Как я челночил. Рассказ

   
                <><<>><>      

   Был со мной такой случай. Лихие девяностые, самое начало.  Контора, в которой я работал,  приказала долго жить, а есть надо.  Ладно, поехал я в Турцию с челноками и привез барахла на несколько сотен бакинских.

   Но удовлетворение одних потребностей обязательно порождает другие. Это еще Маркс с неевропейской проницательностью когда-то сформулировал. Товар надо реализовать.

    Ладно, утром беру суму и выдвигаюсь на 9-ю Парковую к выходу из метро со стороны магазина для новобрачных.

    Встаю в конец долгой шеренги божьих одуванчиков и прочих самодеятельных коммерсантов. Закрытую сумку ставлю между ног.

    Вдруг откуда ни возьмись появился мистер брысь в лице сержанта милиции вида самого вахлацкого: ликом прост, шинель замызганная как на пленном немце висит, ушанка как из-под танка.

     И сразу ко мне: почему нарушаем говорит, пройдемте. Я проследовал за ним в уазик, но перед этим заявил, что незаконной торговлей с рук не занимался. Что просто не успел, объяснять не стал. 

    Сержант убыл на сафари и вскоре привел суперинтеллигентного вида гражданина лет сорока в длинном пальто, шляпе и круглых очках и младую деву  одесско-таганрогского типа, оба были с баулами. На этом лимит пассажировместимости уазика был исчерпан.

    Привозят нас в ментуру на Первомайской за театром Мимики и заводят в кутузку. Я впервые за решеткой, мне все интересно, а больше всего волнует судьба турецких шалей, коими до отказа была набита моя торба.

    Ладно, начинаю изучать обстановку. Обезьянник набит до отказа, но с вещами только мы трое. Значит, наши соседи это ночной клиент правоохранителей еще не расфасованный.

      Ладно, стою я в клетке, сумка между ног. А прямо передо мной рецепшн: сидит за решетчатой перегородкой милицейский майор, красавец писаный, чернобровый такой, белолицый и румяный стареющий парубок. Волосы у него черные, гладкие и посверкивают, как антрацит. Форма сидит на нем как влитая. Знаки различия сияют фаворским светом. И сам он тоже весь сияющий и самодовольный, исполненный чувства собственного достоинства, ибо при исполнении. Видимо, заступил на дежурство и расчищает авгиевы конюшни.

     Вижу, сержант мой подходит к окошку и что-то раздраженно говорит майору, показывая на нас пальцем. Завязывается спор. Майор на него смотрит, как солдат на вошь. И я вдруг понимаю, что они пребывают в состоянии длительной конфронтации. И спор у них не сегодня начался, а видим мы продолжение классовой борьбы. Один барин, другой мужик, и вместе им не сойтись. 

    Слышу, вахлак просит отпустить его за спекулянтами. Майор делает недовольную мину. Понятно, что ему не до мелких торговцев, есть у него в садке рыба покрупнее. А может, не считает важным.

      Тут я хватаюсь руками за прутья решетки и кричу: – Товарищ майор, я не спекулянт, никакой торговли не было. Где покупатель? Я буду через суд разбираться!

    А надобно заметить, что как раз перед этим я слушал по радио передачу на эту очень актуальную тогда тему. И речь там шла о том, что доказать в суде транзакцию такого рода практически невозможно, если отсутствует выгодоприобретатель, а вещи и деньги не перешли из рук в руки.

     Майор даже обрадовался, когда меня услышал. Встает и с видом Зевеса повелевает сержанту нас троих отпустить. Сержант помертвел лицом. Только что зубами не скрипел, и по нему было видно, что майор у него в печенках сидит.  Однако клетку открыл и нас выпустил.

    Ладно, выходим на крыльцо. День солнечный, небо голубое, апрель, на дворе капель. И нас свобода лобзает радостно у входа! Ботаник смотрит недоуменно и спрашивает, что это было? Дева тоже интересуется, почему  майор нас отпустил.

   Я объясняю, что раз нет состава преступления, то и не за что сажать. И мы разошлись. Но настоящая причина была другая: личная разборка барина с мужиком. А все потому, что по мере построения капитализма классовая борьба в нашей стране должна обостряться с роковой неизбежностью. Об этом еще Маркс предупреждал, а он был свояк Ротшильдам и знал систему изнутри.
   
     А шали потом в гостинице ИЗМАЙЛОВО ушли со свистом.

      
                <><<>><>      


                ЕЖИК В ТУМАНЕ


   Дело было к ночи в самый канун Нового года. Шел аномальный декабрьский дождь. Под ногами снежное месиво, ручьи бегут по асфальту, хоть кораблики пускай. Улица между пятиэтажками залита оранжевым светом городских фонарей.

   Иду и вижу, разлегся на спине в луже мужик лет сорока на вид, лицо славянского типа. Под голову подложена туристическая сумка, сам в легкой черной куртке и джинсах, на нижних конечностях сапоги желтые армейские со шнуровкой, одна нога под другую неживым образом подвернута. Бездомный? Очень похоже. Ну, лежит, и ладно. Иду себе дальше.

   И тут совесть моя за грудиной возговорила мне таковы слова, мол, человек в потребе, пару часов так полежит в хляби-слякоти между нулем и минусом, и край. Или пневмония как минимум обеспечена.

   Возвращаюсь, тормошу, приподнимаю безвольное тело пару раз до положения сидя, он назад заваливается. Пьяный, только позавидовать.

   Как зовут, спрашиваю. Как звали, так и зовут, отвечает в стиле бормотографа. То есть человек в сознании пребывает, но управляемое шевеление в удах и лядвеях  отсутствует полностью. А точнее, как фамилия? Опять невнятицу мелет.

   И тут Господь посылает нам мимоезжую скорую помощь. Останавливаю медиков ленинским жестом, каким он указывал народу с трибуны путь в счастливое будущее. Они везли готового пациента, однако остановились и приняли участие в спасении утопающего в парах алкоголя пролетария.

   Оказалось, что медскоростники в наши антисоветские времена пьяных не подбирают, это милиции теперь епархия. Тем не менее, вызвали вторую скорую, а ее экипаж выяснил, как зовут водоплавающего. Фельдшер позвонил в ментуру.

    Я почувствовал себя лишним и ушел по-английски, не прощаясь, с чувством выполненного долга.

   Звали мужика Сергей Петрович Ежиков. С точки зрения правильного сюжетопостроения здесь в этой истории не хватало туману. Тогда можно было бы назвать ее "Ежиков в тумане".

                <><<>><>