару она мне загубила! – возрадовался он. Нащупал мешочек в кармане и бросил на стол. – Забирай, рогеротец! – сказал он.
     Рехор спрятал мешочек за ремнем.
- А теперь принеси мне поесть, - приказал Рехор.
- Две золотых за хорошую еду, - вдруг осмелел Йорри. 
- Я торчал на холоде, чтобы твои снабдители спокойно везли товар сюда. Думаю, я заслужил еще и бесплатно поесть.
     Йорри стукнул кулаком по столу.
- Нет!
     Рехор изобразил милую улыбку на лице. Встал и схватился за рукоять меча. Йорри отпрянул назад. Кто-то схватил Рехора сзади за плечо.
    Он обернулся.
- Вали отсюда, чужак! – сказал рыжеволосый здоровяк с молотом в правой руке. – Иначе тебе не поздоровится.
     Рехор оттолкнул ее и отряхнул плечо.
     Вышли еще четверо.
- Убирайся, урод! – кричали ему.
- Проваливай!
      И вдруг вся дружелюбная таверна наполнилась врагами. Все они кричали Рехору. И Рехор не выдержал.
     Он извлек меч. Здоровяк нанес удар молотом, Рехор отпрыгнул в сторону и тупая сталь с треском проломила пол. Он ударил здоровяка ногой, тот повалился на бок, схватился за кувалду и попытался снова ударить Рехора. Рехор напрыгнул на него и наставил меч, но почувствовал сильный удар сзади.
     Он скатился по полу к ножке ближайшего стола. Оскалился и зарычал.   
     Его броня сломалась, развалилась на части. Одежда разорвалась. Показалась шерсть, выросла волчья пасть, глаза загорелись красным, с острых клыков капала слюна, острые когти процарапали дерево.
- Волкарс! – закричал Йорри.
     Рехор издал истошный вой, схватил Йорри за горло и одним движением сломал ему шею. Бедолага даже не успел закричать.
     Присутствующие в ужасе выбегали из таверны, но тот, что с молотом, он не хотел сдаваться. За волкарсов калисский король лично платил хорошие деньги.
     Он нанес удар молотом, но Рехор схватился за молот и вместе с ним оторвал здоровяка от пола. Тот разжал пальцы и упал с громким шлепком. Рехор зарычал, вытащил острые когти и, словно открывая тряпочный вход в шатер или плывя подобно лягушке, разорвал грудь здоровяка, вытащил из груди сердце и, крепко сжав между лапами, раздавил.
     Рехор осмотрелся. Таверна опустела, лишь перевернутые столы, стулья, сломанная стойка и два трупа. Остальных вояк след простыл.
     Да, он был волкарсом – контролируемым оборотнем. Такой дар редко кому давался, но Рехор умел им воспользоваться. Но только не сейчас. Он опозорил Жнецов и, если до них дойдет весть о поступке Рехора, его навсегда исключат из клана. Или убьют.
     Но он не хотел больше крови. Жажда прошла, в волчьих глазах появилась капля человечности. Скупая слеза.
     Но он чувствовал, как земля дрожала, слышал звон стали.
- Стоять! – крик слышался еще с улицы. И вскоре в дверях показались стражники.
     Трое с копьями загораживали вход, а позади лучники целили точно в лицо. Он быстро перевернулся назад, схватил мешок, меч, выпавшие на пол деньги и меч и силой огромной массы вытолкнул стражников на улицу.
     И побежал.
     Понесся с неимоверно большой скоростью по центральной улице, расталкивая прохожих, которые с ужасной маской на лице все еще не освободили дорогу.
     Он нечаянно убил коня, перебегавшего ему путь. Он не хотел этого делать, он самооборонялся.
     И как только показался свободный выход, ворота захлопнулись, и лучники смотрели со стен.
     Он схватил мешок в зубы и ловко, перепрыгивая и цепляясь с кирпича на кирпич, взобрался на верх. Стрела просвистела рядом с его ухом. Он разозлился.
     Лучник судорожно накладывал следующую на тетиву. Рехор нанес удар снизу и насквозь тремя «ножами» пронзил живот лучника. Спину пронзила боль. Он прыгнул вниз, оскалившись, посмотрел назад, и побежал на север.
     Через несколько минут крики затихли, показались частые деревья, он углубился в лес, истошно завыл и этот вой сменился человеческим криком. Он снова переродился.
     Из его спины торчала спина.
     И все же, некое животное чутье, сила, остались при нем. Он стиснул зубы и вынул стрелу из-под лопатки. Оторвал кусок ткани от мешка и кое-как сумел закрыть рану.
     Он был совсем голый посреди холодного зимнего леса. И это он предусмотрел.
     Он извлек теплую одежду из мешка, а следом, одевшись, развел костер.
     Его подадут в розыск, ни один капитан ни за какие деньги не согласится отвезти его в Рогерот. Остается лишь сражаться и пробиваться на север, в Уостид.
     Быть может там Дитя Земли улыбнется ему, раз Дитя Воды промолчало… Нет, он сам виноват. Нужно было забирать деньги, садиться на корабль и уходить. Он чудовище вдвойне. Корыстный человек, жестокий оборотень.
     Он подбросил еще хворосту в огонь. Тот, нехотя, горел. А Рехор разложил мешок и прилег рядом с огнем. Есть не хотелось, казалось, он наелся. Человеческой энергией.
     И это гложило его.
     Теперь он ненавидел калисцев, но больше всех ненавидел себя. Он сам создал себе проблемы, и то, что он сотворил, может оказаться фатальным поступком.
     За ним начнется охота не только среди калисцев, но и среди Жнецов. Жнецы убивают монстров, а он – монстр.
     Магистр клана знает о его способности. Он знает, кого отправили в Калис. Определить Рехора не составит труда.
     Он закрыл глаза и заснул. Костер затух, наступила холодная ночь, а он все спал. Но более холодная сталь поцеловала его шею.
- Вставай, волкарс! – послышался приказной тон.