Rip current возвратное течение. Эпилог 5

И сразу стало всё просто и понятно. Пришла ясность, и теперь я знал, что делать дальше. Теперь у меня был план – правда, какой-то странный, словно не я его сочинял, а кто-то посторонний написал для меня и руководил мною.

Но теперь я опять думал о ней. Практически каждую минуту. Практически не переставая.
Думал о ней на работе и по дороге с работы, думал, когда искал нужного парня, торгующего сувенирами, и когда выбирал и покупал у него похожую раковину. И дома, укутывая раковину в плёнку и бумагу…
Думал, когда утром, после ночного дежурства, шёл на городской автовокзал и брал билет до Судака. Думал, когда сел в автобус – до тех пор, пока не заснул, убаюканный кружением берегового серпантина и маячащим впереди на горизонте синеватым крокодильим профилем Меганома.
Я, наверное, и во сне о ней думал – потому что что-то мягкое и светлое мне грезилось, и был я во сне бесконечно нежным, прямо-таки размытым нежностью, и, выплывая из дрёмы на крутых заворотах, чувствовал на своей физиономии глупую, но счастливую улыбку.



 Дед встретил меня, как всегда – не в доме и не в дверях, а на дороге перед домом – так было с самого моего детства. Когда мы приезжали, и я шёл с мамой от автобусной остановки – я всегда видел деда издалека.
Раньше я думал, что так и должно быть, а когда подрос, стал удивляться: как, откуда можно знать о нашем приезде без писем и телефонов? Это было загадкой.
Потом я вырос и вообще думать об этом перестал – молодое шальное время вытеснило семейный мир, и вот сейчас я вдруг с особой отчётливостью осознал эту странность.
- Дед… дед… ты что тут делаешь-то на ветру? Кого-то ждёшь?
- Тебя и жду, внучек дорогой... Прощаться пришёл? Далеко собрался-то? В Америку?
Глаза у деда были хитрые, и я сначала принял его слова за шутку, а потом немного оторопел. Ну, не мог дед знать моих планов. Никто их больше не знал, кроме меня и Норы. Даже матери я ещё не говорил, да и некогда было – она хлопотала, собирая для деда сумку и снабжая наставлениями.
В общем, чудеса. Ладно, разберёмся. Я обнял деда, и мы вместе вошли через калитку во двор.
Давненько я тут не был – больше года. И это чувствовалось. И дед был постаревшим и словно уменьшившимся в росте, и калитка была покосившейся, и дом показался мне словно присевшим, когда я, наклонив голову под низкой притолокой, вошёл в кухню.
Хотя всё вроде было привычным и знакомым с детства – кухонные самодельные шкафчики, рубленые табуретки, старые скоблёные лавки. Только клеёнка была новой, блистала нарядным узором – дед любил на столе красоту, и родня заботилась об этом регулярно. Старые клеёнки не выбрасывались, резались, стелились в шкафы и ящики, клались под ноги – в кухне, в сенях, в отхожем месте, сараях… Чем дальше от дома, тем больше лет клеёнке.
- Дед, ну чего ты сидишь этой дыре? - выкладывая на стол гостинцы, пенял я, повторяя семейные лозунги старшего поколения. – Пустыня, пылища, до моря далеко… Переезжай. У тёти Поли комната тебя ждёт. А хоть и в нашей квартире живи. Ну да, уезжаю я, вроде… правильно ты угадал. Перебирайся. Будешь под боком у наших.
- Может, и случится когда, - мирно гудел дед, вертя в руках мамины аккуратные свёрточки и баночки. - Помирать приеду. Хотя у вас там, в квартирах этих, разве помрёшь?
- А где надо помирать? На глине, под виноградной лозой твоей?
- А чем плоха та лоза? Я её своими руками растил. На зиму обрезал, от мороза отваживал, летом поливал. Осенью урожай снял. Та лоза с моих рук по всему миру пошла. Та лоза моя у президентов на столе. Под ней и помереть почётно. А под вашими капельницами? – дед хмыкнул, совсем, как я. - Полюшка тоже приехала… ковыряла-ковыряла меня, поставила ту капельницу, тьфу…
«Донюшка, Полюшка» – зазвучало вдруг в моей голове тревожно. Я ведь должен спросить. Обещал пани разузнать... Ладно, потом. Я выгреб на стол оставшиеся мелочи – зубную пасту и мыло - и бросил пустую сумку под лавку.
- Пошёл я, дед, забор чинить.
Но сначала мне был нужен сарай. Там, в полутьме, среди инвентаря и старых винных бочек стояла старинная бабушкина укладка. Я поднял горбатую, расписанную цветами крышку, и из-под овчинного кожуха извлёк свёрток, упакованный в коричневую почтовую бумагу. Два года он лежал здесь, вдали от меня, храня свою щемящую тайну. Я развернул бумагу, секунду помедлил, внутренне готовясь – и снял крышку.
…Они были такими же красивыми – женские изящные тёмно-синие туфельки с высоким каблуком и серебристым переплетением… И пахли до сих пор новой кожей. И немножко, совсем чуть-чуть – её запахом… Впрочем, может мне это только казалось. Я осторожно расправил вложенный листок бумаги. «May your girlfriend be happy». Пусть твоя девушка будет счастлива… И сердце всё-таки вздрогнуло. Но чуть-чуть. Всё это теперь в прошлом. Новая жизнь пришла. И пусть она будет, эта новая жизнь. Я завернул коробку, сунул подмышку, забрал из сарая инструменты и потопал к забору.

Когда я вернулся в кухню, там уже трещала на сковороде рыба, на столе стояли открытые консервные банки и домашний сыр. Я сполоснул руки под бренчащим рукомойником и сел резать хлеб.
- Капельница, прости господи, - не успокаивался дед. - Моду взяли, мужику водой кровь разбавлять. Что это за мужик – с пипеткой? У мужика в крови солнце должно быть, вино молодое… А то вода… Разве тем лечат?
Он вытащил из крашеного коричневого шкафа большую бутыль толстого стекла, тяжело плеснувшую тёмным гранатовым цветом, веско поставил на стол.
- Вот чем мужика лечат… А пипетками вашими только травить…
Я разлил вино – и мы взялись за наполненные гранёные стаканы.

- Дед, скажи… мужика лечить, говоришь. А, может, помнишь, кто тебя лечил, когда ты спасся тогда?
Дед замолчал и долго сидел, держа в кулаке стакан.
- Чего хочешь узнать-то? – спросил он наконец, подозрительно глядя из-под седых бровей. – Не спроста ведь?
- Просто… сведения нашлись, что во время войны была там знахарка одна. С Полесья.
- Ну, была там знахарка одна, правда это. Уж откуда не знаю.
- А как звали, не помнишь?
- Я в глаза её не видал. Без памяти валялся. Мужики бачили. Говорят, красивая была.
- Красивая? – я удивлённо воззрился на деда? – Молодая, что ли?
- Говорю, не видал. Мужики бачили. Видать, молодая была ещё…
Я задумался.
- Дед, а парень этот куда делся? Что тебя спас?
- Кто ж его знает… Вытащил меня с обрыва того…Значит, судьба мне такая была – живым остаться.
- И совсем не помнишь лица?
- Не до того мне было, чтобы лица разглядывать… - сурово сказал дед. – Ну, чуток помоложе меня. Вот, как ты… Глаза ясные, плечи широкие…
- И ты его больше не видел?
Дед опять замолчал. Потом допил вино и налил стакан снова.
- Видел, - наконец сказал он. - И не один раз видел.
- Видел?! – потрясённо переспросил я. - Где?
- Здесь и видел. Ходит он где-то здесь на мысу… а то и не один… Рыбу-то ешь, простынет…
- Здесь ходит? Не один? – я был ошарашен и разочарован. - Пятьдесят лет тут ходит? Дед, ты шутишь опять, да?
- Шутишь… Больно мне надо. А то ты не знаешь, что за места тут. Кого только в горах ни видят… И он бродит, спасатель тот… Только идти за ним нельзя. Заведёт.
Я вздохнул. Традиционные здешние слухи про Меганомские привидения и летающие тарелки я, конечно, знал. Не знал только ни одного человека, кто бы их видел. Да и не было их, на мой взгляд. Нет, положительно с дедом нельзя было говорить всерьёз. А вот пани, наверное, смогла бы…
- А ты значит, в Америку решил податься? – взглянул на меня дед.
- Почему в Америку? В Москву.
- Думаешь, в той суете жизнь узнаешь?
Дед придвинул к себе деревянную точёную коробку с табаком. Коробку я помнил с детства, дед привозил её с собой, когда приезжал погостить, и мы с Норой любили её нюхать – даже снаружи она пахла медовым, каким-то золотым запахом.
- Ты-то молод. А я, внучек мой Славка, всю жизнь тут прожил и знаю – тут и есть главное место для души. Не зря сюда люди за силой едут - по опасным местам ходить и смерти в глаза смотреть… А ты за силой в каменный город собрался, значит.
- Я не за силой. Дед… – я помолчал, - я… за девушкой.
- За девушкой… - тёмные дедовы пальцы бережно крутили трубку, трогали деревянную гладкую табакерку.
- Это дело другое. Не сразу понял-то я, не разобрал тебя. Тогда езжай. Девушки нынче ждать не любят.
- Благословляешь, значит?
- Почему ж нет?
- Тогда вот что, дед, - я отставил тарелку. - Нужно хорошее вино. Всё-таки, в столицу лечу. Помоги купить.
Не отвечая, дед медленно встал, вытащил из-за двери крепкую сумку, сшитую из защитного солдатского брезента.
- Иди до погребов. Скажешь, от меня. Зина сегодня на смене.
- Не, дед, бумажку черкани.
- Эх, всё бы вам бумажки… не верите вы человеку…
Однако, на четвертушке бумаги из тетрадки, дед нацарапал пять слов и подал мне. Не читая, я сунул листок в карман и встал из-за стола.
- Дорогу не забыл? Смотри, не своротись. И по сторонам не заглядывайся. А то на чёртову тропу привидение загонит.
- Дед, ну что я маленький?
- Маленький не маленький, а места тут строгие. Да сам знаешь, родина твоя… В этот дом и принесли тебя. Так бы и рос. Наташка испугалась, увезла... Мужика не дала воспитать…
- Чего испугалась?
- Женщины… - дед махнул рукой. - То им радиация, то им магнитная аномалия… Народ брешет, они верят. Я вот всю жизнь тут – и где она, аномалия ваша? Аномальные явления... аномальные явления... А люди живут, а виноград растёт… - дед опять махнул рукой. – Мать она... Боялась, начнёшь подрастать, в горы бегать, а там места страшные, тропы опасные, люди срываются... Девки мои и увезли тебя от греха. Сначала за тебя боялись, теперь за меня… так и живём…

Уже на пороге, вскинув на плечо лёгкую сумку, я остановился. Я понимал, что бесполезно деду задавать этот вопрос – отшутится, но всё-таки спросил:
- Ты всегда выходил нам навстречу. И сейчас тоже. Откуда ты знал, что мы приедем?
Но дед ответил неожиданно серьёзно.
- Сердце чует.
- Сердце? То есть, предчувствие такое? Это так всегда было у тебя?
- Не всегда. Когда один остался. Место тут такое – чуять начинаешь.
Он похлопал меня по плечу, и мы вдвоём вышли во двор.
- До маяка-то пойдёшь? – спросил он.
- Нет, дед, - я обнял его. – Времени мало. Затемнеет скоро, а я пешком хочу. А маяк…
 Я помолчал, а потом уверенно сказал:
- К маяку я пойду вместе со своей девушкой. Я привезу её сюда. Она хотела тебя увидеть. Жди нас. Ладно?

окончание - http://proza.ru/2019/12/26/1086