А. Р. Рождество в Софии - декабрь 1877 года

От публикаторов:
Рождество Христово 1878 года русские воины-победители встречали в храме Болгарской Софии - так триумфом Православия заканчивалась Русско-турецкая война на Балканах, вписавшая много боевых подвигов русских людей в историю освобождения Болгарии от многовекового Османского владычества. В жесточайших сражениях проявились талант и выдержка наших боевых и славных военачальников, таких как генерал-адъютант Иосиф Владимирович Гурко (1828 - 1901), чей приказ был оглашён в Софии перед воинами на Рождественском празднике при всеобщих одушевлении и радости. Храбрые и стойкие сыны России повергли хитрого и хорошо вооружённого врага, выхватив из его рук победу, продолжив Суворовские победоносные традиции. Освобождение Болгарской земли от многовекового порабощения - новая страница славянской истории. Балканская война навсегда останется в памяти людей как ратный подвиг «за други своя», воевали наши соотечественники ради справедливости и торжества правды на земле.
М.А. Бирюкова, А.Н. Стрижев

*

А.Р.
РОЖДЕСТВО В СОФИИ: ДЕКАБРЬ 1877 ГОДА

(Из «Сборника военных рассказов, составленных офицерами-участниками войны 1877-1878». Том 6)

 
<…> Итак, неприступные Великие Балканы пройдены, неприятель разбит, и проход через Араб-Конак по Софийскому шоссе сделался свободен. Остается пожелать одно, чтобы армия Шакира-паши, не взятая целиком в ее неприступных позициях, не успела спастись бегством на Петричево и Златицу. Часть наших войск преследовала ее по пятам, захватывая массу пленных и доставляя их в штаб. Голодные, оборванные, с обмороженными ногами и руками бродили толпы несчастных, не заслуживающих, по истине, ничего, кроме искреннего сожаления, как жертвы беспощадной эксплуатации.
Трофеями этой новой победы остались в наших руках все укрепления Шандорника с полным вооружением и масса боевых припасов.
Между тем положение генерала Вельяминова на шоссе, после отбития турецкой атаки, в случае повторения ее, делалось опасным, и утомленный отряд требовал подкрепление. С этою целью, в тот же день (20-го декабря), под начальством генерал-майора Рауха, сформировался новый отряд, в состав которого целиком вошла гвардейская стрелковая бригада и полки 1-й гвардейской пехотной дивизии. Отряду этому было приказано немедленно двинуться в путь и, в случае надобности, поддержать отряд генерала Вельяминова.
Стрелки уже удобно расположились на бивуаке, разложили костры и, как видно, надеялись изрядно отдохнуть на просторе после двухдневной суеты и движения. <…>
В 2 часа ночи, 20-го, отряд генерал-майора Рауха выступил по направлению к Софии. В голове отряда шел лейб-гвардии 4-й стрелковый Императорской Фамилии батальон, за ним следовал наш и остальные батальоны гвардейской стрелковой бригады, в хвосте лейб-гвардии Измайловой и Преображенский полки.
Движение происходило безостановочно до Горного Бугорова. Далеко не доходя до него, мы уже видели яркие костры генерала Вельяминова, прижавшегося к горам, в стороне от шоссе; левее и далее видны были также большие группы костров; как оказалось, эти последние принадлежали неприятелю. Головные батальоны шли весьма быстро и прибыли к позиции генерала Вельяминова с рассветом, оставив далеко позади остальные части. Это обстоятельство заставило нас остановиться, так как дальнейшее движение с двумя батальонами, без артиллерии, было невозможно. Впереди нашего привала, перпендикулярно направлению шоссе, стояла наша кавалерийская передовая цепь. От драгун мы узнали, что неприятель, после неудачной атаки у Горного Бугорова, отступил за реку Искер и, расположившись за ней у деревни Враждебная, охраняет мост. Достоверно численность неприятельского отряда неизвестна, так как он составляет арриергард войск, отступивших в Софию.
Воспользовавшись остановкой на привале, мы поспешили докончить то, что так неожиданно было прервано у Ташкисен, т.е. отдохнуть и закусить. <…>

Часа через четыре после прибытия наших двух батальонов начали прибывать и остальные части. За свой форсированный марш мы были вполне вознаграждены продолжительным отдыхом и могли продолжать дальнейшее следование без особенного утомления. Во время стоянки к нам на привал приехал генерал Вельяминов и рассказал подробности своего дела. Один наружный вид этого седого старика, в бурке, на коне, внушал безграничное уважение всех и заставлял преклоняться перед сединой героя, оказавшего такую незабвенную услугу всему нашему отряду, а вместе с тем и России.
К 12-ти часам дня весь отряд уже сосредоточился на шоссе. Убедившись на месте, что неприятель отступил и, по-видимому, не угрожает новой атакой позиции генерала Вельяминова, для поддержания которого прибыл наш отряд, генерал Раух сам перешел в наступление. В 2 часа дня отряд поднялся с привала и двинулся в путь. Первоначально движение происходило на шоссе, но, не доходя верст 3-х до занятой неприятелем позиции, мы услышали первые выстрелы и построили боевой порядок. Участок вправо от шоссе был занят лейб-гвардии 4-м стрелковым Императорской Фамилии батальоном, влево - построился наш батальон, рассыпав в цепь роту Его Величества и 2-ю. Засим началось уже правильное боевое наступление.
Местность, по которой наступали батальоны, была совершенно ровная, открытая. Глубокий снег покрывал долину, окаймленную с двух сторон снежными хребтами Балкан. Перед нами, вдали неясно очерчивалась деревня Враждебная. Турки с дистанции почти 2 1/2 верст открыли огонь. Пули, на излете, слабо шипели и падали перед нами, прорезывая на снегу небольшие бороздки. Наступление продолжалось безостановочно до 800 шагов; здесь стрелки залегли и открыли меткий огонь по турецким ложементам, расположенным по ту сторону реки, у моста. За нами по шоссе бесконечной линией тянулись наши резервы и артиллерия. У неприятеля также были заметны значительные колонны пехоты. Перестрелка с каждой минутой разгоралась; с неприятельской стороны послышались сильные ружейные залпы. В это время командир батальона флигель-адъютант полковник Васмундт послал меня к генералу Рауху просить резервов, чтобы удлинить наш левый фланг и тем самым угрожать неприятелю обходом его правого фланга. Генерал Раух вполне разделял мнение командира батальона и направил к нам лейб-гвардии Преображенский полк. Недоставало теперь артиллерии, которая могла с успехом действовать по неприятельским колоннам, видневшимся черной массой за деревьями. Из цепи ясно видели эти колонны и с нетерпением ожидали артиллерии. Меткий огонь наших стрелков был все-таки недостаточен для полного поражения неприятеля, хотя у него заметны были уже признаки отступления: деревня загоралась и слышались тревожные сигналы. Густые колонны лейб-гвардии Преображенского полка подвигались в это время к нашему левому флангу и бесспорно производили на неприятеля тяжелое впечатление, заставившее его поторопиться. <…>
В исходе пятого часа выехала наша артиллерия и пустила гранату по собравшимся турецким войскам. Выстрел был так удачен, что заслужил полное громогласное одобрение всей цепи. Появление артиллерии заставило неприятеля отказаться окончательно от обороны и поспешно отступать на Софию, зажегши предварительно деревню и мост. Для преследования цепь поднялась и перешла в наступление, за нею следовали резервы, а на левом фланге в колоннах двигался лейб-гвардии Преображенский полк. Турки подняли усиленную трескотню и зажгли оставшиеся патроны. Во время наступления случился забавный эпизод: впереди цепи выбежали заяц и бросился в сторону неприятеля. Стрелки, заметив зверя, позабыли о турках, забыли свою усталость и, не обращая внимания на свиставшие пули, с криком бросились вдогонку.
Такое стремительное движение стрелков, вероятно, не мало смутило неприятеля, принявшего его на свой счет и почти бегом отступающего по шоссе. С каждой минутой мы были все ближе и ближе к неприятелю и наверно настигли бы его, если б не преграда, приостановившая наступление. Перед нами внезапно появилась река Искер, покрытая довольно тонким льдом, а единственный мост на ней - горел. Пока тушили мост и перебирались поодиночке по льду, наступили сумерки, и неприятель успел скрыться из вида.
За рекой батальоны начали собираться в колонны, для отвода на квартиры. В это время подъехал генерал Гурко и благодарил командира и стрелков за молодецкое дело. Командир, в свою очередь, поблагодарил стрелков и офицеров и распустил по квартирам. С каким великим наслаждением входили мы в полуразрушенную деревню, после стольких бессонных ночей, проведенных под открытым небом, на морозе. Каждый сарай, развалившаяся изба, простой стог сена казались нам несравненным убежищем, под защитой которого мы могли действительно отдохнуть и после восьмисуточного похода - в первый раз снять сапоги!
В наследство от турок осталось нам, кроме сена, множество свиней, которых стрелки не задумались поджарить в своих манерках. Неблагодарные животные долго отстаивали свою независимость и подняли страшнейший визг. При этом они оказали гораздо больше сопротивления, чем их владельцы, и даже «русские штыки» на них не производили должного страха. Впрочем, охота за свиньями скоро была окончена, пронзительный визг смолк, и настала общая тишина. В 2 часа ночи 3-я и 4-я роты отправились в дежурную часть по шоссе в сторону Софии. Оставшиеся роты спали глубоким, непробудным сном.
Очистив, таким образом, далеко на запад Софийскую долину, мы стояли теперь почти в окрестностях древней столицы Болгарии и намеревались овладеть ею. <…>
Конечно, об укреплении города нечего было и говорить; он был так укреплен, как только возможно и как вообще умеют укреплять турки. Правда, позиция была слишком растянута и, по слухам, оборонялась сравнительно слабо; но все же нам предстояло подобие Горного Дубняка, и для овладения позиции было недостаточно тех войск, которые были у нас к вечеру 22-го. В ожидании прибытия подкреплений, генерал Гурко лично произвел рекогносцировку позиции и решил атаковать город Софию 24-го декабря.
С этою целью, простоя в деревни Враждебная на дневке все 22-е число, гвардейская стрелковая бригада двинулась в 8 ч. вечера в деревню Куманица, к северу от Враждебной; откуда уже в составе отряда генерала Вельяминова должна была атаковать город Софию с северо-восточной стороны. До деревни Куманицы считалось не более 3-4-х верст; но этот пустячный переход по неизвестной местности, ночью, без дорог и в сильный мороз сделался слишком памятным для всей бригады...
Первоначально все шло спокойно. Только снег хрустели под ногами и колесами артиллерии, да набегавший ветерок поднимал замершие частицы снега и катил их по гладкой снежной поверхности. Отходя от деревни саженей сто, мы оставили артиллерию под прикрытием одной полуроты от каждого батальона под командой полковника Тишина; а сами двинулись далее. В открытом поле мороз стал ощутительнее и подул пронзительный ветер. Пройдя версты две, мы вдруг остановились. Что такое? В чем дело? послышалось со всех сторон. Дело очень просто: братушки-проводники остановились и объявили, что они «взбрыкались». Несмотря на всю неприятность положения, в первую минуту это иностранное выражение возбудило всеобщий смех; но по разъяснении его оказалось, что дело далеко не шуточное и «взбрыкнувшиеся братушки» могли проводить нас всю ночь по неизвестной местности и, при счастии, в конце концов привести, вместо своих, к туркам, или заночевать в снегу, рискуя обморозить большую часть людей. <…>
Генерал Эллис решился вести бригаду на видневшиеся перед нами костры, предполагая, что они должны принадлежать отряду генерала Вельяминова. К счастию, предположение было верно. В 4 часа утра 23-го мы были в деревне и располагались частию по квартирам, частию в стогах сена, которого здесь было в изобилии. Оставленная нами позади артиллерия еще не пришла. Большая часть офицеров всех батальонов расположилась в каком-то огромном барском доме, покинутом владельцами, какие редко встречаются в бедных болгарских деревушках и представляют исключительное явление. Обыкновенно хозяевами таких выдающихся зданий предполагают какого-нибудь управителя - пашу, раскутившегося на счет голодающих подчиненных, конечно - болгар.
В то время, как мы приготовлялись к атаке, по деревне вдруг разнесся слух, что София очищена неприятелем, поспешно отступившим в ночь с 22-го на 23-е. Первоначально весть эта была принесена какой-то торговкой, пришедшей из города и, конечно, требовала подтверждения; но вскоре правдоподобность известия обнаружилась путем официального донесения. Вместе с тем нам было приказано немедленно двигаться к Софии.
В 3 часа выступили, а в 6 час. вечера были уже у самого города. Пока пришло разрешение от генерала Гурко войти в город, пока отводили квартиры, - прошло часа полтора, и при полной темноте мы вошли в узкие, кривые улицы Софии. Наши войска, стоявшие на шоссе, уже давно разместились по квартирам и отдыхали от трудов и тех оваций, с которыми были встречены они обывателями. Нам пришлось отдыхать только от усталости, ибо жители города спали уже мертвым сном под охраной русского войска и спали, вероятно, так, как давно им не спалось под турецким владычеством.
Улицы, по которым мы двигались, были положительно загромождены каруцами, привозившими обратно турецких беглецов, возвращенных по приказанию начальника отряда.
Батальону для помещения были отведены казармы - не казармы, магазины - не магазины, так что-то весьма неопределенное, но в то же время довольно удобное. Офицерам было отведено строение, примыкающее к этому неопределенному, над дверьми которого красовалась болгарская надпись: «Главное писалище такы-те». Множество различных турецких и болгарских бумаг было разбросано по полу и в шкапах этого «Главного писалища»; но главное нас смутила приставка «такы-те». Что сей сон значит? Казалось бы, что она тут ни к селу, ни к городу!
Несмотря однако на то, что здание, в котором мы поместились, было «писалище», да еще и «главное» и с неопределенной приставкой «такы-те», - в нем все же свирепствовал мороз и не было ни единой печки, а ветер свободно продувал сквозь одиночные рамы. Что делать? Неизвестно где и как нашим денщикам удалось раздобыть «мангал» и чугунную печку. Приспособили, примазали кое-как согревательные аппараты, да вдруг оказалось, что нет дров. Опять вопрос. Тут мы вспомнили путешествие вокруг света мистера Фокса. Вспомнили, как он, за недостатком угля, растапливал машину парохода его же внутренностью и... приступили к писалищу. Шкафы, двери, полки горели прелестно и хотя немного отогрели застывшие руки и ноги.
Канун Рождества мы провели в обозревании города. Мало интереса представляли его пустые улицы, заваленные нередко массой всякого хлама, выброшенного из разбитых магазинов. Единственно на чем можно было остановиться с любопытством - это на храме и госпитале, помещенном в конаке. Внутренность храма замечательна тем, что там место наших золотых украшений заменено резными, деревянными украшениями. От этого на нас, привыкших поражаться блестящей внутренностью храмов, Софийский храм произвел какое-то странное впечатление.
Что касается госпиталя, то он в огромных размерах напоминал госпиталь в Ташкисене, и только по приказанию генерала Гурко начал очищаться от трупов. Я заходил в него и, признаюсь, не мог оставаться там долее четверти часа: такой невыносимый смрад, в таком отчаянном положении находятся раненые и больные, что просто ужас! Особого устройства кареты ежедневно увозят несчастных страдальцев, отошедших в вечность; ни один человек не провожает их, ни единой слезой не оплакивают ужасную кончину, словно зачумленных сталкивают их на кладбище!
В первый день Рождества Христова мы слушали обедню в Софийском соборе.
Мог ли кто-либо из нас предполагать это две недели тому назад, во Врачеши, когда перед нами непреодолимой преградой протянулся Балканский хребет и целая армия неприятеля гнездились на его оледеневших вершинах? А между теми это так, это действительность, а не сон. Неприятельская армия рассеяна. Балканы остались далеко позади. Сколько трудов и лишений перенесли наши войска в эти две недели! Какие разнообразные ощущения не привелось испытать!.. В конце же концов мы все те же, даже здоровье не расстроилось. Одни воспоминания глубоко врезались в нашу память, воспоминания живые, полные приятных и неприятных впечатлений; но как всегда в прошлом, первые берут перевес над последними, и общее впечатление - впечатление приятного.
Достойными памятником протекших событий может служить приказ генерал-адъютанта Гурко, отданный в городе Софии в первый день Рождества. В нем справедливо подведены итоги всем действиям нашего отряда в период от Горнего-Дубняка до Софии, благодарность генерала не миновала никого и была лучшей наградой войскам, добросовестно исполнившим свой долг.
Привожу подлинное содержание приказа:


«ПРИКАЗ № 76  по отряду генерал-адъютанта ГУРКО, 25 декабря 1877 г., София.

Войска вверенного мне отряда! Разбив турок 12 октября под Горным Дубняком и 16 октября под Телишем, вы окружили армию Османа-паши в Плевне, пересекли ей все пути сообщения, замкнули железный круг, окружавший Плевну, и с тех пор падение ее и уничтожение всей армии Османа-паши сделались вопросом времени. Вскоре, а именно 28 октября, лихим кавалерийским налетом вы взяли г. Врацу.
Передав затем завоеванные вашею кровью позиции вновь прибывшим войскам гренадерского корпуса, я повел вас 5 ноября против другой армии Мегмета-Али, собиравшейся в окрестностях Орхание и шедшей на выручку армии Османа-паши. Разбив турок 11 ноября под Правцем и 12 ноября под Этрополем, овладев после блестящего дела высотами Вратешки 16 ноября и, наконец, разбив турок 21 ноября на высотах Баба-канака, вы овладели почти всеми Балканскими горами, вытеснили турок из многих чрезвычайно сильных позиций и прижали неприятеля к самому краю Балканского хребта. В это же время вы с бою овладели Златицким перевалом и стали твердою ногою на южном склоне Балканских гор.
Тут началось продолжительное стояние ваше на высоких горах, сначала в страшной невылазной грязи, а потом среди сильных морозов, метелей, глубокого снега и непроглядного постоянного тумана. Нельзя представить себе всех тех лишений, трудов и тяжелых испытаний, которые выпали на вашу долю. Вы все перенесли с поистинне геройскою, русскою стойкостью и твердостью.
Вы втащили на горы, в заоблачные страны, по едва доступным тропинкам и невообразимым кручам, тяжелые орудия. Вы укрепили ваши позиции и ровно месяц грозною и твердою стопою стояли на угрюмых высотах Балкан.
Наконец пришел час перехода через Балканы. Дорог для движения не было; кругом вас были крутые, высокие и едва доступные горы, покрытые глубоким снегом. Но это не задержало вас. Вы с неимоверными трудами проделали себе дороги, и на высотах Умургача [Умургаш], Черного верха и Бабы-горы заблестели русские штыки и русские тяжелые орудия, которые вы на своих плечах втащили на эти высоты. Стойкость ваша, твердость в перенесении трудов и лишений, и поразительные труды и терпение составят удивление всех, кто взглянет на эти дикие горы.
19 декабря вы спустились в долину Софии, при чем завидная доля первому спуститься с Балканских гор выпала старейшему в нашей армии Петровскому Преображенскому полку, шедшему в голове авангарда Рауха. В тот же день вы мужественно атаковали сильную Ташкисенскую позицию, штурмом завладели турецкими редутами и труднодоступными горами, заставили армию Шакира бежать в течение ночи с крепкой Араба-канакской позиции и открыли прямой путь сообщения по Орханийскому шоссе.
Оставив 3-ю гв. пех. дивизию и большую часть IX корпуса под начальством барона Криденера для преследования бежавших турок, я с остальною частью отряда двинулся 21 декабря против Софии, этой древней славянской столицы Сербского царства.
В то время, когда большая часть отряда дралась с главною армиею Шакира, меньшая часть, а именно 5 батальонов IX корпуса под начальством Вельяминова, имела блистательное дело при Горном Бугарове [Богров], где небольшая горсть наших храбрецов отбила атаки в три раза сильнейшего неприятеля.
Завладев с боя 21 декабря мостом через р. Искер у д. Враждебна, вы подошли к Софии, и один вид ваш навел такой страх на турецкие войска, что они, будучи в составе 25 батальонов, не решились защищать твердыни Софии и бежали в страшнейшем беспорядке в ночь с 22 на 23 декабря, бросив тысячи раненых и больных без всякого призрения и помощи.
Занятием Софии окончился этот блестящий период настоящей кампании - переход через Балканы, в котором не знаешь чему более удивляться: храбрости ли и мужеству вашему в боях с неприятелем или же стойкости и терпению в перенесении тяжелых трудов в борьбе с горами, морозами и глубокими снегами.
Пройдут года, и потомки наши, посетив эти дикие горы, с гордостью и торжеством скажут: «Здесь прошли русские войска и воскресили славу Суворовских и Румянцевских чудо-богатырей!».
Спасибо вам, молодцы, за вашу геройскую службу, спасибо вам за то, что вы порадовали Царя и Россию и поднесли им столь блестящий подарок к празднику Рождества Христова.
Считаю приятным долгом засвидетельствовать о трудах и заслугах командира IX корпуса г.-л. барона Криденера.
Пользуюсь сим приказом, чтобы выразить мою душевную и сердечную признательность начальнику штаба моего отряда г.-м. Нагловскому. Его мудрым советам и поразительному хладнокровию отряд во многом обязан добытым нами блестящим результатам.
С чувством особого удовольствия сердечно благодарю командующего 2-ю гв. пех. дивизиею г.-ад. гр. Шувалова 2-го, начальника артиллерии отряда Свиты Е. В. г.-м. Бреверна, командира 2-й бригады 3-й пех. дивизии г.-м. Дандевиля, командующего 1-ю гв. пех. дивизиею г.-м. Рауха, начальника 31-й пех. дивизии г.-л. Вельяминова, командира стрелковой бригады Свиты Е. В. г.-м. Эллиса 1-го, командира 1-й бригады 1-й гв. пех. дивизии Его Высочество Принца Ольденбургского, командира 1-й бригады 2-й гв. пех. дивизии Свиты Е. В. г.-м. Брока, начальника штаба IX корпуса ген. штаба г.-м. Липинского, командиров полков: л.-гв. Московского - фл.-ад. полк. Грипенберга, С.-Петербургского гренадерского Короля Прусского - г.-м. Курлова, л.-гв. Волынского - г.-м. Мирковича, л.-гв. Гренадерского - фл.-ад. полк. Любовицкого, л.-гв. Финляндского - полк. Шмидта, л.-гв. Преображенского - фл.-ад. полк. кн. Оболенского и 10-го Новоингерманландского - полк. Комаровского, командира л.-гв. Саперного батальона фл.-ад. полк. Скалона, - командиров стрелковых батальонов: 1-го Его Величества - полк. Васмунда и 4-го ИМПЕРАТОРСКОЙ Фамилии - фл.-ад. полк. Клейнмихеля и командующих полками: 11-м Псковским - подполк. Кобордо и 12-м Великолуцким - майора Беатера, генер. штаба полк. Сухотина, подполковников: Ставровского и Пузыревского и шт.-кап. Протопопова и всех командиров пехотных полков, начальников штабов дивизий, командиров батальонов, батарей и рот и всех офицеров генерального штаба.
Благодарю также командующего 2-ю гв. кав. дивизиею Свиты Е. В. г.-м. барона Клота, начальника штаба этой дивизии полк. Бунакова, командиров полков: л.-гв. Конно-Гренадерского - Свиты Е. В. г.-м. гр. Ламсдорфа, л.-гв. Уланского - Свиты Е. В. г.-м. Эттера, л.-гв. Гусарского Его ВЕЛИЧЕСТВА - фл.-ад. полк. барона Мейендорфа, командующего л.-гв. Драгунским полком полк. Ковалевского, командира 3-й бригады 2-й гв. кав. дивизии Свиты Е. В. г.-м. гр. де-Бальмена, командиров полков: л.-гв. Уланского Его ВЕЛИЧЕСТВА - фл.-ад. полк. барона Притвица и л.-гв. Гродненского гусарского - Его Высочество Принца Саксен-Альтенбургского, командира сводно-драгунской бригады г.-м. Краснова, командира 4-го драг. Екатеринославского полка полк. Ребиндера, командира сводно-казачьей бригады г.-м. Курнакова и всех командиров кавалерийских полков, командиров дивизионов, эскадронов, сотен и командиров конных батарей, генер. штаба кап. Храповицкого и всех вообще офицеров пехоты, артиллерии и кавалерии. Сих последних в особенности за молодецкие и лихие разведки. Благодарю также штаб и обер-офицеров всех штабов и офицеров, состоящих при мне ординарцами. Благодарю полк. Доманевского, благодаря трудам и распорядительности которого весь отряд никогда не нуждался в предметах продовольствия. Благодарю за неутомимые и полезные труды по санитарной части отрядного врача ст. сов. доктора медицины Энкгофа, уполномоченного при летучих отрядах для гвардейского корпуса и этапе от ГОСУДАРЫНИ ЦЕСАРЕВНЫ кол. сов. Петлина и всех врачей, состоящих при дивизионных лазаретах, при частях войск и в санитарном отряде ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ.
Приказ этот прочесть во всех ротах, эскадронах и батареях. (С копии, - подлинный подписал: начальник отряда г.-ад. Гурко; скрепил: г.-м. Нагловский)".


Недолгая стоянка в Софии прошла незаметно. На второй день праздника батальон вышел из города и занял часть окружавших его укреплений, причем штаб и обоз остались в городе. Возвратившись, принялись снова за починку развалившейся от долгого движения обуви и одежды. В это время к Софии подошли и сербские войска. Трудно сказать о них что-либо, так как сталкивались мы с ними только на улицах и в ресторанах, да и при этих коротких встречах не было заметно особенного расположения как с той, так и с другой стороны. Помня недавнюю сербскую войну, не отличившую их ни особенной храбростью, ни расположением к нашим добровольцам, мы не искали сближения, да и не ждали того же от них.
В день прихода русских войск в город все лавки, магазины и рестораны были плотно закупорены, и только дня через два, убедившись, вероятно, в нашем благонравии, начали появляться первые признаки торговли. Впрочем, сколько мы не ждали, эти «первые признаки» и остались «признаками». Город, как видно, никогда не отличался торговлей, а в эти смутные годы она пала до minimum’a и ограничивалась скудными лавчонками, едва удовлетворяющими насущные потребности населения, да двумя-тремя грязными ресторанами. Не смотря на это, карманы русских офицеров быстро пустели в этих кабачках (это название вернее), и золото незаметно переливалось в руки их владетелей за сносный кофе и отвратительную «раки» (водка). <…>
 В то время как мы преблагополучно отдыхали, неприятель, отступивший от Араб-Конака и Софии, сосредоточивался у Татар-Базарджика и занял сильную позицию Трояновых ворот. Его намерение: задержать наше энергическое наступление у этого последнего хребта, преграждавшего наш путь, - заставляло торопиться. Каждый лишний день, каждый час позволял противнику все прочнее и прочнее утвердиться на этом хребте, создать новую твердыню; вот почему при первой же возможности войска, собранные в Софии, были двинуты в дальнейший путь по Филиппопольскому шоссе.
По диспозиции, отданной в Софии, наступление должно было произойти четырьмя колоннами, под начальством: генерала Вельяминова, графа Шувалова, Шильдер-Шульднера и барона Криденера. Батальон входил в состав отряда графа Шувалова, которому предписывалось вести демонстративную атаку на фронт турецкой позиции, в то время как другие отряды обходили фланги, а вся кавалерия, спустившись в долину Татар-Базарджика, должна была тревожить неприятельский тыл.
Всем отрядам, кроме того, предписывалось: запастись порционным скотом не менее как на 4 дня. При дальнейшем движении добывание порционного скота могло быть производимо с помощью кавалерийских частей, причем за забираемый скот у жителей предписывалось немедленно уплачивать звонкою монетой.
Всюду, где только окажется возможным, приказано было заставлять жителей печь хлеб, уплачивая за него деньгами. Покупаемый хлеб показывать к зачету и тем сберегать сухари.
Внимание всех начальников главным образом обращалось на то, что при тогдашнем, крайне дурном состоянии дорог, подвози сухарей встречал невообразимые затруднения и что, поэтому, необходимо пользоваться всяким случаем, чтобы сберегать сухари.
28-го декабря, в 11 ч. утра батальон выступил из Софии по Филиппопольскому шоссе в деревню Чердаклы. День был чудный. Тепло, как весной. Огромные сугробы снега таяли на солнце, разливаясь мелкими ручейками по дороге. Шоссе прекрасное. Идется по нем легко, свободно; согретый воздух не заставляет уже поголовно кашлять весь батальон, с жадностью, полной грудью вдыхаешь его. Оживление полное. Дорога чиста от трупов. Направляется она первоначально на юг, прямо на видневшиеся вдали снежные вершины гор, затем круто повертывает влево и уже все время не изменяет своего направления, параллельного горам. Изредка встречаются небольшие рощи; кой-где ютится одинокий чифтлик, или же целая деревня раскинулась по долине. Приближение того и другого узнается задолго, по удушливому запаху гари. Одни уже сгорели, и только обширное пепелище означает место; другие - догорают. По преимуществу горит сено, склады, от них огонь быстро распространяется на строения, предоставленные судьбе, и черный дым в виде столба или густого облака поднимается над деревней. Отступивший неприятель успел позаботиться, и непрерывные зарева пожаров означают его путь!

Подпись: А.Р.

(Поход Лейб-гвардии 1-го Стрелкового Его Величества батальона. 1877-1878. Часть вторая // Сборник военных рассказов, составленных офицерами-участниками войны 1877-1878. Том 6. СПб.: Издание Кн. В. Мещерского. 1879. С. 214 - 227).