Вдоль Куры по ее течению ч. 8 Заключительная

Вдоль Куры по ее течению (ч.8 Заключительная)

     Разве можно, находясь рядом с этой ГЭС не помянуть ее хотя бы парой заслуженно теплых слов. Ведь именно с сообщений о состоянии ее генераторов начинались новостные известия после событий 1991-92 годов, когда прекратилось поступление электроэнергии из России и то и дело были перебои с подачей тока с Энгури ГЭС. Именно на Ортачальскую ГЭС, незаметную труженицу с 1954 г., рассчитанную на производство 18 мегаватт энергии, легла основная тяжесть обеспечения током не только столичного региона.
     То и дело выходили из строя генераторы (говорили о саботаже и даже диверсиях со стороны сторонников низвергнутого президента З.Гамсахурдия). Часто бывало, что работал только один из них, — почему-то в памяти всплывают наиболее часто упоминавшиеся 3-й и 4-й, — и все молились за него (думаю, сказано без преувеличения)...

Но, как говорил Соломон: «Всё проходит...» Прошло и это время...
Не знаю почему, но при  объявлении  всяческого стремления  к охране окружающей среды и улучшению экологической ситуации в крупных городах, во многих случаях в них исчезли такие «безвыхлопные» виды общественного транспорта как трамвай и троллейбус!
Раньше здесь можно было сесть на троллейбус и на нем, переехав на левый берег, подняться в конец Авлабара, или в начало еще одного старого района города — Навтлуги, с его базаром и автостанцией маршрутов кахетинского направления, откуда и приезжали раньше крестьяне, привозившие продукты на этот базар.
Можно, конечно, и пешком подняться, пройдя мимо бывшего военного госпиталя бывшего Закавказского Военного Округа, где я почти неделю лежал на обследовании и проходил медкомиссию, когда меня хотели призвать в армию после окончания института. Вот сюда, в такую даль, практически через весь город, с пересадками, каждый день, несмотря на не по-весеннему жаркие дни, приезжала моя Нина за два месяца до рождения нашего первенца.

      Раз уж мы попали опять в Авлабар (хотя и в его конец), то грех не вспомнить место, куда нас, школьников начальных классов и пионеров, водили на экскурсию.
        Это — знаменитая «Авлабарская подпольная типография» (относившаяся тогда к музею Сталина), созданная в начале 1900-х годов по решению Кавказского комитета РСДРП.
       Типография была действительно «подпольной», даже, если точнее, то «поддомной», а если еще уточнить, то «колодезно-подземной».
       Член социал-демократической партии (тогда еще не успели разделиться на «большевиков» и «меньшевиков») Михо Бочоридзе, воспользовавшись разрешением горсовета на постройку частного дома Датико Ростомашвили — бывшему рабочему Главных железнодорожных мастерских — на участке принадлежавшей ему земли в районе Авлабара, с помощью революционно настроенных рабочих (не будем уж их перечислять, хотя их было всего пятеро и известны они поименно; интересно, что среди них было две пары братьев!) вырыли на месте будущего дома глубокий котлован, где оборудовали комнату, прорыли из нее подземный ход к вырытому во дворе колодцу, откуда и был вход в помещение, в котором разместили типографию, а затем надстроили дом с подвалом.
       Между прочим, точное место этой типографии не знало даже руководство партии. Вот какими были тогда и люди, и конспирация!
 В 1904-05 годах типография работала на полную мощность, а жандармы никак не могли ее обнаружить. В апреле 1906 года уже во время повального обыска района, один из офицеров с целью определить глубину колодца бросил в него зажженную бумагу. На довольно большой глубине бумагу куда-то затянуло потоком воздуха и смекалистый офицер понял, что напал на след.
Типографию, конечно, разгромили, а заодно сожгли дом и взорвали вместе с колодцем. Хозяина дома сослали в Сибирь.
Вот такая история!

       И еще есть одно памятное для меня место — не помню официального тогдашнего названия этого небольшого музея, о существовании которого я и не знал,— назовем его условно «музей музыкальных инструментов».
       Кажется, в нем было всего две-три небольшие комнаты, но зато сколько чего интересного стояло, висело и лежало вдоль его стен!
Кроме разных народных грузинских и восточных  инструментов, там стояли клавесины, несколько механических пианино, патефоны, граммофоны. И всё было действующим!
        Но не только этим запомнилось мне это посещение. Дело в том, что мой сын, Гоги, поступив в музыкальную школу и прозанимавшись без большого усердия пару-тройку лет по классу фортепиано, решил перейти в класс гитары, где, конечно же, благодаря его педагогу — Рафику, довольно быстро добился определенных успехов и даже принял участие в концерте классической музыки для гитары, устроенном в этом музее.
      Ну как было не гордиться сыном! Как не запомнить этот день!.

     Эх! «Раз пошла такая пьянка!..»

       Проедем уж по этой стороне города до конца — аэропорта!
       Не заезжая в городские кварталы по бывшему Московскому проспекту, или улице 5-го декабря (кто не знает — это день принятия «сталинской» Конституции 1936 г., который был нерабочим, «красным днем календаря», когда на домах вывешивались красные флаги, а по радио звучали праздничные марши и мелодии. Правда, я довольно долго думал, что всё это потому, что я родился в этот день).

      Мы поедем автобусом по трассе, которая проходит мимо III-го массива, нескольких кварталов стандартных „хрущевок“, возведенных «нашим дорогим Никитой Сергеевичем» в начале 1960-х годов.
       Что бы там ни говорили как о самом Хрущёве., так и об архитектурном «минимуме» этих домов, в свое время многие и многие семьи, ютившиеся прежде в подвальных и полуподвальных помещениях, или по нескольку семей в 1-2-х комнатах и пр. и пр., были благодарны государству за эти долгожданные квартиры.
      И хотя по нормативам и по планам развития СССР эти здания были рассчитаны лишь на 25-летний срок эксплуатации (после чего должны были быть снесены, т. к. за это время — к 1980 году — в  стране должен был быть уже построен коммунизм, при котором у каждой семьи будет отдельная квартира, не говоря уже о многом другом!), всё еще стоят и поныне!

       Проедем мы и мимо зданий, которые называли «СКБ Симоняна». Как называлось это закрытое конструкторское бюро в действительности — я и не интересовался. И уж тем более не интересовался чем оно занимается. Но то, что это была очень серьезная организация, а его директор — важная личность, можно было легко понять по тем известным лицам, которые посещали его, когда тот лежал в нашем институте с инфарктом.     Лежал он в такой же небольшой палате на двоих больных, как и все 8 больных-инфарктников, подключенных к системе круглосуточного мониторного кардиографического наблюдения — тогдашнего нового слова в кардиологии — единственной в Грузии.

     Кстати, «напарником» по палате у армянина Симоняна  был еврей «Чашка» (к сожалению, я забыл его настоящее имя!) — человек не менее важный и даже более известный, чем он.
      А известен был Чашка тем, что у него можно было купить любое лекарство, даже самое новое и заграничное. Очевидно, именно поэтому его не трогали «за спекуляцию» ни милиция, ни ОБХСС (был такой наводящий страх на всех «Отдел по Борьбе с Хищениями Социалистической Собственности»), ни специальный отдел КГБ.
      Конечно, спекуляцией лекарствами занимался не один Чашка, но он был, так сказать, главный. К слову, когда мне как-то понадобились какие-то лекарства, то я обратился к его ближайшим родственникам, которые жили рядом с ним, в «еврейском квартале» неподалеку от синагоги. С ними я познакомился во время своего дежурства и потом даже какое-то время лечил по поводу печеночно-желчепузырных проблем.

        Так вот, хочу отметить, что все эти важные и известные люди — и сам Симонян, и Чашка, а также их жены, не отходившие от постелей больных ни на шаг (а в то время инфарктники лежали в больнице по месяцу и больше), были очень простыми и скромными людьми, без каких-то претензий на привилегии, и очень хорошо относились не только к врачам, но и ко всему персоналу, в т.ч. и к нам, ночным дежурантам на мониторе. Сколько раз они чем-то нас угощали, предлагая: «;;;;  ;;;;;;;;;;» - «немного перекусите на ужин»!

        Поедем уж до аэропортовского поселка Алексеевский, где в Медсачасти летчиков работал рентгенологом наш институтский друг — Зураб. Он долго работал урологом, а потом переквалифицировался в рентгенологи, сохранив, естественно, «свою» уролого-венерическую клиентуру, что позволяло ему, пару раз женатому, сводить концы с концами.
        Когда наше Министерство ввело еще и обязательную сертификацию врачей, то, сдав свои экзамены, я, убегая пораньше с работы, ехал через весь город сюда и заменял Зуру пару месяцев, пока он (кстати, по моим конспектам и записным книжкам, одна из которых у меня сохранилась!) готовился и сдавал экзамены.
      Зарплату, конечно, я отдавал ему, хотя, обычно, мы тут же, в поселочной хинкальной, где работали его два пациента/-ки, часть ее весело и вкусно тратили.

         Вот так мы добрались из одного конца Тбилиси, Дигоми, до другого - Алексеевки, но  уже  по  левому берегу Куры.
Ведь по реке мы добрались до Крцаниси и у моста  300 арагвинцев  сошли на правом ее берегу около памятника Петру Багратиони.
         А вот если отсюда другим троллейбусом ехать дальше по правому берегу,
то вскоре на пригорке будет больница тогдашнего МВД Грузии, где меня знали уже как рентгенолога.
Если посмотреть, то мой институт терапии расположен там, где Кура вступает в городскую черту  и где оканчивался маршрут единственного городского транспорта — трамвая № 10, а эта больница — на границе города по правому берегу Куры, там где оканчивался маршрут единственного троллейбуса № 7!
       Но самое замечательное для меня в этом городском районе, конечно, это — родильный дом, куда Бубуся (дядя моей жены, которого все родственники звали именно так, а не Владимиром, хотя, если быть точным, должны бы звать Вольдемаром) ранним-ранним ясным солнечным утром 12-го апреля 1975 года привез на своем мотоцикле с коляской невестку — Жужуну, жену своего двоюродного брата Тенгиза, дабы она, врач акушер-гинеколог, способствовала появлению на свет нашей Леночки.

Слава Богу, ни Нина, ни Жужуна, ни дочка не подвели, и через не такое уж длительное время мы все вместе отмечали это радостное событие за столом у нас дома.  Не могу не сказать хоть два слова про эту семейную пару — Тенгиза и Жужуну. Трудно представить себе такое единство двух совершенно противоположных характеров: его — всегда уравновешенного и не повышающего голос, и ее — шумную, веселую, сыплющую анекдотами.
     Остроумия им обоим было не занимать — это были интересные собеседники, но как они к тому же вместе  пели!
      В их репертуаре были и грузинские песни, и русские романсы; было приятно слушать как их голоса то сливались, то расходились, ведя каждый свою партию.
Светлая им память обоим!
И Бубусе, и всем, ушедшим от нас!

Я иду по старому городу в обратном направлении.
Я поднимаюсь на гору к подножию крепостной стены Нарикала.
Я смотрю на дома на скалистом левом берегу, нависшие над рекой, на Метехи, на соборы Святой Троицы и Сионский...
Я смотрю на старые дома и крыши, на эти кривые улочки, сбегающие от цитадели к реке, и вспоминаю то чувство, которое испытал, увидев  с противоположного высокого берега реки Тахо  такой же старинный город Толедо, так же лепящийся на склонах горы; со своей цитаделью, куполами храмов, старыми домами на кривых улочках, так же сбегающих к реке, делающей, как и Кура в Тбилиси, широкий изгиб в этом месте.
Мне казалось, что я у себя, что я здесь, в сердце Испании, свой.
К сожалению, времени на осмотр было мало, да если и было бы больше, — всё равно, думаю, мне ни на что его не хватило бы…

Потом, гораздо позже, в январе 17-го, я написал это стихотворение, которое дополнило уже известные вам два стиха про старый Тбилиси.

;;;;;; = ;;;;;;;

 ;;;;;;; ;;;;;;;;

;;;; ;;;;;; ;;;-;;;;;;.

;;;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;

;; ;;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;…

;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;;,

;;;;;;; ;;;; ;;;;;;; -

;;;; ;;;;;; ;; ;;;;;;;;;

;; ;;;;;, ;; ;; ;;;;;;;.

;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;

;;;;;;;;;;; ;;;;;;;; -

;;;;;; ;;;;;;

;;;; ;;;;;;;;,

;;;;;; ;;;;;;;;

;;; ;;;;;;;.

 

;;; ;;;;;;; ;;;;;;;;;

;;;;;;;;;; ;;;;; ;;;;;?

 
Толедо = Тбилиси
 На холме,
сбегая к Тахо,
что дугой холм огибает,
расположен град Толедо.
Я хочу к нему вернуться,
побродить по переулкам,
расспросить дома и камни
улиц,
много повидавших
и веселья, и трагедий…
Я хочу в себя,
как губка,
красоту впитать картины,
что меня волнует,
будто
вижу в центре Пиренея
не ТОЛЕДО,
а ТБИЛИСИ,
что к Куре сбегает так же…

Где душой я упокоюсь?..
Где найду свою обитель?.