Катарсис

1. Введение.
2. Орфизм.
3. Эмпатия.
4. Заключение.


1. ВВЕДЕНИЕ

Основоположник эстетики, как специфической отрасли гносеологии, А.Г. Баумгартен (1714 - 1762) в своём фундаментальном труде «Эстетика», где сформулировал эстетику как «низшую» гносеологию, ни разу не упомянул о катарсисе. Между тем именно катарсис лежал в основе формирования античных представлений о чувственном познании действительности через субъективное переживание.

В теории эстетики принято считать, что понятие «катарсис» введено в оборот Аристотелем в связи со специфическими переживаниями, которые вызывала греческая трагедия у зрителей, и означает «очищение», в смысле «духовное очищение».

А.Ф. Лосев (1893 – 1988) в своём фундаментальном труде «История античной эстетики» (Т.4) отмечает, что в настоящее время нет убедительных доказательств того, что Аристотель рассматривал термин «катарсис» с эстетической точки зрения, как особый вид эмоционального переживания связанного с трансцендентным отражением действительности. Согласно Ямвлиху и Проклу, он употребил этот термин в связи с трагедией только случайно в полемике с Платоном, который не видел в трагедии ничего положительного. При этом никакого специального разъяснения этого термина у них нет.

Также невнятно понятие катарсиса растворяется в общих рассуждениях Аристотеля в его «Поэтике» о страхе и сострадании:

«Чувство страха и сострадания может быть вызываемо театральной обстановкой, может быть вызываемо и самим сочетанием событий, что гораздо выше и достигается лучшими поэтами. Фабула должна быть составлена так, чтобы читающий о происходящих событиях и не видя их трепетал и чувствовал сострадание от того, что совершается. Это может пережить каждый, читая рассказ об Эдипе. А достигать этого при помощи сценических эффектов – дело не столько искусства, сколько хорега.» [1]

В «Политике» Аристотель указывает на связь катарсиса с музыкой:

«Музыка должна иметь полезное применение не ради одной цели, а ради нескольких: 1) ради воспитания, 2) ради очищения (что мы разумеем под словом «очищение», об этом теперь мы только ограничиваемся общим намеком, к более же обстоятельному выяснению этого вопроса вернемся в сочинении о поэтике), 3) ради интеллектуального развлечения, то есть ради успокоения и отдохновения от напряженной деятельности. Отсюда ясно, что хотя можно пользоваться всеми ладами, но применять их должно не одинаковым образом.
…аффекту, сильно действующему на психику некоторых лиц, подвержены, в сущности, все, причем действие его отличается лишь степенью своей интенсивности; например, [все испытывают] состояние жалости, страха, а также энтузиазма.
… энтузиастическому возбуждению подвержены некоторые лица, впадающие в него под влиянием религиозных песнопений, когда эти песнопения действуют возбуждающим образом на психику и приносят как бы исцеление и очищение. То же самое, конечно, испытывают и те, кто подвержен состоянию жалости и страха и вообще всякого рода прочим аффектам, поскольку каждый такой аффект свойствен данному индивиду. Все такие лица получают своего рода очищение, то есть облегчение, связанное с удовольствием. Точно так же песнопения очистительного характера доставляют людям безвредную радость.
Поэтому такого рода ладами и соответственными им мелодиями должно предоставить пользоваться актерам, исполняющим музыкальные номера во время драматических состязаний в театре.
…
К тому же флейта – инструмент, способствующий не столько развитию этических свойств человека, сколько его оргиастических наклонностей, почему и обращаться к ней надлежит в таких случаях, когда зрелище, [сопровождаемое игрою на флейте], может оказывать на человека скорее очистительное действие, нежели способно его чему-нибудь научить.»

Не в пример «Поэтике», здесь определение катарсиса более четкое - это очищение, которое Аристотель рассматривает как облегчение психологического состояния, в результате которого наступает чувство удовлетворения.

Следует особо отметить, что Аристотель указывает не только на сценическую область использования музыки для создания катарсиса, но и на использование её для достижения возбуждающего эффекта в культовых мистериях, что даёт нам основание считать, что впервые катарсис стал использоваться в культовых практиках во время различных мистерий.

К этому же выводу приходит и А.Ф. Лосев:

«Если уж придавать какое-либо важное значение этому термину, то, скорее, он идет из древних мистерий и религиозных праздников, откуда он и перешел к пифагорейцам. Общеизвестно «очищение», которым завершались, например, оргии Диониса или корибантов.[2] Много интересных материалов об очищении в связи с культом Асклепия приводит Т. Бруниус (1793 -1869). Здесь читатель найдет много относящихся к этому вопросу текстов из Гиппократа, Цицерона, Марка Аврелия, Элия Аристида и других. При наличии всех таких материалов катарсис Аристотеля нужно, несомненно, возводить к религиозной и мистериальной старине. Но вся беда в том, что Аристотель, будучи весьма ученым профессором философии, очень далек от этой старинной мистериальной практики. Поэтому его термин «катарсис» если и имеет древнее мистериальное происхождение, то сам Аристотель такому происхождению своего термина едва ли придавал какое-нибудь важное значение.»

Далее Лосев обращает внимание читателей на то, что ритуал очищения в античности использовался также и для очищения преступников, но вряд ли этот ритуал можно рассматривать тождественным очищению катарсисом. В эстетическом катарсисе, пусть и мистерийном, основой является эмоциональное переживание человека, а в ритуальном нравственном очищении личные переживания и вовсе могут отсутствовать, здесь на первое место выходит исключительно само канонизированное ритуальное действо. Таким образом, не любое очищение может быть интерпретировано как катарсис.

Некоторые исследователи, например, Дж. Тейт в статье «Трагедия и черная желчь» [3], отмечал медицинский характер аристотелевского катарсиса:

«Музыка, танец, священное зрелище, возбуждая душу, противодействуют тому влиянию, которое оказала на нее черная желчь. Когда искусственно вызванное возбуждение прекратилось, больной оказывается свободным (на время) от губительного умственного расстройства. Называя это облегчение, «так сказать, катарсисом и лечением», Аристотель употреблял слово «катарсис» ...в его медицинском значении, но, несомненно, также и с некоторым оттенком его религиозного значения, в котором он употреблял это слово немногим ранее... Он сознательно обозначает религиозное и медицинское воздействие одним и тем же именем.»

Эта идея в дальнейшем была значительно развита и сегодня широко используется в современных психотерапевтических практиках. Делая акцент на медицинском использовании катарсиса в эстетике Аристотеля, следует помнить, что в то время не было четкого разделения научных областей, и медицина рассматривалась как составная часть общих знаний о человеческой природе. Сегодня медицина выделилась в самостоятельную научную область, поэтому медицинские особенности катарсиса при исследовании его эстетической природы не рассматриваются.

А.Ф. Лосев, исследуя природу аристотелевского катарсиса, приходит к выводу о том, что его необходимо мыслить с ноологической точки зрения. [4] Он предполагает, что под катарсисом Аристотель понимает возвышение духовного преобразования до Абсолютного Ума, который находится вне индивидуальной субъектности. Т.е. Лосев считает, что катарсис по Аристотелю это своеобразный переход от физиологической чувственности к трансцендентному освоению действительности.

При этом Лосев отмечает, что аристотелевский катарсис нельзя рассматривать как нечто изолированное от иных философских аспектов, в частности от логики и этики. Для Аристотеля это единый культурологический феномен. При этом в катарсисе рациональная (формальная) логика растворяется в логике жизни. [5]

Понимая катарсис как отклик умственно-энергийной сферы индивидуума Лосев, тем не менее, считает, что этическая составляющая этого отклика, если и существует, то в виде неясных расплывчатых следов общих моральных ценностей индивида. Его вывод основывается на том, что греческая трагедия зиждется на изображении аморальности, как основы сюжетного казуса:

«И если уж говорить о морали, то в трагедии она дана в ужасающем виде. Преступления, смерти, поругания и всяческие моральные бесчинства здесь на каждом шагу, и никакое возмездие и месть не в силах восстановить поруганной чести, вернуть к жизни убитого, преодолеть всю тьму и смрад совершенных преступлений. В морали есть та отвлеченная справедливость, которая претит просветленно-катартическому успокоению.»

Таким образом, соглашаясь с Лосевым, можно утверждать, что эстетический катарсис не связан с этикой. В связи с этим изучение его с точки зрения ноологии представляется ошибочным, так как он не связан не только с этикой, но и с формальной логикой, находясь целиком и полностью в сфере эмоционально-чувственного восприятия и отражения действительности.

Но Лосев с таким выводом не согласен:

«Но точно так же уродливо видеть в катарсисе и успокоение эстетическое.
Эстетическая норма достигается независимо от того, в каком фактическом содержании даны эстетические факты. Пусть убивать безобразно. Но можно очень красиво изобразить убийство, и оно будет нравиться. Это значит, что эстетическая оценка понимается отвлеченно от жизненной оценки; она есть игра чистого смысла самого по себе, независимо от того факта, который является носителем этого смысла. Не то у Аристотеля. Умственная первоэнергия охватывает и значимость фактов как таковых. От разной оценки этих фактов зависит и разная оценка их смысловой энергии. В трагическом очищении дано просветление сознания не только по поводу смысловых взаимоотношений вещей, но и по поводу самих вещей. Ведь трагедия как раз тогда и начинается, когда данная субстанция ума устремляется в материальную беспредельность инобытия и приходит к саморасщеплению и самораздроблению. В этих инобытийных судьбах вещи зарождается, наконец, – быть может, после долгих исканий и страданий, – путь к утерянной цельности умственно-просветленного самодовления, и зарождается, наконец, это очищение не только от раздвоения идеи, но и от самораздробления факта. И тут уже не просто эстетика, но и жизненное умиротворение; и мы чувствуем, что действительно всерьез были затронуты самые основы нашего бытия, – и вот они невредимы.»

Здесь Лосев спутал два совершенно разных состояния индивида: «эстетическая оценка» и «катарсис».

Эстетическая оценка совсем не обязательно должна сопровождаться катарсисом. В то время как катарсис является следствием эстетической оценки. Иными словами в катарсисе «эстетическая оценка» всегда первична и является «фундаментом» эстетической среды, в которой он рождается. С другой стороны «катарсис» всегда вторичен по отношению к эстетической оценке и является «надстройкой» эстетической среды, где собственно и происходит таинство трансформации физиологических восприятий в трансцендентное переживание.

В своей докторской диссертации «Загадки трагического катарсиса у Аристотеля» (1970) А.Д. Нечаев отмечает, о распространенности в Греции, по крайней мере, в I-II вв. н.э., убеждения, что душа должна быть очищена от ошибочных мнений, чтобы воспринять истину, ссылаясь при этом на свидетельство об этом у Авла Геллия (130 – 180) в «Аттических ночах»:

«Но вот, по свидетельству Арриана, оставленному им в «Беседах Эпиктета», куда более резкая отповедь, чем та, какую обыкновенно высказывал Эпиктет:
(3) «Ибо когда [Эпиктет] замечал человека, потерявшего стыд, преуспевшего в распутстве, испорченного нравом, дерзкого, самонадеянного, заботящегося о речи и обо всем прочем, кроме души; когда он, по словам [Арриана], видел, что подобный человек имеет касательство к изучению философских дисциплин, приступает к физике, обдумывает диалектику, выискивает и разузнает множество теорий такого рода, он, призывая в свидетели богов и людей, часто взывал к нему следующими словами, перемежаемыми восклицаниями:
«Человек, куда ты бросаешь [эти знания]? Смотри, вычищен ли [твой] сосуд; если ты поместишь [эти вещи] в [свое] разумение, то они погибнут; а если они загниют, то, пожалуй, станут мочой, уксусом или чем-нибудь похуже».
(4) Ничего, конечно, нет более серьезного и истинного, чем данные слова, которыми величайший из философов разъяснил, что философские сочинения и теории - когда они втекают в человека лживого и низкого, как в грязный и запачканный сосуд, - извращаются, изменяются и портятся и, как он сам говорил несколько в духе киников (), превращаются в мочу или во что-либо грязнее мочи.»

Вывод, который сделал Нечаев, при анализе этого отрывка, указывает нам на то, что он плохо понял суть аристотелевского катарсиса. В данном случае, здесь речь идёт об очищении знания, а не эмоционально-чувственного состояния индивида. В этом примере, мы вновь, как и в ритуальном нравственном очищении, видим, насколько эфемерна та грань, которая отделяет собственно эстетическое понимание катарсиса от иных форм очищения. Эта эфемерность указывает нам на необходимость более четкого выделения феномена эстетической среды из всего многообразия действительности, в которой осуществляется бытие человека.


2. ОРФИЗМ

Орфизм как культурологический феномен и мифологическая основа катарсиса вырос на легенде об Орфее:

«На востоке Греции, в стране, раскинувшейся по берегам трёх морей, во Фракии, жил певец Орфей. [6][7] Чудесный дар песен был у него, и слава о нём шла по всей земле греков.
За песни полюбила его красавица Эвридика. Она стала его женой. Но счастье их было недолговечно.
Однажды Орфей и Эвридика были в лесу. Орфей играл на своей семиструнной кифаре и пел. Эвридика собирала цветы на полянах. Незаметно она отошла далеко от мужа, в лесную глушь. Вдруг ей почудилось, что кто-то бежит по лесу, ломая сучья, гонится за ней, она испугалась и, бросив цветы, побежала назад, к Орфею. Она бежала, не разбирая дороги, по густой траве и в стремительном беге ступила в змеиное гнездо. Змея обвилась вокруг её ноги и ужалила. Эвридика громко закричала от боли и страха и упала на траву.
Орфей услышал издали жалобный крик жены и поспешил к ней. Но он увидел, как между деревьев мелькнули большие чёрные крылья, - это Смерть уносила Эвридику в подземное царство.
Велико было горе Орфея. Он ушёл от людей и целые дни проводил один, скитаясь по лесам, изливая в песнях свою тоску. И такая сила была в этих тоскливых песнях, что деревья сходили со своих мест и окружали певца. Звери выходили из нор, птицы покидали свои гнёзда, камни сдвигались ближе. И все слушали, как он тосковал по своей любимой.
Проходили ночи и дни, но Орфей не мог утешиться, с каждым часом росла его печаль.
- Нет, не могу я жить без Эвридики! - говорил он. - Не мила мне земля без неё. Пусть и меня возьмёт Смерть, пусть хоть в подземном царстве буду вместе с моей любимой!
Но Смерть не приходила. И Орфей решил сам отправиться в царство мёртвых.
Долго искал он входа в подземное царство и, наконец, в глубокой пещере Тэнара нашёл ручеёк, который тёк в подземную реку Стикс. По руслу этого ручья Орфей спустился глубоко под землю и дошёл до берега Стикса. За этой рекой начиналось царство мёртвых.
Черны и глубоки воды Стикса, и страшно живому ступить в них. Вздохи, тихий плач слышал Орфей за спиной у себя - это тени умерших ждали, как и он, переправы в страну, откуда никому нет возврата.
Вот от противоположного берега отделилась лодка: перевозчик мёртвых, Харон, плыл за новыми пришельцами. Молча причалил к берегу Харон, и тени покорно заполнили лодку. Орфей стал просить Харона:
- Перевези и меня на тот берег! Но Харон отказал:
- Только мёртвых я перевожу на тот берег. Когда ты умрёшь, я приеду за тобой!
- Сжалься! - молил Орфей. - Я не хочу больше жить! Мне тяжело одному оставаться на земле! Я хочу увидеть мою Эвридику!
Суровый перевозчик оттолкнул его и уже хотел отчалить от берега, но жалобно зазвенели струны кифары, и Орфей запел. Под мрачными сводами Аида разнеслись печальные и нежные звуки. Остановились холодные волны Стикса, и сам Харон, опершись на весло, заслушался песни. Орфей вошёл в лодку, и Харон послушно перевёз его на другой берег. Услышав горячую песню живого о неумирающей любви, со всех сторон слетались тени мёртвых. Смело шёл Орфей по безмолвному царству мёртвых, и никто не остановил его.
Так дошёл он до дворца повелителя подземного царства - Аида и вступил в обширный и мрачный зал. Высоко на золотом троне сидел грозный Аид и рядом с ним его прекрасная царица Персефона.
Со сверкающим мечом в руке, в чёрном плаще, с огромными чёрными крыльями, стоял за спиной Аида бог Смерти, а вокруг него толпились прислужницы его, Керы, что летают на поле битвы и отнимают жизнь у воинов. В стороне от трона сидели суровые судьи подземного царства и судили умерших за их земные дела.
В тёмных углах зала, за колоннами, прятались Воспоминания. У них в руках были бичи из живых змей, и они больно жалили стоявших перед судом.
Много всяких чудовищ увидел Орфей в царстве мёртвых: Ламию, которая крадёт по ночам маленьких детей у матерей, и страшную Эмпузу с ослиными ногами, пьющую кровь людей, и свирепых стигийских собак.
Только младший брат бога Смерти - бог Сна, юный Гипнос, прекрасный и радостный, носился по залу на своих лёгких крыльях, мешая в серебряном роге сонный напиток, которому никто на земле не может противиться, - даже сам великий Громовержец Зевс засыпает, когда Гипнос брызжет в него своим зельем.
Аид грозно взглянул на Орфея, и все вокруг задрожали.
Но певец приблизился к трону мрачного владыки и запел ещё вдохновеннее: он пел о своей любви к Эвридике.
Не дыша слушала песню Персефона, и слезы катились из её прекрасных глаз. Грозный Аид склонил голову на грудь и задумался. Бог Смерти опустил вниз свой сверкающий меч.
Певец замолк, и долго длилось молчание. Тогда поднял голову Аид и спросил:
- Чего ты ищешь, певец, в царстве мёртвых? Скажи, чего ты хочешь, и я обещаю тебе исполнить твою просьбу.
Орфей сказал Аиду:
- Владыка! Коротка наша жизнь на земле, и всех нас когда-нибудь настигает Смерть и уводит в твоё царство, - никто из смертных не может избежать её. Но я, живой, сам пришёл в царство мёртвых просить тебя: верни мне мою Эвридику! Она ещё так мало жила на земле, так мало успела порадоваться, так недолго любила... Отпусти, повелитель, её на землю! Дай ей ещё немного пожить на свете, дай насладиться солнцем, теплом и светом и зеленью полей, весенней прелестью лесов и моей любовью. Ведь всё равно после она вернётся к тебе!
Так говорил Орфей и просил Персефону:
- Заступись за меня, прекрасная царица! Ты ведь знаешь, как хороша жизнь на земле! Помоги мне вернуть мою Эвридику!
- Пусть будет так, как ты просишь! - сказал Аид Орфею. - Я верну тебе Эвридику. Ты можешь увести её с собой наверх, на светлую землю. Но ты должен обещать...
- Всё, что прикажешь! - воскликнул Орфей. - Я готов на всё, чтобы увидеть вновь мою Эвридику!
- Ты не должен видеть её, пока не выйдешь на свет, - сказал Аид. - Возвращайся на землю и знай: следом за тобой будет идти Эвридика. Но не оглядывайся назад и не пытайся посмотреть на неё. Оглянешься - потеряешь её навеки!
И Аид приказал Эвридике следовать за Орфеем.
Быстро направился Орфей к выходу из царства мёртвых. Как дух, миновал он страну Смерти, и тень Эвридики шла за ним. Они вошли в лодку Харона, и он безмолвно перевёз их обратно к берегу жизни. Крутая каменистая тропинка вела наверх, на землю.
Медленно поднимался в гору Орфей. Темно и тихо было вокруг и тихо было у него за спиной, словно никто не шёл за ним. Только сердце его стучало:
«Эвридика! Эвридика!»
Наконец впереди стало светлеть, близок был выход на землю. И чем ближе был выход, тем светлее становилось впереди, и вот уже всё стало ясно видно вокруг.
Тревога сжала сердце Орфея: здесь ли Эвридика? Идёт ли за ним?
Забыв всё на свете, остановился Орфей и оглянулся.
- Где ты, Эвридика? Дай взглянуть на тебя! На мгновение, совсем близко, увидел он милую тень, дорогое, прекрасное лицо... Но лишь на мгновение.
Тотчас отлетела тень Эвридики, исчезла, растаяла во мраке.
- Эвридика?!
С отчаянным криком Орфей стал спускаться назад по тропинке и вновь пришёл на берег чёрного Стикса и звал перевозчика. Но напрасно он молил и звал: никто не отозвался на его мольбы. Долго сидел Орфей на берегу Стикса один и ждал. Он не дождался никого.
Пришлось ему вернуться на землю и жить. Но он не мог забыть свою единственную любовь - Эвридику, и память о ней жила в его сердце и в его песнях.»

Миф о об Орфее и Эвридики в дальнейшем был интегрирован с систему мифов о Дионисе. В результате произошло совмещение двух мифических персонажей Орфея и Диониса, которые по сути своей являлись антиподами: представителями зла (Дионисий) и добра (Орфей). В результате этого слияния родилось философско-мистическое учение орфизм, которое призывало своих последователей к очищению от земного несовершенства, которое воплощал в себе Дионис, к божественному совершенству воплощённом в Орфее.

Орфическая литература, которая раскрывала суть этого философско-мистического учения, не сохранились, и оно известно нам только по цитатам позднейших авторов и пересказам.

Дамаский (458 - после 538) различал три версии орфических теогонии: теогонию, описанную в 4 в. до н. э. Евдемом (её, видимо, в 5 в. до н. э. пародировал Аристофан в «Птицах», а в 4 в. до н.э. аллегорически толковал автор папируса из Дервени; первоначалом в ней выступает Ночь), теогонию в изложении Иеронима и Гелланика и т.н. «Рапсодическую теогонию», или «Священные речи в 24 песнях (рапсодиях)» (известна со 2 в. н.э.), считавшуюся у неоплатоников канонической. Из фрагментов «Рапсодической теогонии» реконструируется грандиозная картина эволюции мироздания из «Нестареющего Времени», представленная как смена шести поколений богов, в том числе сообщается и о метапсихозе (многократной реинкарнации) вовлекающего человеческую душу в бесконечный процесс очищения от низменных страстей.

Платон в диалоге «Кратил» раскрывает суть орфического учения о душе-темнице:
«Некоторые говорят, что тело - могила души, поскольку, мол, в настоящее время она в нем похоронена. Опять же поскольку все, что душа выражает знаками, она выражает знаками с помощью тела, то и в этом смысле оно правильно называется «знаком». И все же наиболее вероятным мне представляется, что это имя установили Орфей и иже с ним в том смысле, что душа несет наказание за свои преступления, а тело служит ей оградой наподобие тюрьмы, чтобы она сохранялась. Таким образом, оно оказывается для души - до тех нор пока она не заплатит долгов - именно тем, чем называется,  «хранилищем», и не следует менять ни одной буквы.»

Аналогичное высказывание мы встречаем у Филолайя (470 – 390 гг. до н.э.):
«Свидетельствуют древние богословы и прорицатели, что в наказание за некие преступления душа… похоронена в нем [теле], словно в могиле».

Платон (427 - 347 гг. до н.э.) в «Государстве» уточняет, как орфики претворяли в жизнь культ очищения:
«Они держат наготове кучу книг Мусея и Орфея - потомков Селены и Муз, как они уверяют, - по которым они совершают жертвоприношения, убеждая не только частных лиц, но и целые города, что-де и для тех, кто еще жив, и для тех, кто уже умер, существуют избавления и очищения от прегрешений посредством жертвоприношений и радостных забав, которые они называют «посвящениями в таинства», что избавляют нас от загробных страданий, а кто жертв не приносил - тех ожидают ужасы.»

Прокл Диадорх (412 – 485) сообщает:
«… После мифического суда над Титанами и рождения от них этих смертных существ [Орфей] говорит, во-первых, что души сменяют жизни через определенные периоды времени и многократно вселяются в различные человеческие тела:
(a) Одни и те же отцами и сыновьями в чертогах,
Лепыми женами, и матерями, и дочерями
[Снова] родятся на свет, меж собой меняясь рожденьем.
В этих стихах он учит о переселении из одних человеческих тел в другие…, во-вторых, о том, что возможно переселение человеческих душ и в других животных, Орфей тоже учит в ясных выражениях, когда говорит:
(b) Вот почему по кругу времен душа человеков
Поочередно в животных вселяется иногде в разных:
То родится конем, а то (ххх)
То [родится] овцой, то птицею с виду ужасной,
(5) А иногда и с собачьим телом, и с голосом низким,
Хладных породою змей ползет по земле она дивной.

… у Орфея посвящаемые в таинства Диониса и Коры молятся:
Кругу конец положить и от зла вздохнуть с облегченьем.»

Но наиболее полно идею орфического катарсиса выразил Иоанн Стобей, византийский писатель-компилятор V века, в поэме Лина «О природе космоса»:
«Приготовься внимательно слушать и внемли
Тропе наших слов, истинной во всем.
Отринь многогорестных (кер) демонов смерти [8], которые
Истребляют толпу непосвященных, опутывая их во всем
Всевозможными напастями, принимая обманчивый облик.
Не пускай их в душу оберегами ума:
Такое очищение освятит тебя неподдельно,
Если ты воистину возненавидишь тлетворный сонм напастей.
Прежде всего [обуздывай] чрево - источник всех безобразий, -
Коим вожделение правит похотливыми уздцами…»

Таким образом, анализ орфического учения об очищении позволяет сделать вывод о том, что он носил исключительно религиозный характер, впоследствии воспринятый христианством как учение о спасении души посредством праведности, послушничества и фанатичной веры.

Важным аспектом этой формы духовного очищения являлась практика иррационального ухода от реальности во время культовых мистерий, когда психическое состояние последователей культа позволяло им достигать трансцендентных состояний, трактующихся ими как откровения. Особенно много подобных свидетельств в христианстве, которое, практически без каких либо изменений, заимствовало практику орфизма.

Именно в этом смысле, очевидно, Аристотель использовал термин «катарсис», когда говорил об очищающей силе трагедии. Как показали современные исследования, основой этой очищающей силы является эмпатия.


3. ЭМПАТИЯ

Эмпатия (сопереживание) была известна с древнейших времён, но описание её мы впервые встречаем у Гомера в «Одиссеи»:

«Пел перед ними певец знаменитый, они же сидели,
Слушая молча. Он пел о возврате печальном из Трои
Рати ахейцев, ниспосланном им Палладой Афиной.
В верхнем покое своем вдохновенное слышала пенье
Старца Икария дочь, Пенелопа разумная. Тотчас
Сверху спустилась она высокою лестницей дома…
Плача, певцу вдохновенному так Пенелопа сказала:
«Фемий, ты знаешь так много других восхищающих душу
Песен, какими певцы восславляют богов и героев.
Спой же из них, пред собранием сидя, одну. И в молчаньи
Гости ей будут внимать за вином. Но прерви начатую
Песню печальную; скорбью она наполняет в груди мне
Милое сердце. На долю мне выпало злейшее горе.
Мужа такого лишась, не могу я забыть о погибшем,
Столь преисполнившем славой своей и Элладу и Аргос».»

«После того как желанье питья и еды утолили,
Так Демодоку сказал Одиссей, в испытаниях твердый:
«Выше всех людей, Демодок, я тебя бы поставил!
Иль Аполлоном самим, иль Музой обучен ты пенью.
Больно уж верно поешь ты про все, что постигло ахейцев,
Что они сделали, сколько трудились и сколько страдали,
Словно иль сам ты все это видел, иль от видевших слышал.
Ну-ка, к другому теперь перейди, расскажи, как Епеем
С помощью девы Афины построен был конь деревянный,
Как его хитростью ввел Одиссей богоравный в акрополь,
Внутрь поместивши мужей, Илион разоривших священный.
Если так же об этом ты все нам расскажешь, как было,
Тотчас всем людям скажу я тогда, что бог благосклонный
Даром тебя наградил и боги внушают те песни".
Так он сказал. И запел Демодок, преисполненный бога…
…Как Одиссей, словно грозный Арес, к Деифобову дому
Вместе с царем Менелаем, подобным богам, устремился,
Как на ужаснейший бой он решился с врагами, разбивши
Всех их при помощи духом высокой Паллады Афины.
Это пел знаменитый певец. Непрерывные слезы
Из-под бровей Одиссея лицо у него увлажняли.
Так же, как женщина плачет, упавши на тело супруга,
Павшего в первых рядах за край свой родной и за граждан,
Чтоб отвратить от детей и от города злую погибель:
Видя, что муж дорогой ее в судорогах бьется предсмертных,
С воплем к нему припадает она, а враги, беспощадно
Древками копий ее по спине и плечам избивая,
В рабство уводят с собой на труды и великие беды.
Блекнут щеки ее в возбуждающей жалость печали, -
Так же жалостно слезы струились из глаз Одиссея.
Скрытыми слезы его для всех остальных оставались,
Только один Алкиной те слезы заметил и видел,
Сидя вблизи от него и вздохи тяжелые слыша.»

Таким образом, Гомер даёт нам картины сопереживания людей повторного соприкосновения с уже пережитыми ранее эмоциями. И если у Пенелопы эти повторные сопереживания наложились на ещё «кровоточащую» рану от потери близкого и любимого человека, то у Одиссея мы видим уже совсем иную ситуацию. Он заново переживает то, что в момент происходящего он воспринимал совсем по иному, нежели в момент песнопения. Он испытанный боями воин переживает горе потери близких ему товарищей, павших на стенах и под стенами Трои, как женщина, потерявшая мужа и свободу. Это сопереживание даже не себе, а по нелепо погибшим товарищам, и есть то духовное очищение, которое позже Аристотель назовёт «катарсисом».

Термин «эмпатия» введён Эдвардом Титченером (1867 – 1925), который калькировал немецкое слово Einf;hlung, использованное в 1885 году Теодором Липпсом (1851 – 1914) в контексте теории воздействия искусства. Одно из первых определений эмпатии сделано в 1905 году Зигмундом Фрейдом (1856 – 1939): «Мы учитываем психическое состояние пациента, ставим себя в это состояние и стараемся понять его, сравнивая его со своим собственным».

В настоящее время под эмпатией понимают:
1) понимание чувств и потребностей другого человека;
2) вчувствование в событие, объект искусства, природу;
3) аффективная связь с другим человеком, разделение состояния другого человека или группы.

С точки зрения современной психотерапии можно выделить следующие виды эмпатии:
- эмоциональная эмпатия, основана на механизмах проекции и подражания моторным и аффективным реакциям другого человека;
- когнитивная эмпатия, базируется на интеллектуальных процессах – сравнение, аналогия и т.п.;
- предикативная эмпатия, проявляется, как способность человека предсказывать аффективные реакции другого человека в конкретных ситуациях.

В качестве особых форм эмпатии выделяют сопереживание и сочувствие.
Сопереживание – это переживание субъектом тех же эмоциональных состояний, которые испытывает другой человек, через отождествление с ним.
Сочувствие – это переживание собственных эмоциональных состояний по поводу чувств другого человека.

Кроме того, различают каналы эмпатии, которые показывают значимость конкретного параметра в ее структуре:
1. Рациональный канал эмпатии характеризует направленность внимания, восприятия и мышления человека на понимание сущности любого другого человека, на его состояние, проблемы и поведение. Это спонтанный интерес к другому, открывающий шлюзы эмоционального и интуитивного отражения партнера.
2. Эмоциональный канал эмпатии характеризует способность эмпатирующего входить в эмоциональный резонанс с окружающими - сопереживать, соучаствовать. Эмоциональная отзывчивость становится средством вхождения в энергетическое поле партнера. Понять внутренний мир другого человека, прогнозировать его поведение и эффективно воздействовать на него возможно только в случае, если произошла энергетическая подстройка к партнеру. Соучастие и сопереживание играют роль связующего звена между людьми.
3. Интуитивный канал эмпатии позволяет человеку предвидеть поведение партнеров, действовать в условиях дефицита исходной информации о них, опираясь на опыт, хранящийся в подсознании. На уровне интуиции замыкаются и обобщаются различные сведения о партнерах.
4. Установки, способствующие или препятствующие эмпатии.

Из рассмотренных каналов к эстетической эмпатии относится эмоциональный канал, как это видно из описаний приведённых Гомером.

Эффективность эмпатии снижается, если человек старается избегать личных контактов, считает неуместным проявлять любопытство к другой личности, убеждает себя спокойно относиться к переживаниям и проблемам окружающих. Подобные умозрения резко ограничивают диапазон эмоциональной отзывчивости и эмпатического восприятия. Это свойство эмпатии очень важно при формировании катарсиса, так как не любая эмпатия его порождает. Если существуют те или иные психологические барьеры для развития эмпатии даже при прочих равных условиях катарсис может и не наступить.

Американский врач и психоаналитик венгерского происхождения, Ф.Г. Александер (1891 – 1964) в 1937 году установил, что степень эмпатической включенности в мир другого человека может быть различной. И поскольку эмпатия – это навык, ей можно научиться. Он считает, что сообщение понимания необязательно предполагает выражение посредством слов. Имея достаточно времени, люди могут создать то, что называется «эмпатические отношения», в которых понимание сообщается с помощью множества разнообразных, иногда едва уловимых, невербальных способов (взгляда, жеста и т.п.). Кроме того, эмпатическая способность индивидов возрастает с увеличением жизненного опыта. К тому же, эмпатия легче реализуется в случае сходства поведенческих и эмоциональных реакций субъектов.

На основе идеи Александера Ф.Г. в настоящее время принято выделять три уровня эмпатии, которые человек приобретает в течение жизни посредством общения с окружающими его людьми:
- самый глубокий уровень - это «способ бытия», способ «быть вместе» с другим человеком, способ понимания нюансов и сложностей его внутреннего мира;
- второй уровень - эмпатия как способ профессионального присутствия, способ профессионального контакта с людьми как клиентами, внутренняя жизнь которых сложна и многообразна;
- последний уровень - это эмпатия как коммуникативный навык, использованию которого можно научиться; но технология сообщения эмпатии будет бесполезна до тех пор, пока она не будет выражением способа бытия консультанта, то есть эмпатирующего.

Еще одну важную особенность эмпатии отмечает Аграмакова Л.М.. Она полагает, что феномен эмпатии может быть представлен как на подсознательном, так и на сознательном уровнях. На подсознательном уровне эмпатия имеет импульсивный характер и выступает в виде инстинкта сопереживания. На сознательном уровне эмпатическое понимание носит регулируемый характер и проявляется у одних людей в развитии общих интеллектуальных способностей, у других – как сопереживание и прочие нравственные качества, а у третьих наблюдается оптимальное сочетание того и другого. Эмпатия тесно связана со структурой личности индивида, системой присущих ему ценностей. Аграмакова Л.М. предполагает, что сопереживание генетически более ранняя форма и более характерно для раннего детского возраста. Сочувствие как более сложная форма развития сознания появляется позднее в подростковом возрасте. По мере психического развития ребенка эмпатия становится источником его нравственного развития.


4.ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, современные исследования эмпатии указывают нам на то, что катарсис как следствие максимального эмоционального сопереживания и сочувствия, является врожденным качеством человека, но эффективность его проявления определяется как внешними, так и внутренними условиями объекта и субъекта взаимодействия.

Иными словами катарсис это результат активности эстетической среды, в которой реализуется наивысший уровень эмоционально-чувственного преобразования человеком результатов его взаимодействия с действительностью от физиологических ощущений до трансцендентных переживаний.



[1] Хорег (руководить) - в Древней Греции название богатого гражданина Афин, который в качестве общественной повинности и почётной обязанности брал на себя расходы по организации театральных представлений, подготовке хора и актеров во время общественных праздников.

[2] Корибанты - мифические предшественники жрецов Кибелы во Фригии, в диком воодушевлении, с музыкой и танцами, отправлявших служение великой матери богов.

[3] «Hermathena», 50, 1937, p. 1-25.

[4] Ноология - учение о природе и сущности человеческой разумности, философское учение о сознании.
Ноология - метод Рудольфа Эйкена (1846 -1926), который имеет отношение к духу в сфере его «самостоятельной специфической жизни», в его «бытии в самом себе». Этот метод Эйкен противопоставляет психологическому, он служит для того, чтобы установить, как человек добивается понимания и усвоения духовного содержания и вообще приходит к духовной жизни.

[5] Сегодня понятие «логика жизни» можно отождествить с понятием «психологическая логика», которая хотя и сохраняет общие черты формальной логики, вместе с тем представляет собой самостоятельный раздел логики со своими специфическими законами развития.

[6] Ныне, в соответствии с Лозаннским мирным договором 1923 года, разделена между тремя государствами: Болгарией (Северная Фракия, также известная как Верхнефракийская низменность), Грецией (собственно современная греческая провинция Фракия, также исторически известная как Западная Фракия) и Турцией, которой отошла Восточная Фракия вместе с крупнейшим мегалополисом региона - Стамбулом.
С VIII в. до н.э. благоприятные условия начинают манить сюда греков, которые основали множество колоний (Абдера, Маронея и др.) и вступили в тесный контакт с южными фракийскими племенами.
Из сохранившихся авторов Орфей впервые упомянут у Алкея (626 - после 580 гг. до н.э.) и Ивика (2-я пол. VI в. до н.э.). Очевидно, рождение легенды об Орфее следует отнести к этому времени, т.е. она появилась после Гомера (VIII – VII вв. до н.э.), так как ни в «Илиаде», ни в «Одиссее» Орфей не упоминается.
К этому времени, очевидно, культ Орфея ещё не сформировался, так как Алкей позволяет себе в отношении него не лицеприятные высказывания:
Орфей насиловал судьбу,
Убеждая людей, рожденных на свет, смерти бежать.
О, если бы он был искушено мудрым во всем
и отличался крепким умом! Глупец!
Вопреки мойре (воле) Зевса даже волосы не падают с головы.

Но судя по всему и в дальнейшем культ Орфея не был исключительным, так как Платон писал о нём:
«Орфея, сына Эагра, боги отослали из Аида ни с чем: они показали ему призрак жены, за которой тот пришел, а саму ее не дали, ибо он производил впечатление неженки, этот кифаред, и не отважился умереть ради любви, как Алкестида, но исхитрился войти в Аид живым. За это они наложили на него наказание и устроили так, чтобы он принял смерть от рук женщин.»
Ему вторил Исократ (436 - 338 гг. до н.э.):
«Поэты наговорили о самих богах таких россказней, каких и о врагах никто не посмел бы рассказывать. Они возвели на них хулу не только в воровстве, прелюбодеяниях и холопстве у людей, но и наплели небылиц, будто они пожирали детей, оскопляли отцов, заключали в оковы матерей и совершали множество других беззаконий. За это они не понесли достойного наказания, но и безнаказанными не ускользнули: одни…, а Орфей, который больше всех подвизался в этих россказнях, окончил жизнь растерзанный на части.»

[7] Византийская энциклопедия античности (Х век) сообщает, что Орфей родился за 11 поколении до Троянской войны (ок. 1200 г. до н.э.) и, как сообщают, был учеником Лина; прожил 9 поколений, а, по словам других, 11. Эта информация вероятней всего сфабрикована уже после становления христианства, так как Гомер, создававший свои поэмы не ранее VIII в. до н.э., ни разу не упомянул Орфея.

[8] Керы - олицетворение судьбы у древних греков; первоначально души умерших, сделавшиеся кровожадными демонами, приносящие людям страдания и смерть. Древние греки представляли кер крылатыми женскими существами, которые подлетали к умирающему человеку и похищали его душу.