Черная Воронежская Губерния 17

Бабка ведьма Громада
   Мы, маленькие, со старшими пацанами пошли, где был около г. Алексеевка посёлок Зональный, копать мёртвых немцев, мадьяр (румын), венгров и итальянцев. Румынами здесь у нас завалены все овраги. Мама моя была тогда ещё маленькой, 11 лет от роду, вместе со взрослыми цепляли этих завоевателей за руку или за ногу, вол тащил, а тела примёрзли в сорокаградусный мороз, то рука оторвётся, то нога. Их мы стаскивали в  большие овраги и  забрасывали мёрзлой землёй, а  уже по весне, когда опять докидывали землёй, запах стоял страшный, и  мне мама, не думая о  плохом, показала эти места. Я же сказал старшим, старшие — старшим, и мы пошли копать. Первой мне появилась голова (череп), верхние зубы, череп крепко сидел в  немецкой каске, я  стал дальше копать, нашёл кошелёк в шинели, часы металлические круглые складные, все ржавые, перочинный с белой рукоятью нож, цепь на часах вся поржавела, взял кошель  — там были прилипшие к коже немецкие круглые монеты, 5 копеек, 10 копеек, и ключ очень старый, видимо, от квартиры и дома!
   Подошёл Жуча и стал домогаться: «Покажи!» «Не-а! — огрызнулся я, — это моё!» — и ближе подвинул к себе череп фрица с  каской! Жуча-Колька знал, что у  меня есть особенный дар: что скажу, то может исполниться, не стал мне перечить и ушёл, стал рядом копать, и тоже нашёл труп фашиста! Посмотрел на меня с улыбкой и похвалил: «А ты везунчик, как ты сразу нашёл это место?» Я пожал плечами: «Не знаю! Просто подошёл и их почувствовал! Я их сквозь землю слышал, они страдают и ходят здесь!» «Как ходят?» «Как я, — сказал я, — вот так, на ногах! Живые! Но белые у них лица, и рот открыт!» Колька испугался, отвернулся от меня, и, молча, стал копать дальше! В этот день мы много нашли: винтовку, «Маузер» без затвора, немецкие гранаты на длинных деревянных ручках, круглые бочонки с  противогазами, много немецких касок, да много чего для детишек нашего времени интересного, но главное — у меня был череп в каске; штыкнож от «Маузера», его жетон и монеты, часы и перочинный нож я отдал Николаю с ул. Низивка, двоюродному братишке, по прозвищу Шепелявый.
   Уже вечером мы, мальчишки, решили сделать стукалочку: на палку надели череп немца, нижнюю челюсть ему привязали, на челюсти, на передних зубах, красовались железные зубы, а  золотые старшие ребята уже выбили и  забрали себе. На череп надели немецкий шлем и со стога сена сняли белую клеёнку, и  надели на палку, как плащ. Подкрались к  ведьме Громаде, воткнули цыганскую иголку в  деревянную раму, на верёвку прицепили гайку, поставили фашиста на палке прямо у окна, а сами спрятались в кустах крыжовника. Стали стучать: тук-тук-тук! Сначала загорелся свет у ведьмы. Мы перестали стучать. Только бабка погасила свет, мы опять стали стукалкой стучать в окно! Но на этот раз бабка Громада не зажгла свет, хотела нас увидеть и  напугать, открыла резко ситцевые в кружочек белые шторы на окне! Побледнела, увидев дьявола-фашиста в белом плаще, без глаз и без носа! «Мать честная, опять, паразит фашистский, явился ты!» — и упала замертво от разрыва сердца! Мы же, не понимая, что натворили, схватили нашего дьявола-завоевателя и убежали на улицу Низивку обсуждать, как мы напугали ведьму!
   Утром, когда я  проснулся, мать мне сказала, что умерла бабка-ведьма Громада. «Как умерла?» — спросил я. «Да вот так, сказали, что сердце остановилось!» И я рассказал маме, как ночью мы ходили к ведьме. «Эх вы, стервецы!» — запричитала мама, пошла в чулан, взяла этого фашиста, а ночью куда-то его спрятала, лишь на лопате была свежая земля! «Эх вы, подлецы, загубили бабку, теперь она будет мстить, что же вы наделали!» «Как мстить?» — встревожился я. «Не знаю! Никто не знает, что она теперь будет делать! Завтра иду в церковь, буду за неё молиться, да сорокоуст закажу! Прости моего сына за этот грех, — стала причитать, — Громада, прости, ради святого! Накажи лучше меня, Громада, что я не уследила, оставь в покое моего сына!!!» Теперь только, после материнских молитв, я почувствовал, что всё, что мы натворили — это серьёзно.
   Бабку-ведьму Громаду похоронили. Мать, придя с  похорон, сказала: «Я подошла с  ней попрощаться и  просила её тебя простить. У  неё, сынок, открылся правый глаз, он был весь красный, но я  продолжала просить за тебя прощение! И глаз опять закрылся. Народу было мало — ведь она ведьма, все боялись её хоронить, а мне что бояться после того, что ты натворил! За тебя готова на всё!»
   Может, помогло материно прощение за меня, но скоро стали происходить странные вещи! У  Кольки, двоюродного брата Клопа, кому я отдал перочинный нож и часы, мать умерла на огороде от сердца! У Васьки Поздняка отец ехал на машине, вёз на ток зерно — остановилось сердце, и машина перевернулась. У  Серёги Зверева бабка умерла от сердечного
приступа!
   А за молитву матери, чтобы она меня простила, Громада не стала никого убивать, а решила, чтобы этот фашист сам проучил меня, оставив на лакомство!
   Мать и все в деревне были в ужасе от того, что сразу после похорон ведьмы каждый день умирали люди! Мстит ведьма! Я и сам задрожал и теперь спал с матерью! И вот когда уже похоронили Звереву бабку Маришку, очередь пришла и  до меня! В одну ночь (а это было лето, наверное, июнь, чтобы не ошибиться) я спал с матерью, мне уже пять лет, отец знал, что я избранный, особенный ребёнок, и что меня преследуют черти, иногда разрешал, хоть и взрослому, спать с матерью. Но не всегда, порой стыдил: «Эх ты, мамник, тебе скоро Родину защищать, а ты спишь и сосёшь сиську!» Мать всегда заступалась: «Отстань, Анатолий, он ещё маленький!  Иди ко мне, мой любимчик!» — и я, как приворожённый, шёл в объятия матери!
   Сначала загавкала около окна собака и куда-то потом убежала, и как странно стало тихо! Было жарко, и я высунул изпод одеяла свою ногу и почувствовал, как к моей ноге кто-то прикоснулся, и от этого прикосновения мне стало так холодно, что мурашки побежали по всему телу! Я прижался к мамуле и скрылся весь под одеялом с головой, потом почувствовал, что кто-то стал с моего края подымать одеяло. У меня стучало сердце, я дрожал от страха, но не мог крикнуть… В доме и на улице была зловещая тишина, даже в ушах звенело, я боялся вылезти из своего укрытия, так и не заметил, как уснул!
   Но, наверное, лучше бы не спал и продолжал труситься!
Я играл в песочнице в крыжовнике, всё как наяву! Деревенские машины, вместо солдатиков — спички. Я чиркнул спичку, и ряды фашистов загорелись, пламя от каждого солдата передавалось к другому, и наши пошли вперёд, в атаку, уничтожая ряды немцев, сметая дзоты и окопы, и, кого убивали из русских, я эти спички ломал!
   Играя во сне, я почувствовал за своей спиной что-то, его взгляд держал меня и заставил медленно повернуться. Я увидел фашиста за своей спиной, он клацал челюстью, из челюсти выпадали зубы, падая, они вонзались в землю и превращались в забор, окруживший меня! Я был в западне! Он снял немецкую каску, потёр костлявой кистью по своему лысому черепу, зевнул, как живой человек, и протянул левую костлявую кисть ко мне: «Отдай, пожалуйста, мои деньги! Отдай мой ключ! Это моё, мама мне дала!»
   Я стал во сне рассуждать трезво, наверное, уже для избранных пришло время общаться с духами! «Я отдам, тем более, если тебе мама дала! А где мы встретимся?» «Там, где ты меня нашёл!»
   Немец ушёл, и сразу исчез забор! Сосновые, в сучках, доски сразу превратились в пепел!
   Утром я проснулся, не говоря маме ни слова, понимая, что теперь время пришло моё! Я стал взрослым избранным и не боялся духов! Я  стал с  ними разговаривать и  понимать, что они хотят! Ведь в эти деньги и ключ, что отдала матушка, провожая сына на фронт, она вложила всю материнскую любовь, сколько слёз она пролила, когда пришла похоронка о без вести пропавшем сыне… Сколько она надеялась, ждала, просмотрела все свои глаза! И эти земные вещи были всегда с духом, они грели его! И  я  это понимал! Я  подошёл к  этому перекопанному яру, встал на колени, положил на землю кошелёк, жёсткий, грубый от влаги и земли, на него монеты, немецкий жетон и ключ: «Прости меня, фашист, — сказал я, — что взял твои вещи, я больше не буду у тебя их забирать и никому об этом не расскажу, честное пацанское слово!!!» Через минуту из земли появилась рука немца, но я не убежал, я их уже не боялся, просто было неприятно — ведь это не сказка, а реальная жизнь… Рука из земли взяла кошелёк с монетами и ключ! Жетон он оставил мне в подарок. Я взял его, и он долго был со мной. Я связался с Германией на сайте, когда появились компьютеры, нашёл его родственников. Племянники отказались ехать в Воронежскую область на могилу своего деда, где покоился его прах! Они отказались и от жетона, теперь этот жетон висит у меня в кабинете на чучеле фашиста. Когда я стал совсем взрослым, я с друзьями поставил, где похоронены все завоеватели (немцы, итальянцы, венгры и румыны, поляки), железный красивый крест! И помолился за их убиенные души:
«Господи! Прими их блуждающие души к себе на небо!»
   Вот такая была маленькая история о деньгах и ключе фашиста! А жетон ему не нужен был! Видимо, он знал, что никому он сейчас не нужен, забыт, и в яме под Острогожском здесь только в большом овраге их накидано более 500 человек!
   Но это ещё не все тайны Воронежской и  Белгородской губерний! Сталин И. В. сказал: «В  плен этих выродков не брать!» Они все здесь полегли. За то, что вешали наших детей, насиловали матерей и сестёр, расстреливали в Иловке военнопленных солдат, вешали на иловской площади пионеров и комсомольцев! И теперь их души здесь бродят, ногами ходят, и пока я рос здесь, их постоянно видел — их груды тел, набросанные в оврагах, они были рядом со мною! Они были наказаны Богом и остались на земле вечно бродить и мучиться!
 
***
Копаю я землю,
Коцнула об металл лопата!
Нашёл я что-то моё!
И вытащил фашистского
Мёртвого солдата!
Шлем-каска,
Сгнившая шинель!!!
В кармане я нашёл
Кожаный кошель на клёпке,
Блестящие в нём
Немецкие монеты,
Круглые часы,
Ключ от дома
И нож перочинный!
А там, где голова его была,
Жили чёрные опарыши…
Кинжал от маузера
Висел на поясе в чехле.
Немецкие сапоги в подковах!!!
Но скоро он ко мне пришёл!
Ключ и кошель
Он попросил!
Подарок матушки
Чтобы ему назад я отдал!
Не стал перечить
Духу я!
Теперь уже всё понимал!
За своё земное, дорогое
Удерживать их на земле
Будет до конца!
Вернулся к безымянной
Я могиле!
«Прости, солдат!» —
Встав на колени,
Сказал я…
И вышла из земли
Рука его, и взял он
Что ему так дорого,
Принадлежало!
Игорь Черных
Они рядом с нами, только не каждому дано
их видеть! Я их вижу всегда! Поначалу было
страшно, но потом я смирился и привык! Просто
этот мир тоже стал моим!
Миром особенным-иным!