Поздняя осень

                Поздняя осень
Третий этаж
   Серега вышел на лестничную площадку захлопнул за собой дверь. Достал сигарету – последняя, смял пачку  и кинул ее в импровизированную пепельницу - большую консервную банку. «Целая пачка ушла за три часа, - подумал он, прикуривая». Причину он знал. Они все-таки нашли его. Друзья. Или «друзья», теперь они для него? ... Как он хотел покончить со всем, оборвать все связи! Сколько усилий приложил для этого!... Какова вероятность встречи «старого знакомого» в столичном мегаполисе?! Десятые, сотые доли процента? «Да, что ж теперь страну сменить, для того чтоб потеряться? - буркнул он себе под нос с досады».
  Нет, теперь все будет не так. Не должно быть так. Хватит. Три ходки за плечами… 17 лет…  В 42 года пора остановиться … и так вся жизнь вылетела в трубу. Последний срок - самый долгий..  во всех отношениях. Десятка строгого, проведенная в Краслаге, теперь будет давать знать о себе до конца жизни… Но он завязал, он реально со всем завязал. И прежде всего с герычем. Еще в тюрьме, под следствием, сознательно принял решение. Хотя были возможности…  Вытерпел ломку. Конечно, тут был дополнительный стимул – за все надо платить, а в четырех стенах это не всегда возможно… без ущерба для себя…Но прежде всего было сознание того, что так больше жить нельзя. Больше он так жить не хочет… Позднее бросил курить и, вот, третий день как начал.
«Ну, надо же было так вляпаться! Что этот урод вообще делал возле метро? Меня что ли караулил?»
    Нелестный эпитет относился к Гене, школьному другу, подельнику по первому сроку.  Пришлось оставить ему номер телефона. А через неделю Гена, с еще двумя «друзьями детства», уже названивал в квартиру, где жили Серега с Людкой. Точнее, он у нее жил после того как откинулся.
     Он познакомился с ней по объявлению в газете, мотая последний срок. Еще одна заочница – способ отвлечься от серой действительности. Но постепенно все остальные отвалились, а Людка осталась. И посылки высылала и сама стала приезжать на «свиданки». В общем крепко в него вцепилась, а он и не был против…Мужики завидовали ему: «Хорошую бабу нашел, Серый, время зря не теряешь»… Он не обращал внимания, но постепенно «развлечение» стало превращаться в нечто большее. Писем от Людки он уже ждал с нетерпением. И чем ближе подходил конец срока, тем милее сердцу, а главное, реалистичнее становилась картина семейного счастья – он, она, и … ребенок, даже два – мальчик и девочка. В такие моменты Серега с силой зажмуривал глаза и стряхивал сладкий дурман -  он был еще на зоне. Чем ближе конец срока, тем медленнее тянется время…  начинаешь считать недели, дни, часы. А потом приходит день освобождения..  Конечно, это по первому сроку – вышел за ворота, а за спиной крылья, кажется – горы можешь свернуть. Потом таких ощущений уже не бывает… Однако, Серега вышел другим человеком -  точно это знал. И надежды свои связывал с вполне конкретно будущим. Людка даже приехала встречать его – специально отпросилась с работы.
    «Молодец! Умная баба, - подумалось ему тогда». И зажили они действительно неплохо. Работу он нашел быстро - благо, в лагере получил несколько специальностей. Да, платили в черную, зато нормальные деньги.
     В квартире он починил все, что можно починить, а потом, поднакопив денег, они вообще затеяли «капитальный ремонт». Люда расцвела, а последнее время как-то загадочно поглядывала на него и улыбалась. Как же замечательно все шло!...
     Посиделки с «друзьями детства» прошли вполне культурно. Людка и не поняла, почему он все время, и особенно после встречи, был таким хмурым. Хотя своим женским нутром она почуяла беду, и удвоила внимание к нему, и заботу. «Друзья» не могли не предложить встречаться почаще. Только он думал, что Гена скажет об этом открыто, пусть и не при Людке. Но ничего такого ни во время чаепития, ни при прощании, не произошло. У Сереги даже «закралось» радостное подозрение. Однако, на следующий день, выходя на работу, он нашел в своей куртке «подарок» - аккуратно упакованную дозу и «баян». Шприц был «нулевый», в аптечной упаковке. Все было сделано, для того, чтобы между ним и герычем не было никаких препятствий.  Подло… но «не хочешь – не бери», ведь так? А как не взять, когда он уже в руках? Может быть всего один раз? Неет… он понимал, что одним разом не обойдется и… выкинуть не мог. Ну что же делать? Ход его тягостных раздумий прервал звук открывающейся двери квартиры напротив.
- О, здароф, братищка! – Ну здор`ово, коль не шутишь, - процедил сквозь зубы Серега. Это был Эмин из 21й. Пока он закрывал за собой дверь, вся лестничная клетка успела наполниться ароматом восточной кухни и шумом нескольких голосов, говорящих одновременно. Эмин с женой, тремя детьми и родной тетей, недавно приехавшей из Азербайджана, естественно, нисколько не смущались малыми габаритами однокомнатной квартиры. Они всегда были веселы, приветливы. Дети и жена вдобавок еще и скромны. Но Серегу Эмин раздражал одним своим видом, а еще этот заискивающий и одновременно, « с претензией», тон, готовый в любую секунду, как он хорошо знал из тюремного опыта, смениться нападением… « - Зверь – он и в Москве зверь, - отвечал Серега на недоуменные вопросы Людки, когда высказывался о соседе нелицеприятно на кухне…»
- Слюшь, я мащина ришиль пакупать да, ГиРАНГу. Диля на рынка савсэм в гара пашли, - откровенно похвастал Эмин, прикуривая.
- Рад за тебя, дружище, - лениво отозвался Серега, сверкнув «фиксами» в подобии улыбки.
- А ти как?
-   А я пешком стараюсь больше ходить – полезно для здоровья.
Эмин на секунду замолчал, видимо, пытаясь понять, что мог означать такой ответ. Но потом стал рассказывать насколько хорошо идут его «диля», а также «диля» его многочисленных близких и дальних родственников…
С соседями, конечно, не повезло. «Двушку» рядом с Эмином снимали шлюхи. Вернее, они там работали, а оплачивали жилье их хозяева, с которыми Серега пару раз сталкивался в подъезде. Пара крепких лбов с незапоминающимися лицами, но цепкими, наглыми и властными взглядами. Скорей всего, местные "опера", а может и не местные… но не «братки»… «Хозяева» тоже прочли на лице Сереги что-то знакомое им, но разговаривать не стали… пока что. Им было банально не до него. Периодически, у проституток возникали проблемы с клиентами, что вполне типично для этой сферы, и тогда приходилось вызывать «ребят». Им же сдавалась львиная доля выручки. Мини-бордель под боком, безусловно, создавал неудобства-шныряющие туда-сюда незнакомцы, периодические скандалы, крики - но, в целом терпимо, главное не зацикливаться. Единственным адекватным соседом был Леха из соседней квартиры. Это был полный мужчина, лет на восемь постарше Сереги. Только в отличие от него, Леха не мотался по лагерям, а уверенно поднимался по карьерной лестнице и достиг солидного поста в строительной фирме. Смог заработать на квартиру (и вроде собирался приобрести еще одну, поближе к центру). Отпуск с семьей проводил за границей, раз в несколько лет менял машины – свою и жены. Старшая дочка удачно вышла замуж, а сын еще жил с родителями. С Лехой можно было и серьезно поговорить «за жизнь», и перекинуться парой шуток. А Эмина, когда случалось, что они вместе выходили из квартир, Леха просто не замечал.
- Ладно, пойду я, не скучай, - прервал он Эмина, когда тот только начал рассказывать о том, как «харащо падняль» на арбузах этим летом.
- Давай, да, - успел услышать Серега за спиной разочарованный голос соседа прежде, чем захлопнул дверь.
-Люд! Люд, ты где?
-Да здесь я, на кухне…
-Люд, сгоняй за сигаретами.
Людка удивленно уставилась на него.
-Так а чего я?... Уже 11-й час, там погода такая… - начала было она.
-Ну я тебя прошу – сгоняй, а?
-…Ну ладно… Заодно муки куплю, а то на исходе… Щас только закончу здесь быстренько.
     На плите что-то шкворчало и булькало. Серега устало побрел в комнату, плюхнулся на диван, прибавил громкость в «ящике». Через полчаса он услышал, как Людка собралась и вышла из квартиры. Он сразу же достал зажигалку, шприц, жгут, дозу, ложку – разложил все на столе.
«Неужели все по новой…? Неужели невозможно начать все сначала? – сопротивлялось сознание из последних сил». Он отвел взгляд от стола и посмотрел на экран. В телевизоре Собянин вещал что-то насчет «реновации и утилизации устаревшего жилфонда», которые непременно принесут счастье «москвичам и гостям столицы».
                *              *                *
      Тот же сюжет смотрел Леха, развалившись на диване практически в горизонтальном положении. В одной руке у него была бутылка (банки он не признавал категорически) темного чешского пива, а рядом с другой, на подносе, лежала гора фисташек. С кухни доносился голос жены Наташи, которая, судя по запаху, стряпала что-то вкусное, одновременно болтая с подругой по телефону. Леха отдыхал после рабочего дня.
       Не сказать, что он чрезмерно утомился, но…он же заслужил право на отдых? Это был освященный годами ритуал: пиво, закуска к нему и ТВ после трудового дня. Именно ритуал, а не привычка. В содержание программ Леха особо не вникал, мог «щелкать» каналы не задерживаясь дольше минуты на одном. Благо, их было больше тысячи. Сознание в это время улетало в «никуда…»Это было сродни медитации. И ему, конечно, не могло понравиться, когда кто-то или что-то вырывало его из этого блаженного состояния. Он, впрочем, не показывал вида, и только жена знала (откуда ??) об этом.
    - Как дела, пап?
«О! Приплелся оболтус, изволил выйти из своих хором. И именно тогда, когда я смотрю телевизор. С работы он меня что-то не встретил – неужто был занят чем-то важным.» – все это и еще несколько нелестных для Вадика мыслей, промелькнуло в голове, но вслух Леха буркнул только:
- Нармальна.
- Слушай, па, тут такое дело… "А, сейчас начнет клянчить. Что на этот раз?" – У Михи днюха сегодня, мы хотим съездить в клуб, отметить…
-Ну и?
- Ты не мог бы дать свою «бэху»?
-Чтоб ее угробил, как в прошлый раз?
- Да хорош, па, всего один раз было И я не «угробил». Ну чиркнул бампер, по бэхе, с кем не бывает.
- С о мной не бывает.
- Тем более я же все починил, - не обращая внимания продолжал Вадим.
- Ага, на мамины деньги.
- Да тебе чего, жалко тачку что ли дать?! Я ж ненадолго прошу.
Леху начинала напрягать эта ситуация – «вечер перед телевизором» портился. Но ему было жалко машины… Он повернул голову к сыну.
 Модная прическа, жвачка во рту, стильный светло-голубого цвета пиджак на белой футболке. Он напоминал Лехе мажора из сериала, который он переключил пару минут назад. Взгляд Вадима не выражал ничего, кроме желания как можно быстрее заполучить просимое. Но в Лехе взыграло природное упрямство.
- Почему бы тебе, сынок, не купить себе машину, и не клянчить мою каждый раз, когда тебе надо куда-нибудь поехать?
Вадим перестал жевать.
- В смысле?
- В смысле заработай на машину, купи, и можешь делать с ней, что хочешь, - сорвался на «повышенный тон» Леха.
- Ааа… - протянул Вадим и продолжил жевать. Лицо его приняло несколько скучающий вид.
- Тебе уже 22 года! Что ты сделал за свою жизнь? Чего добился?! Я в твои годы самостоятельно уже на хлеб с маслом зарабатывал! А ты только и можешь, что ездить по своим… «тусовкам», прожирать родительские деньги с друзьями, тратить их на всякое…
- Таак, это что за крики тут?! – в дверях появилась мощная, во всех смыслах этого слова, хранительница семейного очага – в фартуке и с трубкой радиотелефона в руке.
- Не начинай, Наташ!
- Что значит не начинай?! Мальчик учится, Алексей. Ты что, хочешь, чтоб он еще и вагоны по ночам разгружал?
- Ну я же разгружал, ничего? – перешел к обороне Леха.
- Ты жил в другое время, и в другой стране!
- Во-во.
- Что «во-во»?! Для нас государство все делало, а сейчас у ребенка никого нет, кроме родителей.
«Ребенок» усердно разглядывал лацкан пиджака, как будто речь шла не о нем.
- Ну что тут у вас стряслось?
- Да у Михи день рожденья, ма, нам машина нужна на вечер. Чо тут такого?
- Во-первых, Михаила или Миши.
- Да, Миши, - покорно подтвердил Вадим.
- Во-вторых, когда ты вернешься?
- Я постараюсь пораньше, мам, часа…
- В четыре, - буркнул Леха.
- Алексей! – голос Натальи Николаевны превысил критическую отметку децибел. – Ну дай ты ему ключи. Он ведь уже взрослый. Права есть.
Леха бросил отчаянный взгляд в сторону телевизора.
- В тумбочке, на верхней полке, - сдался он.
Глаза Вадима загорелись:
- Я знаю где.
«Хоть бы «спасибо» сказал, - ворчливо подумал Леха.»
- Вадим, одень шарф, на улице ужасная погода. Простудишься!
- Да мам, - голос Вадима был слышен уже где-то совсем далеко.
- Ты разбаловала его, мать. Денег ему еще небось надавала…
- А ты много занимаешься воспитанием сына?
Леха задумчиво созерцал спасенных по ТВ стерхов.
- Ты бы лучше подумал, о том, что скоро годовщина нашей свадьбы.
- Скоро?
- Да!!! Двадцатипятилетняя годовщина, Алексей. Нам надо устроить что-то необыкновенное.
- Ресторан снять?
- Это уже было, Леша, к тому же это банально. Нам нужно что-то особенное, может быть отметим заграницей?.. И обязательно широко – взгляд Натальи Николаевны свидетельствовал о том, что она мысленно лицезреет масштаб планируемого торжества.
- Я только что разговаривала с Маринкой – у них в бутик как раз привезли свежую итальянскую коллекцию… 
     Леха «отключил звук» в ушах и закатил глаза. Это была месть его любовницы. Марина так и сказала ему, когда он отказался покупать ей дорогущее ожерелье: «- Не хочешь потратить немного денег на меня будешь спускать состояния на свою толстуху…» За что же такое наказание?! Вечер был безнадежно испорчен. Утешало только одно - ключ от гаража Леха отцепил и положил на нижнюю полку. Значит, «оболтусу» придется возвращаться. Что ж? Сам виноват! Сколько раз он твердил ему, чтобы дослушивал до конца, когда говорят старшие.

Второй этаж.
Вадим перескакивал через ступеньку - две, и на лестничном марше со второго на первый этаж чуть не сбил молодого мужчину лет тридцати. Тот успел прижаться к стене, а Вадим продолжил стремительный спуск, крикнув на лету: « - Извините». Мужчина  очень недовольно посмотрел вслед Вадиму и хотел было сделать замечание, но понял, что услышан, не будет. Это был районный участковый Иваницын Андрей Михайлович, и поднимался он на второй этаж по делам… Можно сказать даже по делам службы, несмотря на отсутствие формы и поздний час. В квартире №18 второго подъезда дома номер шесть по улице 50-летия Октября проживали нелегальные мигранты «таджикской национальности». Андрей Михайлович надавил на кнопку звонка и не отпускал секунд пять. Дверь стала открываться почти сразу.
- Здравствуй, Рахматулло!
- Дравствуйте, Андре Мыхалёвиче – расплылся широкой улыбкой Рахматулло. – Захадите, пажалюйста, захадите.
Андрей Михайлович перешагнул порог квартиры и оказался в маленьком Самарканде – таджики были в основном из этого города республики Узбекистан. В обеих комнатах стояли двухэтажные самодельные нары, которые занимали основную часть пространства. Всего в квартире жил двадцать один человек. Квартиру Андрей Михайлович самолично «отжал» у местного выпивохи, которому она все равно была не нужна – он мог неделями в ней не появляться. Потом новоиспеченный бомж вообще исчез, и «на районе» Иваницын его больше не встречал. А квартиру, уже третью по счету, Андрей Михайлович привычно использовал для предоставления трудовым мигрантам – одному из двигателей отечественной экономики. Не безвозмездно, конечно, но Иваницын брал «по-божески» и всегда «входил в положение». При проблемах, которые у его подопечных нередко возникали с «миграционкой», мог дать отсрочку. Он справедливо считал такое отношение хорошим маркетинговым ходом. И не напрасно – на данный момент все три его «хаты» были заполнены… Двери в комнаты были настежь раскрыты. Сквозь дверные проемы была видна повседневная жизнь обитателей «общежития» - часть из них громко разговаривала о чем-то, кто-то уминал «лапшу быстрого приготовления», приправленную домашними специями за обе щеки. На одной из верхних кроватей, Андрей Михайлович заметил чьи-то торчащие из-под одеяла ноги в носках, явно приобретенных не вчера. При виде чужака таджики сбавляли тон, а, опознав в нем «нащальникэ», замолкали совсем. И тогда из звуков оставался только все подавляющий шум работающего телевизора. Рахматулло отрывистыми фразами разгонял снующих по коридору соплеменников, прокладывая дорогу на кухню.
- Идиомте, идиомте, - тянул он участкового за рукав. Добравшись до кухни, Рахматулло так же безцеремонно выгнал троих земляков, которые толпились у плиты, громко обсуждая рецепт задуманного блюда по-видимому. Рахматулло предусмотрительно подвинул стул участковому.
– Сади-и-тес, садитес. Чай будьте?
 Андрей Михайлович, окинув взглядом кухню, критически оценил, ее санитарное состояние.
– Спешу я Рахматулло. Спешу. Понимаешь?
       Рахматулло кивал, улыбка застыла на его лице.
– Нет, не понимаешь. Спешу я домой, к жене, и детишкам. Вот я приду, а они мне скажут: «А что ты нам принес, папа?» И что я им скажу? Что Рахматулло не платит за жилье, и поэтому у папы пусто в кармане?
   Лицо «старосты» приняло искренне растроенное и удивленное выражение:
– Зачием так кавариш Андрей Михаличе? Пирисрочка биль, щас атдама нама…падажьди.
   И он исчез за кухонной дверью. Андрей Михайлович встал, подошел к окну… вернулся обратно… заглянул в полупустой холодильник. Затем открыл надстольный шкафчик – наметанный глаз быстро обнаружил посреди пачек макарон, соли и бутылок с маслом, пакетик с чем-то «подозрительным» и зеленым. «Насвай», - определил Иваницын, взяв пакетик в руки. Ухмыльнулся, вспомнив одного киргиза, который простодушно объяснял ему, что в отличие от водки и сигарет, от насвая вреда для здоровья практически нет. «- Толька мазги сущит нимнога, немноожка сакращает, - добавлял киргиз». Участковый бросил пактеик обратно и закрыл дверцу. Вернулся сияющий Рахматулло:
   - Воот, Андрее Михаличе, сматрыи, всио, как каварили. 
   - Ну давай, давай, - Андрей взял толстую пачку купюр и стал пересчитывать. – Здесь просрочка, и за этот месяц?
   - Та, пирисрочка… и за этат, - подтвердил улыбающийся Рахматулло. Цифры сходились.
   - Ну вот, уважаю, Рахматулло, это по-мужски - сказал-сделал, - удовлетворенно произнес Иваницын, хлопнул таджика по плечу.
   - Та, - кивнул «староста».
   Андрей Михайлович сунул пачку во внутренний карман куртки и его лицо вновь приняло озабоченный вид.
   - Теперь вот еще что: тут через улицу, вчера, какой-то урод девчонку-старшеклассницу изнасиловал, и голову ей пробил – она сейчас в реанимации, – участковый пристально взглянул на Рахматулло. – И по описанию очевидцев урод этот был «южной внешности». Это, случаем, не из твоих кому-то женской ласки и тепла не хватает?
    - Ай-ай-ай, как нехарашо! Зачем, так каваришь? Маи всие работать - работать, потом дамой сюда, спать. Патом тры месяц – шиесть месяц - дамой к жена ехать. Ниет, тоджик так, не делать, эта кандон какой-та, узбек может - может еще, тоджик - ниет. Тоджик рускы дэвушка не абидит.
      - Да?
      - Та! Канешна.
      - Ну смотри… Вы это, особо не светитесь на улице ближайшие дни, потому что ищут этого…урода. Так чтоб вам под горячую руку не попасть.
      - Панятна-панятна Михаличе, пасиба, ми работа-дом-работа тока.
      -Вот-вот, я тоже так: дом-работа…
       Конечно, по-хорошему, оперативно-разыскные мероприятия надо было начинать как раз с таких вот «общежитий». Но это могло сказаться на доходах Иваницына, и сказаться существенно. Собственно поэтому он и зашел за деньгами чуть раньше, чем планировал – нужно было подмазать операм из районки, чтобы не «тряханули» его хаты. Тут уже неважно - найдут они насильника или нет – проблем и без этого хватит.
       - И вот что еще, вы из метро когда выходите, через дальний выход выходите, а то на этом будут сейчас постоянно… – Андрей Михайлович был прерван двумя мощнейшими ударами в стенку кухни.
       – Чо за нафиг?! – вздрогнул участковый.
       - Та! Эта…сасети… - безмятежно отмахнулся Рахматулло, видимо давно уже привыкший к подобному.
      - Ааа…ну так вот… о чем это я? А, на ближнем выходе сейчас дней 5 будут постоянно стоять…- удар в стену опять не дал Иваницыну докончить фразу. – Да что они там о….ли что ли совсем?! -вспылил участковый
      -Ани па-моему наркаманы какий-то, - предположил Рахматулло. На самом деле он лукавил – не прошло и трех дней, как Фарход из 2-й комнаты загнал Валере, хозяину соседней квартиры, хорошего афганского гашика. Так что он знал наверняка, однако благоразумно рассудил, что о его осведомленности начальнику знать не стоит…
                *                *                *
Валера лежал по ту сторону стены и его «не по-детски колбасило».
Гашиш, проданный соседями, давно кончился, да и неинтересно это – гашиш. Они взяли спайса и сейчас у Валеры был приступ страха.
Спайс – штука забористая, но опасная: можно и с балкона выпрыгнуть. Поэтому Валера не курил в одиночку, а если с друзьями, то не курили все вместе. Вот и сейчас пока Женя «Жорж» в изнеможении «отходняка» пластом валялся на диване, еще трезвый Артем, по прозвищу Клещ, только по полу не катался от смеха, наблюдая за тем, как Валера секунду назад пытался использовать свое тело вместо тарана. А в данный момент он тщетно пытался «схорониться» - кухонная тумбочка явно не была предназначена для этого. Валера был детдомовцем.
Родителей не помнил совсем – от него они избавились совсем маленьким. Знал, где живут, но желания увидеться не находил в себе. Он был из тех счастливчиков, кто сумел добиться, положенной от государства, квартиры. Поднакопив немного денег, он обменял новую однокомнатную квартиру на «двушку» в хрущевке. Копил он не один, а вместе с Клещем и Жоржем, и весьма своеобразным способом - обчищая чужие квартиры. Впрочем, не брезговали тащить все, на что падал опытный глаз. При удаче, на вырученные с продажи деньги, «тарились кайфом» и отдыхали на хате у Валеры…
 Клещ стоял, опершись на стену и переводил дух. Валера оставил попытки проникнуть в тумбочку и выпрямился.
 - Ну чо, отпустило тебя, чувак?
Но Валеру явно не отпустило – он сорвался с места, и вылетел из кухни в поисках другой «двери». Ведь та, которая, как он был уверен, находилась в кухонной стене – не открывалась…
                *                *                *
    Глухие удары в стену этим вечером слышали не только Андрей Михайлович с Рахматулло, но и молодая пара, которая имела несчастье быть соседями шумной компании с другой стороны. Однако, Егор с Аней упорно делали вид, что не замечают, периодически доносящихся из прихожей, ударов в стену. Они полулежали на широкой кровати и смотрели последний сезон «Игры престолов» на недавно взятом в рассрочку, домашнем кинотеатре. Эту «однушку» они стали снимать четыре месяца назад, когда окончательно решили жить вместе, а главное, когда подсчитали, что смогут потянуть финансово. До этого мотались по общагам. Егор был из Ярославля, Аня – с Нижегородской области. Оба приехали «покорять» столицу, поступили в средней престижности ВУЗ, где и познакомились. Оба халтурили на различных подработках, и по окончании «инста», благодаря провинциальной цепкости и упорству, смогли устроиться на приличную работу. Он - младшим юрист-консультантом в один их офисов компании-подрядчика всемогущей «Роснефти». Высокий стартовый оклад, ненормированный рабочий график… Она - арт-дизайнером в некрупную компанию, специализирующуюся на строительстве элитного жилья. Со скромной зарплатой, но с перспективами быстрого карьерного роста при благосклонной конъюнктуре рынка. Они были типичными предствителями известной части своего поколения – целеустремленными, прагматичными, умеющими добиваться своего. Работа их не пугала – наоборот, они искали интересной работы – с большим КПД. Ведь именно такая ценится в современном мире. Жизненные трудности встречали с «открытым забралом» - они были заряжены на успех. Проблем хватало, но были и очевидные достижения. Этим летом они смогли позволить себе отдых в Камбодже. Да, они копили деньги на это путешествие.
     Поехали по «горящей путевке», ненадолго, но зато в модную теперь Камбоджу, а не на преславутый антальский берег. И планов было громадье. Не весь мир, конечно, но определенная часть, точно лежала у их ног.
   - Последний сезон неудачный, - заметил Егор, зевая.
   - На сайте сериала уже восемьдесят тысяч подписалось за то, чтоб перенесли сезон.
    - Знаю… Так что ты думаешь насчет ипотеки?
    - А что тут думать Егор? Тут надо считать. Пока что мы не тянем – съем выходит дешевле. Молодым семьям, правда, снижена процентная ставка, но…брак пока не входит в наши планы.
     - Пока нет, котенок, - Егор приобнял Аню за плечи. – На свадьбу тоже надо накопить. Надо сделать так, чтоб…этот день действительно остался в памяти на всю жизнь.
    - Ну вот. Так что с ипотекой пока…тю-тю.
    - Ммм-да, я тоже думал над этим, смотрел разные предложения… Ранова-то пока что. Может на следующий год?
    - Не будем торопиться Егор. Нам надо сформировать сначала хоть какую-то подушку безопасности, а у нас кредиты за бытовую технику и телефоны не погашены.
    - Знаю-знаю, зайчонок, просто хотел…
      Зазвонил Анин iPhone.
    - Это мама, - она высвободилась из объятий Егора. – Да, мам… Привет…Я? Я в порядке… Да, все хорошо. Работаю, мам, как пчелка… Ну, устаю, конечно, но это нормально.. Егор? Тоже работает… Да, у нас все хорошо… Да-да, все в порядке… - Аня замолчала. Из трубки доносился голос Светланы Георгиевны, но слов разобрать было нельзя. Минуты через три Аня не выдержала:
  - Ладно, я поняла мам. Мам, извини, я с ног тут валюсь, а завтра в полшестого вставать – я же тебе говорила, офис на другом конце города… Да, я тебя тоже целую.. Ага, папе привет, - Аня положила мобильник на тумбочку.
    - Чего она?
    - Да… все про свои post-огородные дела, какая соседка какое варенье сделала, - она закатила глаза, - ужас!
     Егор ухмыльнулся и снова обнял ее. Аня положила голову ему на плечо.
    - Я должна сказать тебе, дорогой…
    - Дорогой?
    - Конечно дорогой, а какой же ты?
       Егор продолжал улыбаться:
   - Так что ты должна сказать?
     Аня глубоко вздохнула:
  - Что в ближайшие дни придется сходить в клинику и мне, честно говоря, жутковато от «стандартов» наших государственных медицинских услуг.
        Егор соображал секунды две:
  - Но - мы же предохранялись.
      - Всегда?
      - Ну…
      - Вот тебе и «ну».
       Егор помедлил еще немного:
  - Давай пойдешь в частную клинику?
      - Это дополнительные траты.
      - Здоровье дороже, Ань, - он сжал плечо девушки чуть крепче. – Ничего страшного. Я тут узнал, что к НГ нам премиальные намечаются… Так что на себе лучше не экономить.
       - Ты считаешь?
       - Точно тебе говорю.
       - Ну ладно, - протянула Аня и потерлась щекой о его плечо. – А как твой отец?
        Егор поморщился. Отец звонил ему на работу недавно, как раз во время совещания отдела.. У Егора была внятная причина побыстрей закончить разговор. Его отец, отставной военный, редко звонил, и на жизнь не жаловался, но Егор знал, что у него какие-то серьезные проблемы с «пищеварительным трактом». Однако вникать в это, тем более ехать в Ярославль, совершенно не хотелось. Да и смысл? Ведь помочь он все равно не сможет. Вспоминая частный деревянный дом с покосившимся забором на окраине родного города, Егор перевел взгляд с экрана на стену. Если бы он мог видеть сквозь стены, то увидел бы, как в квартире напротив, лежа в темноте на старом просевшем диване, корчился от боли старик. У него тоже были «проблемы» с пищеварительным трактом – опухоль желудка 4-й стадии не давала покоя ни днем ни ночью. Однако ночью она казалась нестерпимой – возможно ее усиливало чувство одиночества, которое обострялось в темное время суток…
                *                *                *
   Петр Алексеевич жил один давно. Жена погибла несколько лет назад – несчастный случай. Сверстники и родные ушли в мир иной, еще раньше. Была дочь, но… когда же он видел ее в последний раз?... Когда была жива Зинаида? Нет, после смерти матери она приезжала еще… пару раз точно…
    Воспоминания Петра Алексеевича прерывались приступами дикой боли, и тогда его «заворачивало» так, что тело сгибалось дугой, а на лице появлялось выражение, полное страдания. Петр Алексеевич не выдерживал и из его уст вырывался не то сдавленный крик, не то рычание раненого зверя… Обезболивающие не помогали… уже. Он не раз вызывал «Скорую»… И сейчас, вроде как «решался вопрос» о том, чтобы перевести его в больничную палату, где он… по-видимому мог бы спокойно умереть… Хотя какая разница… Единственным желанием последние три месяца было только, чтобы опухоль росла быстрее… Чтобы быстрее конец… наступил…
      В глазах все потемнело и он вновь зарычал… Как же долго еще до рассвета – ночь, можно сказать, даже не начиналась… В комнате был практически идеальный мрак. Слабый свет уличных фонарей еле-еле проникал сквозь занавески и шторы, придавая бедной обстановке таинственные черты. Петр Алексеевич не обращал внимания на игру света и тени – он вообще не видел своей комнаты. В перерывах между приступами он научился отстраняться от действительности, и уноситься далеко-далеко, в воспоминания счастливого деревенского детства, беззаботной юности… А потом его вновь выворачивало и глаза застигала кромешная тьма…

    Первый этаж
    О смерти этим вечером думал не только Петр Алексеевич. Правда, Распопов Денис, сидя перед монитором, больше думал о чужой, а не о своей смерти. Но жаждал ее скорого наступления он едва ли меньше умирающего Петра Алексеевича. Денис учился в десятом классе и этот класс он страстно хотел уничтожить. Да что там класс, школу, он хотел уничтожить планету. Причина?!... Да задолбало все, все - безсмысленно, кругом только ложь, лицемерие, тупая жвачная жизнь этих мелких людишек! Ооо, как же хотелось бы уничтожить этот скот.
   Если бы можно было просто заниматься этим…рубить и рубить им головы к примеру… Он быстро набирал текст на «клаве»: «Взросляков – не молодец, он реально крут! То, о чем здесь пишут все, он решился осуществить. И не просто решился – он затмил «Колумбайн», который взял в качестве примера. Это великий чел! Это бог! Потому что только бог может выносить приговор кому жить, а кому умереть. И только бог может принять решение покинуть этот мир. Стас - принял. Поэтому сейчас он в сонме богов. А каждый из нас, оставшихся здесь, может либо последовать за ним, либо сдохнуть окончательно, и стать биомассой – материалом, из которого боги создадут то, что захотят создать». В ответ посыпались «лайки», его «пост» вышел в «топ» форума закрытой группы «Маньяков и Серийных Убийц».
     - Денис! – голос матери, пронизывая стены, донесся с кухни.
    - Ну что?! – раздраженно заорал в ответ Денис.
   - Иди, помоги мне с Коленькой!
  «Коленька, Коленька, сыночек», - зло подумал Денис, отбивая на клавиатуре послание недоброжелателю, от которого у мамы наверняка встали бы волосы дыбом. Он успел послать еще пару оппонентов далеко и надолго перед тем, как услышал мощнейшее:
     - Денис!!!
- Да, иду, иду! – он резко оторвался от монитора и толкнул ногой стул на колесиках с такой силой, что тот с грохотом врезался в стену.
- Чего надо? – грубо спросил он, зайдя в кухню.
- Ну-ка сбавь тон, Денис!.. Посмотри-ка, Коленька проснулся и всхлипывает – мокрый, наверное.
- Сама бы и посмотрела.
- А ты за меня торт доделаешь, да? Иди, становись, умник.
- Ладно-ладно… чо там… м-да, обоссался, по ходу.
- Денис!
- Да чего?!
-Не «чего», а что, и не смей так грубо говорить про брата!
Ухмыляясь, Денис понес его в ванную. «Брааат, - передразнил он в уме маму, одновременно показывая язык «мелкому». В ответ, «мелкий». Широко, со всей непосредственностью, на которую способны только младенцы, улыбнулся. Конечно, он бесил Дениса, но не так сильно, как его класс, или «химичка», к примеру. Бесило тут в общем одно только вот это: «Денис, иди помоги мне одеть его!», «- Денис, он соску опять выплюнул!», «Денис, посмотри за ним, я – в ванную». –«И вообще, почему ты не играешь с братом!?». «Во что мне с ним, в Counter – Strike играть, что ли? Тоже, спросит еще», - думал в такие моменты Денис. Но брал бутуза с собой для видимости, предоставляя его самому себе. Деваться было некуда: мать работала уборщицей в двух местах, а в оставшееся время пекла торты и пироги (которые у нее великолепно получались) на заказ для продажи через интернет. Подсказала заняться этим одна знакомая, а мама уже заставила Дениса заниматься виртуальной частью минибизнеса.
- Ты смотрел… там заказы еще есть? – мамин достиг Дениса в ванной.
- Да! Два «Наполеона».
- А почему молчишь?!
- Ну, вот… говорю же…
Денис с малышом на руках вернулся на кухню.
- Вытер насухо?
- Даа.
- Присыпкой присыпал?
- Дааа.
 - Ну, иди, постой у плиты… мама оденет нашего сладкого, нашего маленького.
Коля радостно засмеялся, увидев приближающуюся мать. Денис подошел к плите, все четыре конфорки которой, плюс духовка, горели. На плите что-то булькало, шкворчало…Блуждающий взгляд нашел черный квадрат окна. Он представлял себе, что чувствовал Взросляков, когда ходил по коридорам своего лицея в Симферополе и расстреливал разбегавшихся…
- Денис! Ну просила же… постой у плиты!
- А я где стою?!
- Да что толку, что ты стоишь – молоко, вон, убежало!
- Сказала – стоять…я и стою.. чо еще надо? – ворчал Денис, удаляясь из кухни.
- Ты уроки выучил?! – успела крикнуть мама вдогонку.
- Конечно, ма. Как обычно, - ехидно отозвался Денис, но она не уловила или не захотела уловить насмешки.
- Обычно ты делаешь так, что меня потом в конце четверти, в школу вызывают… - услышал он, ускоряя шаг.
«Где бы добыть ружье? Ружье – это было бы супер, вообще. Самозарядное. И картечь. Я бы палил и палил по этим рожам, - мечтал Денис. Нет, надо определенно кого-нибудь завалить. Например, этого алкаша из 13-й, или соседку слева. Этой бабке давно пора в могилу. Нет, она шляется постоянно и одним своим видом портит мне настроение.
Только «шухер» на голове, розовато-лилового цвета, чего стоит?». Он представлял, как срезает скальп ненавистной бабки. «Жесть! Такой «видос» набрал бы десятки тысяч просмотров всего за пару часов». Он недовольно взглянул на экран монитора. Оппоненты вовсю костерили его. «Щас, щас я вам отвечу, козлы!»…
                *                *                *
…. В то же самое время к компьютеру припала и «ненавистная бабка» - Нонна Васильевна Перламутрова. Ей шел восьмой десяток, но она всем, и прежде всего самой себе, признавалась, что «не чувствует своих лет». Нонна Васильевна все еще была юной в душе, и не находила причины «играть в старуху». Ей хотелось жить и вдыхать жизнь полной грудью. И если раньше время отнимала работа, то после «окончательного» выхода на пенсию (т.е. после того, как будучи пенсионеркою давно, она наконец-то уволилась с работы) эта проблема была устранена.
    В отличие от многих Нонна Васильевна не впала в ступор, от избытка свободного времени – она всегда знала, чем себя занять. Наделенная отменным здоровьем, выход на пенсию она восприняла как начало новой, полной свежих ощущений, жизни. Хотя и до этого не скучала – проработав «в кинематографе» всю свою сознательную жизнь, она не ассоциировала работу с «каторгой». Будучи оптимисткой, Нонна Васильевна видела свою жизнь одним сплошным праздником. А сколько было на работе интересных людей, забавных случаев, сколько интрижек и интриг! Это была насколько бурная, настолько и увлекательная жизнь.
    Интернет она начала осваивать еще до увольнения, но тогда попросту не хватало времени. Да и не нужен он был особо. Окончательно завершив «карьерный путь», Перламутрова в считанные месяцы стала продвинутым пользователем. Нонна Васильевна не только стала завсегдатаем сайтов знакомств и пооткрывала аккаунты в крупнейших соцсетях, но и создала собственный сайт, а потом стала вести под ником «Egoza»и свой видео-блог. Конечно же, она была нетипичным для своего возраста блогером – все эти россказни про стряпню и грядки никогда не интересовали ее. Но вот мода, активная жизнь, спорт для людей ее поколения – это ей нравилось и в этом она знала толк. В перспективе Нонна Васильевна вообще хотела создать свой видео-журнал типа «Women;s Health», только для людей продленной молодости. Слово «пожилые» Перламутрова не признавала. Но она не ставила это в качестве цели – цели нужно было бы добиваться. А ей хотелось просто пожить пока что – легко и беззаботно. Может быть через пару лет.. Кто знает?
   Число подписчиков, тем не менее, переваливало за 50 000 и сама эта цифра, конечно, составляла предмет гордости для нее. Но Перламутрова относилась к популярности «без фанатизма», как она объясняла своим многочисленным знакомым и поклонникам. Нонна Васильевна и без like–счетчика была самодостаточной личностью. Солидная пенсия, льготы, доходы от сдачи второй квартиры доставшейся ей от одного щедрого или еще не скурвившегося режиссера, с которым у нее был роман, а также начинавший поступать приток денег от рекламы на видеоблоге, позволяли ей не только покупать новые гаджеты и аксессуары, модные вещи и косметику, в том числе лечебную, но и три раза в год выезжать за границу. Естественно, свои путешествия Нонна Васильевна снимала и выкладывала в своем видеоблоге. Популярность ее сюжетов не в последнюю очередь объяснялась долгой работой в кино. Перламутрова не была ни актрисой, ни тем более оператором или сценаристом, но работу все этих людей она воочию наблюдала столь длительное время, что могла заменить любого из них. Нонна Васильевна была уверена в этом на 100%. И это было не пустой самонадеянностью. Она первой стала снимать и собственный «shopping», и spa- процедуры, и «тусовки людей продленной молодости» в Измайловском парке, которые она страстно любила. Поклонников у нее хватало с избытком, что такое «недостаток мужского внимания» Перламутрова не знала, в принципе. Искренне считала, что в мнимом недостатке виновны сами женщины, которым лень следить за собой, или которые вбили себе в голову, что они некрасивы, стары и тому подобное.
     Именно об этом она и писала на форуме, как вдруг, несколько сильнейших ударов в потолок от соседей сверху заставили ее отпрянуть от компьютера. Закачалась шикарная люстра и по комнате запрыгали тени, новый взгляд Перламутровой уперся в потолок:
- Идиоты! Напугали меня… По голове так постучали бы чем-нибудь тяжелым.
Она достала из кармана темно-розового, под цвет помады и лака для ногтей, халатика, пачку дамских папирос, и, вытащив одну, закурила, кокетливо поставив локоток на компьютерный столик. «Это могло бы стать отдельной темой в блоге. К примеру: “Шумные соседи: методы борьбы”… нет…это слишком безобидно». Перламутрова встала и пошла на кухню. «Нужен элемент провокации в названии…типа “Нейтрализация офигевших sosеgжей – советы Егозы”». Она сварила свой любимый латте и достала эклер из холодильника. «Соседи, конечно, дрянные – что сверху, что на этаже, особенно этот хулиган справа». Нонна Васильевна вспомнила, как безжалостно он захлопнул дверь подъезда у нее перед носом, хотя она крикнула, чтоб оставил, и он точно услышал.
«… Разве что вот этот юноша слева и его мать более-менее приличные… По крайней мере здороваются всегда…»
                *                *                *
   В шестнадцатой квартире жила семья Белобородовых, точнее все, что от нее осталось. Два года назад, отец семейства, Александр Евгеньевич, вместе с дочерью погибли в страшной автокатастрофе. В тот вечер они возвращались с дачи. Пьяный водитель дорогого внедорожника не справился с управлением, вылетел на “встречку”, и первой на его пути оказалась “Skoda” Белобородова. Смерть обоих наступила мгновенно. Как сказали врачи, после такого лобового столкновения шансов у пассажиров легковушки не было. Плотный поток возвращавшихся с Подмосковья машин в считанные секунды погасил энергию джипа. Смертельных жертв тем вечером больше не было. Чудом выжил и виновник аварии.
   Это происшествие, естественно, изменило всю жизнь Лидии Максимовны и Олега. Последний, из беззаботного юноши сразу превратился в главу дома. Надо было и матери помогать, и себя обеспечивать – раньше основной доход в дом приносил отец. Но материальные трудности не так сильно волновали Олега, как вопрос иного порядка: «Почему? Почему именно отец и Настя оказались в тот вечер, в том месте? Ведь не могло же это быть случайностью в самом деле. Ну так как? Тысячи машин…Тысячи! Плотным потоком…и этот “Toyota Fortuner” въезжает… И на какой скорости въезжает?! И именно внедорожник! Прямо в отца…» Пьяный, абсолютно пьяный водитель – из материалов дела он знал, что тот “выжрал”, по-другому не скажешь, тем вечером несколько бутылок спиртного. «Он вообще не соображал, что с ним происходит и, очнувшись в больнице, долго не мог понять, как туда попал и зачем. То есть – водитель этого не хотел. Тогда кто? Кто сделал ЭТО, и зачем?» Вот какие вопросы мучили Олега.
     В семье не было атеистов. Один-два раза в год, на праздники, Белобородовы “посещали церковь“. Несколько раз даже ездили в паломничество на Валаам и Соловки. Олега всегда поражала природа Русского Севера своими красотой и бедностью одновременно… Но так, чтоб жить всем этим – нет, такого не было… Однако, после трагедии мать сильно “ушла в религию”. Олег понимал ее – он видел в религии болеутоляющее средство, даже лекарство, способное заживлять душевные раны. А в широком смысле вера давала жизни глубокий смысл. Верующие люди даже живут в среднем на несколько лет дольше атеистов - он читал исследования. Но все это не было причиной, чтобы отказываться от нормальной жизни, регламентировать ее в мелочах, устанавливая самому себе сотни запретов. «Что это дает в конце концов? Разве Бог этого хочет? Разве дал нам жизнь, для того чтоб мы превратили ее в тюрьму?» Маме, конечно, Олег не высказывал этих мыслей в столь резкой форме. Он уважал ее чувства. Да и вообще старался не расстраивать. Тем более, что в последнее время она как-то заметно сдала, и похудела…
     Сейчас она сидела в кресле и читала какую-то “духовную литературу”. Олег остановился в дверях комнаты. Лидия Максимовна отвела взгляд от книги и, увидев лицо сына, улыбнулась просто и тепло.
  - Ты покушал Олег?
 - Нет, мам, но я приготовил нам шикарный ужин. Ты когда-нибудь ела “беф-строганов”?
  - Скорее всего нет, но название точно где-то слышала.
  - И я вот тоже слышал, но решил попробовать сделать сам. Ну, пойдем. Его надо есть сразу -разогретый, он уже не такой вкусный.
      Они прошли на кухню. Известное блюдо действительно получилось хорошо для первого раза. Олег нарезал говядину кусочками потолще - так она не теряла сок при готовке. Не переборщил со специями, главное, правильно – на слабом огне – тушил беф-строганов на финальном этапе, когда добавляется смешанная с горчицей сметана. Лидия Максимовна съела несколько кусочков мяса и шампиньонов:
     - Вышло замечательно Олег. У тебя несомненно есть кулинарный талант.
     - Да ладно, мам, подумаешь. Просто кушать хотелось, - отмахнулся он. – А почему ты так мало съела?
   - Я ведь покушала уже, сына. Мне и не надо много.
      Она наблюдала как ест Олег и радовалась, как радуются матери, когда видят здоровый аппетит своих чад… Беф-строганов закончился быстро. Олег с сожалением подумал, что порцию надо было сделать побольше, и пошел мыть посуду.
    - Как дела в институте?
    - Нормально, мам. Конечно, объем большой надо освоить… в этом году, но … терпимо.
    - Может тебе уволиться с работы?
    - Мам, ну перестань, уже говорили об этом.
       Лидия Максимовна вздохнула:
    - Нельзя пренебрегать учебой ради денег.
    - Я и не пренебрегаю, просто график получается плотный. Но, как видишь, я недостаточно загружен – иначе мне было б не до “кулинарных экспериментов”.
     - А как у тебя на работе?
    - Да…  что там рассказывать, Олег. Обычная бумажная волокита. К Новому году будет завал, как всегда…Сегодня Нина Андреевна принесла такой замечательный кактус в горшочке. Я и не видела таких, Олег - он пушистый-пушистый - зеленый ствол еле заметен.
    - Это пока он молодой.
     -Наверное. Но такой замечательный. Правда…
     Олег подумал, что надо будет купить такой же – порадовать маму.
     - А у нас, - Олег работал в ночную смену на складе в отделе приема и отпуска продукции, - у начальника в кабинете воот такой фикус, - он поднял руки выше своего роста. – Предлагал мне сегодня на постоянку. Сразу и зарплата увеличилась бы вдвое. Но я отказался, ведь действительно-надо сначала получить образование.
     - Это правильно, - Лидия Максимовна села в кресло, и лицо ее стало серьезным. – Ты уже совсем взрослый, сын… Садись, мне надо с тобой поговорить.
      Олег сел на стул.
      - Ты знаешь, я никогда не желала ничего плохо. Вот и сейчас – послушай, что я скажу и воспринимали это, как мое сокровенное пожелание тебе… Олег, наша жизнь… она мимолетна. Это кажется только, что впереди еще столько времени, столько дел… А чем старше становишься, тем чаще оглядываешься назад и понимаешь: пробежала-пролетела жизнь, и что осталось? Только память…Я хочу, чтобы ты понял, сын - земная жизнь наша, каких бы мы не достигали высот, и в какие бы пропасти ни падали – не имеет ни малейшего смысла, если она прожита без Бога. А с Богом – даже смерть приобретает смысл…Вот что я хотела бы, что бы ты запомнил, - Лидия Максимовна остановилась.
   - И какой смысл в смерти папы и Насти? – Олег смотрел в пол твердым невидящим взглядом, и в голосе его слышны были жесткие нотки.
   - Очень простой… Мы ведь не вечные, Олег.
   - Я знаю. Но почему именно тогда? Именно их? Почему?! – с горячностью произнес он.
  - Неужели…тебе стало бы легче, если б ты узнал причину?
  - Даа..да, конечно.
  - Правда? Ты меньше тосковал бы по ним?
   Олег поднял голову и посмотрел на мать. Глаза ее были полны каким-то глубоким знанием того, о чем они говорили.
   - Н н е т…но…так было бы понятней, по крайней мере.
   - Олег, ну в этом случае разве может быть еще понятней? Ты сам знаешь все обстоятельства. Очевидно, что Господь забрал их жизни.
    - Это жестоко! Зачем тогда вообще жить, когда вот так, в любой момент можно…
    - Ты хочешь сказать, что тебе виднее кому сколько жить и когда умирать?... А если бы узнал, что они теперь находятся в мире лучшем, чем этот?
    - Я? …я был бы рад, конечно… но я же не знаю этого. Я вообще не знаю, есть ли они! Они были… и вот их нет, и все! Понимаешь?
    - Конечно, понимаю, сын, - кивнула Лидия Максимовна. – Это называется вера. На ней основана вся наша жизнь. Мы всего лишь люди - не все можем знать, и потому сначала верим, а потом узнаем.
    - Почему не все? Почему я не могу знать где сейчас отец, жива ли, существует ли сейчас Настя? Ведь я же знаю, что ты к примеру, существуешь, и сидишь рядом со мной.
    - В самом деле? – краешек губ Лидии Максимовны чуть приподнялся в полуулыбке. – Или ты  сначала веришь, что я – это я, твоя мама? Что если я – это не я, а какой-нибудь… инопланетный монстр, принявший обличье и голос твоей мамы, как в том фильме, про который ты мне рассказывал на днях? – Олег нахмурился. – Ведь ты привык, что плита зажигается, стул не падает. И ты думаешь, что так оно и должно быть. Но сначала ты проверил, что можно сесть, и стул не рухнет. Если бы он упал, твоя вера тоже бы пошатнулась. Дети учатся ходить, плавать, даже принимать родителей за родителей – и всегда впереди идет вера. А потом уже приходит опыт, убеждение, знание… Если так неоднократно происходит в этой, в сущности не продолжительной, жизни, то почему бы всей ей не быть одним, самым главным, уроком, на котором мы должны научиться доверять Богу? Тогда, перешагнув порог смерти, мы уподобимся младенцам, сделавшим первый шаг. Ты видел их лица? В них столько радости. Они поверили родителям и вера их оправдалась. А помнишь выражение лиц тех, кого родители учат плавать? Если они не верят, а такое нередко бывает, то на их лицах страх, отчаяние, раздражение… Поверь, Олег. Поверь, что Бог - есть любовь, и поэтому в том, чего ты изменить не можешь, Он действует только на благо- всем людям. Если ты научишься верить, тогда сможешь найти объяснение всему, что происходит в этом мире. Тогда узнаешь – когда поверишь.
Олег смотрел на руки матери и глаза его были задумчивы. В них уже не было ни отчаяния, ни возмущения:
- Может быть ты и права, - медленно произнес он.
- Ты, главное, запомни наш разговор. Понимание придет… позже, но придет.
Они помолчали секунд десять.
- Я скоро покину тебя, Олег.
Он резко поднял глаза. Мама смотрела куда-то в угол комнаты, но мысли ее были далеко.
- Вторая клиника, те же результаты… глиона - опухоль мозга. Если бы обратилась раньше, можно было бы попытаться… но я очень долго не обращала внимания на головные боли, рвоту. Думала, что мигрень, списывала на стресс. Вообщем…«вмешательство возможно только в паллиативных целях», сказали врачи. То есть для облегчения мучений, - Лидия Максимовна замолчала. Олег был в шоке – он слышал, и не верил своим ушам.
- Не может быть, - наконец выдавил Олег из себя. – Не может быть, чтобы не было выхода. Ведь сейчас такие клиники, препараты, врачи!
- Шанс был упущен около года назад. Но это по их оценкам… Врачи сказали, что я проживу еще полгода, но все зависит от того, как будет развиваться опухоль…
- Мама, нельзя сдаваться! Мы должны бороться, понимаешь? Всякое бывает – врачи ошибаются. Надо пройти обследование за границей, там лучшие специалисты.
Лидия Максимовна замахала руками:
- Перестань, перестань, Олег. В тех случаях, когда отечественная медицина бессильна, они так и говорят: «вот, если б Вы обследовались в немецкой клинике…» и так далее… Тем более на «заграницу» нужны деньги…
- У меня есть немного, - выпалил Олег с горячностью. – Возьмем кредит, это решаемо.
- Эти деньги, - отрицательно покачала головой Лидия Максимовна, - понадобится вам с Машей, я ведь знаю.
- Это ничего, - отрезал Олег. – Мы молодые, еще заработаем. Это не проблема – Маша меня поймет и поддержит, даже не думай.
- В этом я и не сомневаюсь, - задумчиво произнесла Лидия Максимовна, вспомнив девушку сына. – Но зачем влезать в долги, если итог предрешен.
Олег в волнении вскочил:
- Но я же не могу! Я не могу просто так взять и оставить тебя!
Лидия Максимовна поднялась на встречу и мягко улыбнулась.
- Как ты можешь меня оставить? Ты всегда со мной.
Олег нежно обнял мать. Затем, отстранившись, повернулся, сделал три шага к окну и обратно. Он схватился за голову.
  - Нельзя все оставить вот так. Нельзя покорно принимать такое… надо бороться.
  - Когда есть возможность бороться - имей мужество бороться, а когда нет другого выхода – имей мужество встретить судьбу, сын….
     На последних словах голос Лидии Максимовны внезапно ослаб, она схватилась за ручку кресла и стала оседать на пол. Олег кинулся и успел подхватить ее.
  - Что с тобой?!
  - Что-то с головой, сына… совсем плохо.
  - Сейчас-сейчас, подожди, - он укладывал мать на кровать, параллельно набирая на сотовом экстренный вызов. – Але! Але, да… девушка мне нужна “Скорая помощь”… У меня мама, у нее… острый приступ боли… она онкобольная. Да. Адрес – улица 50 летия Октября, дом шесть, квартира шестнадцать. Это второй подъезд. Да, как можно быстрее. Он положил телефон. Лицо Лидии Михайловны совсем побледнело и сошлось морщинами. Смотреть на муки матери он не мог.
    - Мам, сейчас… потерпи немножко. Я мигом.
    - Куда…ты?
    - Я за машиной, сейчас быстро.
     - Олееег, не стоит…
     - Я только туда, и обратно, чуть-чуть потерпи.
      Олег кинулся в прихожую, накинул куртку, впрыгнул в туфли, схватил бумажник, ключи и выскочил в подъезд. В нос ударила привычная сырость, вонь, и запах еще чего-то… ему некогда было разбирать. «Надо добежать до шоссе – это всего сто метров. Поймать машину и обратно». В дверях он чуть не сбил с ног спешащего в подъезд парня, немного моложе его. Успел извиниться.
     - Смотреть надо внимательней, - буркнул промокший Вадим, возвращавшийся домой за ключами от гаража.
   На дорожке вдоль дома обогнал женщину. Она была из его подъезда, кажется с третьего этажа - он знал ее в лицо. Но здороваться было некогда. Он бежал к шоссе так быстро, как только мог, стараясь не поскользнуться и не упасть. Дождь хлестал в лицо, и если бы не свет родных уличных фонарей, на улице был бы мрак. «Мама. Мама, держись. Я сейчас, - старался он не отпускать мать даже в мыслях».
                *                *                *
     Шестью часами ранее
    Степан Геннадьевич возвращался домой тяжело. В этот вечер на детской площадке он явно перебрал со своими приятелями-собутыльниками. Закуски было совсем мало, а то пойло, которое «посчастливилось»  им употребить, было просто недостойно называться водкой.
До подъезда было всего ничего-пара дворов. Но Степан Геннадьевич поднимался с земли уже пятый раз. Путь домой осложнялся рано накрывшей город темнотой и несносной, дождливой и холодной, ноябрьской погодой. Все-таки “автопилот” в его голове работал по-прежнему исправно. Он поднял свое лицо из месива грязи вперемежку с опавшими листьями, нащупал рукой оградку газона и стал отрывать себя с земли. Когда дело было почти сделано, его неожиданно повело в сторону, но к счастью, он сразу же наткнулся на дерево, которое стало более надежной опорой. До заветного подъезда оставалось несколько десятков метров…
     В голове было пусто, и пусто там было давно. Говорят, что любая доза алкоголя, для народов, сформировавшихся севернее широты произрастания винограда, является ядом. У южных, более “удачливых” соседей есть необходимые ферменты, которые могут перерабатывать умеренное количество этого яда. Когда молекулы алкоголя попадают в кровь человека, они становятся своего рода клеем для красных кровяных телец-эритроцитов. Склеивая по два-три эритроцита и проходя по сосудам они повышают в них уровень давления – такой крови становится тесно. Проблема в том, что самые мелкие сосуды подходят к коре головного мозга, куда кровь доставляет кислород и другие элементы. В такие сосуды кровь “обогащенная” алкоголем уже не может попасть. Эти мельчайшие сосуды забиваются. А нейронам, к которым они подведены хватает двух-трех часов кислородных голодания для того, чтобы “откинуть коньки”.
     В результате, после каждой попойки, человек теряет небольшую порцию своего мозга. Наутро организм закачивает под черепную коробку специальную жидкость для того, чтобы вымыть отмершие и разлагающиеся, уже бывшие мозги. От этого у некоторых по утру болит голова. На коре головного мозга остается что-то типа рубцов и шрамов.
    При вскрытии черепов хронических алкоголиков врачи удивляются не тому, что мозг взрослого человека по объему соответствует кулачку ребенка, а тому, как, с таким мозгом, человек мог существовать.
     Но Степан Геннадьевич еще мог. Мутило страшно, но, двигаясь, параллельно тротуару, от дерева к дереву, он приближался к заветной цели. Ботинки вязли в земле, но последним препятствием стала очередная оградка газона, которая вместе с тротуаром поворачивала к подъезду, отсекая Степана Геннадьевича от входа. Нет, он не споткнулся, все-таки не впервой, но и перелезть через сорокасантиметровую оградку было непростой задачей. Минут пять он обдумывал план действий. Затем, опираясь на спинку скамейки одной рукой, он все-таки решился перенести ногу через декоративный заборчик. Он не рассчитал. В последний  момент, когда основная масса тела была уже по ту сторону, он зацепился мыском за оградку, и, не удержавшись, грохнулся на твердый и мокрый асфальт. Ударился он сильно, хотя это отрезвило лишь на мгновение. Надо было набраться сил, обдумать ситуацию.
    “Автопилот” подыскивал вариант маршрута…
        Какая-то женщина, проходя мимо, злобно прошептала:
        - Набухается скотина, а потом пачкает здесь все…
       «”-Набухается”, - повторил про себя Степан Геннадьевич. – Так –то оно так, а все же… все же ты дура… Все бабы-дуры». Он промычал еще что-то, в трезвом состоянии обязательно бы превратившееся в мат.
        - И ты Валька – тоже дура, - обратился он внезапно вслух к своей жене, которой не видел уже несколько лет.
          Нет, Степан Геннадьевич не был женоненавистником. Он вообще, в сущности своей, был человеком добрым и мягким, хотя и вспыльчивым временами, в чем искренне раскаивался после очередных приступов ярости… Но не ответить на “наезд”, он тоже не мог – тем более его обидчица уже исчезла…
          Лавка, лавка может помочь вновь встать на ноги. Кое-как он смог подняться, но только на четвереньки. Дополз до двери подъезда.
      Схватившись правой за ручку двери, левой рукой он стал вынимать ключи из кармана старенького пальто. Ключи были на месте. С большим трудом он окончательно смог принять полувертикальное положение.
      Вцепившись мертвой хваткой в ручку, он потратил минуты три для того, чтобы приложить ключ от домофона к магниту. Раздалось стандартное “пиликанье”. Степан Геннадьевич стал “открываться” вместе с дверью. Остановился он так же вместе с ней, распахнутой настежь. Подъезд хрущевки был преодолен достаточно быстро. Правда, по лестнице, ведущей в его квартиру на первом этаже, он снова был вынужден взбираться на карачках. Проделав тот же трюк, что и у подъезда, он оказался в вертикальном положении напротив двери квартиры. Не связно матерясь он целых семь минут открывал ее. Затем, зайдя внутрь, захлопнув и прижавшись к ней спиной, медленно сполз на пол. Перед глазами оказался темный холл его однушки. “Автопилот» отключился, взяв получасовую передышку…
       Около шести вечера Степан Геннадьевич очнулся. Было тихо и, по-прежнему, темно… и дурно в голове. Кое-как встал. Качало намного меньше, и почему-то захотелось есть. Он скинул пальто на пол и побрел в ботинках на кухню, опираясь на стены, как во время большой качки на корабле. На кухне Степана Геннадьевича было много мебели для человека, ведущего столь беззаботный образ жизни. Простенький стол, табурет-оба самодельные. Также на кухне была старая газовая плита и холодильник “Днепр”.
     В единственном шкафчике на двух полках хранилось сразу все необходимое: пару тарелок, несколько ложек и вилок, нож, спички, чай, макароны, три консервы “Килька в томате”и остальная мелочевка: нужная, и не очень. В холодильнике было “шаром покати”. Ничего, за исключением заплесневевшего соленого огурца и ополовиненной “чекушки”. Степан Геннадьевич, сердито бурча под нос, достал бутылку. Свет от фонарей на улице скользнул по бело-красной этикетке. «Надо бы пожрать, - мелькнуло в голове». Он поставил бутылку на стол, достал пачку макарон и, открыв ее, засыпал прямо в чайник с водой – последнюю кастрюлю он сдал в металлолом еще в прошлом году. Нашел спички на полке. Включил газ…зажег спичку…
   «Прикурить заодно можно, - подумал он». Благо, случайно завалявшаяся сигарета оказалась тут же, на полке. Степан Геннадьевич затянулся. Привычный запах дыма заполнил все вокруг. «Хорошо, что сигаретка-то осталась…». Он взял бутылку, стакан и поплелся в комнату.
     Там было довольно пусто: вторая табуретка, растеленный на полу матрас, непонятно как сохранившаяся этажерка, книги, давно служившие заменой недостающим стульям, пустые бутылки, какой-то хлам… Степан Геннадьевич устало сел на матрас сбоку и вытянул ноги. Неторопливо подвинул к себе табуретку, водрузил на нее бутылку и стакан… В голове постепенно прояснялось. Вспомнилась сцена у подъезда.
     - Дураа, - протянул он, и вернулся к последней мысли. – Валька дура.
      Жена ушла от него, когда он окончательно спился, и стал тащить из дома и продавать все, что ни попадя. Обычная ситуация, в сущности. А ведь он не был таким. Рос нормальным пацаном, в обычной советской семье.
      Учился средне. После восьмого класса пошел в ГПТУ и стал слесарем-сантехником. Пока была советская власть, все шло своим чередом. Зарплаты хватало-тогда и женился. Валентина Анатольевна Карнаухова училась в его школе, но в параллельном классе и была на год младше. Она всегда была ему симпатична. Прийдя из армии, сделал предложение. Через год на свет появился сын Сергей. Еще через два - дочь, Ирина… Потом “перестройка”. Девяностые. Стало тяжело – работы не было. Точнее, она была, но за нее не платили. На что жить? Как? Совершенно непонятно. Он рыскал по городу, подрабатывал по специальности и нет, но…продуктов в холодильнике не становилось больше… Тогда и начал выпивать… Хотя в молодости имел разряд по волейболу и крепкоалкогольные напитки не употреблял принципиально. Но…безысходность, безнадежность делали свое дело… Раньше жизнь была понятной. Отработал с утра до вечера ни шатко ни валко, получка за месяц в кармане, и живешь – так же как все. А теперь надо было крутиться, что-то искать, как-то выживать. Это было сложно. А вокруг не было, на что можно было бы опереться.
      Жена не могла не пилить из-за денег. Потом начались ссоры. Степан Геннадьевич огрызался, хотя в глубине души понимал, что нормальный мужик должен семью кормить, одевать и содержать. Но… не было денег. Он не видел возможности их заработать и от сознания этого…только чаще прикладывался к бутылке. В конце концов, это превратилось в привычку. Но Валька не бросила его. Дети сторонились, но не жена… Когда начались запои, жена перестала нудить и ворчать – бросилась искать помощь… Чего только не перепробовали: и кодирование, и экстрасенсов, и биодобавки. Ничего не помогало. Намучившись, жена подалась к “Свидетелям Иеговы”. Стала ходить на собрания, тянула и мужа…
     Кое-как он стал держаться одной выбранной “нормы” алкоголя, но тут грянула беда – сын погиб, прыгнув с парашютом. Он увлекался экстремальными видами спорта, и за плечами у него было несколько десятков прыжков, но в этот раз что-то пошло не так - парашют вскрылся частично, стропы запутались, а запаска не вскрылась вовсе. После этого, Степан Геннадьевич “отпустил тормоза”. Жену он больше не слушал - она к тому времени стала все больше говорить что-то про Бога, загробную жизнь, страшный ад. Это только раздражало Степана Геннадьевича и, однажды, не сдержавшись, он ударил Вальку. Дальше-больше…
      К тому времени дочь вышла замуж, и о “предках” вспоминала нечасто… Когда именно жена переехала к своим родителям, он не помнил. Все было в тумане – несколько длительных запоев слились в одну сплошную полосу безвременья… Помнил он, что однажды нашел записку, в которой Валентина сообщала ему о своем решении уйти, «потому что жить так дальше невозможно». Это его очень разозлило, он даже хотел ее прибить как следует, но… ее ведь не было рядом. Тогда он сильно напился-причина была уважительная…
       Спустя какое-то время хотел к ней поехать или позвонить, но не нашел ни адреса, ни телефона. Снова ушел в запой… Потом… привык что ли… Нет, припоминал периодически былую жизнь, но заливал все “горькой’- опять и опять. Воспоминания о деятельной юности, о первых годах семейной жизни нахлынули на него и сейчас. «Эх, было же время, - думал он улыбаясь, уставившись мечтательным взглядом на бутылку». Он вспомнил как стрелял в школе бумагой из самодельной трубки, мечясь в косы девчонкам… Как гулял с Валькой по парку-в щеголеватой форме дембеля… Как потом ждал с цветами ее у роддома… Как повели в школу Сережку, потом Ирку… Мысли тянулись плавно, неспешно, как сгущенное молоко с чайной ложки, и незаметно… улетало время.
          Затем, от прошлого, “думки” стали перетекать к настоящему Степан Геннадьевич нахмурился. «Что же дальше?». Будущее рисовалось в очень мрачных тонах. «Неужели так и подохну где-нибудь "под забором”, или даже здесь? А ведь можно еще все исправить… Нет.. все, конечно, не исправишь. Но можно завязать, устроиться на работу – умею-то я не мало. Сейчас и зарплату более-менее платят… Немного обставить квартиру - что-то самому смастерить, что-то купить… А потом и Вальку найду. Найти-то можно… Сразу она не согласится съехаться, ясное дело. Но постепенно уговорю – увидит же, что все… в этот раз по-настоящему завязал… Решено. Баста! Бросаю пить.. Даже…даже вот эту бутылку не допью. А завтра… завтра устроюсь на работу… Знаю я одно местечко - им как раз слесарь нужен… Главное корешей отсечь. Но это можно…можно».
     У Степана Геннадьевича поднялось настроение. Вырисовывалось, по его выражению, “заманчивая перспектива” «Щас пойду… Пожру – и спать». Ему стало совсем легко. Он схватил было бутылку, чтоб выкинуть в окно, но… тут в голову закралась тень сомнения. «А если не получится? Тогда что?... Опять на улицу, к “дружбанам”?... Неет, так и жизнь не жизнь. Лучше уж… и не жить так». Степану Геннадьевичу теперь стало грустно. Накатила тоска… «Ни хрена у меня не получится… Все пропало… Кто меня такого на работу возьмет? Кому я нужен? Да и Валька, небось, хахаля какого-нибудь уже завела… Жил-жил, а зачем жил - хрен его знает… Сижу у разбитого корыта, и никого… никого, кто бы мог помочь!»
     - Бог! Бооженькаа, - передразнил он жену вслух. – Где Боженька был, когда я пить стал? А?! Нету нигде!
      «А если есть? – подумал он, впрочем, не первый раз уже. - Если есть, тогда тоже ничего хорошего. Райских яблочек мне не светит отведать. Хоть и говорят попы, что Он простит, да это все брехня… Хреново… Что же делать?...»
        За окном был уже поздний вечер. Бросать пить расхотелось. В голове стояла пустая тьма. Открыв бутылку, он налил немного в стакан, и дерябнул его резким, привычным движением. Ощутил приятный знакомый эффект. Налил еще, водка кончилась… Нащупал пачку сигарет под подушкой. В смятой пачке оставалось всего штуки три. Он достал одну-покрутил пальцами по привычке, прежде чем сунуть в рот… Нашел спички… Подумалось сквозь надвигающуюся белену опьянения: «Блин, хотел же пожрать макарон…» И уже чиркая спичкой: «А зажег ли я комфорку под чайником?»
*                *                *

    «…Это утренний выпуск новостей и с вами…
     ….страшная трагедия разыгралась в столице…
    …..вчера вечером, в доме номер шесть по улице 50-летия Октября произошел взрыв…   
     … на месте работают следственные органы по предварительной версии взорвался бытовой газ…
…второй подъезд был полностью разрушен, а квартиры соседних подъездов в данный момент находятся под угрозой разрушения…
…по предварительным оценкам число погибших и пострадавших может превысить три десятка человек, среди которых, вероятно, есть и дети…
…пожарные, полиция и фсб были на месте в течение получаса…
…спасатели немедленно приступили к разбору завалов и поиску оставшихся в живых…
…в связи с трагическим событием в Москве, уже назначено срочное совместное совещание городских и федеральных властей…
…и у нас есть радостная новость – благодаря жителю взорванного подъезда, Олегу Белобородову, удалось спасти годовалого малыша…
…Олег Белобородов прибежал на место взрыва первым и стал самостоятельно пытаться…
…он и услышал крик младенца, чудом не раздавленного, обрушившимися бетонными конструкциями…
…подоспевшие спасатели помогли извлечь ребенка из-под завалов…
…как нам стало известно, у малыша были мать и брат, поиски которых ведутся…
…каждый может перевести деньги для помощи пострадавшим на счет, который вы видите на экране…
…открыта горячая телефонная линия…
…очень…нужна…помощь…».