Последняя глава

Они всегда были верны своему богу. Хотя все равно почему-то погибли от божьей руки.

Но то далекое будущее. А сейчас, когда их бог спал, стражи смотрели свысока и охраняли его сон. Иногда можно было услышать их тихую журчащую колыбельную, в остальные же моменты великаны смиренно молчали. Небесный купол насыщался от их шумного дыхания, а они с улыбкой замечали, как их маленький властелин дышит с ними в унисон.

Но сквозь сон бог почувствовал жар на своей щеке и яркий слепящий свет. Неужели что-то случилось? Тревога костлявой лапой больно царапнула грудь, заставляя проснуться. Беглый взгляд. Но все осталось неизменным. Только ветер-гонец принес с побережья запах соленой прохлады, который за свой долгий путь успел смешаться с нотками хвои и сладких фруктов. Чудесные ароматы плясали вокруг, заставляли улыбнуться всему миру. И маленький творец улыбался.

Погода ластилась как кошка. Прекрасный день, чтобы побыть в одиночестве. Но нет, он был не один! Мальчик с улыбкой посмотрел наверх и увидел своих хранителей. Тысячи тысяч великанов стояли рассеянно и виновато, корили себя за то, что позволили солнечному лучу нарушить его сон.

«Пожалуйста, не смотрите так виновато», — ласково проговорил бог, сидя на траве. Хранители замерли, внимательно слушая. Каждое слово творца было подобно журчанию жизни и смерти, великой песне природы, хотя в силу возраста он еще не осознавал этого. «Вы ни в чем не можете быть виноваты. Вы подпираете небо, держите землю, даете силу небесному куполу. Я очень рад, что вы мои хранители. А когда минует достаточно лун, и я буду носить венец, то придет моя очередь вас хранить. Мы все будет хранить вас и все вокруг. Обещаю».

Искренность растопила деревянные сердца великанов, и они благородно склоняли кроны и качали ветвями в знак уважения своему пока что не коронованному творцу. Мальчик любяще наблюдал за могучими деревьями, как они наблюдали за ним, и мысленно прикидывал список дел на сегодня.

Вновь порыв ветра. Травы и тонкие стебли низко склонились к почве. Ребенок приподнял касающиеся шеи волосы, но кожа все равно успела покрыться испариной. Он глубоко дышал, но легкие не насыщались. Будто вдыхаешь вовсе не воздух, а воду, причем обжигающе горячую.

Таких странностей раньше не было. Сердце вновь беспокойно забилось. Отчего? Глупо было бы волноваться. Скорее всего, Великая Мать просто решила устроить жаркий сезон. Значит, грядут перемены. Новый сезон, это будет интересно. Отбросив все нехорошие мысли, мальчик вновь заулыбался.


***

А горячий ветер продолжал носить запахи и звуки, только уже над другой планетой.
Здесь он был совсем никудышным посыльным: вялый, медлительный, постоянно зажатый в тисках между асфальтом и свинцовыми облаками. Из-за веса небесные горы опускались все ниже, сильнее сковывали движения воздуха своими ядовитыми цепями, пока и вовсе не забрали в плен.

Крики крепли, становились громче, надрывистей и обрывались. Когда-то гордые двуногие создания беспорядочно метались и разбегались как брошенный на пол бисер.
Опять что-то рвануло. Из искореженного здания завода повалили обезумевшие от страха и паники существа в противогазах и желтых резиновых костюмах, а следом за ними пополз едкий желтый туман.

Изнеженные комфортом горожане любили сладкое, но сейчас сладковатый металлический привкус во рту совсем не радовал. Наблюдающие сверху отметили, что жертв стало больше.

Люди задыхались и падали замертво почти без видимых на то причин. Кто-то горел заживо, других убивала груда металла, сорвавшаяся от того, что когда-то было приземистыми зданиями в двадцать пять этажей. Один из паникующих остановился и отчаянно посмотрел в небо: может быть там есть спаситель?

Есть! Вот летит аварийный вертоплан! Долгожданное спасение.
 
В соседнем здании прогремел взрыв. Осколок попал в один из четырёх пропеллеров. Изнуренный круглосуточным дежурством пилот вмиг потерял управление. Спасательное судно потерпело крушение прямо на кучку бедствующих.

— Минус тридцать, — подытожил один из наблюдающих. Их было двое.

— Ровно тридцать?

— Плюс-минус пять. А ты сколько насчитал?

— Я уже не считаю.

— Полагаю, это уже можно назвать Апокалипсисом?

— Не знаю, — тон голоса второго наблюдателя полностью выдавал его безразличие и скуку. — У них это зовется иначе. Техногенная авария, террористический акт, вооруженный конфликт.

— У них слишком глобальный характер. Тебе их жаль?

— Нет.

— Ты врешь. У тебя костяшки на пальцах побелели. И губы ты сжал. Думаешь, не замечу? Ты всегда так выглядишь, когда расстроен.

— Это не скорбь, а разочарование. Не более.

— Значит они получили по заслугам?

— Все всегда получают по заслугам. И не нужно так смотреть, мы не будем их добивать.

— Не будем?! Я думал, тебе это нравится.

— Нет, это должно нравиться тебе, не подменяй роли. А они со своим уничтожением прекрасно справятся сами. Не хочу тратить силы.

— И что делать нам? Будем бесцельно ждать, чтобы начать заново? Это слишком скучно, — для убедительности некто зевнул. Его оппонент задумался.

— Верно. Значит начнем все с чистого листа. Для этого мира это все равно последняя глава.

— И где же ты найдешь этот самый «чистый лист»?

Тот хмыкнул и настойчиво поправил:

— Мы. Мы найдем. А не найдем так отнимем.


***

Серые скалы еще дрожали после недавнего побоища. Вибрация приятно расходилась по тонкому телу змеи, ползущей между камней. Странное живое существо среди трупов черных и белых воинов.

Это было уже совершенно другое время, только неизвестно: прошлое или будущее, и, возможно, совершенно другой мир.

Перепачкавшись в темной крови, змея не боялась того, что с неба ее может кто-то заметить. К тому же, в случае опасности, рядом всегда были камни, за которыми хорошо прятаться. А если нет камней, есть броня и тела убитых. Некоторые из них до сих пор теплые.

Казалось бы, как чему-то живому может нравиться отвратительный апофеоз войны? Но что-то неизменно привлекало в этом мертвом и выжженном мире. Неуловимая и мимолетная эстетика смерти.
Однако надо было поторопиться.


***

Да, надо торопиться. Так себя ежесекундно подгоняла маленькая рабыня. Сегодня она твердо решила умереть, но как обычно, дел много, а времени мало. Надо поскорее оттереть налипшие слои жира от посуды.

Она вспоминала прошедшие дни и тихо плакала. К счастью, в комнате больше никого не было: другие служки — черти, ели и веселились в столовой вместе с остальными тёмными. Рабам после пира доставались только объедки и помои.

За центральным столом было особое веселье, ведь там сидел мессир. Так обращались к темному князю. Дьявола было несложно отличить от разноперья рогатых рыцарей по величественным рогам и низкому бархатисто-замогильному голосу.

Один из стульев рядом с дьяволом пустовал, и особо наглый демон со свойственными ему ужимками и козлиной бородкой спросил:

— Дорогой мессир, а где же недавно провозглашенный советник? Неужели он не вернулся с поля боя?

— Пока что не вернулся, Бальтазар. Но я не думаю, что этот юнец может так легко умереть.

— Небось опять костер где-то нашел и сидит, огоньком любуется, — усмехнулся кто-то из общего числа пирствующих.

Другой пьяный голос весело ответил ему.

— Ты это, не болтай. А то вдруг он рядом где-то. Наш чудной палач умеет прятаться.

Дьявол усмехнулся почти снисходительно, как усмехается учитель, наблюдая за проделками непослушных учеников.

— Вы правы, господа. Но не думаю, что обсуждать кого-то без его присутствия хорошо с нашей стороны. Так что давайте воздержимся от высказываний и дождемся нашего чешуйчатого друга спокойно.

Этому голосу никто не мог противиться, и вскоре разговоры о демоне затихли.

Темный князь глянул на открытую дверь и вгляделся в темноту коридора, надеясь, что вот-вот они увидят вышеупомянутого бойца. Но никого не было. Никого, кроме девочки, выглядывающей из кухни. Их взгляды встретились. От испуга в груди рабыни замерло сердце, и девочка тут же скрылась за дверью. На это Сатана усмехнулся. Но мысли о забавной находке, которая теперь трудится посудомойкой, извилистой дорогой привели его к маленькому воспоминанию. Прямо напротив сердца во внутреннем кармане его жилета располагался исписанный аккуратным с завитками почерком. Но жилет находился под тяжелой броней, так что прочесть его сейчас не представлялось возможным.

«Увидел. Он увидел меня!», — паниковала девочка и, прислонившись к стене, бесшумно сполза на пол. С каждой секундой пульс тревожно увеличивался. Не получалось даже заставить себя успокоиться, ведь стоило закрыть глаза, а перед тобой уже этот демонический взгляд в самых страшных деталях. Узкий вытянутый зрачок, переливы красного и жёлтого на радужке, будто кровь и огонь. Шрам на спине болезненно заныл от ужасных воспоминаний.

А мысли не хотели утихать, только добавляя тревоги. Неожиданно вместе с ними пришла ненависть к себе. Сильно злясь, девочка сгоряча несколько раз ударила себя по голове. Когда приступ самобичевания отступил, в ушах болезненно звенело, а щеки горели. От боли рабыня заплакала еще сильнее, но так же бесшумно.

— Он видел, — едва слышно прошептала она. — Он подумает, что я не работаю. Подумает и опять захочет наказать.

В бессилии она подтянула ноги к груди, положила голову на колени и обняла себя, ласково поглаживая, чтобы успокоить.

— Тише, тише. Не бойся, — снова шепот самой себе. — Надо, главное, завершить работу. Мессир увидит, что ты хорошо справилась и не будет тебя наказывать. Лилит, не бойся.

Она крепче обняла себя, ведь никто другой больше не обнимет, и с большим усилием вернулась к работе.

«Лилит, — проговорила девочка вслух, — меня зовут Лилит». Она часто повторяла этот факт, который было бы очень странно забыть, но, тем не менее, пленница этого боялась. Забыть свое имя не так уж и сложно, когда в течение нескольких месяцев к тебе обращаются исключительно по издевательским прозвищам.

Служанка упорно и самозабвенно терла грязные тарелки. Сердце продолжало бешено биться, а легкие дышали так, будто хотели запастись кислородом на год вперед, но никак не могли надышаться. Вся комната стала какой-то тесной и жаркой. Руки вскоре заболели. Лилит вытащила их из воды. Кожа покраснела от высоких температур и едких моющих средств, а пальцы заметно дрожали.

— Если ты хорошо выполнишь работу, они не будут злиться. Не будут.

Она продолжала успокаивать себя, но тут же сама рушила свои надежды.

— Все равно они накажут, все равно найдут за что. А я ведь даже не знаю, как это сделать.

Девочка вновь стала обдумывать всевозможные способы самоубийства, но все они не подходили. Продолжая мыть посуду, она выудила из раковины большой столовый нож.

Нож. В памяти всплыла мрачная картина. Около месяца назад один из воинов оказался смертельно ранен после побоища. Лилит, как и некоторым служкам-чертям приказали убирать кровь и промывать его бинты. Но как бы все ни старались, пострадавшего спасти не удалось. Маленьким клинком его ранили в горло, повредили какой-то важный сосуд и он истек кровью.

«Истек кровью и погиб. Истек кровью и погиб. Погиб. Он погиб, но теперь-то ему не больно!»

Безумная и внезапная идея ударила в голову. Воплотить. Надо ее воплотить и тогда все будет хорошо. Вот он — способ побега.  Лилит сжала в руке нож. И ведь как она раньше не додумалась, что не только оружие может быть полезным! Кажется, он достаточно острый, чтобы порезаться. К тому же теперь он чистый и ничего грязного не проникнет в рану. Хотя когда все свершится, это уже никого не будет волновать. Тело все еще прошибает мелкой дрожью, а конечности немеют от страха. Девочка вновь выглянула в столовую и заметила своих коллег. Вон они, черти. Сидят за несколькими столами, сдвинутыми вместе. Едят. А ей еды пожалели. От такой картины что-то под кожей, там, где должен быть живот, болезненно заурчало. Но Лилит только стукнула по тому месту кулаком, приказывая желудку замолчать, и прошептала: «Прекрати. Потерпи немного. Скоро еда не понадобится».

Главное, чтобы никто не помешал. Лишь бы никто не заметил, иначе все пропало. Тогда в кухне это делать нельзя: вдруг кто-то зайдет хотя бы за куском хлеба. Нет, надо спрятаться, уединиться. Желая найти такое место, Лилит юркнула из кухни в коридор. Благо, никто не заметил.


Вот она уже стоит посреди небольшой темной кладовки. Не лучшее место для смерти: грязное, пыльное. Пахнет сыростью и какой-то крупой или даже известкой. В руке все так же крепко зажат нож.

Надо. Надо это сделать.

Она прижала лезвие к своей тонкой шее и слегка надавила. Острие впилось в кожу.
«Ай!», — девочка шикнула и отдернула нож. Почему-то она надеялась, что это будет не больно. Хотя бы не настолько.

Надо попытаться еще раз. Нет, это все равно больно! Она вновь убрала нож от горла от слегка потерла кожу. Даже хорошей царапины оставить не удалось. И если сейчас так больно, значит дальше, когда пойдет кровь, будет еще больнее? 

От страха и растерянности девочка уселась на пол и захныкала: «Жить больно, умирать больно. Почему в этом мире есть только боль?!». Теперь она сидела и размышляла. Одна часть ее рассудка осудительно качала головой: тратится же такое ценное время! А другая часть хотела все обдумать перед важным шагом.

Страшно. И что будет дальше, когда кровь прекратит течь и тело похолодеет? Куда она попадет? Будет ли что-то еще? По крайней мере, больше точно не будет ни этого места, ни страшных жестоких демонов. Строптивые воспоминания обратились к прошлому. Сначала вспомнился теплый прекрасный Эдем. Сладкие фрукты прямо на деревьях, яркие цветы, мягкий теплый ветер. Чудесное место, совсем противоположное Земле, которая для девочки успела стать ненавистной. А в Райском саду весело резвятся ее брат с сестрой. Они такие же как она. Такого же возраста (сейчас бы этот возраст назвали ранним подростковым), также с двумя руками и двумя ногами, точно так же созданные люди. Только вот они чистые, сытые, счастливые и любимы друг другом.

«А я не любима никем. С чего я вообще решила, что любима?», — мрачно заключила Лилит, вертя в руках нож. А как было бы здорово полюбить, увидеть еще что-то в мире, что-то еще узнать! Как мало прожито, испытано и понято, как рано идти на такой шаг…

«Может, меня еще сумеют спасти? — тихо спросила она у темной комнаты, сама себе улыбнулась, а затем мотнула головой. — Не спасут. Больше чем за полгода не спасли и сейчас не спасут. Надо. Надо это сделать».

Чтобы убедить себя в необходимости своего решения,  девочка начала вспоминать все, что ей пришлось вытерпеть в рабстве и плену. Холод, издевательства, постоянное недоедание, кладовка вместо комнаты. Лилит взглянула на свои руки. Вот, на белом предплечье виднеется зеленоватое пятно, — это один из чертей стукнул половником за то, что она мешалась. Один из чертей! Представитель низшего демонического сословия, извечная рогатая служка и то мнит себя выше ее! Она задрала платье. Засохшая кровь на коленке — кто-то подставил подножку. Синеющее пятно на бедре — это сама ударилась, хотя уже невозможно вспомнить, когда и обо что именно. Такой же, но более фиолетовый и большой синяк на боку. На мелкие ссадины девочка уже давно не обращала внимания.

Для пущего убеждения она снова вспомнила глаза дьявола. Руки тут же начали дрожать. Вот он, практически прямо перед ней, обрисован воображением в каждой мельчайшей детали. А по правую руку от него стоял Асмодей — демон со змеиным телом, который за свою жестокость быстро получил титул палача.
«Они разозлятся, если не увидят меня на работе. Точно разозлятся! Надо поспешить».

Чтобы не было так страшно, она зажмурила глаза и опять прижала острый край лезвия к шее. Лилит крепко сжала губы, чтобы вдруг не вскрикнуть и не привлечь к себе ненужного внимания.

Руки продолжали давить на рукоять. Нож прижимался все сильнее. С каждым усилием увеличивалась и боль.

Больнее. Еще больнее. Надо потерпеть совсем чуть-чуть, лишь бы пошла кровь. Еще немного и будет не больно.

Но таинство смерти нарушил режущий слух, неприятный скрип двери. В одно мгновение внутри заранее все умерло и покрылось толстой корочкой льда. Боясь чего-то неизвестного, девочка приоткрыла глаза и еще больше испугалась: пол был освещен светом из коридора, а над ее тенью возвышалась чья-то рогатая тень. Ног у тени не было, они соединялись в подобие змеиного хвоста.

Лишь бы ей показалось!

Перепуганная девочка обернулась, выронив нож из рук. Мольбы не были услышаны. Реальность смотрела на нее в упор своими жестокими змеиными глазами. Кончиком хвоста демон забрал орудие неудачной попытки, оставив Лилит еще более безоружной.

Боясь едва пошевелиться, рабыня вопросительно и жалобно взглянула на Асмодея, но жестокий оскал змееподобного демона не обещал никакой пощады. Он только упивался эмоциями отчаяния и страха на её лице.

— Как ты глупа и непослушна, маленький ангелочек. Но ничего. Думаю, мессир придумает, как это в тебе сломать.