Геном Ликвидация, Глава 24

— Ну а теперь долой все глупые разговоры! — злится Дэниэл, широко раздувая ноздри. Его речь ещё не окончена. — Слишком часто ты, Алекс, спасал тех, кого не надо было спасать. Стремился к собственным целям. Тебе стоило быть осторожнее, ведь то количество людей, которое поступало в Баланс, не могло не вызвать подозрения. Правда, сейчас мы разберёмся с последствиями твоей глупости.

Энн не сразу понимает, что подразумевает под этими словам Дэниэл. Она со всем вниманием наблюдает за тем, как тот подталкивает второго врача к выходу, добавляя что-то вроде: «Я позову тебя через некоторое время, когда понадобится помощь». Девушка не запоминает точных слов. Она хмурится, когда видит, как из белого шкафчика Дэниэл достаёт фонарик и затем подходит вплотную к Алексу. Секундное промедление, а затем вскрик солдата. «Фонарик» утыкается ему в бок, и до Энн доходит, что за предмет в руках у Дэниэла. Алекс дёргается всем телом, инстинктивно уворачиваясь от действия электрошокера, и почти валится на пол, пока Дэниэл не успевает среагировать.

— Нет, мы ещё не закончили, — засопев от натуги, парень вдавливает плечи Алекса обратно в операционный стол. Нажимает на кнопку у изголовья, и тотчас конечности солдата фиксируются верёвками. То же самое, пока Энн не успела опомниться, Дэниэл делает и с девушкой.

Проснувшийся Алекс вскидывает руки, но те оказываются надёжно зафиксированными. Он рычит и сплёвывает в сторону.

— Сукин сын, тебе не пройдёт это даром.

Но Дэниэл его не слышит и делает пару шагов в сторону ступней солдата. Небрежно сбросив с него ботинки и стянув носки, подносит электрошокер ближе.

— Не надо! — Энн с трудом сдерживает тошноту и выкрикивает из последних сил. Но её здесь не существует, никто её не слышит. Дэниэл увлечён пыткой, а Алекс трясёт ногами и пытается подтянуть их к себе. Ничего не выходит. Новый разряд вновь обжигает его ноги. Солдат снова вскрикивает. Дёргает ногой, снося столик, на котором покоится его шлем. Тот падает на пол и покрывается трещиной. Алекс извивается всем телом и крепко стискивает челюсти почти до скрипа.

Энн еле дышит. Глаза застилает пелена слёз, а голова начинает кружиться.

— Это сдержит тебя от походов в Хаос, — комментирует Дэниэл.

Алекс, вероятно, хочет много чего сказать Дэниэлу, но острая боль заставляет его умолкнуть и лишь раз за разом мычать или орать во весь голос. Его ступни полнятся ожогами, но есть ещё и его здоровая рука, до которой рано или поздно садист тоже доберётся.

Энн кричит вместе с ним, но не от боли, а в попытках спасти ему жизнь. Пусть услышит хоть кто-то, пусть придёт хоть кто-то.

— Голоси, сколько можешь. Люк! Можешь заходить.

И из всего чёртового Баланса в эту палату заходит только тот самый врач без эмоций на лице, зато с сухой и безжалостной инструкцией в голове. Алекс теряет сознание. Энн может сквозь туман, сквозь пелену перед глазами, видеть, что и Дэниэл, и врач переключают всё внимание на неё. В животе всё сжимается в тугой узел.

С каждым новым словом общество Баланса вызывает только всё большее отвращение.

— Здесь мы частенько проводим опыты. Помнится, начал я с дикой кошки, но и на людях можно. Думаю, когда твой солдат очнётся, пора будет и на нём что-то интересное протестировать. В конце концов, только на предателях и можно проводить эти операции. Это именно Алекс привёл тебя в Баланс, несмотря на состояние твоего организма, — голос Дэниэла уже не звучит в полную силу. Шёпот крадётся по комнате, заползает в уши Энн.

— Но пока начнём с тебя. Я ведь обещал подменить твои воспоминания. Спустя n-ное число попыток ты можешь и вовсе не проснуться, если твой мозг не справится, — Дэниэл похож на лёд, а врач рядом с ним и того холоднее. Энн всё ещё пытается вырваться, но мужчина в ту же секунду нажимает ещё куда-то на операционном столе, и верёвки перехватывают конечности ещё плотнее. Дэниэл вынимает из заднего кармана брюк белую ручку и наклоняется к Энн, словно хочет её поцеловать. Его лицо совсем близко.

— Забавно всё-таки, да? Но я не люблю жестокость, а предпочитаю стабильность. И, конечно же, Баланс.

Энн готова плюнуть ему в лицо. Однако Дэниэл опережает какое бы то ни было действие девушки, и тогда происходит встреча ручки и виска Энн. Лёгкий разряд тока.

И мир снова перестаёт существовать.

;;;;;;;;;;;;;;;;

Просыпаться больно. Болят глаза, болит голова и отчего-то ноет висок. Что случилось? Уже утро?

Энн неспешно открывает глаза и усиленно моргает, надеясь скорее проснуться и позабыть о дискомфорте в теле, руках, ногах. Взгляд почти сразу цепляется за знакомое лицо с тёплыми карими глазами. Вихор ярко-красных волос похож на пламя. Энн улыбается.

— О Дэниэл, о мой царь.

Голос её полнится нежными интонациями. Энн помнит, что всю свою жизнь готова был исполнять всё, что ни скажет этот парень. Она — его плечо, его слуга, его тень, но совсем не в том понимании, что понимают другие жители Баланса. Всегда с ним, всегда готова целовать его руки и кланяться. Правда, есть что-то чудное во всём этом: Энн и Дэниэл не отсюда. Девушка знает, что хотела попасть за границы города. Там лучше? Или хуже? Зачем?

Все её мысли прерывает Он. Дэниэл говорит:

— Отлично. Побудь здесь, моя дорогая. Я скоро приду, — вкрадчивый тон ласкает уши девушки. Она, почти не дыша, провожает того взглядом до самой двери, и сразу становится тоскливо и холодно на душе. В палате остаётся лишь врач и светловолосый незнакомец. Последний, округлив глаза, молчит.

— Что? — спрашивает Энн, сжимая губы. Она садится на операционном столе и обнимает себя руками, почувствовав себя голой. Неприятно от мысли, что какой-то незнакомый парень так на неё смотрит. — Дэниэл, — зовёт его, но он не приходит. Врач тоже переходит в режим ожидания, поворачиваясь в сторону двери, а парень ложится, но глаза не закрывает. Тянет руку к столу Энн и совсем тихо берёт в руки шприц. Энн даже не успевает среагировать и сказать, чтобы этот глупышка ничего не трогал, пока не придёт её бог. Незнакомец едва ли не с размаху засаживает иглу в шею врача. Тот хватается за место прокола, но понимает, что опоздал. Крякнув, он валится сначала на колени, а затем и всем телом на пол. Вскрикивает Энн. Поджав к себе колени, испуганно уставляется на парня:

— Ты с ума сошёл, придурок?! Я сейчас позову Дэниэла!

Она готовится закричать снова, но незнакомец вскакивает на ноги, с силой сжимая челюсти, отчего появляются желваки. Ремни, сдерживавшие его, почему-то ныне развязаны.

— Слушай сюда, — выжимает он из себя, не переставая кряхтеть то ли от боли, то ли от ещё каких-либо ощущений. Энн не остаётся ничего, кроме как слушать. Парень выглядит враждебно — насупившийся, ещё и ставший выше девушки, подошедший вплотную. — Я начинал, как психокорректор. Я настраивал таких, как ты, на покорность режиму. В этот раз я не собираюсь так поступать. Вот… видишь… это, — каждое слово даётся с трудом. Парень зачем-то подпрыгивает с одной ноги на другую, продолжая шипеть. Он тыкает пальцем в банку с белой жидкостью, стоящей на тумбочке за спиной Энн. Парень подтягивается, захватывает ту банку, а заодно и лежащий рядом шприц. Без промедлений набирает в него препарат. Энн мотает головой и размахивает руками.

— Нет-нет, не надо! Отстань! Уйди!

Незнакомец ставит одну руку на операционный стол, преграждая девушке путь к отступлению. Она может лишь броситься назад, на стену. Парень не тратит время на слова. Он, кажется, не врёт и действительно знает, что делает. Захватывает четырьмя пальцами ногу девушки в районе бедра, а второй рукой вставляет шприц через ткань брюк. Энн хочет хлопнуть его по руке за наглость. Но вот медицинскими инструментами он орудует мастерски, хотя Энн так не думает и ошарашенно выговаривает:

— Что ты делаешь?!

Вырываться смысла не видит. Жидкость стремительно поступает в тело, а лишние раны от собственных движений не нужны. Похоже, впереди ждёт или смерть, или кома, или ещё что похуже.

— Это очистит твои неправильные воспоминания. Доверься мне.

Он говорит это и сразу же вытаскивает иглу. Энн ойкает и сразу потирает место, куда было введено лекарство. Сразу же за этим начинается паника. Только что Энн неизвестно что и неизвестно зачем вкололи. Ногу начинает жечь, а голова кружится, и комната становится больше похоже на карусель. Тошнит.

— Что ты сделал со мной? Что ты за придурок? Мне плохо. Дэниэл!

— Тихо-тихо-тихо. Сейчас.

— Отстань от меня! Зачем ты это сделал?

Крепкие руки хватают Энн в объятия, а голова становится тяжёлой. Солдат бросает короткое ругательство, вновь зашипев и подпрыгнув поочередно на носках. Энн беспомощно валит голову на плечо парня, не сопротивляясь исчезновению всяких сил. Ей нужна пара минут на то, чтобы проснуться. Очиститься.

Первое, что Энн понимает, это нахождение его рядом. Его, не Дэниэла. Ритм сердца Алекса совсем близко. Девушка вдыхает запах его одежды, потом находит пальцами его волосы и чуть отстраняется. Весь спектр эмоций, впитавшийся в неё за всё это время, вынуждает приблизиться к его губам. Прильнуть к ним своими, будто в порыве жажды. Алекс видит, как меняется её шаловливый, немного бешеный взгляд на адекватный, знакомый ему. Честный, открытый. Даже немного твёрдый, но никак не твёрже его собственного. В карих глазах Энн всегда бьётся страх, но также хранится и что-то тёплое. В серо-зелёных глазах Алекса же девушка видит траву Жизни, свежесть весны и чувство безопасности. Его губы, его руки, его запах и голос — всё то, что её спасает день ото дня.

Она просто боялась признаться, боялась предать человека, который, как оказалось, никогда не был на её стороне. А тот сам оказался предателем и садистом.

Парень первым прерывает поцелуй, позволивший им обоим с Энн опять пожить одним мгновением. Вот только решительные интонации в этот раз принадлежат девушке:

— Я… я найду подмогу. Позову Эдриана или Мартина. Они помогут.

— Хорошо, а я свяжусь с Марком.

— Точно. Ему можно доверять.

Солдат хмыкает:

— Не зря же мы начали сотрудничать.

— Что? — спрашивает Энн, приподняв левую бровь. Алекс смеется. Его глаза светятся.

— Сейчас это не так важно. Лучше поспеши. И найди оружие. Я верю в тебя.

— А ты? — упавшим голосом говорит девушка и только сейчас обращает внимание на то, как Алекс даже не может ступить на пол в полную силу. Стоит лишь на носках, а когда на пол ступает Энн, готовая идти, сам садится обратно на стол. Блаженно вдыхает через нос и выдыхает через рот. Мучения ненадолго кончились. Говорит:

— Доверься мне.

Энн кивает, улыбнувшись, и произносит:

— Как всегда.

Оглядывается по сторонам, размышляя, что же прихватить с собой на защиту. Никаких пистолетов тут нет, зато полно лекарств. Побегав вокруг шкафчиков и заглянув в них через стекла, находит снотворное. Чтобы не тратить время в дальнейшем, набирает жидкость в шприц, закрывает иглу колпачком, чтобы не продырявить задний карман джинсов. Убирает его туда, но нащупывает и телефон.

— Смотри, что есть, — радостно сообщает Алексу и делает несколько снимков палаты. На всякий случай. Кто знает, когда ей в следующий раз сотрут память или понадобится какое-либо доказательство. Телефон протяжно жужжит в руке.

— Десять процентов осталось, — она говорит.

— Подойди.

Энн делает так, как сказал Алекс. Он берёт телефон в руку — ту, что человеческая, а сам касается телефона другой — металлической. Цифры батареи растут. Энн перестаёт так радоваться:

— Ты ведь и так устал.

— В отличие от телефона, я сам определю, когда мне отключиться. Пока ещё сил хватает. На помощь так точно, — и на его лице тоже появляется улыбка, хоть и уставшая. Моргает медленно.

А вот мысли в голове Меган носятся, сердце выбивает рёбра. Алекс остался в палате, и он выберется. Энн верит в это и старается не отвлекаться ни на одну лишнюю мысль. Кажется, все органы чувств напряжены до предела.

Зрение — ни одно движение не ускользнет. Слух — притворив за собой дверь палаты, Энн слышит шаги. Обоняние — всё ещё пахнет лекарствами и ещё чем-то резким. Осязание — дверь гладкая, без единой выемки. Вкус — наверное, выпей Энн сейчас воду, она и в ней ощутит миллион оттенков.

Но шаги всё ближе. Энн решает созвать остальных. Тех, на кого она может положиться, веря в то, что это правильно. Но кто-то приближается с правой стороны. Белый коридор и множество ярких ламп, от света которых хочется чихать. Энн сворачивает налево и идёт быстро, при этом стараясь не привлекать много внимания. И тут за пятки начинают кусать металлические голоса.

— Объект Энн…

Дальше она не слышит ничего и срывается на бег, виляя между идущим навстречу обычным людям. Кто-то из них пытается схватить ее за рукав, но девушка выворачивается. Коридор идет кругом, словно превращаясь в спираль. Запредельная скорость, лёгкие бешено качают кислород, вытягивая всё из вентиляционных труб. Кто-то вцепляется в локоть Энн, и она с силой дёргает человека на себя, заставляя его от неожиданности полететь вниз. Незнакомый парень, решивший стать знаменитым за поимку преступницы? Энн даже не представляет, что её лицо теперь повсюду. Оно выплывает на каждой стене в виде голограмм или обыкновенного изображения на экранах. Девушка доносится до лифта, жмёт-жмёт-жмёт на чёртову кнопку. Давай же!

Есть! Двери открываются. Топот нескольких пар ног заставляет дрожи пробежаться по позвоночнику ещё один, последний раз, но Энн снова нажимает на кнопку этажа, и створки закрываются.

Кабина летит вниз. Пункт назначения: второй этаж. Соваться на первый — это сдаваться прямо в лапы зверя. Лифт останавливается. Быстрей! Двери отъезжают будто нарочно медленно, только скрипа не хватает. Но скрипа не будет. Все здесь идеально. Все ровно. Все современно. Без единого недостатка и даже намёк на него.

Пулей Энн вылетает в коридор и бежит дальше, видя перед собой только нескончаемые белые стены. На её счастье, этаж не переполнен людьми. Точнее, их практически нет. Они все где-то там — в работе, за стеклянными дверьми или возле огромных экранов. И везде есть её лицо. Энн множится копиями, но не время разглядывать изображения. Белые волосы сливаются со стенами, и только карие глаза горят огнём и страхом, что за следующим поворотом в лоб направят дуло.

Энн тянет на себя непривычно тяжелую дверь лестницы запасного выхода, который явно не предназначен на постоянное пользование, раз не оснащён датчиками движения и автоматической дверью. Глухая лестница. Благо, хоть лампочки включаются, стоит Энн шагнуть на первую ступень. На самом же деле она даже не думает о ступенях. Ей чудится, что она просто летит куда-то вниз, когда она перепрыгивает через них.

— Нет! — восклицает она, зашипев от боли, когда валится на пол, подогнув под себя ноги. «Нашлась супергероиня!». Колени долго будут болеть, это точно. Энн не сразу находит в себе силы встать, жмурясь и закусывая губы. Только надпись над дверью внушает силы на то, чтобы из последних сил доползти до двери, потянуть на себя ручку и услышать шум поезда. Первый этаж, наконец-то.

Не высовываясь целиком, она так и сидит на полу и ищет путь к отступлению. На поезде ехать сродни самоубийству. Где же выход, где он? Солдаты сходят на перрон. Солдаты в белом стоят по обе стороны от колонн. Лифт в стороне. Центральная дверь… идущие с левой стороны работники в привычной всем бежевой одежде. Целая полоса. С работы или на?

Лица вполне себе довольные, не тронутые усталостью. Взгляд прямой, походка твёрдая. Это оно. Это второй вариант.

Энн, превозмогая боль, встаёт. Ноги её почти не держат, а колени обдает жаром боли. Шаг, следующий. Пересечь порог. Коснуться стены у входа и… бежать!

Выстрел звучит в унисон с гулом подходящего поезда. Энн нагибается. Выкрикивает от испуга. Вместе с ней кричит кто-то ещё. Это не игра, Энн. Это уже не игра!

Всё смешивается. Солдаты на службе, но вот остальные работники не стоят на месте: кто-то отпрыгивает в сторону, кто-то падает на пол, зажимая уши и голову руками. Только Энн не прячется за колонной, не замирает, как вкопанная, а летит со всех ног к выходу, расталкивая каждого на своём пути, кто не удосужился отойти.

— Прочь! — срывается на крик, и всё её лицо перекашивается. Девушка выбегает на воздух, щурится под солнечными лучами, но не останавливается ни на секунду. Юркает за куст, пробегает мимо них и устремляется к парковке. Первое попавшееся такси. Выскакивает перед дверью, запрыгивает в салон и извлекает шприц. Прежде чем завопить, снимает колпачок и подносит иглу к шее худощавого водителя:

— Я сотру вам память! Выбирайтесь из машины!

Сейчас, когда время на исходе, тому не стоит вчитываться в этикетку, узнавать, что это лишь снотворное.

Мужчина поднимает руки, сдаваясь, на что Энн, не сдержавшись, снова истошно орёт:

— Быстрее!

Водитель дожидается открытия двери, а девушка только помогает ему, подтолкнув к выходу. Закрывшись, Энн устанавливает точку назначения почти негнущимися от паники пальцами, вводит максимальное значение скорости автомобиля. Спасибо, спасибо, что информация о прошлой профессии не стёрлась. Следующее место на карте — окраина. Там, где никто не найдёт Энн. Там, где можно переждать бурю.

В зеркале отражаются фигуры солдат. Вперёд! Машина трогается со скоростью молнии и, не видя перед собой никаких препятствий, газует вперёд. «Удобное место ты, водитель, выбрал, чтобы поставить машину. Мне это как раз на руку».

Совпадений не бывает — можно сказать. Но также можно убедиться: если они случаются, то порой ты будешь благодарить судьбу до последнего.

Автомобиль устремляется дальше. Покопавшись в настройках и тяжело вздохнув, Энн нажимает на страшную кнопку: «Игнорировать светофоры и пешеходные переходы. Экстренная кнопка, запрещённая для обычного пользователя, может использоваться лишь работниками особых инстанций во время таких же особых ситуаций. Сегодня кто-то может лишиться жизни из-за автомобиля. Сегодня та самая экстренная ситуация. Энн сильнее вжимается в кресло и прикрывает глаза, но потом резко открывает их. Да, речь идёт об особом случае, где требуется скорость, но ни одна жизнь не может быть отдана взамен жизни Энн. Солдаты словно растворяются в тумане, исчезая со стёкол, оставаясь у Центра. Машина отслеживается, но ни один из солдат не может утверждать, куда она направляется. Есть только один из солдат, кто может догадаться, но он на её стороне. Теперь они точно одна команда, которая будет вместе во что бы то ни стало. Бок о бок, рука об руку. Энн должна спасти Алекса, а он поможет ей выбраться из Баланса и, быть может, даже открыть правду, а пока — дорога пролетает под шинами. Загорается красный, и до того, как ноги людей сойдут с тротуара, автомобиль уносится дальше.

Баланс, заканчивайся. Пусть исчезнут небоскрёбы, подпирающие купол, пусть останутся далеко позади люди, а впереди будет лишь путь, лишь тишина и полуразрушенные дома.

Энн сжимает и разжимает кулаки, следя за происходящим вокруг. Улица, тротуар, люди, светофор. Не пропустить ни единого человека, решившего пройти по пешеходу. Девушка втягивает воздух и различает терпкий запах пота. Волосы налипли на лоб, одежда слилась с кожей. Во рту сухо, и Энн с периодичностью в несколько секунд жадно облизывает губы. Её лицо всё ещё на экранах. Всё ещё на каждом доме и на каждой остановке. Закрыть бы глаза и очутиться на окраине. Раз-два-три-четыре-пять… девушка считает. Тридцать три, и машина останавливается

— Есть!

Всё в том же режиме «бей, беги, спасайся» Энн выходит из машины и, не чувствуя ног, всё же устремляется на главную улицу заброшенного городка и тут же — голос из-под шлема. Засекли! Нашли! Наклоняется, хватается за голову, выругивается крепким словцом, подслушанным у Алекса. Стартует, не задумываясь. Бежит обратно, петляя из стороны в сторону. Забегает в переулок. Дверь открыта на несколько дюймов. Брови ползут на лоб. Дрожа, превратившись в одну огромную пульсирующую артерию, хватается за ручку, как за спасительную соломинку.

— Скорее, — шепчет голос из темноты.

Энн тянет дверь на себя. Защёлкивает. Ещё один замок. Оборачивается, путано произносит:

— Спастись. Сейчас. Здесь солдаты. Помогите!

— Знаю, вижу, за мной, — скороговоркой выдает та самая женщина. Срывается вперёд. В немолодом теле столько силы и скорости, что можно позавидовать. Женщина проносится дальше, и только одышка даёт понять, что возраст берёт своё. Или это от Энн? Её легкие, её тело уже не справляется. Ноги дрожат, а сердце отбивает в груди барабаном. Кажется, ещё одно-два резких движения, и давление повысится до тех значений, что лопнут сосуды. Дыхания не хватает. Энн почти летит, уже не чувствуя под собой пол — он воздух. Только тяжесть усталых ног тянет вниз.

Женщина устремляется по лестнице наверх, пробегая мимо пугающе молчаливых и маленьких комнат.

— Куда мы б-бежим? — вдохнув полной грудью в конце предложения, спрашивает Энн. Делает вынужденную остановку, чтобы подержаться за область печени. Колит.

— Не останавливайся! — бросает женщина с чувством, но сама тоже тормозит и оборачивается через плечо. Карие глаза встречаются с карими. — Я хочу тебе помочь. Свою дочь я вроде бы так и не спасла. Идём, — добавляет она и проходит дальше, а потом снова переходит на лёгкий бег. Натягивает капюшон и подвязывает под подбородком. Энн подбегает к ней, становясь на один уровень, чтобы хорошо слышать чужие слова, а заодно, чтобы слышала и незнакомка.

— Я пыталась бежать отсюда, из Баланса, вместе с мужем, но ненадолго отстала. Он успел спасти дочь, передать в Жизнь и в ту же минуту солдаты его…

Энн оглядывается на незнакомку. Та прячет взгляд в пол, но почти сразу же вскидывает его перед собой всё так же решительно. Серые волосы выбиваются из хвоста, лезут на лицо. Она убирает их за уши.

— Простите, — выжимает из себя утомлённая Энн, не видящая перед собой уже ничего, кроме спасения. Безопасности. Где же она?

Вот только теперь перед глазами ещё и картина убийства. Конечно, солдаты времени не тратили. Один выстрел. Всё.

— Но ведь дочь спаслась? Как её звали? Я… я… из Жизни, — ну же, открывайся, второе дыхание. Первое уже на исходе.

— Я не знаю. Больше вестей я не получала. Развернулась и бежала, пока солдаты не заметили. Спряталась. А дочь… я всегда хотела назвать её на «Э». Моё второе имя — Эрика. Хотела передать частичку себя и ребёнку.

Энн теряет уже полное осмысление происходящего.

— Моя дочь признана убитой, а может, пропавшей. А то и вовсе незарегистрированной, представляешь. Но это только спасло её от преследования со стороны Баланса. Прости, что я тебе это рассказываю, просто…

Бег не прекращается. Новая лестница уходит почти под самый потолок. Скрипят железные ступени. Третий этаж — пыльный чердак с накиданными коробками. Одно окно высотой во всю стену выходит на сторону леса. Нет, лишь небольшой полоски деревьев. Дует ветер. Слегка шевелится листва. Энн замирает, наконец, переводит взгляд на незнакомку, и тут же женщина велит пригнуться.

— Тшш, — говорит она, упираясь спиной в стену рядом с окном. Энн еле дышит. В нерешительности глядит на незнакомку. Глупая мысль бороздит сознание. Глупая, но важная, горит пламенем, обжигает. Это ведь не может быть правдой? Тёплые карие глаза напротив. У Энн похожие, разве что пугливые и не такие уверенные. Густые брови. Светлые волосы. Небольшой нос.

Два взгляда встречаются. Энн сидит рядом, также опираясь спиной о стену. Ноги согнуты в коленях, голова повернута в сторону.

Сирота. Родом из Жизни.

— Сколько лет назад это было? — последний вопрос звучит тихо, но на самом деле отдаётся в густой тишине комнаты подобно рекламе на основном проспекте Баланса — попадает в каждый уголок.

— Девятнадцать.

И мурашки покрывают спину, руки, ноги. Пробираются везде. Энн чуть приоткрывает рот, стараясь не вдохнуть, а напиться воздухом. И в носу щекочет.

— Мам.

— Ты, наконец, увидела то же, что вижу и я, — глаза женщины становятся влажными. Кончики пальцев Энн дрожат. Теперь она видит всё. — Я просила твоего отца передать записку брату, который жил в Балансе. «Только пусть не красит волосы, как все остальные. Пусть у неё будет свой цвет». Я знаю, что в Жизни так делают все, потому как это показывает, насколько ярок их мир. Насколько прекрасна жизнь на Земле, если она счастливая. Я знала, что с любовью дядюшки именно такая у тебя жизнь и будет, но… я хотела, чтобы ты не забывала свои корни. То, с чего всё началось. И то, с чем ты вновь столкнулась, — женщина не сдерживает слёз и улыбки. — И эта была одна из тех деталей, благодаря которым я и… узнала тебя, дорогая.

Энн хочется разговоров обо всём и сразу, но пока — она порывается в сторону, заключая женщину-незнакомку (уже нет) в объятия. Больше нет дела до остального.

— Мам-м-ма.

Голос уже не слушается. Дрожь не только в теле, но в каждой букве и будто бы даже в воздухе. Теплые руки охватывает бьющееся в истерике тело. Хорошо. Безопасно. Дома. Незнакомый человек, обзавёдшись новым названием, становится самым родным.

— Энн. Меня зовут Энн. Это имя ненастоящее, но, — сбивающийся голос перебивают шаги — стремительные, тяжёлые — где-то внизу. Объятия разрываются. Женщина толкает Энн в сторону окна:

— Быстро! Нельзя здесь оставаться. Я после тебя.

— Но, мама!..

— Быстрее, — шипит женщина неожиданно, и изо рта вылетает ниточка слюны. Как в природе, мать защищает дитя, превращаясь в нечто дикое, нечто неостановимое. Лишь бы спасти ребёнка. Энн не препирается. Толкает оконную раму. Пыхтит. Мать подскакивает рядом и наваливается всем телом. Деревянная створка поддаётся. Отходит со страшным треском. Энн ощущает, что сейчас вот-вот потеряет сознание. Не может даже оглянуться, да и не надо. Третий этаж, но до земли не больше второго. Холм. Мягкий. Земля, а на нём и груда листьев.

Зажмурившись, как перед прыжком со скалы в бурный водопад, Энн ныряет прямо вниз. Она даже не успевает заметить, как страх исчезает из тела. Трусость растворяется. Земля оказывается мягкой и слегка пружинит. Вот и Энн и внизу, стоит, не веря своим глазам — впереди расстилается виляющая туда-сюда улочка, облепленная по обеим сторонам покосившимися зданиями.

Энн улыбается, не чувствуя, как дрожат колени. Всё, что она видит — серый асфальт и путь на свободу. Запрокидывает голову, смотрит в окно. Затем слышится хлопок чего-то о стену. Взрываются в густой тишине комнаты громкие голоса. «Быстрее!». Следом за ними гулко гремит очередь.

Энн отталкивается от земли и выбегает вперёд, доносясь до ближайшего серого здания. Заворачивает за угол, залетая за его край.

— Всё. Эй, Уокер, в окно глянь. Чисто?

И Энн больше не думает ни о чём, скатываясь на пол и хватаясь руками за волосы. Она не посмотрит назад до тех пор, пока голоса не стихнут, пока не захлопнется дверь. Пока солдаты не исчезнут. Навсегда.