Найда

Валентин ТЯН



НАЙДА







 
Москва
Экслибрис-Пресс
2016

ББК 84 Р-7
Т 99


Тян В.В.
Найда:Сборник рассказов.- М.:Экслибрис-Пресс, 2016.- 192 с.
ISBN 5-88161-175-6

      Герои рассказов современники автора, люди раз-ной судьбы.  Многое зависило от них самих, но  не всем удается избежать   социальгых бурь. Автор  соз-дает картинки  из недавнего, но не прошедшего вре-мени, и тем самым  приглашает читателей на  со-творчество.


                © Тян В.В.,   2016

© Внешнее оформление Скворцов Э.С. , 2016



                НАЙДА

Рассказ         Валентин ТЯН

Петр Иванович увидел Найду сидящей в углу ком-наты на подстилке.
Рядом  стояла миска с водой и пустая для еды. ри входе гостя собака грустно глянула на вошедшего и опять свернулась в калачик. Обычно у спаниелей сторо-жевой инстинкт проявляется где-нибудь в поле, горах, на охоте. Тогда к машине или палатке не подходи, а до-ма, если хозяин дружески разговаривает с гостем, собака не реагирует: не лает и не пытается укусить. Петр Ива-нович знал, что у собаки уже третий хозяин и ни одному из них неудалось использовать ее в полной мере для охоты, для чего собака и предназначена. Вот и теперь хозяин Найды,уже немолодой  мужчина, постоянно ко-пался на своем небольшом участке земли и редко брал в руки  ружье.
       Петр Иванович окликнул Найду, но она едва реаги-ровала. Тогда ее позвал хозяин. Она не спеша поднялась и сели  напротив, не поворачивая головы, переводя взгляд то нахозяина, то на гостя. Петра Ивановича пора-зило редкое выражение ее больших карих глаз, гово-рившее не только об уме,  но и скрытой тоске. 
Он привлек ее к себе и начал гладить по ее дли нной волнистой шерсти.
Собака доверчиво положила на голову ему
на колени  и, как показалось Петру Ивановичу, тяжело вздохнула. Он давно мечтал приобрести спаниеля имен ос таким черно-белым окрасом. Этот окрас практичен на охоте: не спутаешь собаку с волком, шакалом и лисой.
         Он сразу заговорил о приобретении собаки, ссыла-ясь на объявление, боясь, что хозяин может передумать. Хозяину рекомендовали Петра Ивановича, и он был рад, что собака попадет в. надежные и добрые руки настоя-щего охотника Петр Иванович не стал торговаться и сразу выложил ту сумму,  которую запросил хозяин. Бы-ло предложено обмыть сделку, но Петр Иванович отказался, зная, что собаки не переносят запаха спиртного. 
  Они вышли на улицу.  Сыпал мелкий снег, и было холодно. Найда покорно шла на поводке у хозяина. Потом поводок взял Петр Иванович и пошел быстрее. Пройдя  полквартала, Найда раза два оглянулась, но не пыталась задержать ход. Новый хозяин понял, что настоящего дома усобаки не было. Он смахнул с ее спины снег, потрепал  по загривку и пошел скорым шагом. Собака больше не оглядывалась. Так родилось первое доверие. Найде в ту пору.было уже  шесть лет. Порода спаниелей пришлась по вкусу многим охотникам. В пятидесятых годах была выведена даже новая порода- русский спаниель. Это некрупные собаки с длинными ушами и густой волнистой шерстью. Работают с ними, как правило, по пернатой дичи, у них очень развито как нижнее, так и верхнее чутье. Ищут дичь небольшим челноком на удалении от охотника на 15-25 метров. При изменении направления охотником они немедленно меняют курс,чтобы находиться всегда впереди. Обладают завидной выносливостью и достаточно рано начинают работать. Главное,не требуют больших трудов по натаске. Спаниели любят воду и охотно плавают. На их мохнатых лапах между пальцами  имеется даже подобие перепонок. Для лучшего обзора они порой поднимаются "по пояс" из воды, а в густой высокой траве делают "свечки" для ориентировки. Для них не имеет значения условия местности, будь то горы или заросли, перелесок или открытые поляны. Очень важным моментом является то, что они легко уживаются с другими домашними животными. И вообще спаниель - самая добродушная собака.   
 Петр Иванович жил на окраине поселка в неболь-шом ветхом домике. Придя домой, он показал Найде ме-сто в углу комнатки, но в первую же ночь собака пере-тащила свою подстилку к кровати нового хозяина и сама определила себе место.    
  Первая поездка с Найдой была в горы на камен-ную куропатку - кеклика. Эта птица сама себя назвала. В ее крике слышится "ке-ке-лек". Рассвет только позоло-тил снежные вершины, когда они подошли к ущелью, откуда путлежал вверх - к скалам. Петр Иванович до ущелья держал Найду на коротком поводке, а здесь дал ей свободу. Найда давно не была на охоте, но запах этой дичи был ей знаком.
       Сколько страсти было в стремительном беге собаки. Ей была предоставлена возможность насладиться запа-хом дичи, и она с удовольствием обследовала каждый кустик, камень, каждую расщелину. Култышка ее хвоста энергично двигалась, вызывая азарт и у охотника. В ши-роком челночном поиске Найда носилась, стремясь ско-рее "схватить" волнующий запах птицы. Она постоянно оглядывалась, следя за направлением движения охотни-ка.
        Из-за валуна с громким хлопаньем взлетело три кеклика. Прогремел дуплет. Один кеклик, кувыркаясь, шлепнулся на землю, но тут же побежал, волоча переби-тое крыло Найда бросилась за ним. Она уже было догна-ла добычу, но птица вдруг остановилась, повернулась к собаке и приготовилась к бою. Найда почти уткнулась в птицу и на момент даже опешила. Но это замешательст-во продолжилось доли секунды. Она бросилась на птицу и аккуратно взяла ее поперек туловища. Поднеся дичь к хозяину, она не положила ее на землю, а дождалась, ко-гда охотник возьмет птицу в руки. Кусочек колбаски был наградой собаке за первый. успех.
          Потом были поездки на перепела, утку, фазана. Если учесть, что перепел обычно водится в клевернике, фазан- в тугайных зарослях, то на такой охоте без хоро-шей собаки охотнику делать нечего. И везде Найда ра-ботала добросовестно, с большой охотой и успехом. Был случай, когда Найда показала себя с другой стороны. Петр Иванович частенько ездил ка фазана к своему ста-рому другу пастуху Урумбаю. Пара красавцев-петухов уже лежала в ягдташе, но заморосил мелкий неприятный дождь, и нужно было возвращаться к домику радушного хозяина. Петр Ивановичрешил сократить путь и идти не по тропке, а напрямую,. через кочкарник с отдельными массивами растущего камыша. Наступили сумерки, за-росли камыша сгущались и превратились в сплошную стену, которая, как из ведра, обдавала водой. Когда со-всем стемнело, Петр Иванович понял, что заблудился. Бедная собака оказалась целиком во власти хозяина и должна была делить с ним печальную участь. Охотник отпустил длинный поводок и дал возмож-ность собаке самой выбирать направление.Найда повернулав другую сторону, и Петр Иванович подумал, что она повела его к тому стогу, где они два часа назад отдыхали к слегка пе-рекусили. Это его устраивало, там можно укрыться от дождя и переночевать. Довольно долго Найда вела через густые и редкие кустарники, небольшие овражки и вдруг очутились ка торной тропе. Вскоре они вышли на дорогу, которую Петр Иванович по некоторым риметам узнал,- она вела к Урумбаю. Уставшие, промокшие до костей, они неожиданно услышали басовитый лай урумбаевского Камуза...
Годы бегут незаметно, когда в них больше радост-ногочем печального. Найде уже исполнилось тринадцать лет. Беда  обычно приходит внезапно. Петр Иванович по многим признакам обнаружил, что Найда начала слепнуть. Врачи установили беспощадный диагноз - старческая катаракта. Трудно найти  более преданного друга, чем собака, и вот с другом случилась непоправимая беда. Врачи отказались делать он»  рацию из-за неопределенного исхода и предложили усыпить пса. Но на такую меру Петр Иванович пойти не мог.
 Он уже несколько лет как остался вдовцом, похо-ронив свою Марью, так и не подарившую ему задли-тельную совместную жизнь детей. Найдя, как это часто бывает, стала равноправным членом семьи и незамени-мым помощником на охоте.       
Нужно было искать Найде замену. Подвернулся случай приобрести спаниеля с таким же окрасом годова-лого Дика. Найда сдержанно встретила нового жильца и для начала рявкнула на Дика, пытавшегося подойти к ее миске. Но была принесена еще одна посудина, и все встало на свои места.
  Уже через несколько дней Дик бесцеремонно тре-пал Найду за ухо. Найда ела разборчиво, у Дика же был волчий аппетит. У него была своя манера вылизывать миску: он ставил переднюю лапу в миску и с такой си-лой работал языком, что миска вертелась вокруг лапы, как на оси. Теперь Петр Иванович брал на охоту обеих собак. Найда помогала Дику в поисках дичи  перед ме-стом, где пряталась птица, Найда пропускала Дика впе-ред, чтобы он выгнал дичь и поднял ее на крыло. Были случаи, когда молодая собака неохотно шла на поиск, гоняясь за бабочками и кузнечиками. Тогда Найда захо-дила вперед и выгоняла птицу на Дика, чтобы привлечь его к поиску настоящей дичи.В довершение всех своих качеств Найдя была способным воспитателем.    
Пришло бремя, когда Петр Иванович стал уходить, а  охоту тайком от Найды, предварительно унося все снаряжение и уводя Дика к соседу. Найда окончательно ослепла, но она по-прежнему отлично чувствовала, ко-гда Хозяин   собирался на охоту.   
   Однажды Петр Иванович, уходя на охоту, как обычно, приласкал беднягу, а потом закрыл ее в чулане. Стояла поздняя осень. Края озера уже прихватило лед-ком. Темнело.
       В это время обычно идет крупная утка: кряква, ши-лохвость, голубая чернеть. Петр Иванович стрелял на пролете с таким расчетом, чтобы дичь падала на сухое место. Дик аккуратно выполнял свои обязанности - ис-кал и приносил уток. Было тихо. Вдруг послышался шо-рох в камышах. "Кабан",- мелькнула догадка у охотника. Обычно свиньи питаются ночью, а с наступлением хо-лодов ищут корм весь световой день. В патронташе два крайних патрона, пуля   и картечь. Быстро перезарядив ружье, Петр Иванович приготовился к неожиданной встрече.
 Из камышей вышла...      Найда и направилась прямо к хозяину.
      - Милая, хорошая, кто же тебя выпустил? Я же мог убить тебя...
       Только охотник успел перезарядить патроны опять на уток, как с характерным свистом налетела стайка кря-кашей. Дуплет и... два шлепка на воде. Не рассчитал Петр Иванович - и утки упали на воду. Дик бросился было на звук, но, замочив лапы, жалобно заскулил: вода не та. Зато Найда не раздумывая кинулась в воду. Петр Иванович окликнул собаку, но охотничий инстинкт взял верх, и она поплыла за дичью, не обращая внимания на крики хозяина. Кто знает, может быть, она решила доказать, что еще способна работать.
       Озеро сплошь заросло рогозом и покрыто ряской с отдельными "окнами" чистой воды. Прошло немного времени, и совсем стемнело. Хозяин до хрипоты звал Найду, но она  не  возвращалась.
 - Куда же ты поплыла, слепая, старая?
         Петр Иванович сделал несколько выстрелов в воз-дух, светил фонариком, но напрасно,- Найда не появля-лась.
         Прошел час, были израсходованы все патроны - все без толку. Стало еще холодней.
     Дик не реагировал на выстрелы, но, предчувствуя беду, жался к ногам хозяина и жалобно скулил... Что-то словно надорвалось внутри у Петра Ивановича. Он опустился на колени и закрыл лицо руками. Дик холод-ным пятаком носа  тыкался в руки хозяина и лизал их теплым влажным языком. Петр Иванович обнял голову Дика и дал волю слезам.
      Дик не пытался вырваться, а только еще энергичней слизывал слезы с лица хозяина…
___________________________
Рассказ написан  по мотивам очерка В.В.Тяна «Мой ровесник Урумбай»//Молодой целинник  (краевая газета , г.Целиноград), 1965, 13 апреля.
В.В.Тян. На ринг вызываются..(о сслужебных собаках). Москва, 1990.









ВЕТЕР  С  ГОР

Рассказ по воспоминаниям  односельчанина      
        Все так же неистово кричат орудия, безумствуют в ог-ненной пляске, разрывая небо, самолеты, все так же, как год- два назад. Все так же, и действия эти протекают теперь более торопливо, в ускоренном тем¬пе, чередуясь усталыми паузами. В воздухе, отравленной пороховой гарью, уже носится сладкий запах медоносных трав. И уже слышится жуж¬жание трудо-любивых пчел, гонимых в  медоносные долины горным ветром.
Жарким августом 1944 года я впервые попал на фронт. Зачислили в боевую роту, дали в руки винтовку, поставили зада-чу: гнать врага и беречь патроны. Особенно раздумывать было некогда. Нас сразу окунули в водоворот  стремительного марша. Мигают дни, мелькают перелески, дороги, села, но навек запомнилось, как дымят седые Карпаты, а не¬навистной, цвета болотной тины мишени не видно. И разве можно забыть то, как нас встречали в опустевших наших деревнях. Встречали с цве-тами и слезами. И мне, как и веем новобранцам, не нюхавшим пороху, было мучительно принимать эти цветы, видеть эти слезы. Не радовала нас эта встреча. Нас могла радовать другая, жестокая встреча. Такая встреча, наконец, состоялась.
Неожиданно  у подножья Карпат возникло на нашем пути небольшое украинское село, хорошо скрытое ветвистыми де-ревьями. Через село пролегала узенькая тропа к Карпатам. И странное дело, село не было занято врагом. Село заброшено по каким
-то причинам. Дома пустовали,  на улице буйствовал пья-ный горный ветер. Ну хорошо, мы здесь сделаем короткий привал. Вскоре последовал такой приказ.
Но как страшно мы обманулись.
Мы остановились посреди пустынной улицы, облюбовали было дере¬вянное здание для отдыха, в котором, по всей ви-димости, когда-то размешался сельсовет, как по нашему строю, как по густой траве, хлес тнули очередью. Осы пуль роем неслись из окон красного кирпичного дома. Несколько наших ребят упало, срезаннне пулями. Остальные
114залегли и быстренько отплозали к сельсовету. И нача-лось адское пред¬ставление. Хаос взаимных очередей, дымища, короткая передышка, полу¬денная нещадная жара,  свинцовые  осы… И вдруг - тишина. Такая непривычная, что вызывала какой-то непонятный страх. Скребет, скребет под ложечкой. Не-иначе, как хитрые фашисты задумали что-то. А что? Какой горький сюрприз нам готовят?
Словно отвечая на этот вопрос, вдруг раздается в адской тишине детский упрекающе-пронзительный голосок:
-Мам, вставай, мам, пошли, ты слышишь?
Крик раздался за углом того красного дома, откуда стреляли  фашисты. Когда дым улетучился, перед нами от-крылась жуткая картина. Лежит на траве женщина. Запрокинула за голову руки, будто глубоко заду¬мавшись. Она была, наверное, хозяйкой красного дома. Пользуясь суматохой боя, решилась вы-рваться к своим. Однако ее заметили и подстре¬лили. Возле нее - оборванный мальчик лет пяти-шести. Малыш отчаянно тормо-шил тело матери, все никак не понимая, что не сможет разбудить навечно уснувшую, такую равнодушную маму...Ему, шестилет-нему чело¬вечку, трудно было постичь такую штуку, как смерть. Поэтому он искрен- не недоумевал, почему всегда отзывчивая, чуткая, ласковая мама так глуха к его страстным мольбам, и от  этой черствости матери он заплакал.   А немцы гоготали. Они наблюдали за мальчиком и упивались его недетским горем.
Я высунулся из окна и в проемы окон красного дома ав-томатной очередью (в сорок третьем мы винтовки сменила на автоматы), чтобы немцы не смогли поднять головы, пригля-деться и под¬стрелить мальчика. Может, кто-то догадается подползти к мальчику и вынести его из простреливаемого места. Кто-то догадался. Татарин Мирзагитов выпрыгнул из окна, но в него выпустили рой свинцовых ос. Мирзагитов упал замертво. В нашем взводе были русские, украицны, татары, даже корейцы . Рядовой Пак, ему двадцать три года но старо¬жил роты. На фрожте с первых дней войны. Закалка такая, что ничем его не удивишь, ничем его не возьмешь. И то он растерялся, попав в такую ситуацию. Он обратился к командиру взвода.
-Разрешите мне зайти за красный дом, отвлечь немцев.
-Это мысль. Но как?
-Надо выбросить дымовую шашку.
-Тогда мы упустим из виду мальчика.
-На миг, только на миг. Мне будет достаточно, чтобы за-бежать за красный дом,
-Боец Пак,      выполняйте приказ!
-Есть выполнить приказ!
Маленький, юркий, Пак сумел под дымовую завесу забе-жать за красный дом. Когда рассеялся дым, Пак привлек к себе внимание фашистов ко¬роткой автоматной очередью. Тотчас из окон выпорхнули свинцовые осы. Осы с воем впивались в бугорок, за которым лежал и отстреливался наш боец. Он не давал покоя немцам. Время от времени вскидывал авто¬мат и нажимал указательным пальцем на спусковой крючок.  Резкий, бес¬пощадный треск автоматной очереди на миг отрезвляло фашистов, но только на миг. Они отвечали на это лютой свинцовой злобой.  И увлек¬лись этим:  жестокой охотой на человека. Им непременно хотелось убить нашего бойца и по-забыли все остальное. Главное, они позабыли про мальчика…
Я пополз. Быстро, так. Сердце колотится так, что может взорвать-ся в любую минуту. От страха. Страха за мальчика. Успеть бы вызволить мальчика из беды. Подполз к мальчику,  шепчу:
-Иди сюда.
Увидев красную звездочку на моей пилотке, мальчик вскричал: -Батько!
К счастью, его истошный крик утонул в бушующем аду перестрелки.
Я взял мальчика на руки и к сельсовету. И все же меня заприме¬тили. Ударили автоматной очередью. Я подпрыгнул и упал, прикрывая мальчика. Потом потерял сознание.
Очнулся  в медсанбате.
-  Мальчик ,..жив?
- Боря Пак, рядовой?
-Похоронили  с  почестями.
Мне стало плохо. Вновь в забытье. Пришел в себя под вечер.
За окном - веселые возгласы, шум, возня. Узнаю ребят своего взво3да. О чем-то спорят, смеются, им радостно. Будто не они вчера купались в свинцовой купели, вызволяя из беды мальчика, не они гибли тихо, чтобы не на напугать мальчика.,И этому есть объяснение: молодые солдаты, они не были солдатами в полном смысле этого слова* они были юношами, маль-чишками, надевшими содатские шинели. А сани¬тарки и медсестры медсанбата! Они не привыкли к страшным будням войны, нет, не привыкли. Выпала минута затишья, и надо ли говорить, что это были самые,светлые, самые счастливые ми-нуты в суровой сол¬датской жизни: позаботиться о мальчике, спасенном им мальчике! Надо ли говорить, с какой особенной усладой мыли мальчика, стригли, вновь мыли, потом кормили его самым вкусным, самым сладким. Скряга-старшие на вмиг распорол свою новую форму и принялся шить крохотный кос-тюм¬чик для сына полка. Смышленый оказался наш сын. Его звали Грицько, а фамилия, кажется, Демченко. Пришлось и мне отзываться на фамилию Демченко. Красив Грицько. Русые вихры волос, голубые со светлыми искрами глаза во все беленькое чистое личико. Глаза сияли. Ведь он, Грицько, нашел своего батьку, то есть меня!
-Я знае, шты ты придешь, батьку!Я знае...-верещал он и всем своим легоньким телом льнул ко мне. Я уж поправился, мог ходить. И все свободное время отдавал Гришуне. Смастерил ему свистульку, он был рад, что ее сделал батько. Разве я мог говорить правду, что я ему чужой, что его батько погиб. Да он и не понимал во всей тра¬гической сути, что такое смерть. Ему сказали про маму, что она тяжело ранена и увезли в госпиталь, он этому почти поверил. Только скучал по маме и ждал от нее писем. Если бы не батько...Мне пришлось только делить его горькое счастье. Старшина обращается ко мне, как к батько Грицько, незаметно для мальчика подмигивает мне, мол, оставайся батько Грицько.
-Ну как,хороша обнова-то?
-Да.
Одели Грицько.Все бы хорошо, да только Грицько на настоящего солдата смахивает, но только на маленького, ли-липутного, потому-то и мне стало нехорошо. Старшина заметил мое настроение, вздохнул, потрепал Грицько за вихры и куда-то исчез. Мы остались одни, на радость Грицько.Ио горькое счастье мальчика неожиданно оборвалось. Дана была команда: в путь! Тяжело, черными тучами, нависли думы: а как с Грицько? Брать с собой нельзя. Впереди ожидали нас тяжелые бои. На кого оставить? Может быть, отправить в Москву, а там в какой-нибудь детдом определят? Кончится война, я обязательно найду своего сына. Грицько стад мне сыном, Грицько считает меня своим батькой и у меня не хватило духу разуверять его в этом. Конечно же, я ему батько.И все же приходится отдать его сельчанам, которые  затаились,  что им , бедолагам,  остается в этой . Но кому? Эта мысль сверлила мой мозг, мое сознание будто сверлом,у меня мутилось со¬знание. Надо решать, время неумолимо отсчитывает часы, минуты, се¬кунды. Пора решать. Взводный неумолим. Не сметь думать о мальчике. Он будет на попечении сельчан. Тут выискалась одна девушка, готовая взять себе Грицько. Наталья Пархоменко. Красивая такая девушка, но только заметная хромота заставляли думать о мимолетней красоте...» Фашисты осиротили девушку, вначале повесив за связь с партизанами ее отца, а потом и мать за непослушание полицаям.Покалечили за дерзость и строптивость и Наташу.Фашист ударил прикладом по ноге...
-Оставьте мне Грицько, вдвоем нам легче.
Девушка сразу расположила к себе своей теплотой, душевностью и серьезностью. Она взяла мальчика на руки, прижалась щекой к его щеке...
И собственно раздумывать было нечего и некогда. Трубили поход. -До свиданья, сынку.
1      -Ты куда, батько?-вскричал мой Грицько. Он сильно за-волновался. Смотрел на меня с изумленно-подавленным видом, с немым отчаянием в глазах.
Вдруг он протянул ко мне ручонки, вцепился за рукав гимнастерки.
-Грицько, нам пора. Я вернусь за тобой, обязательно. Мы ещё заживем с тобой, ещё как заживем...Так, Наташа?
Суровый взводный не выдержал, отвернулся, чтобы не видели его тяжелых немужских слез. Но овладев собой, он не-громко всхлипнул:
-Пошли.
Пошли. Шагов не слышно. Слов не слышно. Суровы их лица, солдат¬ские лица.
Я расписался на одной из колон рейхстага. Рвался в то село, где Грицько.  Однако все вышло не так, как мне хотелось. Нашу часть перебросили на Дальний Восток. В одном из боев с японцами в Северной Корее меня ранило. Почти год пробыл в госпиталях, пока наконец я смог ходить.Только летом сорок восьмого я смог поехать в село, где мы спасли Грицько. Приехал в село, мне сказали, что Наталья Пархо¬менко вышла замуж и уехала, да вместе с мужем и мальчиком, с Грицько в Ки-ев,..Кажется, в Киев. Мужа Натальи послали на учебу с тем, чтобы потом, после курсов повышения квалификации направить куда-то на руководящую работу. Я ринулся в Киев, но найти мужа Натальи Пархо¬менко мне не удалось. Много тогда открыли краткосрочных курсов, поди узнай, на каком из этих курсов учится муж Наташи Пархоменко - Нико¬лай Михайлович Пили-пенко. Может, Грицько носит фамилию Пилипенко? Тогда это облегчает мой поиск. Я решил найти моего Грицько, я не мог обмануть его.
Словом я тоже устроился на одни из таких курсов по-вышения и вскоре получил направление в райкоммунхоз. На мне вся забота о воз¬рождении порушенных в войну старых сел и деревень. Работа, конечно, не из простых, но как-то справлялся с нею. Меня даже перевели в областной город, вроде как на повышение. Мне доверили меньший объем работы, но в масштабах области. И здесь я справлялся со своими обязанно-стями. Отсюда и настроение. Пришла пора обзавестись семьей, решил этот вопрос. Дети пошли.И радость и забота. Словом, закружил¬ся, как белка, волесе тревог, надежд, огорчений и ма-леньких радостей Но каждый раз, когда покупаю своим детям обнову, вспоминаю Грицько. Где он сейчас, мой Грицько? Каким он стал? Как выглядит? Что за душа у него? Конечно же, остался общительным, жизнерадостным и наив¬ным. Если, конечно, не повлияла на него среда.Я не мог представить его угрюмым, замкнутым, что называется, на все замки. С отчаянным упорством продолжал свои поиски названного сына. В 1954 году меня направили в Казахстан, на целину. И опять то же самое - обустрой¬ство новых целинных сел. С работой справлялся. Сам не знаю, как это мне удавалось. Наверное, потому, что больше всего хотелось порядка в своем доме.У меня было заведено правило: прислушиваться к мнению людей, тебе не знакомых. Однажды положили мне на стол письмо:"Уважаемые товарищи! Мы, трактористы совхоза "Рассвет" до сих пор живем в клубе. Обещали нам общежитие, но оно недостроено. Нет крыши, мы отработали два субботника, чтобы собрать средства на крышу. Но эти средства были направлены на ремонт овчарни. Просим разобраться. Трактористы С.Мусайбеков, В.Шкарупа, Г.Пархоменко, ,. В.Дорохов."
В тот же день я выехал в командировку в совхоз "Рассвет". При¬ехал в "Рассвет" темной зимней ночью. Переночевав у сто-рожа конторы, утром заявляюсь к парторгу Ванину.Я его знаю давно, наши жизненные дороги то сходились, то разветлялись, но часто приходится вместе решать какие-то вопросы.Ванину едва за сорок, а уж лыс, весь в старче ских морщинах, выглядит на все пятьдесят. Выдохся, устал, хотя не хочет сознавать это.
        -Так значит, письмо накатали ребята, не утерпели,-вздохнул Ванин.-Все Гриша Пархоменко. Есть такой парень. Парень в общем-то хороший, но с неожиданностямию. Мол-чит-молчит, а как скажет, так уши вянут.
-Давайте познакомлюсь с молчуном,-с хрипени ем в горле выгова¬риваю я,- А сколько ему лет? -Восемнадцать. Да только его нет. Он на лесозаготовках. Это в пятидесяти кило-метрах от сюда. Туда после обеда пойдет машина»
Я в кабине автомашины. Она летит, разбрызгивая с грязью чер¬ный снег. Оттепель. Мартовская оттепель. Скоро весна. Бурно таял снег, но земля ещё не спешила сбросить зимнюю шубу, будто не веря коварной мартовской оттепели. Почти всегда оттепель сменяется морозом, гололедицей и прочей напастью. Ну, а пока машина мчится по талому снегу, что по ковру, мягко, тихо движется по проселочной дороге, и шофер по-пался неразговорчивый» Я отдался своим размышлениям, Гриша Пархоменко. Неужели? Может, я обольщаюсь? Гриша Пархоменко не мой Грицько...Незамет¬но вздремнул. Прервал дремоту неожиданный басок шофера:"Взгляните?" Я открываю веки, всматриваюсь в стекло кабины. Впереди чернел глубокий овраг. Смотреть на дно оварага страшно.
-Здесь орудовали когда-то беляки, - заговорил шофер.-Потому Черный Яр называется.
После этих слов ещё большим холодом повеяло со дна оврага.
Через полчаса сквозь мерное колыбельное пение мотора я прослышал раскатистый гром падающих деревьев. Когда вылез из кабины, меня обдало хмельным запахом хвои.
Густой сосновый лес. То тут, то там мелькают лесорубы, неуловимые, как тени. Они валят деревья, выруюают сучья и расчищают дорогу» Спустя мгновение подкатывает к бревну трактор, круто разворачивается. Здоровен¬ный парень обматывает бревно тросом и машет рукой, мол, трогай. Трактор вэрагивает, как игривый конь, рвется вперед, потом его ход выравнивается За ним, как живой, ползет  сосновое бревно. Спустя какое-то время трактор с добычей показался. Зрелище было впечатляющим. Тракторист человек смелый, , отчаянный,  со своим творческим стилем. Вытащил добычу. Открылась дверца  и выпрыгнул худощавый парень с голубыми со вветлыми искрами глазами во все овальное лицо. Лицо как Млечный дуть - обрызгано звездами разноцветных веснушек. Конечно же, мой Грицько. Только бы не оглушить его неожиданной встречей. Я решил не "открыться" до поры до времени. Грицько очень об-радовался, что письмо в моих руках.
-Витька, дуй сюда, по нашему письму товарищ из об-ласти...-и Грицько позвал своего друга.-Сюда давай, по письму, говорю.
        Витька примчался в ту же минуту. Невысокого роста, но крепыш. Подошел поближе ко мне, и переводил пытливый взгляд с меня на Гриць¬ко, решая, как реагировать на мое появ-ление и на возглас Грицько.
-В общем, я был на центральной усадьбе. Факты, как говорится, подтвердились. Будем принимать меры. Крыша будет, вы будете жить в общежитие.
        -Ну отлично. А то, понимаете, мы возмутились, а нам го-ворят, если не нравится, то катитесь на все четыре. Мы не на-мерены катиться на все четыре, мы прибыли сюда по комсомоль-ским путевкам,Понимаете?
-Правильно рассуждаете.
-Вопрос принципиальный. Конечно, овчарню оставлять без крыши не дело, не спорим. Но если бы мы и вправду обиде-лись и уехали, то кто бы достроил овчарню.
Меня, конечно, "завели" слова Грицько, Да что же за люди сидят в совхозной конторе? Да они же растеряют свои же кадры, через год слезно просить будут прислать хоть кого-нибудь, Несостоятельные какие-то люди в администрации совхоза. Надо об этом проинформировать областное руководство. Я, конечно, старался ничем не выдать своих эмоций, но разве от ребят скроешь что-нибудь?
       -Вы не волнуйтесь...Все будет, как надо. Завтра мы привезем
лесоматериалы , мигом крыша будет. Но что общежитие. Ребята сюда надолго, значжт, общежитие для них временное жилье. Надо вперед глядеть, а вечером продолжим разговор,-закончил Грицько.
.      Я был рад за него. Настоящий человек, его уж не свернуть с пути истины. И теперь, пока я жив, не оставлю его одного. Я "от-кроюсь" ему, мы будем вместе, теперь вместе. Я не спешил «открыться», потому что я почувствовал враждебность в словах Грицько. Он не верил мне, он считал, что я встану на сторону директора совхоза.... Видите ли, директор спасал поголовье овец, а эти горетракторив сты прежде всего заботились о собственной шкуре. Как сильна, неуязвима порой административная демагогия! Что говорить, этого умни¬ка-директора сейчас не призовешь к ответу, выйдет сухим из воды, даже если попытаться обвинить его в равнодушии к бытовым условиях рабочих совхоза. И в один присест разубедить Грицько в том, что он ошибается, что директор не так безупречен в глазах вышестоя-щего начальства, ко¬нечно же, было неразумно. Я решил пока не "открыться".
Вечером не находилось подходящего момента, чтобы затеять разго¬вор о позиции директора...После крепкого чая, сытной еды ребят раз¬морило. Витька Шкарупа взял в руки баян, выра-зительно посмотрел на своего друга Грицько.
-Сыграй "Оборванные струны",- сказал Грицько. Лицо его становится сосредоточенно-рассеянным, отрешенным. Зву¬ки музыки уводят его куда-то далеко-далеко.
Когда Витька успокоил свой баян, в будке тишина. Только слышно, как тлеет последние чурки в железной печурке.
-Ну, пора на боковую, завтра рано вставать, ребята,-сказал Грицько, и все подчинились его ненавязчивой воде. Он повернулся ко мне .-Хватит у вас ли остаться при своем мнении, директор наш такой, его голыми рихами не возьмешь,
-Утро вечера мудренее,-уклончиво ответил я.
Как мне хотелось обнять его, "открыться". Но рано, рано?
Утром трактористы готовились в обратный путь. Загру-зили сани тяжелыми бревнами. Колонну повел Грицько. За ним закрепилось всеми совхозными трактористами первенство. А его друзья Сарсенбай Мусайбеков, Витька Шкарупа, Володя Дорохов беспрекословно подчинялись ему, как старшему. И это было удивительно, потому что Грицько был младше всех их.Я сел в кабину грузовика. И приехал в совхоз раньше тракторной колонны.
Состоялся у меня трудный разговор с директором сов-хоза. Тот стоял на своем, уверовал в свою непогрешимость. Вылил на меня ушат демагогической словесной жидкости;
-А в войну как было? Холодали, голодали, а снаряды выпускали. А тут повременить не могут. Будет крыша...Бели мы допустим падеж скота, с нас все шкуры сдержу. Неужели этого не могут понять такие передовые ребята? Тогда пусть они ищут лучшие места.
Я был так возмущен, что молча проглотил эту пилюлю, В тот же день уехал в областной центр. Доложил о результатах проверки фактов изложенных в письме. Но увы, вышло так, как, наверное, и ОЖИДАЛ тот демагогический директор. По письму никакого результата.
Через месяц я узнаю: Григорий Пархоменко уволился из СОВХОЗА и уехал, куда - неизвестно. Этого, конечно, я простить себе НЕ МОГ.
"Надо было открыться,- пробудилось во мне раскаяние,- КАК ЖЕ это я так? Как ЖЕ я так.."
Прошло после этого ещё двадцать лет. Я вышел на пенсию И решил поселиться у старшего сына в одном ИЗ си-бирских городов. И возникли осложнения. Пришлось записаться к председателю жилищной комиссии горисполко-ма,..Г.Д,Пархоменко•
Я сразу узнал ГРИЦЬКО. А он не узнал. Во-первых посетелителей сотни, они все у него, НАВЕРНОЕ, на одно лицо. И, наверное, все жалуются, Вот и я жалобой.
        -Григорий Дмитриевич,-прохрипел я,- я нужно решить один вопрос. Мне нужно...прописаться у старшего синя. Хожу, обиваю пороги а толку никакого, натыкаюсь на холодную сте-ну, шишки набил, как говорится. Никто решить не хочет. В последний раз обращался к Выдрину. Стена, А ведь я его знал когда-то, Как так можно переро¬диться? Когда выдвигали на некую высоту, он был достойным. Но был с гнильцой. Гниль разъедает душу,  незаметно, и не наметили, как человек разложился, одна оболочка осталась. И этот  человек сидит в кресле начальника. Кому на пользу? Нам, обществу -Значит, так. Сегодня изучу вопрос и завтра будет дан ответ.
Идет?
-Идет. Как говорится, до завтра.
 Отлкгло от сердца. Я Затерзал себя за предвзятость. Сколько  раз зарекался  составить мнение  о человеке  по первому впечатлению, по  словам, а вот нет и нет. 
Я вышел из кабинета с другим настроением. Будто свежим веетром с гор дохнуло. Ветром с гор...

Петропавловск КАЗССР - Москва Март 1963 - декабрь 1985
 
СЕДЬМОЙ    МОСТ

ОНИ ПОЖЕНИЛИСЬ ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД. ЮРА  ИВАНЧИКОВ  ПРИКА-ЗЫВАТЬ, ТОГДА ДЕЙСТВУЕТ. ТУТ ЛЮДИ ПРИЕХАЛИ ЗАРАБАТЫВАТЬ ДЕНЬГИ. А БЫ ПОБЫСТРЕЕ, ДЛЯ СЕБЯ ЖЕ, БЫСТРО – ХОРОШО, ЗА-МИНКА – ПЛОХО. И УЖЕ НЕ ГЛАВНЫЙ ВОЗДЕЙСТВОВАЛ НА БРИГА-ДИРА, А БРИГАДА ПОДТАЛКИВАЛА ЧЕРЕНКОВА НА СМЕЛЫЕ И РЕ-ШИТЕЛЬНЫЕ ДЕЙСТВИЯ. ЮРА ИЗЫСКАЛ ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ
СНИЖЕНИЯ МАТЕРИАЛОЕМКОСТИ РАБОТ, ПРОИЗВЕДЯ ТОЧНЫЕ ИНЖЕНЕРНЫЕ РАСЧЕТЫ. ЧЕРЕНКОВ РЕШИЛ ПЕРЕЩЕГОЛЯТЬ ЮРУ, НАКИНУЛ К ЕГО РАСЧЕТАМ КОЕ-КАКИЕ ЦИФРЫ И РАСЧЕТЫ РАС-СЫПАЛИСЬ, КАК КАРТОЧНЫЙ ДОМИК. НО ВСЕ ЭТО ЧЕРЕНКОВ ДЕЛАЛ ВТАЙНЕ И ОТ БРИГАДЫ, ЧТОБЫ СЛУХИ НЕ ДОШЛИ ДО ЮРЫ. ЧЕРЕНКОВ НАДЕЯЛСЯ НА УСПЕХ. ОН ИМЕЛ ОПЫТ РАБОТЫ В СЛОЖНЫХ УСЛОВИЯХ, ДУМАЛ, СОЙДЕТ. ПОСКОРЕЕ СОБРАТЬ НА «ЖИГУЛЕНКА» И ТОГДА ОН НАВСЕГДА РАССТАНЕТСЯ С ТАЙГОЙ. ОСЯДЕТ ГДЕ-НИБУДЬ В ТИХОМ ЮЖНОМ ГОРОДКЕ… ОН ТОРОПИЛ-СЯ. ЭТОЙ ЗИМОЙ, КАК ТОЛЬКО СДАДУТ МОСТ, ОН УЕДЕТ. ИНАЧЕ МАША УЙДЕТ ОТ НЕГО, НЕ ДОЖДЕТСЯ…
ЮРА С ПЕРВОЙ ЖЕ СЕКУНДЫ ВСЕ ПОНЯЛ. И ЗАДОХНУЛСЯ ОТ ОБИДЫ. ОН ВЕДЬ НЕДЕЛЮ СИДЕЛ НАД РАСЧЕТАМИ,ОПИРАЯСЬ НА ГЛУБОКИЕ ЗНАНИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ МЕХАНИКИ,СОПРОТИВЛЕНИЯ МАТЕРИАЛОВ,ВЫСШЕЙ МАТЕМАТИКИ И СВОЙСТВА СТРОИ ТЕЛЬНЫХ МАТЕРИАЛОВ,А ЧЕРЕНКОВ НАДУМАЛ ВНЕСТИ СВОЮ "ЛЕПТУ"! НУ И ЧТО, ЧТО ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР ПРОСИЛ, УМОЛЯЛ НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ БЕЗ ЕГО ВЕДОМА! ПОДУМАЕШЬ, ПРОСИЛ, УМОЛЯЛ! ИВАНЧИКОВУ СТЫДНО ПЕРЕД ПОЛОВОДЬЕВЫМ, ЧТО ПРЕНЕБРЕГЛИ ИМ КАК ГЛАВНЫМ ИНЖЕНЕРОМ, СТЫДНО ЗА ХАЛТУРНУЮ РАБОТУ МОСТОСТРОИТЕЛЕЙ,ПРЯМО-ТАКИ ТЯЖКО, ЧТО МОЧИ НЕТ…СЕЙ ЧЕРЕНКОВ ПРЯМО-ТАКИ ЗАГНАЛ ЕГО В УГОЛ,И ДЕЛАЕТ ВИД, ЧТО БУДТО НИЧЕГО СЕРЬЕЗНОГО НЕ ПРОИЗОШЛО, УХМЫЛЯЕТСЯ.У ЧЕРЕНКОВА ЕСТЬ ГЛАЗА, УШИ, УМ И ОПЫТ, ОН ВЕДЬ ТОЛКОВЫЙ БРИГАДИР. ЗНАЧИТ, ВСЕ ВИДИТ, ВСЕ ПОНИМАЕТ, А ДЕЛАЕТ НЕПРИЕМЛЕМЫЕ ВЕЩИ? ЗНАЧИТ, ИГНОРИРУЕТ ЕГО,ИВАНЧИКОВА,НЕ ПРИЗНАЕТ?!
ЮРА ВСКИПЕЛ ОТ ГНЕВА И ЯРОСТИ. НЕ ГОВОРЯ НИ СЛОВА, ОН КИНУЛСЯ В КАБИНУ АВТОКРАНА, ПОДВЕЛ ЕГО К КРУЧЕ, ПОТОМ ТАКЖЕ СТРЕМИТЕЛЬНО ВЫКА¬ТИЛСЯ ИЗ КАБИНЫ И СКАТИЛСЯ С ОБРЫВА, К СИНЕМУ ЛЬДУ РЕЧКИ, К ОПОРЕ, ЧТОБЫ НАБРОСИТЬ КРЮК НА КОЛЬЦО ОПОРЫ. ЗАЦЕПИЛ КРЮКОМ КОЛЬЦО, А РУКУ НЕ СУМЕЛ ВЫНУТЬ ИЗ КРЮКА ВОВРЕМЯ, СЛЕГКА СДАВИЛО,•.В ГОРЯЧКЕ ОН НА ЭТО НЕ ОБРАТИЛ ВНИМАНИЯ. КРИЧАЛ:
-ВЫ САМИ НЕ В СОСТОЯНИИ ПОСТРОИТЬ НИ ОДНОГО МОСТА НА СВЕТЕ, ПОТО¬МУ ЧТО ЭГО ИЗ ВАС ТАК И ВЫПИРАЕТ! ЧЕРЕНКОВ, Я ОТСТРАНЯЮ ВАС ОТ РУКО¬ВОДСТВА БРИГАДОЙ...
-МЕНЯ? ТОГДА НАДО ВСЮ БРИГАДУ РАЗОГНАТЬ,-УСМЕХНУЛСЯ ЧЕРЕНКОВ.-ПО¬ЧЕМУ ТОЛЬКО МЕНЯ?
-ТОЛЬКО ТЕБЯ И ТОЛЬКО ТЕБЯ И...-ЮРА ИКАЛ, НЕ НАХОДЯ НУЖНЫХ СЛОВ. ОН НЕ НАХОДИЛ НУЖНЫХ СЛОВ, КОТОРЫЕ БЫ ВСКОЛЫХНУЛИ ЗАЧЕРСТВЕВШУЮ ДУШУ ПОТОМУ ЧТО КИПЕЛ, КАК ЧАЙНИК, И ЗДЕСЬ ОПЯТЬ ЕМУ НА ПОМОЩЬ ПОДОСПЕЛ ПОЛО-ВОДЬЕВ.
-ЧЕРЕНКОВ, ОХ МУКА НАМ С ВАМИ РАБОТАТЬ. НУ КУДА ТАК СПЕ-ШИТЬ? СПЕ¬ШИТЬ-ТО НАДО, ДА С УМОМ, А ВЫ?-ВСТУПИЛСЯ В ПЕ-РЕПАЛКУ ФЕДОР КИРИЛЛО¬ВИЧ. -ПОНИМАЮ, ЗА НАС ДЯДЯ НЕ СДЕЛАЕТ, А РАСЧЕТЫ СВОИ НАДО ПОКАЗЫВАТЬ. ДЛЯ ТОГО И ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР ИВАНЧИКОВ ТУТ...
        -ХОТЕЛИ, КАК ЛУЧШЕ. ••- ЗАТИШАЛ-ЗАТИШАЛ СТРОПТИВЫЙ БРИГАДИР.
-А ВЫШЛО, КАК ХУЖЕ, ПОТОМУ ЧТО СКРЫВАЛИ СВОИ СООБ-РАЖЕНИЯ, ДЕСКАТЬ, КТО ВАШИ ИДЕИ ПОЙМЕТ? ПОЙМЕМ, ТОЛЬКО НЕ НАДО ОТСЕБЯТИНЫ, МЫ ЖЕ НЕ В ИГРУШКИ ИГРАЕМ.А НЕ ПОЙ-МЕМ, ТО НАС С ГЛАВНЫМ ИНЖЕНЕРОМ НАДО ГНАТЬ СО СТРОЙКИ!
ЧЕРЕНКОВ ВЫТЯНУЛ РУКИ ПО ШВАМ, ОПУСТИЛ ГОЛОВУ, ПО-ТОМ МОЛЧА ЗАШАГАЛ К НАСЫПИ.ЧТО-ТО ПРОХРИПЕЛ МОНТАЖ-НИКАМ, И ТЕ КИНУЛИСЬ ПО СВОИМ РАБОЧИМ МЕСТАМ.ЧЕРЕНКОВ ТОЧНО И УВЕРЕННО РУКОВОДИЛ МОНТАЖОМ МОСТОВОГО ПРОЛЕТА. МОНТАЖНИКИ СЛУШАЛИСЬ ЕГО, КАК МУЗЫКАНТЫ СЛУШАЮТСЯ ДИРИЖЕРА,И ЭТО, НА¬ВЕРНОЕ, БЫЛО САМОЕ УДИВИТЕЛЬНОЕ. СОБРАЛИСЬ РЕБЯТА ИЗ РАЗНЫХ УГОЛКОВ СТРАНЫ, РАЗНЫХ НАЦИОНАЛЬНОСТЕЙ, А ВОТ ПРЕКРАСНО ПОНИМАЛИ СВОЕГО ОПЫТ-НОГО ДИРИЖЕРА МОНТАЖА.ЧЕРЕНКОВ КАК-ТО С ГОРДОСТЬЮ ГОВОРИЛ О СВОЕЙ КО¬МАНДЕ: "НЕ БРИГАДА, А ОРКЕСТР«ПЕРЕД РАБОТОЙ, КАК И ПЕРЕД МУЗЫКОЙ - ВСЕ РАВНЫ, ЕСТЬ СЛУХ - ПРОЙДЕШЬ, НЕТ - ЗАНИМАЙСЯ ДРУГИМ ДЕЛОМ.МОСТ И ПО¬ДОБРАЛ МНЕ КОМАНДУ..."
ИВАНЧИКОВ И ПОЛОВОДЬЕВ ВОЗВРАЩАЛИСЬ В КОНТОРКУ В ПОЛДЕНЬ, КОГДА ЖЕЛТОЕ ЗИМНЕЕ СОЛНЦЕ ВИСЕЛО НА НЕБЕ, КАК НАРИСОВАННОЕ АКВАРЕЛЬНОЙ КРАСКОЙ. ЮРА ВОПРЕКИ ВСЕМУ БЫЛ ДОВОЛЕН ВСТРЕЧЕЙ С БРИГАДОЙ: ВОПЛОЩА¬ЛАСЬ НА ПРАКТИКЕ ЕГО ИНЖЕНЕРНАЯ МЫСЛЬ, ДАЖЕ ТО, ЧТО ЧЕРЕНКОВ ХОТЕЛ УЛУЧШИТЬ ЕГО ЖЕ РАСЧЕТЫ,ТОЛЬКО ПОДТВЕРЖДАЕТ ЕГО ПРАВО-ТУ,А "ЭФФЕКТ" ЧЕРЕНКОВА СТАНЕТ В ТРЕСТЕ УРОКОМ! И ХОРОШО, ЧТО ПОЛОВОДЬЕВ РАЗОБРАЛСЯ, В ЧЕМ ДЕЛО, УБЕДИЛСЯ, ЧТО НИКАКОЙ ОШИБКИ В РАСЧЕТАХ НЕ БЫЛО,ХОРОШО, ПРОСТО ХО-РОШО.
ОН ВСПОМНИЛ, КАК ТРУДНО РАССТАВАЛСЯ С ГОРОДОМ, КАКИЕ МОТИВЫ И ДОВО¬ДЫ ПРИВЕЛИ ЕГО СЮДА,МАТЕРИАЛЬНЫЕ, МЕР-КАНТИЛЬНЫЕ МОТИВЫ, ЧТО ТАМ СКРЫ¬ВАТЬ! СТЫДНО И СМЕШНО! ОН ВНОВЬ ПОВЕРИЛ В СВОИ СИЛЫ, ЗНАЛ, ЧТО ТЕПЕРЬ-ТО ВСЕ ПОЙ-ДЕТ НА ЛАД,ВСЕ ПРИДЕТ, И УСПЕХ В РАБОТЕ, И МАТЕРИАЛЬНЫЙ ДОСТАТОК, НО ТВОЯ ЖИЗНЬ ВЫШЕ, ВЫШЕ ЭТОГО МАТЕРИАЛЬНОГО ДОСТАТКА! В КОНЦЕ КОНЦОВ ОН МОГ ДОБИТЬСЯ СНОСНЫХ УСЛО-ВИЙ ЖИЗНИ И В РОДНОМ ГОРОДЕ, А ЧТО ДАЛЬШЕ-ТО? ВСЕ РАВНО ЕМУ ПРИШЛОСЬ БЫ РАНО ИЛИ ПОЗДНО РАССТАТЬСЯ НА КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ С ГИПРОТРАНСОМ, ЧТОБЫ НАНЕСТИ НА КАРТЫ МОСТ ИВАНЧИ¬КОВА. ТАК ЛУЧШЕ СДЕЛАТЬ ЭТО КАК МОЖНО РАНЬШЕ. ЗНАЧИТ, ОН НЕ ОШИБСЯ В
ВЫБОРЕ: ИЛИ ИНСТИТУТ, ИЛИ МАГИСТРАЛЬ.МАГИСТРАЛЬ И ТОЛЬКО МАГИСТРАЛЬ. ОНА - ГЛАВНЫЙ МОСТ В БУДУЩЕЕ ,3А ТРИ ГОДА ПРЕБЫВАНИЯ НА ТРАССЕ ОН НЕ БИЛ БАКЛУШИ .СУМЕЛ-ТАКИ ВОПЛОТИТЬ ЧАСТЬ СВОИХ БЕСЧИСЛЕННЫХ ИДЕЙ, СДЕ¬ЛАЛ КОЕ-КАКИЕ ОБОБЩЕНИЯ. НО ГЛАВНОГО - СОЗДАНИЕ ТЕОРИИ СКОРОСТ-НОГО ВОЗВЕДЕНИЯ МОСТА - ЕМУ НИКАК НЕ УДАВАЛОСЬ ДОСТИЧЬ «ТОГДА БЫ ОН СО СПОКОЙНОЙ СОВЕСТЬЮ ВЕРНУЛСЯ В РОДНОЙ ГО-РОД. А ПОКА ЧТО СУРОВАЯ, ПОУЧИТЕЛЬНАЯ ПРАКТИКА,МОСТЫ СТАРАЕМСЯ СТРОИТЬ НАИЛУЧШИМ ОБРАЗОМ,ПО¬ТОМУ ЧТО ЭТО И ДЕШЕВЛЕ И БЫСТРЕЕ, НО ВСЕ ПРИТЯГИВАЕМ НА ЭТО ДЕЛО БОЛЬШИЕ ЛЮДСКИЕ РЕСУРСЫ . В ИДЕАЛЕ МОСТЫ НАДО СТРОИТЬ С ПОМОЩЬЮ АВТО¬МАТИКИ. ЮРА МЕЧТАЛ ОБ ЭТОМ...ПОТОМУ ЧТО С ЛЮДЬМИ НАДО ЗАНИМАТЬСЯ,ТРА¬ТИТЬ ДРАГОЦЕННОЕ ВРЕМЯ.ИМ НАДО ОБЯЗАТЕЛЬНО СТАВИТЬ ЗАДАЧУ, УБЕЖДАТЬ ИХ В ТОМ, ЧТО СЛЕДУЕТ ДЕЛАТЬ ЭТО, А НЕ ТО, ХОТЯ ПОРОЙ НУЖДЫ В РАЗЪЯС¬НЕНИИ И НЕТ, ПРОСТО ЕМУ ЕЩЁ КАК ИНЖЕНЕРУ НЕ ВЕРЯТ«ДЕСКАТЬ, МОЛОД И ЗЕЛЕН.ЭТО ЕГО ОБИЖАЕТ. ОТСЮДА И СТЫЧКИ С БРИГАДИРАМИ, И НЕ ТОЛЬКО С НИМИ, НО И С ЭКОНОМИСТАМИ, СНАБЖЕНЦАМИ, МАСТЕРАМИ.ЛУЧШЕ ПОСТРОИТЬ САМОМУ МОСТ И ПОДАРИТЬ ИМ...И ЕСЛИ БЫ НЕ ПОЛОВОДЬЕВ. ФЕДОР КИРИЛЛО¬ВИЧ УДИВИТЕЛЬНО ВОВРЕМЯ ПРИХОДИЛ К ЮРЕ НА ПОМОЩЬ, БРАЛ НА СЕБЯ НЕРВ¬НЫЕ ПЕРЕГРУЗКИ И ТЕМ САМЫМ ОБЛЕГЧАЛ РАБОТУ ГЛАВНОГО ИНЖЕНЕРА,НО ВСЕ ЖЕ, НО ВСЕ ЖЕ ЮРА ЧУВСТВОВАЛ, ЧТО СЕДЬМОЙ МОСТ ДЛЯ НЕГО СТАНОВИТСЯ ПОСЛЕДНИМ.,.ПОЛОВОДЬЕВ ДУМАЛ О СЛЕДУЮЩЕМ МОС-ТЕ,ВХОДИЛ С ГОДОВОЙ В НОВУЮ РАБОТУ, А ЮРА ПОДАЛ ЗАЯВЛЕНИЕ ОБ УВОЛЬНЕНИИ«ТОЛЧКОМ К НАПИСАНИЮ ЗАЯВЛЕНИЯ ЯВИЛСЯ РАЗНОС ГЛАВНОГО ИНЖЕНЕРА ТРЕСТА, ВЧИНЕННЫЙ ИВАНЧИКОВУ В СВЯЗИ С ЧП С ОПОРАМИ:"БОГ МОЙ, ВЫДАЮЩИЙСЯ НОВАТОР! ДА ВАС, МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, ПОРА ПРИЗВАТЬ К ПОРЯДКУ! ВЫ ЧУТЬ НЕ ЗАВАЛИЛИ РЯДО¬ВОЙ МОСТ.КУДА ПОЛОВОДЬЕВ СМОТРИТ? УМНИЧАЕТ, ОРИГИНАЛЬНИЧАЕТ СЕЙ РЕТИ¬ВЫЙ МАЛЬЧИК, ВНОСИТ ПОПРАВКИ В ПРОЕКТЫ БЕЗ МОЕЙ САНКЦИИ, ВОСПОЛЬЗО¬ВАВШИСЬ ТЕМ, ЧТО Я БЫЛ В ОТПУСКЕ, А ОН НИ ГУГУ! ХОРОШ.РУКОВОДЯЩИЙ ОТЕЦ СПОСОБНОГО МАЛЬЧИКА. ПОРА ВАС РАЗЛУЧИТЬ. ПОШЛЮ-КА Я ВАС В МОСТО¬ОТРЯД - ТРИ.НЕТ? НЕ СПРАВИТЕСЬ? АХ,ДА, ТАМ НЕ БУДЕТ ПОЛОВОДЬЕВА!"
НАВЕРНОЕ, ТАК ИЛИ ЭДАК РАССУЖДАЛ ГЛАВНЫЙ ИНЖЕНЕР ТРЕСТА, ПОТОМУ ЧТО ОТ НЕГО ПОСТУПАЛИ В МОСТООТРЯД САМЫЕ ПРОТИВОРЕЧИВЫЕ РАСПОРЯЖЕНИЯ
ТО ПРИШЛЕТ ТЕЛЕФОНОГРАММУ ОБ ОТКОМАНДИРОВАНИИ ИВАНЧНКОВА Ю.С. В РАСПОРЯЖЕНИЕ ТРЕСТА, ТО ПЕРЕДАЕТ ДРУ-ГУЮ ТЕЛЕФОНОГРАММУ, ОТМЕНЯЮЩУЮ ПРЕДЫДУЩУЮ, В ТАКОЙ НЕРВОЗНОЙ ОБСТАНОВКЕ ЮРА СКИСАЕТ. ОН ПОДАЕТ ПО-ЛОВОДЬЕВУ ОДНО ЗАЯВЛЕНИЕ ЗА ДРУГИМ. ТАКИХ ЗАЯВЛЕНИЙ У ПОЛОВОДЬЕВА НАКОПИЛОСЬ ШТУК СЕМЬ. ОН, НАВЕРНОЕ, ЛЮБИ-ТЕЛЬ КОЛЛЕКЦИОНИРОВАТЬ ЗАЯВ¬ЛЕНИЯ. СОБИРАЕТ СЕБЕ, СОБИ-РАЕТ ЗАЯВЛЕНИЯ И ОСОБЕННО НЕ РЕАГИРУЕТ НА НИХ, КЛАДЕТ ПОД СУКНО,
-ИДИ РАБОТАЙ,НО ТЫ МОЖЕШЬ РАССЕРДИТЬ МЕНЯ,- ПРЕДУ-ПРЕЖДАЕТ ОН ОДНАЖДЫ, НАВЕРНОЕ, ВСЕ-ТАКИ НЕ ВЫДЕРЖАВ НА-ТИСКА ИВАНЧИКОВА.
-И РАССЕРЖУ.В КОНЦЕ КОНЦОВ ЭТО МОЕ ЛИЧНОЕ ДЕЛО,
-ЛИЧНОЕ ДЕЛО? ИДИ ПОДУМАЙ.
ДВА ДНЯ ЮРА НЕ ВЫХОДИЛ ИЗ ДОМА. БЫЛА РАЗДРОБЛЕНА КИСТЬ И НА РУКУ НАЛОЖИЛИ ГИПС,
-ХОРОШО, ЧТО ХОТЬ ТАК«МОГ ГОЛОВУ О КРЮК РАЗМОЗЖИТЬ. ТЫ ЖЕ СУМАС¬ШЕДШИЙ. СКОРЕЕ БЫ ТЫ ВОШЕЛ В ЛЕТА, СТАЛ БЫ УРАВНОВЕШЕННЫМ,, ,-СОКРУША ЛАСЬ НИНА,-НУ, ЧТО ТЫ ВСЕ ХОДИШЬ? ЛУЧШЕ ПОМОГИ ВЫТРЯХНУТЬ КОВРЫ, А ВООБЩЕ ПОРА ДОМОЙ,
-ЧТО Ж, МОЖНО И ВЫТРЯХНУТЬ КОВРЫ.
ОНИ ВСЕ ЕЩЁ ОБИТАЛИ В КОМНАТЕ В ГОСТИНИЦЕ. ЖИЛИ ЭКОНОМНО, СУМЕЛИ СДЕЛАТЬ КОЕ-КАКИЕ ДОРОГИЕ ПОКУПКИ. НИ-НА ОКАЗАЛАСЬ УМНОЙ, РАЧИТЕЛЬНОЙ ХОЗЯЙКОЙ.КУПИЛИ ЦВЕТНОЙ ТЕЛЕВИЗОР.ПОЛ ЗАСТЕЛИЛИ ПАЛАСОМ, НА СТЕНАХ КОВРЫ. ОНИ САМИ ПРИОДЕЛИСЬ, МОДНИКИ ПОЗАВИДОВАЛИ БЫ.ТАНЮША ВОВСЮ ТАРАТОРИТ, ХОТЬ СЕЙЧАС В ПЕРВЫЙ КЛАСС. СЛОВОМ, ЖИТЬ МОЖНО. НО НИНА ОПРЕДЕЛЕННО ЗАСКУЧАЛА...ПО РОДНОМУ ГОРОДУ«И ТАК КАК ЮРА ВО МНОГОМ ОПРЕДЕЛЯЛСЯ ЕЕ НАСТРОЕНИЕМ, И ХОТЬ НА ДУШЕ ПРАЗДНИК - ЭТА ЛЮБОВЬ К НИНЕ, ЛЮБОВЬ, КОТОРУЮ ОН БЕРЕГ В СЕБЕ, БУДТО СВЕТ НЕГАСИМЫЙ,В НЕМ ГОРЕЛО ЧУВСТВО ЧИСТОЕ, ХРУСТАЛЬНОЕ, В ЭТИ ДНИ ОН ПРЕБЫВАЛ В ТОСКЕ И ПЕЧАЛИ.ШУРШАЛА ХАЛАТОМ ЗЛАТОВОЛОСАЯ, ГОЛЕНАСТАЯ НИНА, ТАКАЯ ЖЕЛАННАЯ И НЕПРИ-СТУПНАЯ.
         -ДОМОЙ, ГОВОРИШЬ? ЧТО Ж, НАШЛИ ТО, ЗАЧЕМ МЫ ПРИЕХАЛИ. МОЖНО, КОНЕЧНО, И ВЕРНУТЬСЯ.ИЛИ КОВРЫ, ИЛИ МОСТЫ. СОВМЕСТИТЬ И ТО, И ДРУГОЕ невозможно,Что-то должно побе-дить.Нин, а если,,,
-Не можно, а нужно.Танюше скоро в первый класс,
-Вернуться? Куда? Там нас ждут с распростертыми объя-тиями! Обнаде¬жили людей и фьють отсюда? Вон Черенков, на машину собрал и тоже на¬думал было уехать, а остался,,,
-Маша-то его не дождалась, и все переменилось,
-Говорит, привязали меня эти мосты,И меня они привязали, я здесь о своей особе перестал думать, о своих обидах,Это о чем говорит?
-А домой хочется,- с тоской промолвила Нина.-Все есть .И оказалось что не в этом смысл жизни.Я домой хочу,..-И она невольно всхлипнула. Плакала тихо, чтобы не разбудить Та-нюшу, безмятежно спящую на кроват¬ке. -Домой хочу.
-Куда? К твоим или моим родителям? К старым больным людям, мы, молодые, здоровые, на иждивение? Поезжай с Та-нюшей, а я остаюсь...
-И поеду.Мне здесь скучно.,.-она уронила голову на грудь и легкие струи волос закрыли ее лицо, обильное орошаемое слеза-ми.
Юра впервые не нашел взаимопонимания с женой.Так смятенно стало на душе, так пронзительно-грустно,что казалось, что вот-вот лопнет где-то внутри какая-то невидимая струна.Может быть, он отвратителен, смешон в своем нежелании потакать капризам жены «Надо с кем-то посове товаться. Половодьев возьмет да подпишет его заявление. Что тогда? Те заявления были неискренние, им он не то, чтобы набивал себе цену, А хотел напомнить, что он, Юра Иванчиков - настоящий инженер, который не о себе думает, а о деле. Оделся и направился к Половодьеву. Как скажет Федор Кириллович, так и будет.Рука в гипсе сладко ныла, боль возникала где-то в запястье и бежала к ногтям.Вернуться в родной го¬род, получить двухкомнатную кооперативную квартиру, обставить ее импортной мебелью, устроиться в тот же престижный Гипротранс, где можно работать без внутреннего напряжения, ибо за плечами ни чем не заменимая практика мостостроительства, по субботам выезжать на рыбалку… Не жизнь, а наслаждение.А тут надо зацепляться на крутые скалы,удержать ЗЕМЛЯНУЮ НАСЫПЬ ОТ ПОДВИГА,ВЫДАВАТЬ ТОЛЬКО ТОЧНЫЕ РАСЧЕТЫ, А ЭТО НАПРЯЖЕНИЕ СИЛ, А ГЛАВНОЕ - РАБОТА НА ЛЮДЯХ И С ЛЮДЬМИ, А ЛЮДИ-ТО ПОРОЙ НЕБЛАГОПОЛУЧНЫЕ, У КОТОРЫХ НЕ СУДЬБЫ, А СПЛОШНЫЕ ОБЛОМЫ.В ОБЩЕМ КАК СКАЖЕТ ПОЛОВОДЬЕВ, ТАК И БУДЕТ,ПОЛОВОДЬЕВ ПИЛ КОФЕ ЗА МАЛЮСЕНЬКИМ СТОЛИКОМ В КРОХОТНОЙ КОМНАТЕ НЕБОЛЬШОЙ ГОСТИНИЦЫ И ЧИТАЛ ТОЛСТУЮ КНИГУ В КОРИЧНЕВОМ ПЕРЕПЛЕТЕ .ОБРАДОВАЛСЯ ГОСТЮ.
-А, ПРОХОДИ, ПРОХОДИ, ДАВНО ТЕБЯ НЕ ВИДЕЛ. КАК РУКА? СКОРЕЕ БЫ УЖ ЗАЖИЛА. БЕЗ ТЕБЯ, КАК БЕЗ РУК,-ПОЛОВОДЬЕВ ПО-САДИЛ ГОСТЯ ЗА СТОЛИК, ПОДАЛ ЧАШЕЧКУ С ДУШИСТЫМ КОФЕ«-ПЕРЕЧИТЫВАЮ ТОЛСТОГО "АННУ КАРЕНИНУ", ЧИТАЮ И ЧИТАЮ СТАРИКА ТОЛСТОГО И,ЗНАЕШЬ, ЧТО МЕНЯ ПОРАЖАЕТ? НРАВСТ-ВЕННЫЕ ИСКАНИЯ ЕГО ГЕРОЕВ,ПЬЕР БЕЗУХОВ. АНДРЕЙ БОЛКОН-СКИЙ, АННА КАРЕНИНА ОНИ ИЩУТ, ОНИ СОМНЕВАЮТСЯ,•«А МЫ-ТО ВСЕ НАШЛИ, НАМ ВСЕ-ВСЕ ЯСНО! КАК ХОРОШО-ТО!
-ФЕДОР КИРИЛЛОВИЧ, ЕСЛИ БЫ НАМ ВСЕ БЫЛО ЯСНО, Я БЫ НЕ ПРИШЕЛ СЮДА, ПИЛ КОФЕ «НИНА МОЯ ЗАСКУЧАЛА ЧТО-ТО, ДОМОЙ ПРОСИТСЯ..
-       ЭХ,РЕБЯТА, СИДИТЕ НА ЧЕМОДАНАХ, ПОТОМУ И НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ, КАК У ЛЮДЕЙ«РАСПАКУЙТЕ ЧЕМОДАНЫ. ХОТЯ, ВПРОЧЕМ, НА ДНЯХ МЫ УЕЗЖАЕМ НА НОВЫЙ УЧАСТОК,••
-КАК? УЖЕ?- ИЗУМИЛСЯ  ИВАНЧИКОВ.
-ДА,- КИВНУЛ ПОЛОВОДЬЕВ И БРИТАЯ ЯЙЦЕВИДНАЯ ГОЛОВА ЕГО БЛЕСНУЛА ЗЕРКАЛЬНЫМ БЛЕСКОМ ПОД ЯРКИМ СВЕТОМ ЛАМПОЧ-КИ.-А ТЫ КАК ДУМАЛ? -ЗНАЧИТ, РАЗБИРАТЬ ШКАФЫ.
-ЗАЧЕМ? ПОВЕЗЕМ НА ПЛАТФОРМЕ «ГОВОРИШЬ, СОБРАЛИ НА КООПЕРАТИВ, ЗАЧЕМ ДУМАЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ В РОДНОЙ ГОРОД? А ТЫ ВЫШЛИ ВСЕ ДЕНЬГИ СВОИМ РОДИТЕ¬ЛЯМ, ПУСТЬ ОНИ НА СТАРОСТИ ЛЕТ ПО СТРАНЕ ПОЕЗДЯТ, ПОДЛЕЧАТСЯ НА КУ¬РОРТАХ, ЧТО МОЛЧИШЬ? ТВОЙ ОТЕЦ ВОЙНУ ПРОШЕЛ, ГОРЕЧЬ ИСПЫТАЛ,ВИДЕЛ
ТОЛЬКО РАЗРУШЕННЫЕ ГОРОДА И МОСТЫ «МОСТ ЧЕРЕЗ АМУР, МОСТ ЧЕРЕЗ ЕНИСЕЙ, МОСКОВСКИЙ КРЫМСКИЙ МОСТ, ДВУХЪЯ-РУСНЫЙ МЕТРОМОСТ У ЛЕНИНСКИХ ГОР... ЭТО ЖЕ ПОЭЗИЯ ИНЖЕ-НЕРНОЙ МЫСЛИ.ТАКИЕ ЖЕ ЛЮДИ, КАК МЫ С ТОБОЙ, СТРОИЛИ ЭТИ ВЕЛИКИЕ СООРУЖЕНИЯ.НЕ ЖМОТЬСЯ, ВЫШЛИ ДЕНЬГИ РОДИТЕ-ЛЯМ...        -У НАС НЕТ СВОЕГО УГЛА,-ОТРЕЗАЛ НЕДОВОЛЬНЫЙ ТАКИМ ТРЕБОВАНИЕМ НАСТАВНИКА ЮРА.-ПОНИМАЕТЕ, У НАС НЕТ СВОЕГО УГЛА,
-А У МЕНЯ ОН ЕСТЬ? РАБОТА - МОЙ ДОМ, МОЙ УГОЛ. У МЕНЯ, ДУМАЕШЬ, БЫЛ КОГДА-НИБУДЬ СВОЙ УГОЛ? НИЧЕГО ПОДОБНОГО. НЕ НАДО «НО Я ЖИВУ В СВОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ,- НАСТУПАЛ ПОЛО-ВОДЬЕВ И, УВЛЕКАЯСЬ, ЗАЖИГАЯСЬ ВЫСТРАДАННЫМИ СВОЕЙ МНОГОТРУДНОЙ ЖИЗНЬЮ СЛОВАМИ-ИСПОВЕДЯМИ, ОН ХЛОПНУЛ КУ¬ЛАКОМ О СТОЛИК - ВЗЛЕТЕЛА ВВЕРХ ЧАШЕЧКА И РАЗБИЛАСЬ,-АЙ,АЙ,ЭТА РАБОТА ХУДОЖНИЦЫ САЛОМАСОВОЙ ИЗ КОФЕЙНОГО СЕРВИЗА "МАШЕНЬКА".ПОДАРОК МОЕЙ МАШЕНЬКИ, ПОГИБЛА В СОРОК ВОСЬМОМ, ОТ ФРОНТОВЫХ РАН.ФАШИСТСКАЯ ПУЛЯ СПРЯ-ТАЛАСЬ В ГРУДИ, А ПОТОМ ПРОНИКЛА И ЗАКУПОРИЛА АОРТУ.. .НЕ БУДЕМ ОБ ЭТОМ. ВООБЩЕ-ТО МНЕ НРАВИТСЯ ТВОЯ ДОМОВИТОСТЬ, ПРИЯТНО, ЧТО ТЫ ПЕЧЕШЬСЯ О СВОЕМ УГЛЕ .ДОМ, ДОМ, РОДИНА - ВОТ ТВОЙ НАСТОЯЩИЙ ДОМ. ДОМ ЕСТЬ, ТОЛЬКО ХОТИМ, ЧТОБ ОН СТАЛ ЕЩЁ НАРЯДНЕЕ.А ОН БУДЕТ НАРЯДНЫМ, КОГДА ВЫСТРОИМ МНОГОСТУПЕНЧАТОЕ КРЫЛЬЦО«СЧИТАЙ, ЧТО МАГИСТРАЛЬ - ЭТО КРЫЛЬЦО, А МОСТЫ - ЭТО СТУПЕНЬКИ,ОСОБЫЕ СТУПЕНЬКИ«ПО НИМ ПРОЙДУТ МИЛ¬ЛИОНЫ ЛЮДЕЙ, ВСЯ СТРАНА, МОЖНО СКА-ЗАТЬ.МОСТЫ ИМЕЮТ СВОЙСТВО ОБЪЕДИНЯТЬ ЛЮДЕЙ .ТЕБЯ ХВА-ТИЛО НА СЕМЬ МОСТОВ .А ВЕДЬ СЕМЬ МОСТОВ - НЕ ВСЕ СТУПЕНЬКИ КРЫЛЬЦА.НАСТОЯЩИЙ СТРОИТЕЛЬ НЕ МОЖЕТ ОСТАВИТЬ ДОМ НЕ-ДОСТРОЕННЫМ, ТЫ ПОНИМАЕШЬ ЭТО,ЮРА?
   -НИНА СКУЧАЕТ. -ПРОЛЕПЕТАЛ ИВАНЧИКОВ.
-ТОГДА ПОКУПАЙ "ЖИГУЛИ", ЛЕТОМ В АВТОПУТЕШЕСТВИЕ ПО КАВКАЗУ, ОНА МИГОМ ПОЗАБУДЕТ ПРО СКУКУ» УВЕРЯЮ ТЕ-БЯ.УЕДУ, УЕДУ.С КЕМ ЖЕ Я БУДУ РАБОТАТЬ?
            ПОЛОВОДЬЕВ ТО СЖИМАЛ, ТО РАЗРЫВАЛ СЦЕПЛЕННЫЕ ПАЛЬЦЫ, В НИХ ПРОНО¬СИЛИСЬ ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ ТОКИ. ОН ВОЛ-НОВАЛСЯ, ОН ТРЕВОЖИЛСЯ ЗА СУДЬБУ ИВАНЧИКОВА, КАК ЗА СОБ-СТВЕННУЮ СУДЬБУ, А ЮРА НИКАК НЕ МОГ УСПОКОИТЬ СВОЕГО ШЕФА. МОЖЕТ, НЕ ХОТЕЛ. В НЕМ СЕГОДНЯ ЧАДЯЩИМ ОГНЕМ ГО-РЕЛ ДУХ
ПРОТИВОРЕЧИЯ. СИДЕЛ ЗА СТОЛИКОМ НАХОХЛИВШИСЬ И ОБ-ДУМЫВАЛ КОТОРЫЙ ВАРИАНТ И КОТОРЫЙ ПОВОРОТ СВОЕЙ СУДЬ-БЫ...
-А ЧТО, ЕСЛИ МНЕ ОСТАТЬСЯ, А НИНА С ТАНЮШЕЙ УЕДУТ?-СПРОСИЛ ОН НЕ ТО СЕБЯ, НЕ ТО ПОЛОВОДЬЕВА.
В ОТВЕТ ОН УСЛЫШАЛ ХОХОТ, ПОЛОВОДЬЕВ ЗАРАЗИТЕЛЬНО ХОХОТАЛ, ВСЕ ЕГО   ОГРОМНОЕ ТЕЛО КОЛЫХА-ЛОСЬ,ЗАСТАВЛЯЛО РАСПЛЫТЬСЯ В УЛЫБКЕ И ЮРУ. КОТО¬РЫЙ СИДЕЛ ВЕСЬ ВЕЧЕР СЫЧ-СЫЧОМ.
-ЧТО Я ТАКОГО СКАЗАЛ, ФЕДОР КИРИЛЛОВИЧ?
-ЧТО СКАЗАЛ? А ТО, ЧТО ЧЕРЕЗ ГОД УЕХАТЬ И ТЕБЕ, ИДИ ЕЩЁ ХУЖЕ, НИНА ВЫЙДЕТ ЗАМУЖ ЗА ДРУГОГО .БЕЗ ТЕБЯ ОНА ТАМ НЕ ЗАСКУЧАЕТ? НЕТ, НЕ ГОДИТ¬СЯ. КУДА УЕЗЖАТЬ? ОСТАТЬСЯ.ТЫ ЖЕ УМЕЕШЬ РАБОТАТЬ. И ЭТО УМЕНИЕ ДЕР¬ЖАТЬ ВТУНЕ! 3НАЮ,ЗНАЮ, ТЫ ХОЧЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ В ГИПРОТРАНС И ПРОЗЯБАТЬ, ДУТЬСЯ НА ЖЕНЩИН, КОТОРЫЕ ШАСТАЮТ ПО МАГАЗИНАМ, ВЗВАЛИВ НА ТЕБЯ ВОЗ ОТДЕЛА, ПРОЗЯБАТЬ .ОКОЧЕНЕЕШЬ РАНЬШЕ ВРЕМЕНИ. ДЛЯ ЧЕГО, ДЛЯ КОГО МЫ СТРОИМ? ДЛЯ САМИХ СЕБЯ, ДЛЯ НАШЕГО БЛАГОПОЛУЧИЯ, ЕЛОВАЯ ДУША.БРОСИТЬ ВСЕ И УЕХАТЬ? ОСТАТЬСЯ - ПОКА Я С ТОБОЙ.Я НЕ ВЕЧЕН.ТЫ ЕЩЁ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ,КОГДА НЕ ХОТЯТ ТЕБЕ ПОМОЧЬ.Я ХОЧУ ТЕБЕ ПОМОЧЬ .ЦЕНИ. А БЕЗ ВЗАИМНОЙ ПОМОЩИ НЕЛЬЗЯ. МНЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ .КОГДА ТЫ СО МНОЙ, ДУША МОЯ СПОКОЙНА.СЛУШАЙ, ТОЛЬКО БЕЗ ДУРАКОВ, НЕУЖЕЛИ ТЕБЕ НЕ ХОЧЕТСЯ КОГДА-НИБУДЬ ВОЗ-ДВИГНУТЬ СВОЙ МОСТ? А ЕГО, ДОРОГОЙ КОЛЛЕГА, ПО ЧУЖИМ ПРОЕКТАМ НЕ ПОСТРОИШЬ.ТАК ЧТО, КУМЕКАЙ, КАК БЫТЬ.
-ОНА СКУЧАЕТ,-НАПОМНИЛ НЕУВЕРЕННО ЮРА.
-ОНА СКУЧАЕТ. ЭТО,КОНЕЧНО, ПРИЧИНА СЕРЬЕЗНАЯ.А ТЫ УБЕДИ, ЧТО ОНА НЕ ПРАВА.ИНОГДА СЛОВА МОГУТ ПЕРЕВЕРНУТЬ ВСЮ ДУШУ.СЛУШАЙ, СДЕЛАЙ ЕЙ ПОДАРОК - КУПИ МЕБЕЛЬНЫЙ ГАРНИТУР.
-НЕ НАСКРЕБУ СУММУ.СБЕРЕЖЕНЬЯ РОДИТЕЛЯМ ОТПРАВЛЮ ПО ВАШЕМУ СОВЕТУ. ЖИЗНЬ ПРОЖИЛИ, А НИГДЕ, ОНИ НЕ ПОБЫ-ВАЛИ.
-Я ТЕБЕ ПОМОГУ,У МЕНЯ ЕСТЬ ЛИШНИЕ ДЕНЬГИ.ОНИ ЗЛО,КОГДА ЛИШНИЕ, Я ИХ В ФОНД МИРА ОТСЫЛАЮ.НУ,ДОРОГОЙ КОЛЛЕГА, ЗАВТРА НАМ РАНО ВСТАВАТЬ. ДО ЗАВТРА? НЕ УНЫВАЙ, ДЕРЖИ ХВОСТ ПИСТОЛЕТОМ!
ЮРА ВОЗВРАЩАЛСЯ К СЕБЕ В ИНОМ, ЛУЧШЕМ НАСТРОЕНИИ. ТОСКИ ПО РОДНОМУ ГОРОДУ КАК НИ БЫВАЛО.ВЫДАСТСЯ ОТПУСК И ПРОВЕДЕТ ОН ЕГО В РОДНОМ ГОРОДЕ. ЗАЧЕМ УНЫВАТЬ-ТОСКОВАТЬ? НОЧЬ.ЗВЕЗДЫ МЕРЦАЮТ НА МОРОЗНОМ НЕБЕ. А ТАЙГА ОБСТУПАЛА ТАИНСТВЕННОЙ СИЛОЙ ВЫСОКИМИ СТЕНАМИ ДЕРЕВЬЕВ, ГУДЯЩИХ,ВОЮЩИХ В МЕТЕЛИ ДЕРЕВЬЕВ. ВДАЛИ ЧЕРНЕЛ АЖУРНЫЙ МОСТ, СЕДЬМОЙ В ЖИЗНИ ИНЖЕНЕРА ИВАНЧИКОВА. ИХ У НЕГО БУДЕТ МНОГО, МАЛЕНЬКИХ И БОЛЬШИХ МОСТОВ НА ВЕЛИКОЙ ТРАССЕ ЖИЗНИ,"КАК ПРЕКРАСНО ЖИТЬ НА ЗЕМЛЕ И СТРОИТЬ, ЧТОБЫ НАШ ОБЩИЙ ДОМ БЫЛ НАРЯДНЕЕ И КРАШЕ !Я ВНОВЬ ОБРЕЛ ЦЕЛЬ - ЭТО СТРОИТЬ МОСТЫ, ПРОСТО СТРОИТЬ МОСТЫ И ВСЕ.БУДУ СТРОИТЬ..." ТАК ОН РЕШИЛ.И ЧУВСТВОВАЛ, ЧТО НИНА ПОЙМЕТ ЕГО, ЕГО ДУШУ И СЕРДЦЕ, И ПОЖЕРТВУЕТ СВОЕ! МЕЧТОЙ, СВОИМИ ЖЕЛА-НИЯМИ,ОН ПРИМЕТ ЭТУ ЖЕРТВУ, НО С ЭТОГО ЧАСА ЖИЗНЬЮ СВОЕЙ ОН УБЕДИТ ЕЕ В ЕЕ ЗАБЛУЖДЕНИИ .ПРИДЕТ ВРЕМЯ И НИНА ПОЧУВСТВУЕТ, ЧТО НАСТОЯЩАЯ-ТО ЖИЗНЬ БЫЛА ЗДЕСЬ, ЧТО НАПРАСНО ГРУСТИЛА ПО РОДНОМУ ГОРОДУ. НО СЕЙЧАС ОН, ЕСЛИ ОНА ЕЩЁ НЕ ЛЕГЛА СПАТЬ, НЕ ДОЖДАВШИСЬ ЕГО, ПОПЫТАЕТСЯ ОБЪЯСНИТЬ, ЧТО НЕ МОЖЕТ ВОТ ТАК ВОТ БРОСИТЬ ВСЕ И УЕХАТЬ. ВДРУГ ОН ПОНЯЛ, ЧТО ПОНЯЛ, ЧТО НЕ НАДО УНИЖАТЬ ЕЕ ОБЪЯСНЕ-НИЕМ. ОНА НЕ СПИТ, ОНА ЖДЕТ ЕГО...
РУКИ ПОТЯНУЛИСЬ К УШАМ. ЗДОРОВАЯ ПРАВАЯ РУКА ОЩУ-ТИЛА ЛЕДЯНУЮ ТВЕР¬ДОСТЬ МОЧКИ.ОТМОРОЗИЛ ПО ГЛУПОСТИ УШИ! ЮРА ПОТЕР УШИ, ПЫТАЯСЬ ОТОГРЕТЬ ИХ, ЗАСМЕЯЛСЯ, ПОНЯВ ТЩЕТНОСТЬ СВОИХ УСИЛИЙ, И ПОБЕЖАЛ ПО ХРУСТЯЩЕЙ СНЕГОВОЙ ДОРОЖКЕ К ВЫСОКОМУ ПЯТИЭТАЖНОМУ ДОМУ, ГДЕ НА ТРЕТЬЕЙ ЭТАЖЕ, В ОДНОМ ИЗ ОКОН ИЗЛУЧАЛ МЯГКИЙ СВЕТ НОЧНОЙ СВЕ-ТИЛЬНИК…


1981


 
       КРОНЫ  И МИКРОНЫ

Владимир Артемович Монахов глыбой возвышался над станком. О нем спортсмены сказали бы: борец-тяжеловес. Со-лидный, представительный мужчина. Фигура безукоризненная. И ходил он в строгом костюме и фетровой шляпе, походкой важной неторопливой. И все, кто не знали его,принимали за директора завода.
Я и принял его вначале за большого начальника,во всяком случае считая,что к нему надо обратиться насчет работы.И произошел довольно забавный случай.Утром я дожидаюсь его у ворот.Сработала зрительная память.В золотых кронах кле-нов,будто водивших хоровод вокруг цеха и заснувших к утру, возникает роскошная фетровая шляпа. У меня трясутся под-жилки. Я пришел в цех два месяца назад. Временно послан на ремонт помещения,но захотелось остаться, решил стать токарем, так вот иногда я по утрам встречал Монахова у этих ворот. важного,серьезного,внушительного.Прибавляли внушительно-сти галстук под цвет костюма и шляпа. Да и походка. Шел Монахов хорошо налаженным шагом.И мне удобно было представить его каким-нибудь начальником. И я стал ждать его.И оробел,когда увидел его.
- Вот заявление насчет токаря. Хочу токарем в ваш цех,-пролепе¬тали мои ртутные губы. Я с малых лет боялся началь-ников. В школе учился плохо ,меня таскали бесконечно по учительской, к директору школы,и вдоволь наелся березовой каши от горячего на руку отца, У меня выработался условный рефлекс на вызовы к начальникам.Дро¬жали коленки,срывался голос.
-Я,конечно,возьму тебя но прежде подойди к начальнику,-услы-шал я сквозь гул в ушах.
-Извините,-промычал я.
-Бывает,-улыбнулся представительный мужчина и даже при-поднял шляпу в знак расположения ко мне.

И это меня удивило.Обычно,я плохо отпечатывался в чужой памяти. На другой день не могли никак вспомнить мое лицо. У меня не было лица,я - масса,интерес не сам по себе, а как человек массы, как зерно,а не как отдельное зерно. И вдруг вни-мание ко мне со стороны давнего незнакомца. Конечно,я растерялся.А потом со мной произошло что-то похожее на психологический шок. Начальник цеха, худой,лысый человечек в одежде,сильно отставшем от моды,ржавым дискантом проскрипел, что принимает и посылает к мастеру Водотискому тот подводит меня.,.к тяжеловесу, Водотинский что-то говорит ему,поминутно кивая в мою сторону. Монахов разок только покосился в мою сторону и продолжал работать,Патрон вращался на боль¬ших оборотах и блестел,как зеркало.Я понял,что Монахов берет меня. И тогда я узнал о нем много интересного, Оказывается,Монахов десять лет работает токарем,Станок его стоит напротив окна,высокого светлого окна,Его не ослепляет свет дневной, Кроны тополей защищают токаря от острых,как бритва,лучей,Владимир Артемович поглядит на игру листь-ев,даст отдых глазам и вновь склонится над станком.Молчун,он не тратит,кажется,и половины положенного на день словарного запаса.Потому,наверное,каждое его слово притяги¬вало внимание, Чем больше работаешь с людьми,тем больше о них узнаешь,А когда знаешь о них больше,лучше наладить с ним связи. Я узнал,что Монахов не терпит бахвальства в людях,фальши. И легко узнает, кто чем дышит. Он говорит:
-Станок не обманешь.тот,кто хочет ловчить,не сможет у станка стоять. Халтурить тут нельзя. Микроны. В нашей державе обман не проходит. Запомни это.
Признаюсь,не сразу и уловил мысль Монахова.
На первых порах моим приятелем стал сварщик Гоша Шкотов, Парень немного с ленцой,высокий, голубоглазый. А глаза круглые,бле¬стящие, как виноградинки. Они смотрят на тебя изучающе-пытливо.

И чувствуешь его превосходство. И он это чувствует.И загорелось ему надо мной учительствовать. Усердствовал и пе-реусердствовал. Довел меня до такого состояния,что руки опускались от неверия в себя. Напугал он меня,настрашал. И только после этого хитренько прищурил свои глаза;
-Ну,как на новом месте,дорогуша?
-Не понял еще,
-Значит,никогда не поймешь.
-Это почему же?
-Я ушел сразу* Муторное дело – микроны. Да ещё на наших станках лови их,как блох в темноте.
Мне подумалось,что и сварочное дело не по Гоше. Когда о тебе плохо думают,ты отвечаешь тем же.Мне видно было,что Гоша человек без огонька. Оттого,что дело ему не по душе. Вижу,что голубой огонь не по Гоше. Тянет лямку мало-мальски,даже премии получает,вот и текут незаметно дни. Гошу не обманешь, скорее всего он сам кого хо¬чешь обманет. Но он обманывался в главном. Он стоял в жизни не там, где ему надо было стоять. Это было его несчастьем. Двойным несчастьем, потому что он не осознавал своего несчастья. И жил он безрадост-но. Не видел, чтобы он искренне радовался чему-нибудь. Прав-да, раз встретил его с сынишкой. Гоша бережно вел пятилетнего сынишку,пухлого малыша за руку. Любил сына. Это и только это составляло его радость. А его несчастье было разбавлено на медленных годах,потому незаметно. Свою жизненную неудачу,разбавленную вином будничных успехов,он не ощущал. На работе он зарабатывал себе на жизнь. Без творчества,без вдохновения. Но не терял бодрости. Даже держался бодрячком. В буфете,в шмелином гуле разговоров слышен его голос.
-Что,Вась,приуныл?
-Не скажи, Гоша, тараканы в молоке.
-Да другая по спине бегает,-уверял Гоша.

А там местный Дон Жуан Витя бахвалится. Только весьма хитро:
 -Чуть не зарубили в своем подъезде.
-Это за то, что ты ходишь по чужим подъездам,-быстро разъяс¬нил Гоша. Лицо довольное: развеселил публику. Не дает он спуску словоохотливой контролерше Люсе. Вот она делилась новостями с подругой,худенькой,кроткой,- полный контраст с Люсей:
-Танька,представляешь,я выписала себе журнал «Здо-ровье».
-Ну,это тебе ни к чему,-замечает Гоша.
                -Ха-ха,-заливается Танька.
          -Ну, Гоша,уймись ты,ради бога,-обиделась полнощекая Люся.
Но обеденный перерыв кончается и Гоша уже иной че-ловек. Скучный  насупленный. И я перестаю понимать Гошу. Жизнь-то одна. И он транжирит ее по-дурному.Полжизни,а то и больше проводит на работе. И если человек не живет на ра-боте,становясь механическим исполнителем тех или иных опера-ций,механизмом,переставая быть человеком..?Человек добро-вольно выбрасывает на ветер половину своей жизни. И совершает моральное преступление. Но Гоша не ведает об этом. Он арифметик в суждениях и делах. Он КРЕПКО усвоил,что пять больше четырех,потому лучше.
Я сейчас получаю вдвое меньше Гоши,но его деньгам не завидую. Мне ТРУДНО сказать, нравится ли работа или не нравится. Работ, есть работа. Простоять до белых седин за станком - для меня подвиг. Хватит ли меня на такой под-виг?Чтобы не гадать, облегчить свою судьбу, подумываю о приспособлениях, о своих каких методах, все К лучшему.Но не зная глубоко токарного дела,что же ты придумаешь?Вот и я осваиваю азы,набиваю руку.
-Я добьюсь работать легко. Придумаю что-нибудь - твержу я себе для уверенности,для поднятия духа. Между прочим,эта дерзкая мысль как-то окрыляет меня. И от одной такой мысли мне легко. Конечно, устаю на работе,телом устаю,не душой. Да все это ерунда по срав¬нению с тем, чем я живу. А Владимир Артемович ни о чем такой серьезном не мечтает. Я начинаю жизнь, где много будет света, простора, Монахов,наверное,поглядывает на часы. А Гоша не начинал по существу ничего.плетется за те-легой...Но, может, такие нужны. Не всем же дви¬гать жизнь?
***
I
Я дышу воздухом,отфильтрованным дождем,и ду-маю о Монахове. ВЕДЬ он такой большой,габариты и тому подобное, а прекрасно ладит с микронами. Странно, будто бы. Но странностей тут мало, с какую-нибудь щепотку. Ему, конечно, трудно «ловить» микроны, и эта трудность только возбуждала в нем интерес к делу. Стремление по-знать,разобраться досконально в трудном для него вопросе было неистребимо. В этом смысле он сложный чедовек. Живет он для себя будто бы, а всем хорош.
-Токарь - начальник всему.Даже в космос чтобы,нельвя без токря. Не одна деталь прошла через точные руки токаря. Мы в цехе не последние,мы,токари. Хоть не строим орбитальных станщй,во то,что мы делаем,нужно. Вот эти клапа-на,штуцеры,болты,конуса спокойствие наше бережет. Беречь - значит умножать.
И в речи этой я угадывал офицера запаса Монахова. Лей-тенантом демобилизовался он в пятьдесят шестом. И на завод. Учеником токаря. Медленно набирался опыта. От природы медлительный, долго разгонялся.
Ему перестали доверять,в него перестали верить.И тогда разгон этот завершился плавным и верным ходом. За станком НЕ суетится,бе¬режлив в движении, красиво работаете сделает столько,что двум средним токарям едва осилить.
Напевает колыбельную тот ЖЕ ласковый дождь.А тут ещё тишина обеденного перерыва. Конечно, хочется вздремнуть. Закрываются веки от усталости. Станок мне попался довольно изношенный, да и морально устаревший. Много возни, когда нужно выдержать размеры в пределах пяти-шести микрон. И зад-нюю бабку сдвигать,кулачки подправить, РЕЗЕЦ ПО-особому заточить. Возишься, возишься со станком, нервы сдают,'

закрываются веки от усталости. В груди какое-то не-приятное стесне¬ние, тяжесть. Надо двигаться,дать отдых стес-ненной душе, а глазам -работу. Но у моего окна нет развесистых тополей. Глаза видят запыленную
стену. Поэтому я устаю и нервничаю больше других. Нетолько поэтому. Характер у меня такой. А Владимир Артемович неис-тощим в терпении.
Ещё ни разу не видел его вышедщим из душевных бе-регов. Бывает,что и у него не идет работа,застопорится. Тогда он выключает станок, закуривает и уставится в окно,Кроны тополей замерли в торжествен¬ной тиши. Отдохнет с минуту и опять Владимир Артемович включает станок, раздается пчелинный гул работающего станка.Я никогда не видел Владимира Артемовича в ударе.Ровно и надежно работает без суеты.С ним трудно говорить только необходимое,самое важное,информация голая, без эмоций. Точен,как новые часы. Ровно в восемь его станок урчит,вгрызаясь в металл .Кдрявятся стружки.Любуйся.Неког¬да. Нет лишних минут у токаря,как нет лишних листьев на кронах тополей, У Монахова все рассчитано.
***
-Дядя Володя,а не перейти ли мне на большие станки? Там в за¬работок,да и вольготнее работать.Вижу ведь. Установил на станине плоскость разьема или корпус ходовых частей и думай свою думку, сидя на скамеечке. Даже книжки почитывай.А тут,на маленьких станка такой форс не пройдет.
Я увлекаюсь. И рисую свои возможные перспективы,если перейду на крупные станки. Там мне развернуться. Моя моло-дость,упорство по¬могут .Почувствую собственную солидность,
- Выгоды ищешь? Мудрец.Не завидуй ты… -Монахов закуривает,по¬глядывая на часы - время есть, - Гоше не завидуй. Деньги? Обмаяывает он себя. На карусель желаешь. Ты здесь докажи,чтобы уважали тебя. Уходить надо человеком. Конеч-но,не держу тебя,но ты огорчил меня.
И у меня пропадает желание переходить на крупнога-баритный участок. Я плохо пошутил. Большое,смуглое лицо Мо-нахова приняло
выражение скорби и возмущения. Монахов будто хотел сказать: «Зачем ты морочил мне голову, если надумал уйти?? Тратил время попусту. Несерьезный ты человек."И вдруг лицо его просветлело. Монахов собрался мне что-то сообщить,И я услышал:
-Слушай. Ты попал в зону кризиса. Металл играет то-бой,как хочет. Вон,ты руки побил,ладони в порезах. И ты струхнул. Преодолеешь этот кризис,верь моему слову. И сталь тебе покажется воском. Тогда ты как художник,что хочешь,то вылепишь.От станка за уши не оттянешь.
Если так, то Монахов художник. Что ни деталь,то про-изведение искусства.И я понял наставника своего,когда впервые под моими руками засверкала радугой,солнцем новая деталь. Резец мягко входит в вещество самой твердой, каленой стали или бронзы, и на душе ощущение счастья. Мне пока это в диковинку. Но это ощущение и было причиной того,что Владимир Артемович не сменил профессию.Он не мог уйти от того,что его делает значительным,интересным человеком. Он красноречив и важен, как скала. Его уважают. Вокруг него его мночисленные ученики. Неужели он самого себя изваял?Я он же не может изменить самому себе!
И я согласился с доводами Монахова. Если уходить, то уходить надо человеком. Прав,глубоко прав мой наставник.Но зачем уходить?
-Дядя Володя,а чем диаметр отверстия шки-ва?~спрашиваю я,
-Индикатором. Забыл? А когда же пойдешь на разряд?
- Не готов.
-Ну и как теперь? Интересно?
-Да
-Для себя вроде стараешься, а благо всем. Потому что в кол-лективе ты живешь. Пробыл ты тут смену и страна стала на одного тебя сильльнее. Ладно,не отвлекай меня. Работы навалом.

1973
















            ДУМА  О РОССИИ   

Вот и все .Завтра домой, в Индию, через Берлин,Европу. Но здесь,в Москве,в Советской России, Рабиндранат  Тагор, чувствовал себя по-настоящему дома. Высо-кий,осанистый,торжественный в полусвященическом едея-нии,он смотрит в окно. До самого горизонта бегут волны ле-са.утверждая ВЛАСТЬ зеленого цвета на безоблачном голубом царстве. Правда, там пробилась на сентябрьской листве осен-
няя позолота,а где-то уже алеет ВЕЧЕРНЯЯ ЗАРЯ. И РУМЯНЯТСЯ СТЕКЛА окон деревенских избушек, цепочкой протянувшихся вдоль леса.
Как все старцы,Тагор плохо и мало спал. Но в эти дни особен¬но.! Его совершенно не пугала непривычная даже для глубоких старцев бессонница эта...Сейнач ,в подвечерье, он опасался,что сон нечаянно подкрадется к нему и унесет не-оформившиеся ещё думы. Мысли кружат, как пчелииый рой, трудно ведворить их в гормоничные соты. Мешает боязнь сна.А мысль.покружв у сот, готовы улететь куда-то...А браться за пе-ро,чернила,чтобы зафиксировать разлетающиеся мысли, только убитъ наслаждение.Старый индиец Та¬гор, всемирно известный писатель и поэт, певец всех радостей зем¬ной жизни, наслаждался думами о России. 0н, Рабиндранат Тагор, рад, счастлив,что приехал в Советский Союз, приехал, несмотря ни на что. Его уговаривали не ехать.Намекали на деликатный возраст, все-таки шестьдесят девять лет...К чему беспокоить старческие кости. Разумно ли? Де ничего интересного в России не происходит. Первая пятилетка,выдуманная фанатичными большевика-ми,останется пятилеткой на словах.
"У меня не было ясного представл,ения в большевиках.. .Отовсюду я слышал противоречивые толки о них...Говорили,что они нача¬ли удивительный эксперимент. Но были и такие,которые пугали меня, пугали там, что мое плохое здоровье не выдержит их ужасных условий питания...

Скажите-ка, старческие кости! Да, если хотите, ему миллион лет и он молод, вечно молод. Только мир, который он видит, стар. И старый мир старит его, Тагора. Но в Советской Рессии поет помолодел,словно скинул, с плеч тяжесть старого, плохо устроенного мира, мудрый старец здесь, в Москве, обрел ощущение полноты жизни, ощуще-ние счастья...
Смешно,когде вокруг него робко возмущались, дес-кать,что ему ещё надо, ему,человеку,познавшему тайны чело-веческого мироздания, проникшему в потемки,космос ду-ши,купающемуся в молочной реке славы… Все ли познал? В России Тагор узнал цену настоящему счастью. Но мог ли он быть счастливым, если его не могут читать в родной стране,по причи-не сплошной темноты.Люди живут во тьме. Миллионы лишены радости сопереживания…
Тагор сидел в глубоком кресле, дремал я слушал пульс Москвы, победную музыку 1930 года. И слушает эту музыку новой жизни старый человек с юношеской страстью. Только познавая жизнь новой Рессии, он поймет будущее своей стра-ны,станет ближе сердцем к простым людям. Удивительно, именно в России люди умели ценить красоту природы, мысли, фантазии. Москвичи восхищались его художнической кистью. Выставка картин Тагора явилась событием. Он, конечно, умел рисовать. Но не это покорило сердца москвичей.Все его при-чудливые картины-это тоска о прекрасном будущем человече-ства. В Советской России, первой прорубившей окно в будущее, он нашел горячий отклик.
Удивительны эти новые россияне.Не работу идут как на праздник.
Однажды в толпе заводских людей Тагор выхватил прекрасное лицо россиянки. Брови,что рисовые колоски. А глаза - два бутона белого хлопка. Идет,статная,светлолицая,идет к ра-дости своей.Одна ИЗ ввучек некрасовских женщин. Прекрасная и сильная. Борется с ку¬лаками, вступает в колхоз,не пугаясь выстрелов из обреза,строит новую жизнь.А вот будто Елена Ста-хова великого Тургенева, которая вернулась В Россию. Радуется солнцу Катюша Маслове. Свободные женщины России.
А СВОБОДА – ЭТО КРАСОТА. Потому, наверное, краси-вы, прекрасны эти россиянки в холщовых блузках, брезентовых туфлях, одухотворена та рабфаковка в красной косынке, кото-рая улыбнулась чему-то, как горда ступает та туркменка или узбечка,вызволившая свое тонкое лицо из темницы паранджи. Похожа на индианку.Это только внешне.А какова пропасть между этой свободной узбечкой и индийской женщи¬ной. Последняя совершенно бесправна…
Тени грусти пробежали ПО лицу писателя, когда он вспомнил о тяжкой доле индийской женщины.Бесправие - вот причина всех бед. В Советах не знают этого слова уже трина-дцать лет.Как все-таки хорошо."Глыба царизма, религии и уг-нетения всей своей тяжестью давила на плечи России. Приехав сюда, можно собственными глазами увидеть, какие огромные возможности созданы тем,что эта глыба сброшена.
Свобода - ЭТО естественное состояние человека. Здесь в России людв откровенны в своих чувствах, чисты помыслами в сердцем.Тагора везде принимали как родного человека, пионеры, крестьяне, рабочие, писатели. Это радушие гостеприимных хозяев его весхитило. Потому и радушие, потому что хозяева?
Великий старец погладил серебряную бороду свою, за-крыл усталые веки и увидел перед собой любимого героя Гору. Если бы его Гора приехал в Россию? Он бы увидел много дико-винных вещей. Ему бы показалось странным, что люди не разделены на касты. Возможно, Гора стал бы коммунистом. Пусть. И все-таки, по мнению Тагора, революция это хирургия, боль...Так что же? Пусть люди живут в темноте в нищете? Нет и нет!
Образование - вот ТОТ факел Данко, который укажет путь к радо¬стям в благам земным. Люди станут чище душой, ранимее от обиды. Человек могуч. И ему надо дать перспективу, открывать радужные горизонты. Что ж, революция принесла благо. Но она не обошлась россиянам даром, очень дорого обош-лась. Тысячи, миллионы отдали свои жизни ради свободы. Не-ужели нельзя обойтись без хирургии, боли? Ведь старое анг-лийское владычество в Индии не спадет само собой. Колонизаторы не уйдут по-добру, по-здорову. Остается - про-гнать.Они ПОСЕЯЛИ МНОГО БОЛЕЗНЕЙ, НИЩЕТЫ, ОБИД. И Тагору больно. Давно вселилась в душу эта боль. Это хорошая, трудная боль, которая и сделала его мудрым, совестливым человеком...
Люди должны почитать красоту. Страна, которая не почитает красоту, хиреет. В России все учатся и работают. Рабфаки, ликбезы. Простые люди учатся. Работают на заводе, потом открывают страницы учебника. Изумительно. Учатся познавать мир, строить завода, города Простой человек богаче английского миллионера. Потому ЧТО ОН хозяин. «...единственной причиной того, что представители разных национальностей получили неограниченные возможности свободного творчества в деле ов-ладения техникой производства, является то, что они используют машины не в своих личных своекорыстных целях. Тот, кто учится, делает это для того, чтобы быть полезным всем,» - все же Тагор отметит это в своих думах о России. Он задумал СЕРИЮ ПИСЕМ из России. 3АЧЕМ? 0н думал о том, будет ли то,что он увидел в Москве, в стране Советов, в родной Бенгалии, на всей зем-ле? Разумеется, будет. И хочется, чтобы было это как можно скорее. Тагор желает. А если захотят миллионы? 0, тогда совсем другое. Зна¬чит, надо поведать о думах своих людям. Беднякам. Чтобы бедняк не примирился с тем,что грудь его терзает когтистой лапой англий¬ский лев. Если он увдит то, что увидел Рабиндранат Тагор в России, то непременно пробудится в сердце бедняка мысль о лучшей доле.
             Когда-нибудь не будет в Бенгалии, во всей Индии, во всем мире ни бедных, ни богатых будут только свободные… Да, но бедняк не уме¬ет читать...
И ещё потому и приехал Тагор В Россию,чтобы понять изумительный русский «эксперимент» в системе образования народа.Сам Тагор открыл школу для детей бедняков, потом университет. Но это кепля в море. Надо в Россию. Узнать, как большевики за несколько лет ликвидировали неграмотность миллионов. За какой-то десяток лет. Неслыханное явление. И то, что увидел в Советском Союзе, вызвало в сердце великого гуманиста и учителя восхищение.Он и сам не сразу понял, по-чему ему бало радостно, хорошо в России. Только сейчас он, кажется, понял… Он избавился от  страшного, от страха небытия смерти, который и явился причиной бессонницы.Он не умрет бесследно, потому что есть Россия...
        Тагор устал от впечатлений, дум. Мысли теснились в мозгу, как рой пчел.
     "Все, что я вижу, - чудесно .Не похоже на другие страны… "В России чувствуется огромное движение человеческой мысли» А за окном осенний ветер разгулялся. Зешумел лес. Будто океан шумит. И в комнате от этого ещё уютнее и теплее.
"Мне еще многое нужно сказать, но сейчас не мешало бы и отдохнуть. Сяду-ка я поудобнее в глубокое кресло под окном, укрою ноги одеялом, и если придет сон, я не буду противиться...»

1973










               НИН А


 ОН ПРИЕХАЛ. ИНЖЕНЕР-ЭЛЕКТРИК. В СОВ-ХОЗЕ ЕМУ ДЕЛАТЬ НЕ¬ЧЕГО. ОН И НЕ СОБИРАЛСЯ РАБО-ТАТЬ В СОВХОЗЕ. ВЗЯЛ НАПРАВЛЕНИЕ В ДРУГУЮ ОБ-ЛАСТЬ.
ЗА ПЯТЬ ЛЕТ ОН ИЗМЕНИЛСЯ. ВНЕШНЕ ДАЖЕ. КРАСИВЫЙ, ХОЛЕ¬НЫЙ, РУКИ ЧИСТЫЕ, ЧИСТЕНЬКИЕ. НИНА ВЕДЬ ВЫУЧИЛА, ХОЛИЛА, ЛЮ¬БИЛА. НО СТАЛ ЛИ ОН СОКОЛОМ?
И СКУЧНО СТАЛО С НИНОЙ. ОН УВИДЕЛ, КАК ОНА ПРОСТЕНЬКА, НЕЗАТЕЙЛИВА. СИДЕЛ ДОМА. ПО ГОСТЯМ ХОДИТЬ, ГУЛЬНУТЬ - НЕ ЛЮБИЛ.
Х
ОН ПОЕХАЛ ТУДА, ПОТОМУ ЧТО ПО НАПРАВЛЕ-НИЮ. ЧЕРЕЗ ГОД ВОЗЬМЕТ МЕНЯ, - ГОВОРИЛА НИНА. ОНА СКРЫВАЛА. ОНИ РАССТАЛИСЬ. ОНИ РАССТАЛИСЬ ПО-ДРУЖЕСКИ, БЕЗ СЦЕН. НИНА НЕ СКАЗАЛА ЕМУ НИ ЕДИНОГО ОБИДНО-ГО СЛОВА. ОНА ЖЕЛАЛА ЕМУ СЧАСТЬЯ И ВСЕ ЭТО ОТ ДУШИ.
- И ЕСЛИ ЧТО БЫЛО...
- Я Б ТАК ЖЕ ПОСТУПИЛА, - СКАЗАЛА НИНА.
СЕРГЕЙ ГОВОРИЛ, НАВЯЗЫВАЯ СВОИ МЫСЛИ, БЫЛ НЕ-ПРИЯТЕН, КОГДА БЫЛ ПЬЯН. ОН БЫВАЛ ЧАСТЕНЬКО ПЬЯН. ОН ХОТЕЛ СКАЗАТЬ ЕЙ ЧТО-ТО ВАЖНОЕ, НО НЕ РЕШАЛСНИНАЯ.
- ПОЧЕМУ ТЫ МОЛЧИШЬ? - СПРАШИВАЛА НИНА.

- 4РАЗВЕ Я МОЛЧУ? Я ЖЕ НАДОЕЛ ТЕБЕ СВО-ЕЙ БОЛТОВНЕЙ.
- НЕТ, ТЫ НЕ ДОГОВАРИВАЕШЬ, СЕРЕЖА, - НАСТАИВАЛА НИНА. А В ГЛАЗАХ СЛЕЗЫ.
- Я НЕ ЗНАЮ, ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ ОТ МЕНЯ...
СЕРГЕЙ ЗНАЛ, ЧЕГО ДОБИВАЕТСЯ НИНА, И БОЯЛСЯ СЦЕН. ОН ХОТЕЛ ЕЙ СКАЗАТЬ, ЧТО ЖИТЬ С НЕЙ НЕ БУ-ДЕТ, НО ЯЗЫК НЕ ПОВОРАЧИВАЛСЯ СКАЗАТЬ ЭТО. И ОН НЕДОГОВАРИВАЛ. НЕ МОГ СКАЗАТЬ НИНЕ, ЧТО ОН ПОЛЮБИЛ НАДЮ, ОД»НОКУРСНИЦУ, И ЧТО ЛЮБОВЬ-ТО ОКАЗАЛАСЬ ВЗАИМ¬НОЙ. НАДЯ ЖДЕТ РЕБЕНКА. ЭТО БЫЛО БЫ СТРАШНЫМ УДАРОМ ДЛЯ НИНЫ. НАДО БЫЛО ПОДГОТОВИТЬ ЕЕ К ТАКИМ ОТКРЫТИЯМ ДЛЯ НЕЕ. ДЛЯ ЛЮДЕЙ, СОСЕДЕЙ БЫЛО ВСЕ ЯСНО.
"ОН НЕ ДУРАК, ЧТОБЫ ЖИТЬ С НЕЙ. ОН ОРЕЛ, СОКОЛ? ПОТОМУ-ТО И УЙДЕТ. ОНА ХОРОШАЯ. ДУША У НЕЕ БЕСКОРЫСТНАЯ. НО ВЕДЬ ДУШОЙ-ТО НЕ "КУ-ПИШЬ" ЛЮБОВЬ. ОН ЕЕ РАЗЛЮБИЛ И ВЕСЬ РЕЗОН".
НИНА НЕ УСТРАИВАЛА ЕМУ НИКАКИХ СЦЕН. НО ЭТО БЫЛО ЕМУ ТРУДНЕЕ ПЕРЕНЕСТИ. ОН УЗНАВАЛ ПРЕЖНЮЮ НИНУ. А НС ПРЕЖНЕЙ НИНОЙ ВСЕГДА БЫЛО ТРУДНО. УПРЕКА НЕ БУДЕТ. ДЕЛАЙ, ЧТО ХО-ЧЕШЬ, УПРЕКА НЕ БУДЕТ. МОЖЕШЬ ИДТИ.

                *    *     *

СЕРГЕЙ УЖЕ СОБРАЛСЯ УЙТИ. СТУПИЛ К ПО-РОГУ. НИНА СТОЯЛА,
УСТАВИВШИСЬ В ОКНО. Й ОН ВСПОМНИЛ ПОЧЕМУ-ТО ПЕРВОЕ УТРО ПОСЛЕ СВАДЬБЫ. ОНА ТОГДА ТОЖЕ СТОЯЛА У ОКНА, В ОДНОЙ СОРОЧКЕ, БЛИЗ¬КАЯ, РОДНАЯ И ВОЛНУЮЩАЯ ВООБРАЖЕНИЕ. СЕРГЕЙ ПОЛЬЗОВАЛСЯ УСПЕ¬ХОМ У ЖЕНЩИН. КУДРИ, ГЛАЗА ВИНОГРАДНОГО ЦВЕТА, ОБРАЩЕНИЕ -БЫЛИ ТОМУ ПРИЧИНОЙ. НО НИ-НА ПОСЛЕ МНОГИХ ЖЕНЩИН БЫЛА ПЕРВОЙ В ЕГО ЖИЗНИ ДЕВУШКОЙ. ОН ДАЖЕ НЕ ДОГАДЫВАЛСЯ ОБ ЭТОМ. БЫЛА В ОБРАЩЕНИИ С НИМ ДЕРЗКА, СМЕЛА, ТАИНСТВЕННА. В СВАДЕБНУЮ НОЧЬ И ОТКРЫЛОСЬ, ЧТО ОНА СТЕСНЯЕТСЯ ЕГО И ДАЖЕ БОИТСЯ. ОН НЕУВЕРЕН¬НО ДВИНУЛСЯ К НЕЙ. ОНА УПАЛА К НЕМУ НАА ГРУДЬ И ЗАПЛАК, АЛА. ЕГО ПОРАЗИЛО  ЕЕ ВОЛНЕНИЕ, БЛАГОРОДНЫЙ ОЧЕРК ЕЕ ЛИЦА. "ПОЖАЛЕЙ МЕ¬НЯ, НЕ ДОБИВАЙСЯ МЕНЯ", - БУДТО ГОВОРИЛА ОНА ВСЕМ СВОИМ СУЩЕ¬СТВОМ И ПРОБУДИЛА В НЕМ НЕОБУЗДАННУЮ СТРАСТЬ. ОН ПЛОХО ПОМНИЛ,
ЧТО ПРОИЗОШЛО ДАЛЬШЕ. ПОМНИЛ ТОЛЬКО, ЧТО ИЗО-РВАЛ НА НЕЙ ПЛАТЬЕ, ЧТОБЫ УПИВАТЬСЯ ЕЕ ОБНА-ЖЕННОСТЬЮ И БЕЗЗАЩИТНОСТЬЮ. ТРУДНО СМОТРЕТЬ В ГЛАЗА, КАК С ОТВЕСНОЙ СКАЛЫ. ОН ЗАКРЫЛ ГЛАЗА И СВЕРШИЛ ТО, ЧТО ПОЗВОЛЕНО ЕМУ УЗАМИ БРАКА. ОН СИЛОЙ ВЗЯЛ ЕЕ ПОД СЕБЯ, ПОЧУВСТВОВАЛ В НЕЙ БЕЗЗАЩИТНОЕ ЦЕЛОМУДРИЕ. СДЕРЖАННЫЙ ВСКРИК ЕЕ ТОЛЬКО... В МГНОВЕНИЕ ОН СМЯЛСЯ С НЕЮ ТЕЛОМ И ДУШОЙ.
- ПУСТИ И Я ПРОЩУ ТЕБЕ ЭТО. ТЫ МОЖЕШЬ ИДТИ К ДРУГОЙ. ПУСТИ, ПОЖАЛУЙСТА.
- ПОЗДНО УЖЕ. САМА ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ПОЗДНО.
- НЕТ, ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО.
- ПОЗДНО, НИН. ТЫ ЖЕ СЕЙЧАС ЗАСТОНАЛА. -ЕСЛИ ОТПУСТИШЬ, НЕ БУДЕТ НИКАКОГО УПРЕКА.
- ТЫ ЖЕ УЖЕ НЕ ДЕВУШКА, - С ВОСТОРГОМ ПРОИЗНЕС СЕРГЕЙ, СЖИМАЯ ЕЕ В ОБЪЯТИЯХ.
- НО ЕЩЕ НЕ ЖЕНЩИНА, - ВОЗРАЖАЛА ОНА, ПЫТАЯСЬ ВЫРВАТЬ¬СЯ ИЗ ОБЪЯТИЙ. - НЕ ДОВОДИ ДО КОНЦА.
- ТЫ ХОЧЕШЬ ОТДАТЬСЯ ДРУГОМУ? СКАЖИ?
- НЕТ. НО ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ МЕНЯ. ТЫ ПОЙ-ДЕШЬ К ДРУГОЙ. ПУСТИ, СЕРЕЖА...
ОН ПОНЯЛ, ЧТО НИНА НЕ НАПОМНИТ ЗЛА, ЕС-ЛИ ОТПУСТИТ ЕЕ И УЙДЕТ К ДРУГОЙ.
- НАСЛАДИЛСЯ МНОЙ? ТОЛЬКО ОСТАВЬ МЕНЯ ДЕВУШКОЙ, ЧТОБЫ
Я МОГЛА ПЕРЕДХСАМОЙ СОБОЙ ОПРАВДАТЬСЯ, - НИНА ОТТАЛКИВАЛА ЕГО, УПЕРШИСЬ РУКАМИ О МОГУЧУЮ ЕГО ГРУДЬ. ЗОЛОТЫЕ ВОЛОСЫ ЕЕ, РАЗ¬МЕТАННЫЕ НА ПОДУШКЕ, СИЯЛИ. ЛИЦО НИНЫ ПОРАЗИЛО. НИНА СТЫДИЛАСЬ.
И ПРИКРЫЛА ЛИЦО СВОЕ, ХОРОШЕНЬКОЕ, МИЛОЕ ЛИЦО ПЛАТКОМ СТЫДЛИ¬ВОГО ОГНЯ. СЕРГЕЙ ВДРУГ ПОЧУВ-СТВОВАЛ СЕБЯ СЧАСТЛИВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, СЧАСТЛИ-ВЫМ, КАК МУЖЧИНА.
"У НЕЕ НИКОГО НЕ БЫЛО ДО МЕНЯ. СЛИЛСЯ С НЕЮ. И ОНА ОТПУС¬КАЕТ МЕНЯ. Я МОГУ ЗАБЫТЬ ЕЕ. ОСТАВЛЯЕТ ЗА МНОЙ ПРАВО ДОБИТЬСЯ ЛЮБВИ ДРУГОЙ ДЕВУШКИ" - СЕРГЕЙ НЕ МОГ УКРОТИТЬ СВОЕГО ОГНЯ. И КОГДА ПОЧ,УВСТВОВАЛ, ЧТО ЕГО ИСТОВСТВО ПЕРЕХОДИТ В НЕИСПЫТАН¬НУЮ ДОТОЛЕ ВЕЛИКОЙ СИЛЫ НЕЖНОСТЬ, ОН ОСЛАБИЛ СВОИ ОБЪЯТИЯ. И ПОЧУВСТВОВАЛ КОЛЬЦО ЕЕ РУК ВОКРУГ СВОЕЙ ШЕИ.
- ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ СО МНОЙ?  ТЕПЕРЬ У МЕНЯ НИКОГО НЕ БУДЕТ. Я ТВОЯ, ВСЯ ТВОЯ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ ОТДАЛ МНЕ ЧАСТЬ СЕБЯ. ТЫ СВО¬БОДНЫЙ ВСЕ РАВНО. МОЖЕШЬ БРАТЬ ДЕВУШЕК, ЕСЛИ ОНИ ПОЛЮ-БЯТ ТЕБЯ. ЭТО ЖЕ РАДОСТЬ. НО НЕ ЛГИ ИМ. ГОВОРИ ИМ, ЧТО ЕСТЬ У ТЕБЯ НИНА...
НАДЕ, ОДНОКУРСНИЦЕ, СЕРГЕЙ НЕ ЛГАЛ. СКАЗАЛ ВСЕ. НО НАДЯ НЕ   ПРИДАВАЛА НИКАКОГО ЗНАЧЕНИЯ РАССКАЗАМ СЕРГЕЯ. ОНА ОТНОСИ¬ЛАСЬ КО ВСЕМУ ПРОСТО, БЕЗ ОРЕОЛА СВЯТОСТИ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ МУЖ¬ЧИНОЙ И ЖЕНЩИНОЙ. СЕРГЕЙ БЫЛ У НЕЕ ДАЛЕКО НЕ ПЕРВЫЙ. И ОНА БЫЛА В БЛИЗОСТИ С НИМ НА ВТОРОЙ НЕДЕЛЕ ПОСЛЕ ЗНАКОМСТВА. БЫЛА НОЧЬ, КОРОТКАЯ, КАК СЛАДОСТЬ. НАД^Я УМЕЛА БЫТЬ ОЧАРОВАТЕЛЬНОЙ, ПРЕПОДНЕСТИ СЕБЯ КАК ЛАКОМЫЙ КУСОК ПОНРАВИВШЕМУСЯ ЕЙ МУЖЧИНЕ. И СЕРГЕЙ ПРИВЯЗАЛСЯ К НЕЙ. ОН ПОДОЗРЕВАЛ, ЧТО НАДЯ НЕ ПОРЫВАЕТ ПРЕЖНИХ СВЯЗЕЙ, НО УСТРАИВАТЬ СЦЕНЫ РЕВНОСТИ СЧИТАЛ ДЛЯ СЕБЯ УНИЗИТЕЛЬНЫМ.
- ПУСТЬ, В КОНЦЕ КОНЦОВ, ОНА СДЕ-ЛАЕТ ВЫБОР, - СКРИПЕЛ ОН ЗУБАМИ.
И ОНА СДЕЛАЛА ВЫБОР В ЕГО ПОЛЬЗУ. НА ПО-СЛЕДНЕМ КУРСЕ
ЗАБЕРЕМЕНЕЛА, ЧТОБЫ ПРИВЯЗАТЬ СЕРГЕЯ К СЕБЕ.
- СВОЛОЧНАЯ ТЫ, - СКАЗАЛ ОН ОДНАЖ-ДЫ НАДЕ. - ПОДЛО ПО¬СТУПИЛА.
- А ТЫ ЛУЧШЕ? КТО ОБОЛЬСТИЛ ЛЕНУ? ОТ ТЕБЯ ОНА ПОШЛА ПО РУКАМ. ПОЧЕМУ ТЫ МОЖЕШЬ, А МНЕ НЕЛЬЗЯ ОШИБИТЬСЯ. Я ОШИБ-ЛАСЬ. Я ЖЕ НЕ ВИНОВАТА, ЧТО ТЫ ВСТРЕТИЛСЯ ПОЗДНО...
- КОНЕЧНО, ВИНОВАТА. ТЕБЕ НЕ БЫЛО И ДВАДЦАТИ ДВУХ, КАК Я... И ТЫ БЫЛА ОПЫТНОЙ В УТЕХАХ.
- НЕ ОСКОРБЛЯЙ МЕНЯ.
- А ЛЕНУ НЕ ТРОГАЙ. Я НЕ ВИНОВАТ ПЕРЕД НЕЙ. У МЕНЯ В ЖИЗНИ ОДНА НИНА.
- ПОДУМАЕШЬ, ДЕВУШКУ ОНА ЕМУ ПРЕПОД-НЕСЛА!
- , НИН, Я ПОШЕЛ. ПРОЩАЙ, - БРОСАЛ БУД-ТО КАМНЕМ,

СЕРГЕЙ, ДЕРЖА В РУКЕ ТЯЖЕЛЫЙ ЧЕМОДАН.
- ПРОЩАЙ.
- А ТЫ... ЗАМУЖ...
- КАКОЙ ЗАМУЖ? ХОТЕЛА БЫ ЗАМУЖ, ДА Я НЕ МОГУ. ЗАЧЕМ ЖЕ ТЫ БРАЛ МЕНЯ?          1961-1973





             ОБИДА-КАМЕНЬ

-      Разливаете водичку.Сплетничаете.На язык-молодцы и молодицы .А когда ж работать?Весь совхоз назад тянете.Конечно,я не гово¬рю о Дусе....-серьезно   басил бригадир Володя Бутенко,высокий сутулый парень в очках.Нелепо колыхается   на нем короткий белый халат.Смех один,но никто не смеялся.
-Все работать да работать,-скрипнул чей-то тонкий голосок, скрипнул дверной петелькой.
-Вот именно,надо работать и работать,-подхватил бригадир с некоторой злостью и при-сел но скамейку. А у нас дисциплины никакой.Кроме Гали Улиной и Дуси,все записались в лодыри,честно говоря.
В Краевом уголке-тишина.Слышно,как за стеной жалобно мычат телята.На собрание явились все, даже подменные доярки.Лица-улыбчивые,серьезные,но в общем-недовольные,иные-чуть-чуть злые.
Первой не выдержала тишины Дуся.Лицо ее,миловидное, лисье выражало не то испуг,не то возмущение.
-Правильно ругают,разливаем водичку,где энергию,силу другие
не жалеют...-Дуся поднялась с фляги,-пустая фляга изда ла жалобно-извиняющийся стон и замолчала.-Не хотите помочь нашей фермушке,.
Не жалеете нас,не любите.И себя не любите.Рубли любите, я вот не
покладая рук трудилась.Вы держите камень за пазухой.
Речь Дуси сумбурная, какая-то защитительная, и от этой ее неожиданной речи стало неловко.
-Да,я держала камень за пазухой....
Это Галя Улина,полная овальнолицая женщина.Сказала такие слове,уставившись несмелыми робкими глазами на свои руки. Боль-шие заскорузлые ее руки устало покоились на ост-рых коленях.
-А Галя наша все на себя возьмет.Все беды человеческие,-
шептал прежний тонкий голосок.-что ее слушать?

1-Я держала камень,-Галя страдальчески взглянула серыми глаза¬ми на Дусю,которая   съежилась будто от страшного холода.-Дуся, конечно,с прошлого лета первая у нас.А вот молоко в дусиных флягах какое-то синее....
-Не заговарийся!-взвился голос Ду-си,визгливый, бабий- не заговаривайся!
-А когда Нина доит,молоко как молоко...
 -Я хуже подменной!Скажи! -возмутилась Дуся.
Внимание присутвующих теперь приковано к обеим женщинам, в пылу спора открывающим какие-то значительные тайны. Первой опомнилась Галя.Она замолкла,оборвав себя на полуслове.На лицах обеих-давних подруг-неуловимая смена выражений,которых,кроме Нины,подменной доярки,никто не мог понять.Поняли одно,что что-то происходит,но отчего это что-то происходит,было для многих неяс¬но. А Нина знала, отчего это происходит, но не хотела выдавать секрет,который бросал ее совееть в мучительный огонь.Галя строго предупредила,что нельзя Нине,особенно Нине разглашать тайну. Был памятный для Нины разговор с Галей на эту тему.
-Зачем молчать,Галя?Таить зло? Ведь Дуся никогда не исправится,если будем скрывать? Она еще хуже сделается.И под монастырь ее подведем.
-Тебя еще не было на свете,как мы парней на фронт провожали Проживи с наше,потом суди, молода больно.
-Получается-проживу с ваше,буду оправдывать тех,которых надо осудить.Зачем тогда жить?- рассудительно возразила большая, темноглазая Нина.-Дои корову с левого боку,потом с правого-а молоко одно льет-ся.Причем годы?
-Ты замечай не забывай-все не так просто,-устало обронила Галя,и теперь Нина не смела что-либо сказать.Сказать должна Галя.Все сказать.
ХХХ

Галя и Дуся остались с войны неопределен-ные.И замужние вроде,но без мужей.Женихи погибли на фронте.Так и остались одни. Правда,Галя нажила ребенка.Это случилась в пятидесятом.Молодой тракторист заглянул на огонек.Из озорства.Остался квартировать. Потом уехал.И до сих пор не знает,что растет от него славная девочка. И Галя не нарадуется своей де-вочкой. А Дуся-одна.Не унывает.
Нина сказала бы так:
«Дуся хи-хи. Кудряшек. Весело жила .Тревожила чужие семьи,как трутень,богатый улей.Что это такое?Тайно виделась с агрономом. Женатым, конечно».
И как-то удачно подвернулось дельце.Шла она, Дуся,снежным
полем на ферму.встретился агроном,барином расположившийся на сенях.Оставил ко-ня,потеснился,посадил рядом с собой Дусю.
-Куда?-равнодушно сказала Дуся. -Хочу узнать снежный покров.
-Что по всей округе рассыпал бесплатный са-хар. Не видете?
-Будет тебе сахар.
-Конечно,будет,-хохотнула Дуся.-Такой сахар дадим, аж горько станет.
Так и случилось.Свивались.И потом опозори-лись на всю дерев¬ню.
-Но жить можно.Не смертельный случай,- отшучивалась Дуся,
когда приставали с ехидными вопросами.
А теперь часто сталкивалась с зоотехни-ком,нескладным на ее взгляд пар-нем.Спорила,ругалась,потому что заметила,что спор, ругань нравится зоотехнику.А Дуся не знала,зачем спорит.Знает Дуся,что хочется,до умопомрачения хочется в Москву.И все на деревне знали,что Дуся хочет в Москву и что она не может поехать-
"финансы поют романсы".А почему?Дуся отодвигала этот вопрос подальше,в молочную даль,даже с Галей ие затевала разговора на подобные темы.
-Неужели нельвя в Москву?Поездом двое суток...
-Вот и нельзя,-вздохнула Дуся.
-А я ничего,живу,-как-то грустно улыбнулась Галя.
Ей   тоже иногда грустно.Находит грусть и тогда становиться с сама не своя. Особенно по ут-рам.Надо вставать,утренний сон теп-лый,молочный. А надо вставать,вставать в холод и пойти на ферму сквозь тугое молоко метели.Ветер продувает все легкие ей.
-А я не могу.Не могу так жить.ь темноте.-сжимаются в эту минуту  мраморные дусины пальцы в кулачок-камень,в широких глазах мелькают белые искринки.-У всех жизнь как радуга.А мне,значит, нельзя.война.Она украла мою весну.Четыре года ждала и дождалась. Пал смертью храбрых.Зачем мне бог отпустил красоту? -А какая это красивая жизнь?- не унималась Галя, -Не знаю,Галя.Наверное,для него ,чтобы много-много видеть. Глаза зачем даны? Сколько лет вижу одно и тоже.Буренку,вымя, фля-ги.можно ослепнуть.Дою с закрытыми глазами.И кажется тогда,что ты не в ферме этой,а на московской площади.
-Хватит,останавливала в испуге Галя,-жутко становится от твоих слов.Умеешь.Умеешь жалостить душу.Сердечно сморщилась будто.
С некоторых пор стали избегать подобных никчемных разговоров! Дуся ушла в себя, в свой   мир,куда уже никого не пускала. Будто что-то затаила. Или   подтянулась. к работе проявляла оза¬боченную деловитость. Увеличились надои.И все-таки Дуся замкну¬лась в себя. Будто что-то затаила.Но ее надои стали приметны. Начали удивляться.Это Дуся-то выходит в передовые доярки! Вроде бы как все работает,может чуточку поприлежнее.А лицо угрюмое,стянутое холодком думой Галя долго не могла понять,
в чем дело. Не могла понять этой одержимости. И неожиданно от¬крылось. Навались шуточки:
-Молоко твоих коров уж очень постное... -Такая группа попалась,-с готовностью отвечала Дуся и на¬веденные брови чуть-чуть упали:нахмурились. -Коровы как коровы.
-Да, ладно придираться.Что я могу,если молоко постное.
скупо улыбнулась Дуся. Бригадир,страшно не выносивший бабьей
ссоры,резко обрывал сплетни:
-Ну и народ,кому какое дело,какое моло-ко?Трудитесь.
В Москву выпадет путевка,я не шучу. Только без ссор.
-Хоть минутку какую подышать Московским воздухом,-размеч¬талась Дуся.
-Не минутка,а три недели,-уверял бригадир. -Нашел,чем кормить,-тихо   волновались доярки.Им все равно Потому что никуда не поедут. Дети – хозяйство-как путы.Это та¬кие путы,что не отбросишь.Да и дома неплохо.вот если бы товары хорошо,да почаще завозили.И в большом количестве. Чтобы нау всех хозяек хвати-ло,без обид.
а
Но Дуся изменилась лицом Лицо ее приняло выражение надеж¬ды и недоумения;
-Не за путевку тут здоровье надрываем,бригадир.
-Ясно,ясно,что тут рассусоливать.
Дуся так же старалась,что и раньше,или чуточку больше. Тщательно мыла вымя. Брала много воды,вымыв вымя,Дуся   не выливала воду ив ведра,а начинала   доить.Так получались высокие надои и постное молоко.
Галя заметила случайно это и растерялась. Растерялась и Дуся.
-Если скажешь,то пропала поездка.Москва. Понимаешь.... всю жизнь мечтала.

Дуся так и держала ведро с разбавленным молоком.То ли от тяжести,но плечи опустились. Синим пламенем горели глаза, глаза.

-Галя, тебе конечно,не понять. Тебе много и не нужно. А ты не слышала.Столько   бомб равных накопили,что ничего живого не оставят.Кто его знает,что завтра будет. А вдруг со мной случится беда? Я хочу видеть мир,свет.Ты это понимаешь?
-Понимаю.
-Галя,ты ничего не понимаешь. И не видела. ПОНЯЛА?
-Ладно, ничего не видела.
-Галя,ты ничего не знаешь.
-Я ничего не знаю.-Галя подняла глаза и увидела прокисшее будто небо.К дождю.
С этого дня изменились в отношении между двумя подругами. Дружба кончилась,но сохранились прежние формы обращения. Но стеснялись смотреть друг другу глаза.А Дуся продолжала свое. Правда, нервничала,но продолжала свое.
Когда продолжала свое,у нее мутилось сознание. Получала
зарплату дрожащими руками.
Зимой,в январе Дусе  вручили заветную путевку в Москву Бригадир пожал ей руку.
-Спасибо,-возбужденно-радостно проронила Дуся. Галя н про¬вожала Дусю на станцию.
-Ты счастлива,Дуся?
-Наверное.Всю жизнь без просвета прошла. -Всю жизнь так себе,глянула.Но в последний год постаралась Передовица.
-Что мы здесь видели?Кино и то не каждую неделю!
-Тебе радостно...
-И ты,Галя,можешь в Москву.
-Проживу как-нибудь.
-Что это за жизнь?Война украла нашу жизнь.Мы не виноваты. Дуся возвратилась с Москвы еще более возбужденная,хмельная даже бурная. Ей   нетерпелось рассказать об увиденном в столице.

Дорки неделю целую слушали ее и вздыхали:
-Да... Москва.
Все также бойко работала Дуся.И моло-дилась. Галя однажды сказала: -Будет конец?
-Какое твое дело? я же в твои дела лезу.  Галя,пойми меня  правиль-но.
С тех пор они не разговаривали. Будто кто-то стал между ними. О размолвке нельзя было утаить. Пошел слу-шок.Дескать,Галя завидует,потому она придирается к Дусе. Да и Дуся не забывала замечать:
-За плохую работу в Москву не пошлют.
-А как ты работала?-Галя обошла взглядом всех-всех и вер¬нулась к дусиному лицу, непроницаемому,как береста, ей невери¬лось,на этом лице еще недавно играли мышцы, по-молодому играли. Дуся разбавляла молоко.
XX X
Поднялся невероятный шум.Все взболталось в молоке обиды. Вот какова Дуся (Будто в душу всем плюнула. Доярки окружили ее; готовы были растерзать.Бригадир Бутенко растолкал от Дуси всех,
потом подошел к Гале. Рявкнул:
-Ты молчала?
-А думаешь,легко нам?Дуся искалечена войной. Она же какая была! Не помните? То-т0 и оно...
Галя плакала.Зарыдала и Дуся.
Остальные ничего не поняли,но знали,что произошло что-то такое,которое нельзя понять с кондачка.
1964 - 12 мая 1973.










                Когда  падают   звез-ды 

- Мам, а почему падают они только но-чью?
- Кто?
- Звезды.
- И днем падают, да не видно.
- Как красиво!
- Уж очень красиво... Ты будешь доить или мне...
- Я, мам.
- Спасибо.
Тетя Поля любила подобные разговоры с дочерью по возвра¬щении с работы. Будто гово-ришь об одном и том же, а видишь, как растет девочка. Незаметно.
Всегда волнует новизна в настроении, ре-чи, движении, Тете Поле самой нравится, что волнует эта новизна в дочери. Что-то измени-лось, но непонятно. Нинка закрутила прядки, и от этих колец лицо обрело новое выражение. Тетя Поля улыбнулась. Время, что вода в реке - течет и течет.
- Нам, я забыла. Тебе письмо, - Нинка сверкнула глазами и исчезла.
Все нежнее, светлее становится лицо дочери. И темнее, об¬ветреннее лицо матери. Некогда смотреть за собой.
Грустно сегодня. И непонятно почему. Может быть, оттого, что соседка перестала с ней разговаривать. Как-то она не вышла на работу, потому что неожиданно приехали гости. Поля сказала об этом бригадиру. На другой день 1аля объясняла, что была боль¬на, во убедилась, что начальник все знает. Пострадала Поля за свое простодушие.
- Мам, вот письмо... лично в руки., от папы.
Поля бегло пробежала, запомнила последние строки: "Ну Поля, радуйся, Я возвра щаюсь. Николай" .  Поля прижала к сердцу  это письмо. Стало душно. Хотелось заключить Нинку в сильные материнские объятия.
Семь лет без отца растет. Другая бы совсем вышла из пови¬новения.
Поля и сейчас не может думать без тре-вожного волнения о Николае. Давно это было. Все складывалось хорошо. Встретились. Пышная свадьба. Будни, чем-то похожие на продолжение праздника.
Был у Николая недостаток. Любил выпить, как и многие не¬стойкие люди. Это обнаружилось на чьей-то гулянке. Николай объяснял жене, почему он пьет. Вначале пил из лихости. Парню, да, не пить!
Поля уговаривала бросить пить, а Николай, как говорится, становился поперек. Не выдержала. Пошла в Профком. Рассказала. Председатель профкома вызвал Николая Сизова на беседу. О чем говорили, можно догадываться.
Николай пришел домой молчаливый, тем-ный, Вытащид из под кровати чемодан начал складывать веши.
Поля поняла. Закружилась голова, и все поплыло перед глаза¬ми. Заплакала Нинка.   Вот Николай  захлопнул чемодан,шагнул к двери. Поля рванулась, вцепилась в ручку двери безумная, страш¬ная, красивая, Николай заметил эту красоту жены... нет, уже не жены, чужой женщины, и выдержал уничтожающую паузу. Поля отвер¬нулась. Николай гордо вскинул голову, не рассчитал - сильно ударился о косяк. С яростью захлопнул дверь. Нинка бросилась к матери, округлив синие глаза. Теперь-то она понимала. "     Не вышла Поля на вечернюю дойку, и ее группу коров подоила со-седка Галя.   Затем примчалась к Поле и приня-лась успокаивать.
-А ну их. И так не угодишь, и эдак.
- Зачем угождать?
- Мужики  гордые.  Баба пошла в профком. Дескать, опозорила.
Николай исчез. Будто в воду канул. Но Поля надеялась на что-то. Уходит рано из дому на ферму, а управится, торопится домой. Придет, заглянет в пустую горницу и улыбнется в недоуме¬нии, зачем торопилась.
Сидеть в хате не любила. Тяжело. Тяжело ночью. Особенно зимней ночью. Завывает, улю-люкает ветер. Боязно.
А где-то за вьюгами Николай.  Надо же. За-колобродил. Муж¬чина видный, статный. И несчастный. Женился бы. Если Поля плоха. Посерьезнел бы.
Поля плоха? Посерьезнел бы? Ну он нет!
Поля вспомнила, что было-то всего четыре  свидания до свадьбы. Страшно мало для гордости. Может, потому не ценил он ее, Полю. Хотела попрвде, а оно вышло сложно. Довольно с нее. Предлагали Поле союз многие, но она вежливо отказывала. Иногда отшучивалась, мол, стара.
Бригадир тоже предложил союз. У него случилось несчастье. Умерла жена. Тоже  один, как перст. Бригадир решил- зачем одному тосковать?
И вот письмо.
Николай заявился, когда не видать было солнца, потому что оно висело над головой, ма-ленькое, палящее. Дверь на замке. Замок преж-ний, с простым устройством. Но без ключа не откроешь. При¬бежала Нина. Она сразу узнала папку. А Николай не узнал. Но машинально раскрыл крылья объятий.
Где мама?
- На дойке. Пошли к ней. Она... мы  ждали.
- Пошли.
- Ой, не выдержу?- Нинка побежала стремглав. Николай не  спешил. Он выглядел по-прежнему молодцевато. Видимо, оросил пить. Прохожие радостно здоровались с ним, и Николай краснел от этих радостных улыбок.
Разросся за семь лет березовый лес, не уз-нать. Но Николаю некогда восторгаться им, он занят мыслями в встрече.
Когда расступился лес, Николай, наконец, увидел серебряное блюдечко озера и блестящие тела коров. Шагать еще с километр.
Доярки в бе лих халатах мнди ведра и фляги. Николай нашел бы Полю среди тысяч других. Крупная, статная. Умело, старатель¬но терла песком дно цинкового ведра. И платок повязала как-то по-своему. Конечно, она- Поля.
Николай приближался. Она выпрямилась и сделала слепые шаги. Казаложь, что произошло солнечное затмение. И зашаталась земля в темноте, как лодка, подброшенная волнами.
Молча возвращались домой. Нинка оста-лась. Она уже большая, понимающая. И не один раз замещала маму на работе. Но счастье оказа-лось  недолгим. Николай снова стал пить.
- Ребята уговорили, - оправдательно зву-чат слова.
Поля ничего не сказала. Она знала, что жаловаться никуда не пойдет. Она боялась одного, что Николай становится чужим. Боялась, что потеряет уважение к человеку. И тогда все.
Николай видел эту перемену. Каждый день его уже приводили домой. Утром требовал похмелки.
Однажды Поля убедилась окончательно, что Николай очень са& молюбив. Он не дождался того, чтоб его выгнали. Ушел, забрав некоторые сбережения Поли.
- Папа не вернется?  - спросила Нина.
Поля не ответила. Зачем обманывать девочку? Или сказать, что конец, что можно запеть другую песню? И будь, что будет? Вечером пришел к гости бригадир. Празднично одет. Глаза
чуть-чуть нахальные. Сам без приглашения сел. Нина странно посмотрела на гостя, потом на мать.
Вдруг перегорела лампочка. И в комнате - густая темень. Вкрюков начал издалека. 6 темноте легче заводить разговоры.
- Тебе трудно с ремонтом крыши...
- В помощи не нуждаюсь.
- А я думал, что нуждаешься, - шутливо, с улыбкой обронил
он.
- Ну и мужики.
- Даавайавай выпьем, Поля...
- -А за что пить?
- Просто так...
- Пьяницы мы, что ли?
-Поля, ты гордая... Сбавь гордость. Настоящий человек предлагает помощь... Слышь? Сразу же пришел... без всякого выжи-дания. • •
- Я не хочу помощи...
- М-да...
- Я, наверное, очень странная... Какая-то мелочь, и прощай уважение. Не уважаете себя, Бирюков... Все это зря...
Нина плакала в темноте. И сквозь рыдания;
- Спасибо, мама... Спасибо.
1965
         ЗОЛОТЫЕ  БЛИКИ   


Когда  мне было около десяти лет. Отец мой полу-чил направление в село "Жана-Талап" учителем матема-тики. Жана-Талап переводится с казахского как новая жизнь. Отец уже успел побыть в «Жана-Талапе» и село ему понравилось. И однажды ночью мы  ехали из поселка Уш-Тобе (районный центр) в это самое село «Жана-Талап», в новую нашу ЖИЗНЬ. Августовской темной но-чью.Ехали на подводе, которую тащили два ленивых вола. Как подгоняли их,они не торопились, шли своим воловьим шагом. Вначале мы петляли по проулкам и уловам,а потом. вышли на главное шоссе. Скорость подводы не увеличилась от этого.
- Доб, цобе!-резко выкрикивал отец и угощал во-лов прутом.
И вообще резок,горяч,нетерпелив.•А сейчас он еще торопился. Ночь выдалась такая темная,что даже звезд не видно. Черная,запу¬танная в мягкий бархат ночь.
А дорога проступает в этой темени густой чернотой. Волы,приученные к ночное ходьбе,не плута-ли в темноте,не тянули подводу в кювет. А в подводе - скарб., нажитый отцом с матерьо за двенадцать лет со-вместной жизни. Разная, домашняя утварь, подушки, одеяла. Неве¬лико богатство,но воина приучила людей дорожить вещами.Правда, прошло пять лет со дня по-беды,и нужда не брала людей за горло. Отец был полон надежд.Он ехал на новое место с радостью. Ему ра-ботать только вот в этих селах, которых нет даже на картах областного масштаба. Отцу помешала завер-шить образование волна. Незакон¬ченнее высшее пугала работников районе. В школах райцентра поче-му-то вакантных мест не находилось. Когда отец заикался об этом. Мы купили усадебку в райцентре,построили саманный дом,но жить в нем не жили. Сдавали квартирантам. А сами скитались по окрестным селам. И село «Жана-Талап» для отца вроде бы повышение. В школе были параллельные классы. Поэтому-то отец был рад. Теперь он будет давать больше часов,следовательно, и зарплата повысится. Он знал , что ему назначено в жизни. Ему надо подымать детей. И делать это просто,неустанно и терпеливо.
Подвода вдруг затарахтела,.как лавина. Мы мино-вали железнодорожный переезд и подымались на взго-рье. Тут камни, песок и гравий так и лезли под колеса. На самом взгорье - кладбище. Оно разрос¬лось, да так что начались теснить дома. Наверное,это кладбище перене-сут на новое место,подальше от жилых домов. Городов растет и кладбище, которое когда-то находилось за чер-той поселка,стало центром городка. А село «Жана-Талап» находится в восьми километрах от Уш-Тобе. Оно раскинулось на левом берегу Каратала. За паромом, ни парома,и,конечно,ни Жанаталапского мавзолея, где за-хоронен очень знатный хан. Все это интриговало мне. И я с охотой сопровождал отца. У него хорошее настрое-ние. Он шутит:
-Ничего не видишь?Подойдем к реке,и увидишь блики. Вода в реке жирная, как масло. И на солнце отражаются золотые блики. Кажется подъезжаем.
Впереди нас возникли два странных сооружения.
-Это конюшня.
- Зачем здесь конюшня?
- Не знаю. Зимой на подопой водить далеко. По-тому, наверное, решили здесь конюшню поста-вит.

Мы подъехали к реке. Она темная, как ночь. И напоминает о себе всплесками воды и  блеском, мазут-ным блеском на черном бархате. Я устал, глаза слипают-ся, хочется спать. А забраться на подводу - отец не раз-решает. Упаду еще,попаду под колеса. Сейчас, тогда приш¬ло время осмыслить свою жизнь,могу сказать,что трудное мне выпа¬ло детство, очень трудное. Да было ли у меня детство?С семи лет работал. Пас корову,ХОДИЛ С отцом на сенокос. Трудная была пора. И светлая отмети-на,радостный отблеск от тех дней - это слияние с приро-дой,неясные,легкие мечтания. Я вышел в жизнь добрым чело¬веком.

-Скоро дома будем. Не засыпай,-говорит отец, го-лос ласковый.
-Я не сплю.
-Эй,паромщик!-зовет отец.
-Шайтан вас носит-доносится с противоположно-го берега.
Раздается скрип уключин, треске каната. И паром несется в нашу сторону. Паром - это две большие лод-ки,соединенные между собой, катамаран. На площадке умещается одна автомашина,телега и двадцати человек. Паромщик берет с .души по рублю,а с автомашины – дерет по пятерке, если ночью перевозит, а с телеги - три рубля. У паромщика своя такса.
Отец тоже устал. Ему обычно не везло. Ему прихо-дилось тяжелым трудом добывать себе радости. Он это знает.Поэтому зачем унывать? Была от этого какая поль-за. И работает он с настроем...на песню, будто вот-вот он выйдет на сцену и запоет. Хотя он в жизни не спел ни одной песни,так себе,бубнит про себя. С настроением ведь легче. Из последних сил шел к свету. Правда, иногда не выдерживал, нервничал,но никогда не упрекнет нас тем,что мы родились, опутали его.С песней он не чувствует усталости,да не замечает, как время бежит-бежит.
-Что поешь-то,учитель?~спрашивает паромщик.
-От радости,что тебя разбудил.
-А я не сплю никогда.
-Вижу.
-Как получил похоронку от старшего сына,такого славного джи¬гита,сон пропал. Жизнь моя кончена.
-Да брось, аксакал, такое молоть. Жизнь не конче-на, пока живется.
 -Держи волов, отчалили.
Вскоре мы очутились на другом бере-гу,пологом,песчаном. Подвода наша забуксовала в пес-ках. Мы усердно погоняли волов. Они отказывались идти. Тяжело. Началась для нас новая жизнь.
***
С той поры много воды утекло в г. Каратале.


1Эх, Каратал мой, Каратал черная река. Каратал, что означает черная река, нехорошая река. Непо-нятно,почему ее так назвали люди. Наверное, за строптивый нрав. Весной так разольется,что зато-пляет прибрежние аулы и деревеньки. Вода в ве-сеннее и осенне половодье в Каратале бурая, все в реке кипит. А в спокойные солнечные дни вода блестит золотом. И кажется, будто расплавленное золото течет по глубоковму желобку, глубокому руслу Каратала. А в другие дни вода тут рыжая, перемешанная с донным илом. Борчит в непого-дицу, бурлит, буйствует Каратал, требует жертв. И правда, часто тонут в ненастье. А летом под палящими лучами солнца водная гладь вспучива-теся, и золотые блики слепят наши глаза. В жару мы идем купаться. Вода, как ни странно, холодная, но купаться можно. Однажды я надумал переплыть реку. В жизни надо преодолеть то, что ни разу не преодолевал. И хотел преодолеть свой страх воды. И хватило духу. Сейчас бы врядли решился на такое: жизненный груз сдерживает. Как вспомнишь, у тебя столько задумок, желаний, притом не бесплодных, нужных, тогда и не очень-то хочется рисковать. Какая-нибудь глупость и тебя потянет на дно. Водоворот или судорога тебя схватит. Чтобы решиться на такое озорство, надо быть мальчиком. И вот тайком бегу к реке. Не один. С ребятами. И все постарше меня. Я водил дружбу только с такими, которые постарше меня на пять и более лет. С ними я чувствовал вольготнее. Они понимают тебя лучше, чем ровесники. И вот как задумаюсь, так как будто сам не свой, пасмурный, очень послушный. Исполню любые поручения и пожелания. Ребята настояли, чтобы я первым начал заплыв. Они будут следить за мной.
       - И не надо следить.
      -Почему?
      - Никакой страховки не надо.
      - Ну как хочешь. Мы уходим за мавзолей.
Если уйдут к забытому мавзолею, то оказать мне по-мощь они не смогут. Они ушли. Я бросаюсь, без разду-мий, в холодную воду. Раздумывать нельзя. Будет опять страшно. Течение унесло меня далеко от берега. Плыть и плыть, иного выбора нет. Я работаю руками, иногда вы-брасываю на поверхность воды ноги, будто страхую се-бя, не утонуть бы. Держать на поверхность воды, а тече-ние вынесет тебя. Меня несло к желтому мысу. Солнцве своим нестерпимым сиянием слепит мне глаза. Я ничего не вижу. Чувствую течение. Такое ощущение будто я на спине дикой, необузданной лошади. Удержись на спине и в том твое спасение. Удивительно, страха-то и не чув-ствовал. Вот уже мысок рыжей каймой отделлось от во-ды, до него уже близко. Я усиленно гребу руками набун-товавщуюся воду. Подул ветерок, который взъерошил гладь воды. Захлебнулся я, озираясь на мысок. Плыву и плыву. И вдруг ноги мои касаются чего-то твердого. Дно реки? Не решаюсь встать на ноги, плыву дальше. И вижу прибрежные гальки. Я на мысу. Сверкаю пятками по желтому песку мыска. И не надо мне иной благодати. Впервые в жизни испытывал тревогу за свою жизнь. Но подрасту еще и другие, более серьезные тревоги посеят меня. Родителей хватает только на то, чтобы заработать на жизнь. А я хочу творить. Не задумывался над этим: рождаются ли гении в этих населенных точках, как «Жа-на-Талап»? Был уверен, что когда-нибудь они родятся. Но он обязательно должен лететь в Москву, вступить во взаимодействие с лучшими людьми науки, литературы, искусства, и все это, чтобы творить. Итак, мой жизнен-ный путь пролегал через Москву. Я хочу творить, тво-рить… Творить можно тогда, когда не надо думать о хлебе насущном. Сейчас мы, конечно, не страдали от нужды. Не задумываемся, что мы теперь можем не ду-мать о хлебе. А было время… Помню, в том же Уш-Тобе и простаивал по три-четыре часа в длинной очереди за хлебом. Терял деньги и возвращался домой без буханки хлеба. И вся семья ложилась спать без ужина. А сейчас не думаю о хлебе, и в том, что я не думаю о хлебе, наше и мое богатство. Но родители всю жизнь заняты добыва-нием пропитания и теперь мыслят свою жизнь как сред-ство к добыванию продовольствия. Они и готовили меня к жизни, для бытия, а не для творчества. Сможет ли сын заработать нга жизнь, жить на своем хлебе? Это и волновало их. Учись сынок жить в достатке. А творчество? Так это же самая настоящая блажь. Сможет ли их сыночек хить на своем хлебе? – вот что волновало родителей. Для этого надо учиться. И они делали все, чтобы я учился хорошо. Только чтобы учился. И ни на что другое не отвлекался. Но я рос так, как природа задумала. Пришло время любить и я полюбил, сия чаща не миновала меня. Было это в восьмом классе. И юыла соседка Лида, красивая, строгая девушка. До седьмого класса я учился в другой школе. И Лиду я увидел девуш-кой. Нас посадили за одной партой в первом ряду, напротив стола учителя. С Лидой мне было трудно. Все время приходилось подтягиваться, внутренне держать себя на строгой струне. И теперь по происшествии почти двадцати лет не могу не вспомнить о той поре с чувством радости. Я не жалею. Что встретилась Лида, первая в моей жизни девушка. Что ж, я вступаю в новую полосу жизни, я взрослею. И настолько моя жизнь будет отличаться от жизни родителей, не знаю. Но хочу, чтобы моя жизнь отличалась от жизни родителей, пошла по иному пути. Меня не устраивала жизненная формула родителей: продержаться на поверхности жизни, обеспечить семью материально. И детям они желали того же счастья. Осмысливать житье-бытье, творить – пусть это делают избранные. Отец и поставил нас на ноги. И его миссия завершилась. Он теперь просто зритель. А мое поколение уже имеет в запасе время, чтобы оглянуться дальше своего носа, на мир посмотреть. Можем задуматься о чем-то, замечать кра-соту жизни. Родители прожили долгую жизнь, не ведая этой самой красоты. Они и сошлись-то вместе из суро-вого закона необходимости. Мать еще девочкой хотела уйти из дому, чтобы не обременять многочисленных братьев и сестер. И была рада, что ее берут замуж. И отец хотел встать на самостоятельные ноги. Сошлись и превратились в снабженцев. Особенной любви между родителями не было, они сошлись на взаимном уваже-нии. А душа моя жаждала любви. И я влюбился в Лиду. Я сам не понимал, что со мной происходит. Внутреннее напряжение, тетива руководила мной. Я не мог отвле-каться на мелочи, я любил все человечество, зрение мое было всепланетное. Я укрупнял людей, которых не надо было укрупнять, потому возникали иногда нелепые от-ношения. Но они прощали мне такие заскоки, потому что догадывались о причине их. А Лида относилась ко мне равнодушно. У нее были свои тайны, о которых ни-кто не догадывался. Наверное, потому, что прекрасно владела собой. А я собой не владел. И у меня не было тайн, все было написано на лице, в движении, в голосе. Я был восхищен Лидой. Она красивая, высокая, строй-ная. Ей, пожалуй, было неприятно оттого, что я, дере-венский мальчишка, плоховоспитанный, с плохими ма-нерами, посмел ее полюбить, она держалась со мной так, будто я какое-нибудь отвратительное насекомое, которо-го она должна терпеть ради большего: она должна учиться. Она же не хотела интересоваться мной как че-ловеком, который любит. Все мое было для нее заранее неинтересно. И уважал ее за это. Думал, если уж полю-бит, то также безрассудно, всей душой. Почему я ей по-казался сразу неинтересен? Наверное, потому, что был весь на виду. Парень должен походить на айсберг, что-то должно оставаться под водой. А я весь, как на арене цирка, на виду, обозревай, если не лень. И Лиде, навер-ное, казалось, что у меня за душой пусто. Почему же та-кая несправедливая оценка? Мы были равны в духовном развитии. Она была начитана, как и я. И рассуждала, как я. Только, может быть, я чувствовал более остро, потому что страшно любопытен к жизни. А она развивалась по принципу «выглядеть не хуже людей». Теперь, когда утекло столько воды в родном моем Каратале, не могу осудить Лиду за это. Откуда в ней рационализм – не мо-гу понять. И откуда в ней это пренебрежение к людям, которые ее не интересуют? Она могла мастерски выка-зать это свое пренебрежение. Здесь она была талантлива. Может быть, и была она со мной так жестка, чтобы по-мочь мне избавиться от ненужного чувтства? Наверное, наверное. Но почему она считает мое чувство к ней не нужным? Мне это чувство помогло стать человеком. Сейчас я понял, что Лида сама страдала по кому-то не из наших ребят. И я раздражал. Мне тогда было тяжело. Все в классе, да и учителя знали, что я влюблен в Лиду и что она избегает меня. И это меня коробило. Уехать бы, да надо закончить школу.
- Я сегодня умывалась?-спрашивает Зоя. Мы родили девочку, и Зоя ходит зачуханная, как она выражается.
       -В твоей практике это не ново.
      -Хватит измываться. Застегни пуговицы на рубашке.
-Столько пуговиц пришили, никакой экономии.
-О, заговорил про экономию. Не юноша, а муж… Растешь.
      -А как же!
       Да, прошло много времени с той голубой школьной поры. Судьба моя пересекалась через Москву, Сибирь, Дальний Восток. Каратал и Амур – две реки, которые я слил в своем сердце. И тогда только понял, что русло моего творчества – это станина токарного станка. Было множество причин, которые привели меня к станку. Вчера нервы мои потрепал сверловщик. Из новых. Без году неделя, как он очутился в силу многих причин в нашем цехе. И ясное дело, не знает, кто и что я. Видит, что перед ним незавидный – худенький, невидный мужичок в изношенной спецовке, в толстых очках. И в голове этого сверловщика возникают неверные мысли обо мне. Подумал: этот очкарик из тех, каких всегда склоняют на собраниях, а мастера суют самые плохие наряды, ребята потешаются, словом, из последних на участке. И потому, наверное, сверловщик из новых решил похамить. Загораживает мне дорогу к фляге с фризолом. Дескать, им саим не хватает. Но каждый сверловщик набрал себе по банке, на смену хватит. Но нужна страховка. Не верят в расторопность мастеров, пока утром раскачаются, найдут завхоза и сделают эту смесь… Вот и загородил мне дорогу сей ферт-сверловщик. А я из-за фризоа не могу закончить срочную работу. Производство забуксует в том месте, где я стою. А сверловщику наплевать на это. Но пройдет некоторое время, узнает, что я токарь не по бедности, убогости, а потому, что мне дано строить машины, творить, начнет выказывать всяческое уважение ко мне. И я вчера подумал: «Зачем здесь? Почему я трачу силу на самое мизерное для меня дело? В другом месте я бы мог сделать больше, больше и более важное для жизни. Так зачем здесь торчу, выслушиваю всякие колкости?» Нервы мои поымаются, набухают. Но я беру себя в руки. И песенку напеваю. Так легче. У меня обостренное восприятие ко всему. Но оно притупилось. Мне стало как-то скучно… Долгое пребывание на одном месте притупило мое восприятие жизни. И странное дело, чем больше нахожусь на одном месте, тем труднее уходить. Я оброс невидимыми нитями, которые связывают меня с заводом. Знаю, что в другом месте я смогу больше, во всяком случае, там буду творить, а тут болты, гайки и все во имя плана… Просят оставаться после смены. Цех в прорыве, надо спасать положение. И остаюсь. Коммунист не может стоять в стороне. Но почему допустили отставание? Но допустили отставание. И я должен подарить личное время заводу. По вине руководителя цеха я затыкаю узкие места в технологическом процессе. Основная моя работа падает на личное время. Вне работы я творю. Вопрос ребром: или-или. Или у меня получится, или даром прожил жизнь. Поэтому дорожу личным временем. И в цехе меня не любят. Мой личный интерес идет в разрез с заводским планом. Противоречие вступил с заводом, но не обществом. Обществу нужны плоды моего творчества, нужны. А творить я могу в личное время. Неблагоприятная обстановка сложилась в цехе. Здесь не дорожат личным временем работника. Выбор: оставаться залатать дыры в руководстве цеха и попасть в число хо-роших? Не люблю конфликты, не по моему характеру. Остался. Устал. Зрение ухудшается. Значит, я выдохся. Плохо вижу. Но нервничать не стоит. И работаю с песней. И тогда замечаешь, как бежит время, продвигается рабо-та. С годами все чаще вспоминаю дни юности. Они кажутся самыми счастливыми. Дни эти, будто хрусталь, полны солнечного света. Солнечные блики любви моей, воспоминания, связанные с Лидой, высветили мою душу. По иному мыслиться моя жизнь в том школьном отрезке моей жизни. Вспоминаю все в ослепительном свете несостоявшегося счастья, в трагическом свете. Помнится, однажды осенью убирали всем классом колхозную сахарную свеклу. По утрам мы собирались во дворе школы. Подъезжает колхозная машина, и мы набиваемся селедками в кузов. Лида между мальчиками. Она всегда в окружении ребят, как первая красавица классак. Я чувствую близость Лиды остро ощущаю непреодолимую стену между нею и мной. В этом беспощадном максимализме и трагический отствел любви. Если бы все было доступно, не существовало чувственных и моральных границ, то и любви бы не было. Случайные связи всегда антипод любви. Лида не любит меня и все тут. Это был для меня страшный удар. И он оглушил меня. Тогда все воспринимал мой незащищенный разум в трагическо-торжественном свете. Нужно было найти в себе столько силы, чтобы выстоять от этого удара. Я понял, что есть высоты, которые мне недоступны. Лида – это та высота, которая для меня недосягаема. И я нашел эти силы. Я убедил себя в том, что жизнь человеческая выше любви, потому что, если бы я не родился, то и любви моей не было. Когда думал о Лиде, в груди моей прокатывалась волна сладкой боли, такая, когда рана заживает, притронешься к ней, приятно, чешется. С годами мне принятно вспоминать мое неудавшееся чувство. Лида заставила лучше, вернее понимать красоту жизни, все ее проявления. Но удар есть удар, он оставляет в человеке свои вечные следы. И сейчас я чувствуют какую-то неуверенность там, где я смогу и должен сметь. Мне очень хочется. Значит и другим хочется. А чем ты лучше других? Вот скоро понесу на суд людской свой труд и под ложечкой неприятно сосет. А вдруг скажут: вы напрасно трудились, вас опередили… В жизни я не определился. Еще не соотвествую. Но стараюсь, чтобы соответствовать своим идеалам. Но стал более человечнее, что ли, справед-ливее. Иду родными улицами. И замечаю людей. А до недавних пор не заме-чал. Идет навстречу пожилой человек. В крупных морщинах его лицо, загрелое, бронзовое от трудового загара. Он слегка сутул. Думал сколько в жизни сделал хорошего. На таких вот людях и земля держится. Твердо знаю, что и Лида стала другой, понимающей не только себя, но и других. Хочется краешком глаза посмотреть на нее, новую. Она там, в милом моему сердцу родном краю. Пройтись бы по прежним своим тропам. Тянет в места где прошла моя юность. Прошла, отшумела и ушла в память. Воспоминания сладостны и мучительны. С кем же ты, Лида? Счастлива?
Наверное, не успокоюсь, пока не ступлю на крутой бережок Каратала. Надо найти время. Во дворе, однако, дождь напевает колыбельную. Спите, люди. Завтра на работу. А я не сплю.  Да, это ясно, что когда-нибудь я вновь пройдусь по крутому бережку Каратала. Пока времени на блажь не находится. Я запаз-дываю. Мне надо торопиться. Было время, когда оно работало на меня, а те-перь время поджимает. Может быть, встречу тебя и заново осмыслю. Неуже-ли все та же стена между нами? Мы во многом схожие. Ты горда, да и я не без самолюбия. Ах, если бы наши пути не разошлись? Я знаю, что уже стал бы тем человеком, каким я хотел быть, уже стал бы. И в этом моя обида. Она еще долго будет саднить в душе моей. Годы-то ушли, а обида-то не прошла. Ты меня не любила, нет. Но не прогадала ли она, выйдя замуж за того, кого люби-ла? Тогда она была права. Но где отдача? Почему ребята могут о тебе гово-рить, но о твоем муже не могут придумать и двух слов? Великая любовь воз-награждается большой отдачей. У тебя, Лида, не любовь была, а ослепление. Хочется увидеть тебя сегодняшнюю. Вижу перед глазами бурые стремитель-ные воды Каратала. Текут, текут, невозмутимо, уверенно. Упрямо несет тяже-лое золото воды в Балхаш. И пользя от этого огромная. Полнеет Балхаш пре-сной водой. А оттого, что я живу, стал ли мир лучше? Наверное, все-таки ок-ружающие меня люди стали лучше, счастливее. Та же Лида, которая узнала по мне цену любви, счастья. Я же был доволен тем, чт о судьба позволила встретиться с ней. Мне нравилось в Лиде буквально все. Нравился ее почерк. Она писала буквы с благородным поклоном, буквы выходили стройные, изящные, как и сама Лида. В эти дни я болен, но работаю, действую, из строя, не выхожу. Зачастую хлюпаю носом, во всем теле какая-то слабость. И все-таки своего почерка не теряю. У меня устоялся почерк, порывистый, нетерпе-ливый. Пишу ли чернилами, или пастой, шариковой ручкой. Важно вырабо-тать почерк. Почерк – это характер. Вот брат мой. Напишет – глазам большо, будто ячмень завелся. Исписанный листок похож на камышовый луг, в кото-ром забуйствовал страшный ветер. И характер брата сродни его почерку, не-уравновешенный, неровный, вспыльчивый, не поймешь… У меня почерк мускулистый. А у Лиды почерк мягче. Выводила она буквы школьной уче-нической ручкой со стальным пером. А держала ручку длинными гибкими пальцами. И сама она была предельно хороша в эти минуты. Теперь мне не вспомнить, в каком платье приходила в школу Лида в торжественные дни на вечера. Кажется, чаще всего приходила в форменном платье. Да фартук пре-ображал все, белый, с оборочкой. И Лида выглядела празднично. И когда я вспоминаю Каратал, то вижу перед собой Лиду. В золотых бликах Каратала я вижу тень от продолговатого легкого профиля лидиной головки. Этот про-филь заставил меня призадуматься над сложностями жизни. Я еще сырец, душа моя едва сформировалась и встретилась Лида. Она выгранила мою душу. И в любви к ней, Лиде, раскрылась моя душа. Я как-то умел примиряться, признавать факты и не оспаривать их, уважать чужое воле-излияние. Лида дала понять что у мен не должно быть никаких надежд по отношению к ней. И я внутренне согласился. И не помышлял как-то изменить ситуацию в свою пользу. Угрожать Лиде? Например, так поступали некоторые мои отчаянные ровесники. Кто-то даже добивался успехов, но какие это были жалкие, Пирровы победы. Лиду угрозой не завоюешь. Она горда. Да и я не могу унизиться до этого. Лиде я не показался. Не знаю, почему. Мне предоставлялась возможность изменить к себе отно-шение. Ведь сидели за одной партой еще два года. Можно было повернуть Лиду на мою тропу. Но я ведь ничего не сделал, чтобы повернуть. Я не мог поймать лисий хвост счастья. Здесь, у берегов Каратала, я получил то восприятие мира, которое и доныне руководит мной. Я полюбил Лиду. И я должен завоевать ее сердце? Стараться понравится ей? Для себя постараться. Вот этого – для себя – у меня не выходило.    Где же ты, Лида? Все там же, в милом, родом Уш-тобе? Нашла ли ты свое счастье? Не могу представить тебя замужней женщиной, женой другого. О твоем муже не слышно ничего, ни хорошего, ни плохого. Заурядный человек. И ради него ты пожертвовала своим талантом. Талантом любить. Видно было, ты талантлива в любви. И то суровое ко мне отношение – суть твоя любовь. Ты любила, и потому все те, которые домогались твоего внимания, тебе были ненавистны. Стоило тратить лучшие свои годы ради того, чтобы тешить сердце того человека, которые и не понял твоего подвига любви. Жизнь твоя не загублена, загублен твой талант. Обидно.       - Разве рассуждают, когда любят?       - Настоящая любовь не слепа. Любовь зла, полюбишь и козла. Нет, не так. В конечном итоге оказывается, что козла полюбила козлица. Значит, Лида достойна своего мужа? Да, наверное.Зоя меня упрекает, что я плохой едок. И читает мне наставления, хорошо, поставленным голосом:       - У всех мужья как мужья. Беспокоятся о еде. А ты чашечку чая. Суп хороший, ей богу.               - Не идет.               - Ешь давай. Тебе же всю ночь работать. - Ладно, ради великой цели, - уступает моя душа.        - А это без великой цели можно. Вкусно и питательно.         -Я же не спорю. Наверное, и Лида уговаривает своего мужа съесть то и то. Да, участь… Хотелось бы мне вновь тебя увидеть, Лида. Все той же недоступной девушкой. Но это нелогично. Ты уже другая. Я приеду и пройдусь по тем же тропкам, которым проходил в нашу с тобой общую пору. Теперь-то ясно, что там не рождаются таланты. Там живут простые, но хорошие люди, из кото-рых и состоит в основном человечество. Родятся, растут, женятся и вновь ро-дятся дети – продолжается жизнь. И я уехал от родных, милых сердцу берегов. Наверное, инстинкт творчества, самосохранения позвал меня в столь даль-нюю дорогу. Чтобы быть настоящим, надо быть в своей области профессио-налом, хорошо владеть ремеслом, надо трудиться, не давая отдыха ни единой клеточке своего мозга, тела своего, не засорять пустяками серое вещество. На мозг свой я жаловаться не смог. У меня хорошая память, умение логически и необычно мыслить, - делать неожиданные обобщения. И вот я чего-то достиг. Но понял, что надо вновь спускаться в колодец жизни, все начинать сначала. У меня нет никакого багажа, будто нет. Мне нужно вновь затеряться в людях. Как Лида. Теперь-то уж точно, что она загубила свой талант, сама того не ве-дая, загубила. Почему на не пошла со мной? И тогда, может быть, не золотые блики, а золотые слитки удачи, радости открылись бы ей. Но есть тысячи при-чин, чтобы сохранить себя. Конечно, счастье жить естественной, дарованной природой жизнью. К этому счастью стремился всю жизнь мой отец. Но есть высшее счастье – творить. чтобы творить, нужно уметь сохранить себя.            Потерялась, затерялась Лида. Мне хочется найти ее. Она там, на берегу Кара-тала. И меня танет туда. С годами в человеке усиливается тяга в места, где прошло детство и юность. Они оживают в памяти, отдаются эти воспомина-ния болью в груди. Понемногу начинает терзать тебя мини-ностальгия. Я мог ехать за тридевять земель. Находились средства. А вот просто приехать на станцию детства, никак не выберется времени, да и средства не находятся. Отчего? Неужели я так и не реализую свое намерение вновь созерцать золо-тые блики  на тугой воде далекой горной реки? Там нет священных мест, например, Ясная поляна, там еще не родились большие мудрые люди. Кара-тал еще не увековечен в истории. Но право же, разве жизнь тех или иных жителей Каратала от этого мельче, менее интересна? Понять людей и себя понять, вот, наверное, в том и смысл моего бытия. Отцу было некогда понимать людей. Он добывал хлеб насущный. Ну, а мне? Мне и нужно осмысливать жизнь. Видеть не только золотые блики жизни, но и самую суть ее, ее золото.Летом я еду в Москву. Защищать свою работу. На обратном пути заеду в Уш-тобе. Это решено окончательно.. 
1973









ЗАВТРА  БУДЕТ  НЕ  ТАК,
КАК  БЫЛО


         - Как уволюсь, в тот же день отколупаю у него это.
Молодой, а мастер. Он у меня хватанет, - обещал Вовка, которого довольно метко прозвали за внеш-ность и характер – Спичка.
- Утихни, - посоветовал ему Митя, выглядевший старше Вовки, хотя оба они - ровесники.-Что тебе Петька? На хвост твой длинный наступил?
- Митяй, ты желудком кумекаешь, не головой. Ты оста-ешься. А я скоро уйду. Дядя обещает пристроить в одну конторку. Чисто-тепло, и окладик-оладик.
Потом ребята уединяются и о чем-то страстно шепчутся. Я нахожусь рядом с ними, но за перегородкой платяных шкафов. В обеденный перерыв мы любим собираться в раздевалке душевой. Здесь тихо. Нелюдно. Здесь друзья мгут поговорить по душам. И собраться по интересам.
Старый токарь дядя Саша любит пошутить насчет Петь-ки, молодого мастера. Дядя Саша оглядывается по сто-ронам, заговорщичеки замирает:
       - Боюсь. Как же! – начальство критиковать – что с медведем целоваться.
      - А зачем его критиковать? Делай свое и не злись, дядя Сань.
       - А что злиться? Я к слову. Петька зол уж. Помочь ему бестолку.
Все равно ему не работать мастером. Ему это понять на-до и уйти, - объясняет дядя Саша.
В смене мастера Петра Плесовских я с прошлого года. Пришел в его смену тогда, когда его только что перевели мастером смены. До службы в армии успел закончить техникум. Устроился на завод, год работал токарем. И вот его перевели мастером. Половина токарей состоит из подающих надежды. Одни заканчивают институты, другие техникумы. За редким исключением все имеют среднее образование. И в первые дни каждый с недоумением думал, почему Петьку поставили мастером. Ведь ничем таким особенным не выделяется. Даже вида нет. Среднего росточка, голосок тонкий, ломкий, как сухая тростиночка.
         Спичка, Митя и другие ученики начали было при-выкать к предшественнику Петьки, крупному медвежко-ватому мужчине, молчаливому, как скала. Ему что-то не понравилось в цехе и уволился. Тогда-то поставили мас-тером Петьку. Другой кандидатуры не было. Петьке бы-ло тяжело. Он взялся не за свое. С людьми не ладил. Не имея подхода. Ясно, что Спичка не подчинялся новому мастеру. Поначалу, Спичке жилось вольготно. Спичка норовил пораньше уйти домой, а на работе устраивать побольше перекуров. Потому что, мол, сижу на учениче-ских харчах, отдельного наряда не выпишут. И искал себе оправдания. В чужих поступках. Дескать, Жора, и Леня, когда захотят, тогда и приходят на работу. Им по-блажка. Они лучшие станочники. Еще до армии работа-ли в цехе. Им, значит, поблажка. Петька с ними работал до выдвижения мастером. В одной компании проводил вечеринки. Теперь хоть и мастер, а перед ними не мас-тер, а свой однокашник. Конечно, Жора и Леня всегда выручают Петьку, как классные токари. Но Петьку ли выручают? Может быть, никого не выручают, а работа-ют на себя, на цех, на общее благо? Но Жора и Леня счи-тают, что спасают Петьку, и на законных будто бы осно-ваниях требуют поблажки. Петька молчал. И своим мол-чанием сводил свое влияние на участке к нулю. Петька пытался было приструнить Спичку, но получил достой-ный отпор:
       - А почему Жору не остановишь? Он ведь не сту-дент, на занятия не спешит. А я хожу на вечерние курсы.
- Я ему говорил. Я всем говорил. Лорка вот выговор по-лучила. Знаешь же об этом.
-           А Лорку зря.
             - Она же не соблюдает дисциплину?
       - Соблюдает, просто ты придираешься к ней.
       - Это тебе так кажется, дорогой.
      - Да нет, не кажется.
Спичка замечал, что Петька возмущается когда Лорка уходит домой минут на пятнадцать раньше, не всегда, но частенько. Но возмущается как-то стеснительно, свое возмущение выражает только ей, лично ей. Однажды он сделал ей слабое внушение. Подошел к ней, когда она мыла руки в керосине и о чем-то говорил ей, делая рез-кие, нетерпеливые жесты. А лицо в сердитой улыбке. И Лорка улыбается, но как-то виновато, жалко. Но после этого внушения Лорка воспряла духом. Она сразу поня-ла, что Петька не осмелится сделать ей замечание при-людно, на утренней пятиминутке… И стала бессовестно приспосабливать законы производства к своим прихо-тям. И так как каждый жил при Петьке на свой лад, строил с ним свои особые отношения, то никто не осуж-дал Лорку. Дескать, молодец Лорка, молодец, девчонка. Но никто не мог думать о ней, как о девчонке. Высокая, статная, пышная коса, взгляд, под которым трудно со-хранить спокойствие, который выжигает все будничное, наносное, с ней только думаешь, как о прекрасной де-вушке. Лорка смело выкраивала себе время.
         Во вторую смену идем обедать, вернее, ужинать в столовую. Это идти через всю территорию завода, в за-водоуправление. Желудок требует, чтобы переть в такую далищу. А зима в этом году холодная. Полвека такой зимы не было. В столовой топает молодежь, да и то не вся. До начала второй смены ленивые ребята покупают в буфете молока, пирожки, ватрушки, песочники и потом рассядутся за столом мастера и забивают «козла», глотая молоко. Благо. А мы бежим в столовую. А там – очередь. Нервы не выдерживают.
Лорка разъясняет молодым, недогадливым.
- Беседовали со мной.
- Это ты насчет замечания Петьки?
     - А то о ком же?
     - А кто тебя видел, что опоздала?
-Никто, а захотел побеседовать.
     - Вот какой шустрый, - возмущается Спичка.
    - Ему ведь достается, молодой. Все хотят его учить, - защищает его Лорка. - Допустишь брак, ему же выговор. Было такое. Токарь Лихов занизил размеры диаметров деталей на три микрона, что было недопустимо для экс-порта. Ему раз дали экспортную партию. Петька наказ-вал, помахивая нарядом:
- Смотри, на экспорт!
- Ладно, - ответил Лихов, - Будь сделано.
И допустил массовый брак. Вина Петьки заключалась в том, что он в процессе работы не подошел ни разу к  старому токарю. Стеснялся. Неудобно. Человек двадцать лет работает на токарном станке. Что ему подсказывать? Сплоховала и контролерша Клава, она намеренно не подходила к Лихову, боялась обидеть почем зря челове-ка, обидеть недоверием. А Лихов допустирл занижение нечаянно. Приглядывался к чертежу чересчур внима-тельно. И это-то послужило причиной брака. Когда вновь вернулись к чертежу, то оказалось, что Лихов принял цифру шесть на девятку. Занижение на три мик-рона. Что-то произошло с памятью. Как бы то ни было, но занижение допущено. Лихову по приказу начальника цеха получать за проделанную работу 90%, а Пете Пле-совских – выговор за халатность в работе. Правда, пред-варительно Петька был выпорот словами на планерке у начальника цеха. Петька вышел от начальника совер-шенно переменившимся человеком, во всяком случае лицо его в пятнах, будто болел он корью. Петька собрал нас всех в будке мастера. Спичка догадался, для чего, надумал сострить. Он скорчил рожу и запищал:
    -      Будет скулежу! Зубная боль!
-       Хватит зубы скалить! – остановил дядя Саша.
Спичка умолк.
     - Участились случаи с браком. Сдаем абы так, детали грязные немытые, - говорил Петька негромко, четко, взмахивая кистями рук в такт своим словам.
Это был первый выговор, и потому, наверное, он пере-живал болезненно остро. И это передалось всем. Люди стали сдержанны. Брови насуплены. Лорка опустила го-лову, не глядит в сторону Петьки.
- Каждый раз мыть в керосине? А керосин вреден для кожи. – Сказал дядя Саша. – И потом что это за манера? Даешь кому точить тайки, так пусть он и доводит до конца. Не умеем? Пусть учится.
- Бросьте вы, - нетерпеливо оборвал Петька.
       - Что бросьте?
         В общем, разговора не получилось. Все остались недовольны. Петька нервно сучил руками. Самого Лихово-то не было. Он на бюллетене. Потому и разговор получился беспредметным. Наверное, все же зря согласился мастером. Как токарь он виден. Деятельный, подвижный. Все делал в темпе, в приятном ускорении. И помогал же он тогда всем. Тому же Лихову станок налаживал для выточки полуосей. И успевал многое. Губы втягивали папиросный дым, а ноздри выпускали его в две струи. В это время руки держали патронный ключ, а ноги отрабаюывали какой-то танец под музыку станка, а возможно, и на память. Петька уверял, что его память получше магнитофонной ленты, новая запись не сотрет старую. И когда был токарем, он нравился ребятам. Но как мастер Петька всем не подошел. Часто выказывал свои обиды, дескать, его подвели, лично его. Молодые не выполняли нормы. Разумеется, от неумения. Петька обвинял их бог весть в чем. Те прятались в раздевалке, душевой. Петька находил их и развивал на них свои голосовые связки. И один из начинающих сдал, не выдержал. Решился пере-вестись в другой цех. Петька не унывал. Не на них дер-жалась смена. А на таких, как дядя Саша. Нет такой ра-боты, которую не выполнил дядя Саша. Но он не имел тормозов. Все его лучшие качества – общительность, умение веселить людей объединять их – шли ему во вред, когда выпьет. Тогда он, разгоряченный хмелью, приставал к каждому, говорил чересчур много. Уже име-ет выговор с предупреждением. В прошлом году ли-шили годички наполовину. Но разве в один день испра-вишь зло? Дядя Саша сам отлично понимает, что вино – это зло, большое зло. Но не может. Каким-то образом от тащит через проходную водочку. В чекушечке, наверное. Никто не видит, как он вливает в себя несколько глотков водки, но видят, что дядя Саша того – ходит мягко, глаза улыбчивы. Однажды снял от станка, ничего не объяснив, начальник цеха, отправил дядю Сашу домой. Утром дядя Саша пришел серьезный, задумчивый. Не тот, кто вчера все угощал байками. Действительно, утро вечера мудренее.         «Ребята уходят в армию. Другие возвращаются. Жизнь. Учатся. Почти все. Жорка в цехе. Все бегом-бегом. И время бежит, не прозевать бы главного. А Петьку замучили выговора. Но он упрямится. С головой ушел в работу, держится из последних сил. Не по нему – должность мастера. И он хочет ломать себя, изменить свой характер, судьбу. Мечта поступить в институт. Проблема автоматизации, роботов его волновала. Мож-но ли создать робот, выполняющий работу токаря третьего разряда? В принципе можно. Надо торопиться. Но Петьке нравится новое положение руководителя уча-стка. И он горит, как свеча. Заметно осунулся за девять месяцев, с тех пор как стал мастером. Ему никак не дает-ся искусство власти. Его не слушаются. Разве что Лорка? Сумел-таки притянуть ее к себе. Но и она не совсем потеряла свою свободу. Она еще примеривается к Петьке, еще не решила. И выражает свою свободу таким образом: - Руки какие? Ты погляди, мастер. Разве это красиво? Мозоли, ссадины. Такие ладони не стыдно показывать, но, может, восхищаться будут, но любоваться вряд ли. Хочется в библиотекари. Там другая пыль, светлая.
       - Думаешь, тебя отпустят? Должна же отработать после училища? Ничего, постараюсь перевести в кон-тролеры? В синем халате? Не белый халат, а все-таки чисто.
-      Что хорошего в Клавиной жизни?
Конечно, Лорка несправедлива к Клаве. Просто Лорке не понравилось, что Петька доводы свои подкреплял именем Клавы. Клава – приятной наружности девушка. К ней тянутся ребята. Маленькая, румяная, как яблоко-дичок. На лице удивление. Жизнь огромная. И ей страшно и хорошо. Вслух о ней отзываются строго, пло-хо. Но тянутся. Считают, что у нее были свои истории. И не могут ей простить. Клава к ребятам снис-ходительна. Потому что она больше понимает жизнь. У нее независимый характер. Но все-таки одного она терпеть не может. Это Жору, фрезеровщика. А Жора тоже своеобразный, видный. Все в нем мощно: рост, лоб, голос, доброта, радость и горе. Все крупной меркой. Потому он кажется грубым. С чего бы он подчинялся Петьке! Жора считал, что чем больше са-мостоятельности, тем лучше. Только его самостоятельность попахивала недисципли-нированностью, неопытностью. Жора еще поймет хлеб-ный вкус дисциплины. Но он недолюбливал Петьку за его нарочитое внимание к Клаве. Если любишь Лорку, люби, но люби честно. Не вызывай ревность таким спо-собом. Да Петька нарочно симпатизирует ко всем. На-пример, выражает свой восторг перед Маей. Это уже ни к чему. На Майю власть Петьки не простиралась, но он упрямо задевал в разговоре и Майю. А она – хозяйка станка-полуавтомата. Высокая, с тонкой талией. Рыжая, модная, челка. И повод, чтобы почесать язык с Маей, у Петьки нашелся. Алеша, что по прозвищу Философ, был весьма-весьма неравнодушен к Майе.
Вначале двигалось у него дело. Потом из-за пустяка по-ссорились. Она опоздала в кино. Однажды осенью. И стала путанно объяснять, почему опоздала. Они поссо-рились. И тогда Алешка пожалел, что поссорился. За-чем? Он хотел мира. И обратился за помощью к Петьке. Тот обещал поговорить. И поговорил. Петька сообщил, что Майя обижается, но немножко. Алеша поговорил с Майей. Но это был предварительный разговор. И ничего не дало. Алеша добивался нового разговора. И опять за помощью к Петьке. Тому нравилась роль посредника, да кажется, чересчур увлекался. Алеша начал насторажи-ваться частых визитов Петьки на участках полуавтома-тов. Петька не замечал. И переборщил. Алеша охладел к Майе. Еще бы! Пусть Петька старается!
      А время текло!
        - Время, как вода, но его в бутылке не удержишь. Не заметил, как двадцать цеховых лет утекло, - скажет дядя Саша.- А что запомнилось? Перебрался на квартиру с удобствами. И мотолодку купил. А все остальное – смешалось в голове. Время что вино – притупляет па-мять. Но самое яркое остается. И страна с каждым днем сильней. Вот ведь какая штука.
Да, жизнь текла. Незаметно. У всех нету времени. Каж-дый куда-то торопится. А я никуда не тороплюсь. После работы спешу на свою остановку. И зимой и летом под сень клена и тополя, да сосны с растрепанной «причес-кой». Не задумываюсь, каким образом очутилась тут со-сна. Не до этого. Думаю о Лорке. Знаю, что Лорка куда-то торопится. Мало ли куда? Она запомнилась мне в ве-черних лучах солнца. Солнце плавилось в синей домне вечера. А Лорка стояла под зонтом кленовым и прини-мала вечернюю солнечную плавку. Куда-то спешила. Конечно, не о Петьке думала. А сама говорила, что не знает, не понимает, что есть любовь. Она никого не лю-била. Но ждала кого-то. И, наверное, возненавидела ме-ня, за то, что я нечаянно стал свидетелем ее сердечных побуждений. И был недалек от истины.
        Я ушел в отпуск. После отпуска произошло не очень уж много событий, но были события. Неожиданно перевелся в другой цех дядя Саша. Неполадил с Петь-кой. Лишили дядю Сашу годички полностью. Не про-стили ему пустяка. Легко ли человеку, отдавшему луч-шие годы, перейти в другой цех? Решил напомнить о себе. Когда шел с заявлением, дядя Саша смахнул слезы. Но остался при своем: если не переведут – уволится.
-А что было? – спросил я у ребят. -Спроси у него, тогда узнаешь. -Вы что-то загадками кормите. - Одни уходят, другие приходят. -Значит, никого не жалеть? Я знал еще одну новость: Петька женился на Лорке. Добился своего.    
       И во мне что-то упало. И стало легче. Завтра будет иначе.




 
                СМЯТЕНИЕ

Главный бухгалтер завода смотрел в окна. Небо раскисели-лось. Хотя пробивалось солнце сквозь облака и стелило землю ковылем лучей. Настроение хмурое у главбуха.
- Сразу любить людей и быть бухгалтером невозможно, - скеп¬тически произнес вслух - Иван Алексеевич. - Завод потратил на материальное поощрение 100 тысяч рублей. Ну и что? Каждый купил автомашину. Трешкой и пятеркой мы людей портим. Завод на эти деньги детясли новые построил б. Из-за детяслей ссоры, жалобы. Нет, портим людей никчемными трешками. Выступить бы на заводском собрании против этих трешек да в штыки встретят. Засмеют. Бухгалтер, дескать, и есть бухгалтер. А выступить не мешало бы.
Он устыдился несбыточных своих мыслей. Поднятая солнцем пыль дымилась по всей комнате.
х

Он вспомнил декана факультета Илью Михайловича .Ломова. Это колоритная фигура. Страстный,   высокая дисциплина мысли, удаль.И внешне подтянут, В шутку его зовут солдафоном. Участник Ста¬линградской битвы, оратор, он мог бы из киселя-первокурсника сделать борца за идею. Провинившемуся:
- Воо ты зайдешь,
И с трепетом студент входит в кабинет декана. Подтягивается. Душа не ушла в пятки. Ломов не страх вгоняет, а стыд за мальчишество. У него все движения наполнены смыслом. Поющий жест

- Не боитесь перетрудиться, товарищи дорогие. Поступь века такова, что ленивым делать нечего. Эйнштейн, Бор, Курчатов, Эзенштейн, Шолохов это лики века... В преображении земли и Вселенной участвует плодотворная научная и поэтическая мысль. Так шагайте в ритме века, не сбивайтесь с этого прекрасного ритма.
х
X X
Дома Иван Алексеевич взялся за чтение романа Лостоевского "Униженные и оскорбленные", настроился на глубокое чтение. Ему торопиться некуда, ему хотелось насладиться чтением. Давно не брал в руки книгу. Библиотеку он собрал весьма богатую, состоя¬щую из собраний сочинений русских и советских классиков» книг по искусству, а вот читать никак не урывалось времени. Главный бухгалтер завода находится в тисках ответственности. Он закон¬чил Московский институт народного хозяйства и взял направление в Хабаровск на машиностроительный завод. За двадцать лет работы на заводе он поднялся на высшуго ступеньку заводской ответствен¬ности в финансовой дисциплине заводского коллектива. Но с неко¬торых пор почувствовал, что формально оставаясь ответственным, фактически нарушает финансовую диспциплину. Что предпринять? Уйти с должности он и не помышляя. Это же смешно. Лучшего него никто на заводе не разбирался в тонкостях дебетов-кредитов, умение подвести баланс, в общем, он был замечательной докой по части финансов завода.
И все-таки он был неудовлетворен своей работой. До двух часов ночи не отрывался от кн :ги Достоевского и князь Валковекий, и Нелли, и Наташа Ихменева вызывали в сердце

Ивана Алексеевича такие чувства, которые пробуждали в нем бор¬ца.
"Тогда был мир страшно несправедлив. И несправедливость внесла копейка. А сейчас? Мы должны рублем принести большую по¬льзу. Чтобы не было кубышек. Больше морального стимулирорляия. Что человеку трегака? Унижение, Объяви этому человеку благодар¬ность перед бригадой, он будет искренне рад..."
Ему плохо спалось в эту ночь.
Восход выпустил горячие отливки.
Он встал, умылся и собрался на работу. Жена в больнице. Убирает в доме младшая дочка, девятиклассница. Растет красави-цей. Закончит институт культуры и поедет в район. Это решено. Ей живется хорошо.
Не то что папе.
Бот она поиграла роскошной косой и завернула короной вокруг головы. Царственна, прекрасна,
Дочь была радостью Ивана Алексеевича. Сколько замеча-тельных мыслей вызвала она у любящего отца.
- Сердце века - молодежь. Лена красива. Ну и что?
- Как что? Хорошо, - кокетливо сказала Лена... Мне хорошо от мысли, что я красива.
- А брось. Мне твой Стасик совершенно не нравится. Хулиган хулиганом.
- Ну и что? Он не будет хулиганом.
- Разве что? К матери ты идешь? Или мне?
- Я пойду, сразу после школы.
- А то мне сегодня некогда. Совещание.
- Тебе вечно некогда, - упрекнула Лена.
Иван Алексеевич мысленно ругал Лену за самостоятельность, то-есть за чрезмерную самостоятельность. Стасик работает сле¬сарем на загоде. Он старше Лены на пять лет, служба в армии подправила его, а так он остался тем, кем и был. А он, соб¬ственно, никем и был. Ну и что, что учится на третьем курсе вечернего факультета. За драку имеет два, пришла в милицию. Для девчонок неотразим. Иван Алексеевич однажды не подписал ему документ на выплату вознаграждения за создание приспособле¬ния. Отказал ему, потому не понравилось пристрастие к деньгам. А парень эффектный. В нем течет огонь нескольких кровей. Он - сплав всех рас и яркобронзовый, как памятник. И чудо - что это живой памятник. На нем темный модный костюм, черный цвет ему идет, коричневый тоже. Подчеркивает гипноз орлиного взгляда.
Иван Алексеевич понимал сердцем дочь свою Лену, но разумом не одобрял, Дружба, конечно, эта полезна, ни если переступят черту дружбы? К Стасик своим неотразимым, представительным ви¬дом раздражал Ивана Алексеевича.
X X
Лена вечером не узнала своего Стасика. Колючий какой-то, раздражителыный. •
- Почему ты такой разочарованный?
- Не жизнь, а черт знает что, - устало-спокойно вздохнул он.
Задумался, заговорил вслух.
- Наводить косметику на жизнь не могу. Не могу маникюрить как девчонка. А надо что-то сделать. Рассеянно-упорно смотрел в паутину чертежей. Он прихватил с собой на ночь рабочие чер-
тежи одной задумки.
-Без чертежей нельзя?
- Чертеж - это язык техники. Прошел начертательную геомет¬рию, которая дает пространственное мышление, и я доволен. По-иному на вещи смотрю.
-Ладно, не будем об этом. Пойдем в кино.
- Пестрая ты стала, Ленка.
- Уж какая есть!
Тут вмешался Иван Алексеевич.
- Никуда ты не пойдешь. Срам какой. Мне головы нельзя под¬нять из-за тебя. Скорее бы мать домой вернулась. Ишь, самостоя¬тельной стала.
Лена всегда была нежна, обходительна. И вдруг такое! Неуже¬ли сказывается отсутствие матери?
х
х х

Иван Алексеевич готовился к выступлению на заводском партий¬ном собрании в следующую среду. Позвонил секретарю партком, что выступит на партийном собрании. Секретарь парткома удивился. Главный бухгалтер завода ни разу нигде не выступал,
-Хорошо, очень даже хорошо. А о чем выступление?
- Я не составил текста выступления.
- Ну, это несерьезно.

1Речь Ивана Алексеевича произвела впечатление взорвавшейся бомбы, Как? Иван Алексеевич против всяких форм материального поощрения?
Какая глупость.
- Вы затормозите все. Нанесете ущерб такой, что … - выступил мастер сборочного цеха.
***
«Вы не поняли меня. Людей нельзя унижать трешкой. Эх».
1               






                ТЕ ТЯ  НАДЯ

               
- Теть Надь, не покинешь нас? - забеспокоился Витька, тон¬кий, как прутик, мальчик, обхватил Надю за талию, и заглядывал в глаза.
Тонька повисла у нее на шее.
А самый маленький, Ростик, взял в плен Надины ноги.
Все дети запущены, неопрятны.  Пожила с Никифором, отцом этих детишек, чистюля Катя и сбежала на второе месяц, дура ли .она ходить за чужими детьми, когда самой хочется пожить?
Никифор не унывал. Сбежала - так новую найдем.
После похорон Оксаны, близкой своей подруги, Надя зареклась видеть Никифора. Он повинен в смерти Оксаны. Только он и никто другой. Причем тот мальчишка - шофер, который не смог притормо¬зить груженую машину? Молодой шофер вел машину на допустимой скорости. Оксана не видела этой машины. Она слишком была подав-лена своим горем.
Ни за что ни про что взял и ушел из дому Никифор. Погулять ему вздумалось. Оксана ему разонравилась! Каково!
Надя была в отпуске. Работает она крановщицей в том же цехе, что и Никифор. Поэтому знала все, что касалось его. И он знал про Надю многое, всех ее кавалеров, которых она ласково отшива¬ла. Только Генка, сварщик, сменщик Николая, имел, кажется, успех. Надя позволяла ему сопровождать ее в кинотеатр. Хороший парень этот Генка. И красивый. Учится в институте. В нем что-то есть. С ваглядом парень. А с Надей ведет себя как слепой. К все к Никифору, мол, помоги. А Никифору что? Разве плохо, если угождают, ну, допустим, пивом? С Надей он знает, кар; говорить. Все-таки женатым челове-ком был. Имел опыт подхода к женскому сердцу. Надя часто ходила к ним, к Оксане. И он не испытывал волнения, чтобы заплетаться языком.
Словом, Генка выбрал Никифора парла-ментером своей любви»
Вообще-то Никифор уважал Надю. Она труже-ница и нянька. На¬дя вынянчила всех своих младших сестер и братишек. Отец Нади умер рано, да и мать ее хронически больна, ей нужен покой. И доброта Нади, ее ласковость нашли применение. Она оказалась замечательной чянькой. Бывало, мать наказывает Падину се-стренку, а Надя чувствует, как падает из нее сердце. Девочке попа¬дало, конечно, поделом. Но душа Нади восставала против наказаний. Разве ребенок понимает? Понимает, разве, что плохо он поступает?
А потом Надя подружилась с Оксаной. И полюбила их детей. Надя играет с Витюшей в домики. И заражает своей игрой остальных Тонька, 12 летняя девочка, угловатая, с рос-кошными золотыми во¬лосами, синие глазищи. Она просится в игру и вовлекает трехго-довалого карапуза Ростика. И все играют в до-мики.
Года два назад Надя редко бывала у Окса-ны. Были какие-то причины. Поступила в пед-институт, на дошкольное отделение. Пе¬решла жить в студенческое общежитие. И времени на себя не оста¬валось. Все время уходило на книги, семинарские занятия.
- А что это Надя не ходит? - однажды спросил Никифор.
- Не знаю, - сказал Оксана.
- Она похожа на бутон. Вся тайна внутри. И хочется раскрыть этот бутон,
- Но-но, - пригрозила Оксана.
- Жаль, что этот бутон достанется друго-му. У нас в цехе
есть Генка. Он увивается по ней.
Он посштрел на окно. Предвечерье, Горят, будто плавятся стекла окон домов. Солнце на-кренилось.
- Я боюсь чего-то. У нас слишком хорошо, по-этому плохо. Нам не знакома грусть. Я видела вчера страшный сон. Будто черный змей пры-гает на меня и ужалит.
- Да брось. Мнительная ты. Каждый жи-вет сам по себе.
- Каждый сам по себе, а влияет. Потому что среди людей жи¬вем. Мы чем-то обидели На-дю.
Нцкифор знал, что Надю он обидел. Он стал засматриваться на нее, Оксана красивая. Но и Надя не уступала ей в красоте. Жен¬щина всегда влечет тайной, Надя смугла, сильнотела. Это потому, что она увлекается спортом. Конь-ки, лыжи, гимнастический сна¬ряд. Играла в футбольной команде ребятишек, за улицу, была на¬падающей, Никифор с Надшей были друзья-ми, И стали врагами. В день похорон Оксаны Никифор больше озабочен поминками, суетой, чем горем. Бодрым ходил Никифор в этот день, будто сбросил с плеч груз. После похорон со-бралось в квартире Нитшфора много людей. Никифор, выпивши, уговаривал их выпить, приставал с ви¬новатой улыбкой, будто угова-ривал простить его, Никифор неделю жил с детьми один» И привыкал было к новому сво-ему положению. Никифор был мужчи ой здоро-вым, ему всего тридцать пять лет. Си¬льный, здоровый мужчина не может жить одиноко» Он привел домой Катю, продавщицу. Женщина она чистенькая.
Надя одобрила было выбор Никифора, Надя думала:… "Вот и хорошо, ребятки хоть не пропадут". И Никифор вроде бы рад. Вроде бы его желание исполнилось. Он хотел привести в квартиру хозяйку, И пришла Катя,
Никифор ходил хмурый. Его не узнать. Небритый, негла-женный. А походка разлаженная. Потом Надя узнала, что Никифор опять остался один с детьми. Однажды взяла и да пришла детей проведать. За несколько часов квартира Ни-кифора преобразилась. И Надя тоже. Она будто дышала огнем. Брестели полы, стекла окон, посуда. Надя была боса, халат подобран. Сильные ноги до бедер обнажены. Ус-талости она чувствовала. Она успела отшлепать по мягкому месту Тоньку. Проказница разбила фарфоровое блюдечко. Сумела послать непослушного Витьку за хлебом. А Ростика заняла на все время, пока убирала комнаты, жучкаи.
       Стемнело.
Пора идти. А не могла как-то взять и уйти.
Ощущала со сладостной болью обруч витиных рук на талии. Ласковое прикосновение других детских рук.
И услышала знакомые никифоровы шаги. Никифор уди-вился. Всему. И жилой вид квартиры и сияние детей.
И встретился с синими огнями надиных глаз.
-         Давно ты у нас не была.
     - Давно.
-     Уф, устал. Собирал турбину, - говорил, никому не обра-щаясь Никифор.
      - Ужин не успела… - сказала Надя мягким сопрано.
И собралась было уйти.
-      Куда? Садись, - потребовал Никифор
-        Теть Надь, давай ужин готовить, - затараторила Тонька и не удержалась, похвалилась отцу голубыми лентами.
     - Давай готовить, - согласилась Надя и украдкой провела ладонью по своим глазам, мохнатым глазам.1     Никифор заметил это движение и внутренне обра-довался. Он как-то странно посмотрел на де-вушку, не так, как было при Нине. Он теперь понял, что Надя вдруг стала ему желаннее,
- А Генка не хочет на тебе жениться, - ни с того» ни с се¬го сообщил он Наде новость. Ко-нечно, соврал.
Никифор, переодеваясь в домашнее, ка-жется, впервые, после похорон Оксаны, ощутил в квартире уют. И душе стало уютно от этой домашности, простоты, разжатости, физиче-ской и душевной.
- Это не твоя забота, Никифор, - мягко, но с неудовольствием вымолвила Надя, - твоя забота - вот они, - и она указала мохна¬тыми глазами на пленительных детей.
Никифор пристыжен. Он притих, И удиви-тельно выглядел молодо в свои тридцать пять лет. Все таки на 15 лет старше Нади, а выглядел не намного старше Нади.
- Была у меня тут Катя, Чистеньая. А де-тей запустила. Ду¬мал, добрая баба, а что вы-творяла? Не кормила вот их.
- Тебя земля не простит. Вечно будешь гореть там, в земле, - грозилась Надя. Как все-гда, отменный получился борщ, Будто бы
из тех же самых картошек, капусты, а вкусный борщ.
Дети наелись досыта. Их потянуло спать. Надя уложила их. Обещала остаться.
- Останься. Детей нельзя обманывать,
- Конечно, детей нельзя обманывать.
- Оставайся, - сказал Никифор, Он зев-нул. Устал за день.
- Пойду.
- Вольному - воля. А завтра каково нам? - невесело улыбнул¬ся Никифор.
- Заведи хозяйку.
-Хозяйку можно, но кто заменит им мать? - Никифор показал рукой на стену, за которой посапывали дети. Потом он сжал виски горячими ладонями и заду-мался. Вообще-то он разучился думать. Может быть, зодка тому причиной? Или неурядица с Катей. Но он
не мог мыслить. Будто в голове что-то расстрои-лось, Нужна какая-то встряска. Никифор был противен самому себе.
Надя внимательно» в упор глядела своими си-ними главами и поднялась.
- Пойду.
- Нет, не пойдешь.
- Ты не отчаивайся, - негромко, но внятно произнесла Надя.
- Замараться не хочешь. Ясно. Иди, иди, не держу, - вдруг рассердился Никифор.
Надя покраснела.
- Что я должна делать?
- А ничего. Не уходи и все. Детей моих испугалась?
- Чтобы я их боялась?
- А что? Неужели я уже труха? - изумлен-но-страстно произнес Никифор и будто други-ми глазами смотрел на Надю, Она была ему близка сердцем, что ли, хотя не понимал на-строя ее души, ее ха¬рактера. Она была очень серьезной и очень мнительной, Й медли¬тельно-взрывчатой,
Никифор боялся ее рассердить, Ему хоте-лось сблизиться с ней. И от этом самой мысли все тело его горело, А Надя села на стул и не могла заставить себя встать. Она понимала, что время против нее уже бежит. Чем дольше сидит здесь, тем труд¬нее будет уйти. Она видамНики-фора и от его откровенного взгля¬да тоже горела. И лицо и шея будто облиты вином, Вы-сокая грудьХозяйку можно, но кто заменит им мать? - Никифор показал рукой на стену, за ко-торой посапывали дети. Потом он сжал виски горячими ладонями и задумался. Вообще-то он разучился думать. Может быть, водка тому при-чиной? или неурядица с Катей. Но он не мог мыслить. Будто в голове что-то расстроилось. Нужна какая-то встряска. Никифор был проти-вен самому себе.
      Надя внимательно, в упор глядела своими си-ними глазами поднялась.
      - Пойду.
            - Нет, ты не пойдешь.
          Ты не отчаивайся, - негромко, но внятно произнесла Надя.
    -  Замараться не хочешь. Ясно. Иди, иди, не держу, - вдруг рассердился Никифор.
Надя покраснела.
     - Что я должна делать?
-     А ничего. Не уходи и все. Детей моих испугалась?
     - Чтобы я их боялась?
         - А что? Неужели я труха? – изумленно-страстно произнес Никифор и будто другими глазами смотрел на Надю. Она была ему близка сердцем, что ли, хотя не понимал настроя ее души, ее характера. Она была очень серьезной и очень мнительной. И медлительно-взрывчатой.
Никифор боялся ее рассердить. Ему хотелось сблизиться с ней. И от этой самой мысли все тело его горело. А Надя села на стул и не могла заставить себя встать. Она понимала, что время против нее уже бежит. Чем дольше сидит здесь, тем труднее будет уйти. Она видела Никифора и от его откровенного взгляда тоже горела. И лицо и шея будто облиты вином. Высокая грудь как волна,
- Не держи меня,,.
- Иди, Надь, иди,
- Конечно, я глупая, страшно глупая.
Никифор вспомнил давний случай, весьма забавный.
В отпуск они поехали в деревню. Пошел в баньку. Вначале Ок¬сана с Надей помылись в баньке. Наверное, хорошо напарились. Было, жарко. Надя открыла дверь баньки. Она была похожа на ру¬салку, нагая, в черной волне волос. Она думала, что Никифора по¬близости нет. Увидев его, она ойкнула и закрылась руками,
- Да, ладно, не видел, - небрежно сказал Никифор, и тем са¬мым выручил девушку. Она уже тогда смущала взор, хоть еще и не вышла из подросткового возраста. Ей тогда было 15 лет. Как подросток, в ней, во всей ее фигуре довлели прямые линии. Между ними уже была эта тайна.    Даже тогда Надя выросла во взрослую серьезную, даже до угрюмости: де-вушку, он помнил об этой тайне и считал себя чем-то связанном с ней. Живя с Оксаной, Ни-кифор мог запретно думать о Наде. Надя при-легла на диване. Домой ехать поздно.
Никифор стоял возле нее, решая трудную для себя задачу. Ему хотелось ее разбудить, взять на руки и нести к себе на кровать. Думал: "Придет к ней своя любовь, настоящая, И тогда что? От¬казаться от Нади? Нет, невозможно. Я изведусь вконец".
Она проснулась. И подобралась вся. Он сел рядом, обнял ее, стыдился своих порывов. Она была свидетельницей его любви к Оксане. И потому не мог  быть искренним к Наде, Снова произно¬сить слова любви?
- Вот если бы Оксана. Ей было бы больно видеть меня с другой, но еще больше, если бы эта другая была не ты, Надь, я очень уважаю тебя. Будь моей.
     - Уважать – мало. Лучше зыбкая любовь, чем устойчивое уважение. Это я так, к слову.
     - Значит, ты моя?
Надя кивнула.
     - Выпить бы по такому делу. Без рюмаш-ки нельзя, - прерывисто задышал Никифор.
- Ничего, - строго сказала Надя, отчетливо понимая, что она наделала. Что она наделала? Да ничего! Расхрабрилась на словах. Только слова. А слово – не воробей, не поймаешь.
Никифор сделался зверем после этих слов.
Утром Надя не глядела на Никифора. Молча готовила ему завтрак.
Он не пощадил ее. И ей было трудно видеть человека, который не послушался ее. Она уже должна любить его и она полюбила, но с чув-ством упрека. Никифор испытывал легкое разочарование. Надя была девственна и это мучило, влекло Никифора к ней. Он взял Ок-сану женщиной. И поэтому относился к ней буднично.
     - Никифор, принеси мне цветы, а ребят-кам конфеты. Будет свадьба, - сказала Надя.
Никифор понял, что любить Надю он не сможет, не оценил ее смелое решение, пре-красное решение. За это надо совершать подвиги, а как совершать – этого он не знает. Но знает, что обязан сделать для нее все, чтобы у нее не возникло никаких обид. Ка-жется, ни за что бы не поверил в невозмож-ную эту ночь, если бы не ее горящие глаза. Он не мог потушить свет этих глаз. Тогда он догадался завязать лентой ее глаза. Тогда и пришла смелость.

        Он был из тех людей, которые действуют сейчас, не думал о по¬следствиях.
В день получки произошла первая недо-молвка у него с Надей. Была у него давняя мечта - заиметь автомашину. Мечта-то мечта, а что-то делать не мог.   Связаться с компанией и выложить треть зарплаты. И Надя пошла к за-водской проходной. Все знали, что Надя вышла замуж за Никифора. Отношение к ней было разное, но в общем доброжелательное.
Генка не знал, как держаться с Надей. Он любил ее. и навер¬ное, было естественно, что он не подходил к ней, а издали на¬клонял голову в знак того, что рад, мол, видеть. С Никифором давно было обговорено, выяснено. Остались друзьями.
- Надя - не мачеха им, вот в чем дело, - будто оправдывался Никифор перед Генкой. - Вот ты бы на ее месте как поступил?
Да еще ты тянул тянучку. Та алмаз-парень.  И радио собираешь и на баяне "цыганочку" сыг-раешь. А с девицами не можешь. Тем более что с Надей. Она идейная. Ее так не возьмешь. Жи-вет у меня, а меня не признает за человека. Видишь, стоит, меня под¬жидает.
Никифору страшно не понравилось, что Надя дожидается его у заводской проходной.
От дружков отбивает.
Шли они мимо караула тополей и молчали. Он еще не потерял праздничного ощущения, подаренного ему Надей, но это было так не-привычно. Он как бы заново слышал, видел и ощущал мир.
- Если я и тебя загублю, то не жить мне на этом свете, -пошутил он.
- Я не позволю губить себя, - успокоила Надя,

ЕМУ было странным поведение Нади. Он, кажется, плохо пони¬мал ее, да и людей тоже. Ему казалось, что люди то и делают, что ссо-рятся, милуются, потом опять ссорятся. И не хотел пони¬мать, что существуют понятия долга, обязанности, без чего жизнь бы не могла стать жизнью. Эти понтия, да, наверное, существуют до тех пор пока живут люди. Их нельзя унич-тожить - эти понятия, как нельзя сжечь огонь. Это - огонь в людях.
«Надя мудра сердцем, умна сердцем, но жить-то надо не этим, А зарплатой, - думал Никифор, Тоска по автомашине замутила его ра¬зум.
И однажды он привел в квартиру накрашенную женщину. Бее .пальцы рук закабалены кольцами,
- Это моя жена, - сказал Никифор,
х
X X
Надя уходила с обидой. Зачем обещал жить? Надя с хорошим сердцем хуже, чем эта женщина с кольцами и автомашиной "Мо-сквич". Надя уже не нужна.
Никифор не чувствовал своей вины перед Надей. Не умеет ве¬сти хозяйство. Не хотел при-знавать, что легко к чужой судьбе от¬несся.
*
**
Надя погоревала-погоревала и вышла за-муж за летчика и уеха¬ла в Москву.
***
Никифор совершал одну ошибку за другой. Он замутил детство своих детей. Пострадала Надя. Нанес обиду Генке,

"И чего я хочу? - додумал Ншгнфор. - Сча-стья хочу. Я пришел к своему счастью, Хочешь счастья, стань за турель и нажимай гашетку. Однако нехорошо получается. ДетИ боялись по-дойти к Никифору. Он отнял у них тетю Надю.
1973









ЗАКОНЫ  ЖИЗНИ


                От меня только что ушел старый знакомый. Мы с ним знакомы уже семь лет. Я в сборочном цехе, он в ме-ханическом. Семь лет обо мне за глаза говорил всякое, больше гадости, а теперь вовсе обнаглел, пришел говорить эти пакости мне в глаза.
Сидим. Я пью чай.
Он не хочет пить чая. Ему что-нибудь по-существеннее. А у меня нет посущественнее. И он зол, наверное.
- Ты все сидишь, читаешь, в учебники уткнулся. Зачем? Ум¬ным хочешь быть? Не будешь. Если природа не дала, то никакие ухищрения не помогут. Напрасная трата времени. Сидишь. Все свое лучшее время просидел.
- Хватит. Ты эти вещи говорил за глаза семь лет. Те-перь и в лицо говоришь? Хватит.
Он встал и направился к двери.
- До свидания!
В голосе его почувствовалась угроза. Он зол.
Х      X х
Жизнь прожить - не поле перейти. Тем более хорошо прожить. Это мечта, естественная мечта, желание каждого человека. Но че¬ловек живет среди людей. Значит, ему необходимо соблюдать какие-то законы, чтобы себя не обидеть и тем более других. Бывает, живет тихий человек и у него накапливаются обиды. А ведь, что такое обида? Это - нарушение равновесия прав и обязанностей. Кто превысил свои права, настолько, что позабыл о своих обязанностях.
Закон равновесия прав и обязанностей - закон жизни. Потому что за каждую букву этого закона человечество отдало миллионы жизней и десятки веков борьбы. Сегодня мы вспоминаем сяавные имена Спартака, Жанны Д'арк, Разина, Пугачева, которые погибли непобежденными в борьбе за справедливость, против небольшой куч¬ки, класса угнетателей, захвативших право владеть чужим трудом, отдыхом, счастьем. Только пролетариату, рабочему классу было под сижу разрушить до основания "мир насилия". Может, потому именно в рабочей среде самые здоровые производственные и семей¬ные отношения. И если здесь бы-вают семейные трагедии и производ¬ственные конфликты, то ясно, что кто-то нарушил закон равновесия. В семье он или она превысил свои права, а соблюдать обязанности посчитал необязательным. Он утаил часть получки, устроил себе веселье, только себе. Чупров именно таков. Он и на работе эгоист. Ему плохую работу не давай. Откажется. Отказался фланцы точить. Невыгодно. На наладку, подготовку станка уходит больше времени, чем на обработку фланцев. Деньги получает приличные. Но ску-пить¬ся.
И дует бутылку. Справедливо бы было: раз взял себе бутылку, возьми хозяйке своей и детям на равную сумму гостинцев. Это эле¬ментарно. Но часто о таких элементарных вещах забывает. И не чув¬ствует себя виноватым. Да еще заставляет своих искать пятый угол.
И неудивительно, что сей товарищ на производстве шумно воз¬мущается. Его возмущают недостатки. Это его право.
- Но беда, что не считает обязанным самому попытаться устра¬нить их^ - говорит мастер. Да, он сам нарушает закон равновесия. Из-за него нельзя восстановить атмофсферу дружбы в коллективе. Он всем недоволен.
- Если в самом деле плохо, - признается Чупров.
Он в натянутых отношениях с отцом. Отец немощен, стар, одинок. Не хочется приютить его у себя. Пусть сестра за старым ухаживает.
- Он уже так стар, что зимой иди за ним и не бойся, что проскользнешься. Он так стар, что песок уже сыплется.
А свои бы отцовские права к сыну предъявляет сполна. Чупров знает только свои права. А хотя Чупрова не стоит и винить. Чупров знает только свои права. А хотя Чупрова не стоит и винить. Он не может забыть о том, что в свое время папаша убежал от него за тредевять земель, убежал от крошки сына. А Чупров не хочет детей. А семья без детей – какая это семья? А потом захотел. Да поздно было. Он оказался неспособным иметь детей. Он потащил было жену в суд на развод, да она не пошла. Если по вине Чупрова нет детей, зачем ей выслушивать что-то в присутствии свидетелей? Чупров повел легкий образ жизни и сам же поплатился.
- Не вмешивайтесь в мои дела, ясно? – сказал Чупров.
Семья – ячейка государства. И семейные трагедии, если отбросить лишнее, заглянуть в суть – кто-то нарушает это равновесие прав и обязанностей. Она делает все, а он ничего не хочет делать.
- Счастье нельзя видеть как эквивалент материальных ценностей, хотя без вещей человек гол. Счастье это свобода, свобода от забот о куске хлеба, жилье. Но тогда бы все принцы и цари были бы счастливы, - говорю я Чупрову. Так что, любишь кататься – люби и саночки возить. Хочешь иметь права, не забывай об обязанностях.
 

ЛЮБОВЬ МОЮ  ЗОВУТ   Н АДЕЖДОЙ



Звонила не она, а ее подруга Валя. Мол, билеты в кино лишние. Приходите, мол, на площадь с Саней. Саня - это валин знакомый. А Надя ...
Виталий не ожидал. Надя?  Почему Надя? Неужели Надя? Странно, все-таки. Значит, Надя?
Это было год назад. Саня хотел познакомиться с Валей. А та жила в общежитии. Проникнуть туда нелегко. А надо проник¬нуть.
- Пойдем, поддержишь меня, - просил Виталия Саня.
- Что ж, пошли, - загорался вдруг Виталий.
Он не против знакомств. От общения с людьми плохо не бу¬дет.
И они направились в общежитие. Вначале^ шли бодро, храб¬ро, но по мере приближения пятиэтажного дома, их рыцарство заметно поубавилось. Они начали перебраниваться по поводу того, кто первым постучится к девчатам. Победил Виталий, как более застенчивый, трусливый. Постучался Саня.
В уютной комнате № 17 обитали Валя и ее моло-дая подруга Надя.
Валя - высокая, красивая девушка, с мягкими чер-тами лица.
Мягкость, ласковость разлита во всем ее облике. В тот вечер, когда пришли к ним гости, Валя была в на-строении. Поэтому была еще более ласкова, чем обычно. А Надя, маленькая, шестнадцатилетняя девушка, не ожидала гостей. И была в стиранном платье.
Волосы собрала на макушке и завязала, собрала в луковицу, Только что приема с душа. И не хотела, навер-ное, видеть гос¬тей. Надя была яе в форме.
Виталий занялся Надей, чтобы Саня мог погово-рить с Валей Он угостил Надю конфетами.
- Спасибо, - сказала Надя, даже не взглянув на Виталия. Так она емудалась. На коленях раскрыла учебник немецкого язы¬ка. Надя ходила в сменную школу рабочее молодежи.
Саня о чем-то договаривался с Валей. И видимо, успешно. Потому что решил войти в компанию.
- За стол, - звал он.
После этого визита Саня встречался несколько раз с Валей но потом между ними будто черная кошка пробегала. Прошел год. И этот телефонный диалог. ГЛы вышли, кажется, но яе увидели их
X ^ X
- А что же ВЫ не вышли?
- Мы выходили. Возле клуба много левчат стоя-ло. Потому повернули обратно. Вы захотели по-смеяться?
- Тогда, Виталь, поедем завтра на левый берег, - сказа¬ла Надя.
Он, Виталий, поразился ее смелости. На левый бе-рег! Она согласна на все. Девчвночья наивность, отчаяние и предельная храбрость! На левый берег.
- А где мы встретимся?
- На речном порту.
- Как ты найдешь меня там?
- Найду.
- Давай на почтамте.
х        у х

Виталий поехал на почтамт в новом костюме. Ис-пытывал ду¬шевный подъем. Ведь встретится с молодой девушкой. Он ждал ее долго, час, другой, й вернулся домой, злой и нервный. Девченка вздумала додцутить.
***
- А что вы не пришли?
- Я приходил, ждал тебя. Надя.
- Нет, не приходили. Я  ждала на почте. Я так раз-очарова¬лась, верила.
- На почте? Мы же договорились на почтамте, Надя?
- Я же так и сказала, что на почте.
Ах, девочка. Она не монет еще различить почтовое отделе¬ние от почтамта! Учиться, Надя, надо, а не на свидания ходить.
Виталий где-то был рад, что встреча не состоялась. Надя взволновала его, потрясла. Он знал, что может поступать с нею так, как ему заблагорассудится. А если яе заблагорассудится, потеряет на время рассудок? Он и готов был потерять рассудок. Девочка, что ягодка, свежа, ярка. По чтобы потерять рассудок, он должен бросить работу. Работа на токарном станке приучила его к рассудительности, спокойствию.
Но он не мог ночами спокойно спать. "Пойдем на левый бе¬рег!"  А там травы, роща. Можно легко затеряться. И потерять головы. Она рассчитышет на замужество. Но разве так можно? К тому же у Виталия затянувшаяся история с Ниной. Эта Нина заканчивает институт в Ленинграде. К он ждет ее. Но тут такая возможность заиметь легкую радость.
И Виталий мучился целый месяц, как поступить с Надей. Ведь одно его желание и все будет, как он захочет. Конечно, не надо только говорить о том, что у него есть Нина. А после признаться, после. Но это же подло, нехорошо. Н кто про его подлость узнает? Надя девочка приятненькая. Кто-нибудь да найдется… Не прозевать бы!
«Ну как так сразу бухнуть? Что я не могу встречаться, что я жду Нину. Да эта девочка улизнет. Нао иметь холодный камень вместо сердца, чтобы допустить это. Время лечит. Она разочаруется во мне, и это убьет чувство. Она думает, что неотразима, что не мжет быть не по ней. И вдруг такое непонимание. Какая досада, какая боль! Да это же невозможно!»
***
- Покажи ладони и я скажу, честен ты или нет, - в шутку говорит Надя. Это в столовой. Она отчаянно весела. Виталий добился, что встречи стали невозможны. «Конечно, жаль. Если бы она была женщина. И не раздумывал! Но калечить судьбу девчоночью не по мне. Ничего у нас не было. Жаль. И было, было, было».Саня смеется. Он не верит Виталию. Ну и что, что она свидания назначала. А ты ходил с ней? Нет. То-то же. Знал, что у вас ничего не получится.
МЫ   ПЕРВЫМИ  ВСТРЕЧАЕМ  ЗАРЮ

Мне не нужно было бояться за него. Он  не входил в мой журналистское задание - не был ни героем очерка, зари-совки или заметки. Мне ненужно было застать его в ВЫ-ГОДНОЙ ситуации йли завидном фоне.
Потому что я не могу умышленно не замечать в ге-рое то, что ему яе выгодно. Меня ругали мелочным.
- Ну зачем об этом упоминать? С кем такое не случается? -.сожалел коллега. - Но я не могу ничего поделать, Я видел. Я не хотел видеть в герое вот то "мелочное". Мне обидно, но что де¬лать. Не мог оправдывать философией "все мы человеки". Ведь он подает пример другим, его видят.
И так обидно за некоторые человеческие слабости". Уж эти мне слабости.
Виктора Тюрина застал в  "непрофессиональной" ситуации. А дело в том. Я возвращался в Малмыж из соседнего села, с последнего пункта моей командировки. С чувством какой-то ра¬скованности, внутренней свободы. Герои попались везучие. Уда¬рил дождь. МОЕ попутчик предложил забежать в конторку СМУ. По¬путчик отправлялся пи делам в город»
Забежали в конторку промокшие до нитки.
В конторке  две комнаты. Одна - под конторку собственно. Другая отводилась под общежитие. И Вик-тор кипятил чай. Высо¬кий, нескладный, В рабочих брюках. Лицо продолговатое. Волосы русые, мягкие. И такая тонкая в утренняя отдела» просвечивается сквозь кожу лица. На кровати лежал молодой парень.
Виктор улыбнулся» подал руку, познакомились.
- В общем ожидается нам зарплата сегодня. А у нас осталось, сэкономили. Принесем согревающее. Игорек, вставай, - Виктор разбудил парня, - К нам гости пожаловали. Застали в лесу дождь. Несчастные,
В самом деле, дождь обошел милостью село, й Виктор посмеи¬вался над нами "несчастными", но так это незаметно, улыбчиво. Предложил нам прилечь на кровати, отдохнуть. Мы так и сделали. Сняли болоньи плащи, вытянулись на крова¬ти. Незаметно оказались возле Виктора молодая, стройная жен¬щина, техничка этой вот избушки.
- Я вам сварю кофе. Хотите?
- Ну, сварите.
Женщина крутилась возле него, так и отдавала теплыми глазами, такая готовная, отзывчивая и из-винительно-навязчивая. Виктору становилось, видимо, неловко. Он со слабой улыбкой ска¬зал ей доверительно: тихо, Нюра.
И Виктор с Игорем ушли.
Мы с попутчиком погрузились в полудрему. Нюра быстро помы¬ла полы, протерла окна, сварила кофе.
И вышла в коридор. В соседней комнате переговарива-лись впол¬голоса мужики, ждали получки.
Зашуршало. Это дождь,
Шд это пение дождя мы уснули. Разбудили нас то-дание и го¬лоса. Возвращались хозяева комнаты. Протирали ноги,
-Ух, замазюкались! - это Игорь.
        -Так нам и надо! - это Виктор.
Они промокли до нитки.
Но поставили на стол "коня", то есть бутылку коньяка.
- Ты, понимаешь, Анатолий! - обращался Виктор к моему попут¬чику. - Обстоятельства  вынуждают меня совершать благородства. Идем. И дождь. А хлопцы оставили цемент на обозрение неба. Мы идем, видимо. Я проклинаю субботу, хлопцев, которые понадеялись на погоду. Кто знал, что так неожиданно замутнеет погодка.  Что нам делать? Часа два трудились, чтобы цемент спасти. Хотя все это я обязан по службе. Но хлопцы не обязаны? Для них суббота, для меня - нет? Совершил акт благородства, Запишите в мой актив.
Мы торжественно занесли сей акт в актив. Мне по-ручили распечатать банку сгущенного молока, Виктор угостил нас всех ирисками и принялся сервировать стол. Незаметно оказалась возле него молодая женщина, уборщица,
- Я сварила кофейку.
- Принести вам лучку?
- При-несите, -  со-гласился Вик-тор. Женщина исчезла.
Виктор продолжал сервировать стол.
- Ну, присаживайтесь, - сказал, наконец, Виктор .-Стаканов не всем хватит, но можно приспособить банки из-под варенья. Не всем достаются вилки.
Открылась дверь и сияющая Нюра:—"Вот вам зе-леного лучку и морковки. В морковке много железа. А вы, ребятки, мягкие очень.»
- Игорек, это тебе, - определил Виктор.
Он же разлил коньяк в стаканы и банки. Была единственная рюмка. Подал Нюре. Она отказалась было: Я на  работе. Но упро¬сили. Выпила, Закусила ирисками и вышла в коридор. Странная такая женщина.

А сам вылил из банки.
- Игорек, что ж ты один морковку уничтожаешь, а? - вдруг к парню Виктор,
- Ну, возьми.
- Благодарю. Не любитель - отпарировал Виктор и Игорь сму¬тился, не знал, как "выкрутиться".
- Не трудись, не выкрутишься, - с торжествующей ноткой в голосе произнес Виктор. Игорек не мог сердиться, Не получалось в присутствии Виктора.
- А ведь прекрасно, что мы незнакомые люди встретились за одним столом. Где это можно? Только здесь. На Амуре.
Здесь быстро роднятся люди,
В 10 вечера подходил теплоход "ОМ-2".Я с попутчи-ком ждали его. Значит, впереди четыре часа.
-Знаете, вы можете выгадать час. Сейчас подъедет катер, привезет зарплату. И вы уедете. Я тоже думаю, - сказал Виктор. - Проведу хоть там воскресенье.
Надо как-то убить время. Как это даю - убить время.
Игорь вытащил из чемодана карты,
- Ах, да, в "сахалинского дурака"! - негромко про-изнес Виктор и принялся первым тасовать карты.
В сахалинского дурака сдоняее, чем просто .дурака, Виктор быстро разъяснил нам, что к чему. Быалый человек. И дураком стал Игорь. Он огорчился искренне. Тогда подлил масла в огонь Виктор.
- А ты думал как? Один, без маминой помощи.
- Мама сюда не может. Она больна. Столько на ее плечи горя, Вели бы знал ,,» Зсли рядом мама, разве ... -улыбчиво сказал Игорь.
- За тысячу километров от мамы…
НуI конечно, ты дурак. Еще обижаешься,- подтвер-дил Виктор. - Ну кто тебя просил сюда приехать? Ну кто? А впрочем расстояние сейчас нипочем. Восемь самолето-часов и ты можешь повидаться с Москвой.
 

ЕЁ   СЧАСТЬЕ  -  ПЯТЕР0   СЫНОВЕЙ

В саду - тихо» Яблоки с орешек, но розо-вые прожилки Красными лучинками пылали ягодки малины,
Старая, сухонькая женщина в темно м платье, та-почках, про¬хаживается по тропиночке, протоптанной посередине сада и ду¬мает.
Она повернулась спиной к дому. Два окна, с резными ставнями смотрели в сад, Дом большой, а живут в нем два человека. Она, Антонина Михайловна, да ее самый младший сын Василий.
- Что это я без дела? Надо рвать малину, перезреет, А сил никаких. Пора на покой, небось, - говорила сама с собой Антонина Михайловна и повернулась к дому. Поспешала за бидоном.
- Нарву-ка для внучек и правнучек. Что-то они позабыли в наш дом дорогу.  Накажу-ка я сынам за этакую забывчивость. Никуда негоже.
Вошла в прихожую, светлую, потому что вся она из стекла, нашла в посудном столике бидон.
А в сад Антонина Михайловна уже вышла с другим настроением. Пробралась к кустикам малины, села на раскладной стульчик и принялась собирать ягоды. Ягодки будто сами просились на ладонь .
Антонина Михайловна наберет в полную горсть и в бидон.
За этим занятием застал ее Василий,
- Мам, я тебе валенки купил на зиму, - и он развернул тряпку и подбросил вверх белые, фетровые га ленки.
- Спасибо, сынок. Скажи, а почему никто из стар-ших не за¬глянет?


Антонина Михайловна придирчивым взором ос-мотрела всего сына, как он одет, как причесаны кудри и осталась довольна, Василий одет по-городскому, "с форсом", а кудри никак не причешешь. Барашек на голове. Или не нашлась та, которая могла бы причесать Василия. А парень перезрел, уж тридцать нынешней весной минуло. О женитьбе не думает,
- Когда платок невесте подаришь? У меня воя сколько платков, - пожурила мать. - А когда Баня придет? Боюсь я за него. Жить надо по совести, тогда и совесть тебя не обеспокоит. Ясно жить.
- А как он живет? Смутно, что ли?
- А он... Откуда вдруг машина?
- Ох, мам, неужели приняла за ловкача? Конечно, ловкач, его же премировали на выставке, на ВДНХ за ударную уборку хле¬бов в прошлом году, Ну ты даешь?
- Откуда мне знать, к матери не заезжает, не делится.
- Да его же затаскали по разным президиумам, работать не дают. На поле  косит  пшеницу.

1973




УЛИЦА ДВАДЦАТИЛЕТИЯ
ОКТЯБРЯ

              В учительскую  с кипой тетрадей вошел мо-лодой учитель математики .Среднего роста,коротко остриженные черные волосы  на продолговатой го-лове, добрый взгляд  карих глаз.
       -Василий Иванович, - обратился к нему директор школы.-К нам завезли несколько пачек романа «На Востоке» , автор Петр Павленко.  Роман объемистый, а тираж аж четыреста тысяч.
      -О чем?
       -Понимаете…Тяжело читается, это вам не Баль-зак или Стендаль.  В романе  корейцы шпионы… Ре-комендую провести внеклассное чтение.
          Василий Иванович пролистал  весь роман и  и проронил:
        -Я учитель математики…
-Но вы же блестяще провели внеклассное чтение по книге арсеньева…
      -Но тут сами понимаете…Национальность учите-ля  не способствует восприятию  персонажей романа. ..корейцы-шпионы…
       -Мы вам доверяем.
      -Оень вам признателен.
      Василий  Иванович Когай уроженец этого края по национальности кореец. Ему показалось. Что кон-цепция романа строится на ложном посыле – корей-цы-шпионы орудуют в крае. С этим  молодой учи-тель не мог согласиться. Он знал многих корейцев и не мог представить . что все они японские шпики – и это для  внеклассного чтения по роману известного зписателя. Корейцы отчаянно борются против япон-ских захватчиков  за освобождение кореи. Может быть советские корейцы оказывают какую-то по-мощь корейским партизанам . этого я не знаю.
       -Так значит вы отказываетесь от провед ения внеклоассного чтения по роману московского писа-теля…
      -Я не отказываюсь но вынужден сказать о своем несогласии с концией романа.
      -Райком партии  рекомендует не отходить о  мдейной линии романа.
      -Конечно, там, в Москве, виднее. В фильме «Во-лочаевские дни» впечатляет штурм сопки. Знаете, на колючую проволоку легли корейцы красноармейцы, чтобы  штурмовавшие могли взобраться на сопку.
         - Нам подкинут книжку местного автора. Семен Диковский. «На границе»
          -Читал. Корейцы шпионы хитренькие такие  коварные описание внешности корейцев больше подходит  к японцам. У типичного корейца продол-говатая голова, узкие, но не раскосые глаза. Еще Ге-родот назвал корейцев длинноголовыми  людьми обитателями  средней азии. Русские авторы не  могут отличить корейца от японца и китайца. По описани-ям внешности шпионов они японцы а не корейцы. …В общем я не отказываюсь, на следующей неделе проведу чтение, но вынужден сказать о своем несо-гласии с концепцией романа.
       -Райком партии не рекомендует отходить от идейной линии романа.
     На следующей неделе всех корейцев села  Ннау-мовка – здесь жили русские украинцы корей удэгей-цы или  эвены в район.Грузовик подъехал к школе и в кузов взобрались Василий  Иванови  Коогай  и  Иннокентий  Петрович Шин – учитель математики старших классов,ему сорок лет, он отец троих детей, у него больная жена.  А Василию  Ивановичу   всего двадцать три, у него на иждивении больная младшая сестра и мать.  Живут в небольшой избе.
          В  районе  заседали Тройки.  Василий Иванович  растерялся от неожиданного вопроса:
Ваш  отец не  участник гражданской войны?
      -Нет.
      Через пятнадцать минут было принято решение  гр-на  Когая В.И. депортировать.
        Э то  решение Тройки  несколько обрадовало  молодого учителя.  Могло быть и хуже.  Отец не хо-тел воевать против белых, помня о том, что при царе получил в надел несколько десятин земли.
Василий Иванович встретил закомого и  попросил его позвонить Ирине, что он может встретиться на вокзале у эшелона с депортированными.  Знакообе-щал  позвонить тотчас по приезде в город и передать его просьбу.
         Возвращался  Когай в  Наумовку один… Инно-кентия Петровича  отвезли в краевое управление НКВД. Установили его связь с членами правительст-ва    Дальневосточной республики. Недавно их обви-нили в пособничестве японским оккупантам.
      Привезли  наумовцев в  село поздно вечером.  Ва-силий Иванович  заспешил домой.  И  услышал ис-тощный плач жены  Иннокентия  Петровича.
       Через два дня на вокзале  Василий  Иванович встретил Ирину  и почти всю ее многочисленную родню.
        Эшелон тихо тронулся с места  и  заглушал плач женщин и детей.
       В  дороге пробыли три недели . На больших  станциях эшелон направляли на запасной путь. 
         Однажды  эщелон замер напротив эшелона  на-правляющегося на  восток.   
К окнам прилипли русоволосые и белокурые мужчи-ны. Что ж такое   натворили что везут в ХА
       Через три недели эшелон с депортированными прибыл в  Кустанай.   На грузовиках  их развезли по районам а там по колхозам. Василий Иванович  по-пал в колхоз ЗАВЕТЫ ИЛЬИЧА.
      Василий Иванович  предложил не дожидаться помощи от республиканского правительства ибо там в алма ате продолжается чистка рядов  избавляются от   людей носителей чуждой идеологии. Социализм можно  строиться с ясной головой и чистыми рука-ми.иначе стены будут сложены сикось-накось. Как объяснил намУ работние по надзору. Его выслушали молча и кивали головами.
-так значит мв всегда будем на положении ограни-ченно свободных граждан. Режим депортации может ужесточен.
         -По закону спеупоселение не месс то для обмена мнениями. Лучше созерцайте мир который медленно но меняется.
          - И с нами по закону…
        -Что-то не нашли этот закон.
        -Пойдемте строить полуземлянки скоро холода наступят сказал василий иванович.
        Послушались молодого учителя. Юноше всего двадцать три года закончил  девять классов на раб-фак поступил глава семьи чем не руководитель стройки.но в правлении уже лежало предписание  о невозможности замещения руководящих должностей депортитрованными.назначили бригадиром пожило-го конюха мусайбека  на недавней идеологической комиссии признанный настоящим строителем со-циализма на -вверенном ему участке работьы.   Ко-гая определили помощником бригадира на добро-вольной основе без заявления и оформления приказа иначе у председателя колхоза будут неприятности.
Облюбовали всхолмье на окраине села и приступили к землянчм работам. 
         Василий Иванович производил математичес-мкие расчеты по каждоц полуземлянке а после заня-тий в школе  прихрдил с лопатой  ..
         Накануне  октябрьского праздника   былм по-строены двенадцать полуземлянок.  Улицу назвали улицей двадцатилетия Октября. Но с новосельем вышло затруднение. Режим депортации исключал компактное проживание.  Нашел выход из ситуации председатель  колхоза бывший аппаратчик умеющий составлять решения многоходовки.  Он узнал что в школе  временно не преподается история  ибо учите-лям из депортированных запрещено вести уроки ис-тории . сСтудентов истфака родители которых под-верглись депортации переводили на геофак.  А без отметки по истории не выдадут с видетельства и ат-тестат зрелости . председатель колхоза привез учите-ля истории и одновременно своего помощника по по-литической работе и предложил ему полкземлянку что в будущнм году выстроит колхоз дом из саманно-го кирпича..
          На новой улице  налаживпрежний уклад жизни.  Сдве свадьбы.   Здесь родились дети.  Полуземлянки простояли еще два десятка лет до освоения целины. Но жильцы не могли  привыкнуть к этим времян-кам.  А строить на их место основательные дома  без определенности со сроком  режима депортации нель-зя…  Были слухи о выведении их из-под надзора ГУ-ЛАГа  можно будет не отмечаться но запреты никуда не делись.  Случались разнобои. На,железнодорожный билет до Томска, едет, но на пограничной казахстанской станции снимают с поез-да без объяснения причин.  В паспорте нет отметки об ограничении передвижения.
-В паспорте нет а у нас   с есть.
        Васили Иванович  женился на Ирине,  у них ро-дились много детей, да и отец семейства  обрел  ста-тус, закончил учительский институт, после получил высшее образование, много лет  работал директором школы  (с началом хрущевской «оттепели»).
     Расчитываемая советниками   политической вла-сти  на естественную ассимиляцию депортированных  не  оправдалась.  Девушки-казащки не  не испыты-вали желания выйти замуд за неперспективных ко-рейских юношей,  а корейские девушки не хотели   войти в казахскую семью, где женщина  не так сво-бодна, как они (так считается). Русские дев,ушки  выходили замуж за корейцев, но они значи, что не могут вернуться в россию с семьями. 
           Но политический пресс  сказался на демогра-фическуой  ситуации  депортированных корейцев. Постепенно   многодетных корейских семей сталось  все меньше и меньне. Правда,  после депортации за  почти восемдесят лет численность  депортированных корейцев составила  около 550 тысяч челю,  не счи-тая детей от смешанныз браков, т.е. возросла в 2,7 раза. ,
         Демонстрация неуважения к чести и достоинст-ву человека   ( чуть что - раскулачивание, выселение ( лишение права на жилище  политическим решени-ем, одобряемым  большинством бедного населения).
  -    -До 1989 г. эта улица сохранила свое название,  продолжалась  в той или иной форме практика  строительства светлого будущего, т.е. коммунизма (по инерции). В колхозе продолжалась практика сда-чи хлеба  Родине.  Осенью первая колонна грузови-ков с  зерном сильной пшеницы под музыку духзово-го оркестра и с цветами отправлялась в районный хаготпункт.  Обычно весь собранный урожай сдавал-ся подчистую,  длля наградных листов. Весной пред-седатель колхоза  обиВал пороги  райкома и райис-полкома  с просьбой помочь с семенами для посе-ва.Почему бы не отдавать треть урожая лично кол-хозникам и открыть   рынок для реализации   полу-ченного за свой вклад  урожая ?   М.С. Горбачев «дозрел» до бригадного  подряда, по сути дела ничего не меняющего.  Республики так и не добились рес-публиканского хозрасчета.  Ну и приписки, замачи-вание хлопуа-сырца водой (узбекское до). Улица ос-талась, но  корейцы разъехались. Фермерство не раз-решено.  Надоело быть в постоянной зависимости от  бедного колхоза.
          Не укоренились.  И не их вина, что не укорени-лись.
          Василий Иванович  покинул колхоз после 1956 г. в связи с назначением на должность директора школы  в районном центре.  Потом переехал к сыну, который после окончания института   саустя всего три года стал главным инженером  предприятия.
       Василий Иванович и сын  собрали   необходимую сумму денег, чтобы  стать членом ЖСК.  Через два года получили одноконатную квартиру.
          Счастливы были все. И все-таки отец вздохнул.
         -Окунули нас в дерьмо депортации,  лдгл время нам не подавали руки, чтобы не измазаться. Потому никто не желает вспоминать об этом.  Фронтовики как любят вспоминать и рассказывать. Это их возвышает. А депортированные.
- все больно.
     - Боль только утишилась. Их унизили. Их опустили. Государство на закате  дотощно  следило за ними. Анкеты, инструкции,  щирокое толкование законов… Те, кто все творили, укоротили   жизнь государства. Читаю свидетельства первых дней Октября, Джога Рида, например. С каким восторгом и ликованием встречали вождей революции,  которые  потом давали однозначные ответы как поступать со священниками и дворянами и всякими другими людьми империи.Весь народ унизили. Раскулаченные деклассированные  непрошедшие чистки депортированные… править с помощью насилия  не доблесть.
Октябрьская революция  не столь смена власти, т.е. смена идеологииэ  И  это привело к массово трагедии.
      -Построено сильное государство.-
Которое так ленко ращвалилось.
      -Потому что люди помнят, как строилось самое гуманное государство.
      -Люди не будут  топит друг друга из страза,  кважении к другому человеку.
        -То правление не может быть повторено ни под каким ви дом.
        Оно может вернуться при  огромном усилии власти  по контролю, чему люди  окажут  сопротивление в легальных формах.
          В информационном обществе манипули-рованием общественным мнением возможно, но в олпределенных пределах.
        Новые модели отношений  необходимы.
       Вот какие  размыщления   улица двадцати-летия Октября..Но сколько таких улиц в стране. Им несть числа. Одно это наводит на грустные размышления…       1989-2016.


               3ИМАРЬ

На обочине асфальтовой, до синевы отполированной поземкой дороги ный ва-луном замер вездеходик. Открылась дверца кабины, выскочил
Из нее молодой парень в полкшкбке и сол-датской шапке-ушанке и вспугнул рой бе-лых зимних ос. И сразу хе лицо и руки по-багровели от уку¬сов морозных. Парень под-нял капот вездеходика и просунул под него голову, пытаясь разобраться, почему заглох мотор. А в кабине, отки¬нувшись на спинку сиденья, боролся с дремотой пожилой тще-душный мужичок в дубленке и папахе. Размыкал в сетках морщин землистого цве-та вехи, и тогда мерцали в темени кабины лучистые, как ночные звезды, глаза..Устал очень. Районное совещание главных агро-номов законилось только в пять, около часа потеряли в столовой, и Виктор Иванович и Толя выехали из райцентра на покряхты-вающем от старости вездеходихе при включенных фарах. Спешили.В семь Виктор Иванович должен был провести важную бееецу с бригадирами полеводческих бригад. И в семь состоится прямая транс-ляция хоккейного матча Из Швеции. А Толя оказался заядлым любителем хоккея. На полпути в родной совхоз "Путь к комму-низму* вездеходик яростно зачихал, будто простыл на морозе , а потом и вое ис1пустил последний вздох. Толя перебрал все трубки, клапана, проверил конт»акты, зачистил, затянул узлы, но мотор и не заводился...
  -Души нет, без понимания. Нет, чтобы дотянуть до совхоза, заглох в неподходящем месте и все .Понимаю, почему дед конюхом остался. ..
-Не горячись, дождемся попутной машины. На хоккей ты все равно опо-здал.Твой дед и сейчас бы остался конюхом, да сократили должность за ненадобностью. Да и Зимарь одряхлел. Сколько же ему, ко-ню-то? Подл все сорок.
       -Дед говорит, что больше сорока. И живет ведь. Конь-долгожитель.
       -А знаешь, я этому Зимарю вот как обязан.. Кажется, вчера это было.    Зи-мой 1958 года Виктор Иванович вызвал  молодую жеку с годовалым первенцем Сереженькой из родной Калужской об-ласти в новый целинный совхоз "Путь к коммунизму", созданный в сте¬пях суро-вого Северного Казахстана.  Ермолаев был из племени романтиков, ему не у сиде-лось в родной деревеньке Шрьевке, куда и направили после Тимирязевки, идя навстречу молодому выпускнику. Он и хотел вернуться домой с дипломом уче-ного агронома. Пробыл в Марьевке два года. Тесно стало.Затосковал по просто-ру..«полей. Надо на новые земли. Там труд¬нее и лучше. Отпустили его без слов, потому он изъявил желание пора¬ботать на целине, поднимать веками дремавшие зегсли. Приехал в новый совхоз...главным агрономом. Под его от-ветственность почти тридцать тысяч гектаров. Из них распахано всего пять тысяч гектаров. С  гражданской войны  какие-то с т ранники, а с тридйаиыз го-дов и  раскулаченные  втихую  обжива-лись.  Работы -край непочатый. Молодой агроном рьяно ваялся за  дело. Варос щетиной, но в глазах блеск счастья. Пригляделись к нему, он понравился но-вым
шш, Ясная голова, беспокойная згуша. Подходит. Но однажды задали во-прос:"Уедешь?" "Почему вы так регаиля?"-недоумевал Ермолаев. "А по¬чему не везешь семью?"
    И в тот же день Ермолаев отбил в Марьевху телеграмму.
Нина с Сереженькой прибыли на маленькую станцию Ак-куль. Позвонила Нина в совхозную контору, мол, передайте Ермолаеву, что жена с сыном ожидают его на станции или пусть вышлет машину. Ермолаев обрадовался несказанно и забеспокоился. Он не ожидал, что Нина так быстро решится приехать к нему. И ещё: от совхоза до станции сорок километров по грейдеру. Шшины на станцию не ходят. ГреИйдер заносит снегом. А трак¬торы только в редких случаях... Что делать? Агроном кинулся за помощью
к директору совхоза. Тот улыбнулся:
-Тебя гужевой транспорт устроит? Бот записка, передай ее Ивану Матвееви-чу.Он старожил.Знает все закоулки, каждый валун.Ке откажет. Поможет тебе. Даст воро-ного...
Директор совхоза ошибся насчет масти коня. Конь белый, как снег,а
кличка у него - Зимарь. Зимой родился. Нервным оказался Згагарь. Уши острыми треугольниками торчат. Уши-антенны. А глазами сверкнет – мороз по коже.Огонь-конь, ветер! А сколько силы, выносливости и легкости в облике коня. Белый парус степи! Словом, Иван Матвеевич не уставал восторгаться конем.
-Он у меня один в моей жизни, на всю жизнь один,-сказал Иван Мат¬веевич. Креп-кого сложения, стройный, хоть и был в ог-ромном неуклюжем тулупе.
 -Поехали, конечно, поехали.  Мне са-мому на станцию надо. Дочка замужем ЗА начальником станции. Повезу им мешок картошки.. .-слово¬охотливо продолжал Иван Матвеевич, уже накидывая на спину коня серую попону.-С морозом не шутят.
    -Всем порадовал кряжистому хогяину ,-сказал ЕРМОЛАЕВ. -Погодите, всю область обеспечим хлебом.
-Не сомневаюсь, Иваныч..Ннее на заднем сидении, Иван Матвеевич  дернул вожжи и плюхнулся рядом. Зимарь припустился, бе-лая грива вы-опорщилась. Несутся по степной дороге сани будто под парусами. И ветер попутный свистит вдогонку.И опять Иван Матвеевич о своем коне*
  -После войны приехал на станцию. По-ставили стрелочником. Жили пло¬хо. Дочка хилая, ей бы молочка коровьего. А денег никак на корову не соберу . Фронтовой друг выручил. Он в ауле тут недалеко жил.Раскулаченные тут  бедствовали.  Вы-слали, да   без присмотра не оставили. Да в  пятьдесят шестом только начали  оклемать-ся.  Завели коров,  лошадей., как-то так, приблудные.  Ох, дождктся. Заберут ко-пытных, потом и их… 
   Подарили нам телку."Ты, говорит,жизнь , раненого, с поля боя вынес. Конаки стали, не разлей вода.Спасибо, говорю, за телку". А он нам и жеревенха выхоженного, Зимаря. говорит:"Надо корове сено? Надо. Дрова надо , шопривезти? Надо.Нухен вам конь." Зажили. А в прошлом году, когда совхоз ганизоваНли, пригласили меня водовозом. Ну и я со своим Зимарем. Каая казия? Дочка замуж вышла. Решили мы со ста-рухой в совхоз податься, молодым надо помочь? Надо...
Но ветер крепчал, он уже не просто сви-стел, а завывал. И говорить стало трудно* И каждый углубился в свои думы, вглядываясь в необозри
мую степь, в онехные водны, катящихся, подчиняясь силе метеля,то ого¬ляя землю до черноты, то наметая Седые островки. "Пора провести по¬вторное снегозадержание,-подумал Брмодаев.-Ло техника вся стоит на ремонте* от привезу семью и займусь впот-ную этим вопросом..."
    А Иван Матвеевич с опаской погля-дывал на затянутое туманом холод¬ное, зим-нее солнце.
    Но ничего. Зимарь одолел расстояние в сорок километров за два часа. К полудню Зимарь влетал в густой, белесый туман станции.
ЕРМОЛАЕВ нетерпеливо соскочил с саней, побежал и зданию вохаальчх-ХА, рванул на себя дверь...и не сразу разыскал жену к сына в нестрой толпе. Притру - тьма. Щмю-даав протолкнулся вглубь сада и услышал вдруг родной плач Сереженьки. Он взял на руки сына и прижал к груди. Сладкая боль пронзила его. Глаза затянуло влагой, он на миг ослеп. И не видел, как Нина тоже ути-рает глаза уголком платка. Только УСЛЫШАЛ:
-Видишь, ЗА тобой мы хоть на край света.
-Если это край, то это передний край. Пошли за мной,- скомандовал Иван Мат-веевич.
И через несколько минут они оказались в жарко натопленной комна¬тушке. Молодая румяная женщина обрадовалась гостям. На ж Ивана Мат¬веевича, отца своего, она не видела с лета. А сейчас зима. Конечно, у нее, дочери, столько вопросов к отцу.И они посыпались из- ее уст.
Вот уже день шел на убыль, а она никак не хотела отпустить отца. Он немножко за-хмелел от домашнего пива, плотного обеда, расспросов х усталости.
 -Поезжайте завтра утречком, а?- упра-шивала молодая хозяйка.-Зимарь тоже ведь устал.
  -Нет, едем, -неуверенно сказал Иван Матвеевич.
Он было согласился с дочерью, но гос»ти спешили домой, в совхоз.
Выехали в пять часов вечера. Выло тихо, ветерок легкий, как дыха¬ние, вздымал груди снежных валов. Дорогу замело снегом, но это для саней не страшно. Важно успеть дотемна добраться до перелеска. А за
                передеском до совхоза полчаса езды. Да совхоз включат движок и сла¬бые, во спаси-тельные звездочки замерцают в темени ночной. Тогда не заблудишься. Но все-таки надо бы побыстрее выбираться из темени ночи. Не застудить бы Сереженьку.  «Поче-му-то и Зимарь беспокойно фыркал .Ну «конечно же. надвигался бурая.
      -Гоните коня,- не выдержал Ермола-ев, ввглянув на жену. Нина око¬ченела по-рядком, даже не отвечала на вопро-сы.Только мотала головой, что, мол, все в порядке, не беспокойся понапрасну. Сере-женька спал безмятежным сном, укутанный в доху.
  Иван Матвеевич натянул вожжи. Зи-марь рванулся всхачь, вкхрапнув недо-вольно.Но вот сани застряли в сугробе, еле-еле выбрались из него, и тут же взгромоз-дились на снежной  И все из-за него,  ста-рого, глупого. Слкзы потекли из глаз и пре-вращались в сосульки. 
Конь почувствовав «свободу» , всхрапнул радостно И резко повернул оглобли «

И-Не горячись, дождемся попутной маши-ны.На хоккей ты все равно опоздал.Твой дед и сейчас бы остался конюхом, да сократили должность за ненадобностью. Да и Зимарь одряхлел. Сколько же ему, коню-то? Подл все сорок.
      -Дед говорит, что больше сорока. И жи-вет ведь. Конь-долгожитель
      -А знаешь, я этому Зимарю вот как обя-зан.. Кажется, вчера это было. Зимой 1958 года Виктор Иванович вызвал молодую хеку с годовалым первенцем Сереженькой из родной Калужской области в новый целин-ный совхоз "Путь к коммунизму", созданный в сте¬пях сурового Северного Казахстана* Ер-молаев был из племени романтиков, ему не у сиделось в родной деревеньке Шрьевке, ку-да и направили после Тимирязевки, идя навстречу молодому выпускнику. Он и хотел вернуться домой с дипломом ученого агронома. Пробыл в Марьевке два года. Тесно стало.2Затосковал по просто-ру..«полей. Надо на новые земли. Там труд-нее и лучше. Отпустили его без слов, потому он изъявил желание пора¬ботать на целине, поднимать веками дремавшие зегсли. Приехал в новый совхоз.•.главным агроно-мом. Под его ответственность почти три-дцать тысяч гектаров* Из них распахано всего пять тысяч гектаров. Работы -край непочатый. Молодой агроном рьяно ваялся за мело. Варос щетиной, но в глазах блеск счастья, Пригляделись к нему, он понравился новым шш, Ясная голова, беспокойная згуша. Подходит. Но однажды задали во-прос:"Уедешь?" "Почему вы так регаиля?"-недоумевал Ермолаев. "А по¬чему не везешь семью?"
   И в тот же день Ермолаев отбил в Марьевху телеграмму.
Нина с Сереженькой прибыли на маленькую станцию Ак-куль. Позвонила Нина в совхозную контору, мол, передайте Ермолаеву, что жена с сыном ожидают его на станции или пусть вышлет машину. Ермолаев обрадовался несказанно и забеспокоился. Он не ожидал, что Нина так быстро решится приехать к нему. И ещё: от совхоза до станции сорок километров по грейдеру. Шшины на станцию не ходят. Грейдер за-носит снегом. А трак¬торы только в редких случаях... Что делать? Агроном кинулся за помощью
к директору совхоза. Тот улыбнулся:
-Тебя гужевой транспорт устроит? Бот записка, передай ее Ивану Матвееви-чу.Он старожил.Знает все закоулки, каждый валун.Ке откажет. Поможет тебе. Даст воро-ного...
Директор совхоза ошибся насчет масти коня. Конь белый, как снег, х
кличка у него - Зимарь. Зимой родился. Нервным оказался Згагарь. Уши острыми треугольниками торчат. Уши-антенны. А глазами сверкнет - мороз

по коже.Огонь-конь, ветер! А сколько силы, выносливости и легкости в облике коня. Белый парус степи! Словом, Иван Матвеевич не уставал восторгаться конем.
Он у меня один в моей жизни, на всю жизнь о дин,-сказал Иван Мат¬веевич. Крепкого сложения, стройный, хоть и был в огромном неуклюжем тулупе.
 -Поехали, конечно, поехали* Уне самому на станцию надо. Дочка замужем ЗА на-чальником станции. Повезу им мешок кар-тошки.. .-слово¬охотливо продолжал Иван Матвеевич, уже накидывая на спину коня серую попону.-С морозом не шутят.
-Всем порадовал кряжистому хогяину ,-сказал ЕРМОЛАЕВ. -Погодите, всю область обес-печим хлебом.
-Не сомневаюсь, Иваныч..Ннее на заднем сидении, Иван Матвеевич  дернул вожжи и плюхнулся рядом. Зимарь припустился, бе-лая грива вы-опорщилась. Несутся по степной дороге сани будто под парусами. И ветер попутный свистит вдогонку.И опять Иван Матвеевич о своем коне.
-После войны приехал на станцию. По-ставили стрелочником. Жили пло¬хо. Дочка хилая, ей бы молочка коровьего. А денег никак на корову не соберу . Фронтовой друг выручил. Он в ауле тут недалеко жил.Раскулаченные тут  бедствовали. Потом оклемались. Завели коров,  лошадей., как-то так, приблудные.  Ох, дождктся. Заберут копытных, потом и их… 

Подарили нам телку."Ты, говорит,жизнь , раненого, с поля боя вынес. Конаки стали, не разлей вода.Спасибо, говорю, за телку". А он нам и жеревенха выхоженного, Зимаря. говорит:"Надо корове сено? Надо. Дрова на-до , шопривезти? Надо.Нухен вам конь." Зажили. А в прошлом году, когда совхоз га-низоваНли, пригласили меня водовозом. Ну и я со своим Зимарем. Каая казия? Дочка замуж вышла. Решили мы со ста¬рухой в совхоз податься, молодым надо помочь? Надо...
Но ветер крепчал, он уже не просто сви-стел, а завывал. И говорить стало трудно* И каждый углубился в свои думы, вглядываясь в необозримую степь, в онехные водны, ка-тящихся, подчиняясь силе метеля,то ого¬ляя землю до черноты, то наметая Седые островки. "Пора провести по¬вторное снего-задержание,-подумал Ермодаев.-Но техника вся стоит на ремонте, вот привезу семью и займусь впотную этим вопросом..."
А Иван Матвеевич с опаской поглядывал на затянутое туманом холод¬ное, зимнее солнце.
Но ничего. Зимарь одолел расстояние в сорок километров за два часа. К полудню Зимарь влетал в густой, белесый туман станции.
ЕРМОЛАЕВ нетерпеливо соскочил с саней, побежал и зданию вохаальчх-ХА, рванул на себя дверь...в не сразу разыскал жену к сына в нестрой толпе. Притру - тьма. Щмю-даав протолкнулся вглубь зада и услышал вдруг родной плач Сереженьки. Он взял на руки сына и прижал и груди. Сладкая боль пронзила его. Глаза затянуло влагой, он на миг ослеп. И не видел, как Нина тоже ути-рает глаза уголком платка. Только УСЛЫ-ШАЛ:9999999
-Видишь, ЗА тобой мы хоть на край света.
-Если это край, то Еслиэто передний край. Пошли за мной,- скомандовал Иван Матвеевич.
И через несколько минут они оказались в жарко натопленной комна¬тушке. Молодая румяная женщина обрадовалась гостям. Но Ивана Мат¬веевича, отца своего, она не ви-дела с лета. А сейчас зима. Конечно, у нее, дочери, столько вопросов к отцу.И они по-сыпались из- ее уст.
Вот уже день шел на убыль, а она никак не хотела отпустить отца. Он немножко за-хмелел от домашнего пива, плотного обеда, расспросов х усталости.
-Поезжайте завтра утречком, а?- упра-шивала молодая хозяйка.-Зимарь тоже ведь устал.
-Нет, едем, -неуверенно сказал Иван Матвеевич.
Он был согласился с дочерью, но гос»ти спешили домой, в совхоз их ждали на другой день.
Выехали в пять часов вечера. Выло тихо, ветерок легкий, как дыха¬ние, вздымал груди снежных валов. Дорогу замело снегом, но это для саней не страшно. Важно успеть дотемна добраться до перелеска. А за
передеском до совхоза полчаса езды. Да совхоз включат движок и сла¬бые, во спасительные звездочки замерцают в теме-ни ночной. Тогда не заблудишься. Но все-таки надо бы побыстрее. Не застудить бы Сережень-ку «Почему-то и Зимарь беспо-койно фыркал .Ну «конечно же. надвигался бурая».
-Гоните коня,- не выдержал ЕрБ&модаев, ввглянув на жену. Нина око-ченела порядком, даже не отвечала на во-просы.Только мотала головой, что, мол, все в порядке, не беспокойся понапрасну. Се-реженька спал безмятежным сном, укутан-ный в доху.
Иван Матвеевич натянул вожжи. Зимарь рванулся всхачь, вкхрапнув недовольно.Но вот сани застряли в сугробе, еле-еле выбрались из него, и тут же взгромоздились на снежной . И все из-за него,  старого, глупого. Слкзы потекли из глаз и пре-вращались в сосульки. 
Конь почувствовав свободу» всхрапнул радостно И резко повернул оглобли «
1-Не горячись, дождемся попутной маши-ны.На хоккей ты все равно опоздал.Твой дед и сейчас бы остался конюхом, да сократили должность за ненадобностью. Да и Зимарь одряхлел. Сколько же ему, коню-то? Подл все сорок.
-Дед говорит, что больше сорока. И жи-вет ведь. Конь-долгожитель.
-А знаешь, я этому Зимарю вот как обя-зан…
Кажется, вчера это было. Зимой 1958 года Виктор Иванович вызвал
молодую жеку с годовалым первенцем Сереженькой из родной Калужской об-ласти в новый целинный совхоз "Путь к коммунизму", созданный в сте¬пях суро-вого Северного Казахстана. Ермолаев был из племени романтиков, ему не у делось в родной деревеньке Марьевке, куда и направили после Тимирязевки, идя на-встречу молодому выпускнику. Он и хо-тел вернуться домой с дипломом ученого агронома. Пробыл в Марьевке два года. Тесно стало.Затосковал по просто-ру…полей. Надо на новые земли. Там труд¬нее и лучше. Отпустили его без слов, потому он изъявил желание пора¬ботать на целине, поднимать веками дремавшие земли. Приехал в новый совхоз….главным агрономом. С  цветами встретили. Под его ответственность почти тридцать тысяч гектаов. Из них распахано всего пять тысяч гектаров, с гражданской войны какие-то странники  появились,  потом раскулаченные,  по-том депортированные. Люди боязливые.  Могут привлечь за отлынивание от строительства социализма.  Он, этот со-циализм, как мечта.   Но жить-то как-то надоть. Втихую  осваивали… Работы -край непочатый. Молодой агроном рьяно ваялся за дело. Варос щетиной, но в глазах блеск счастья. Пригляделись к не-му, он понравился новым
людям.  Ясная голова, беспокойная згу-ша. Подходит. Но однажды задали во-прос:"Уедешь?" "Почему вы так регаиля?"-недоумевал Ермолаев. "А по¬чему не везешь семью?"
И в тот же день Ермолаев отбил в Марь-евху телеграмму.
Нина с Сереженькой прибыли на ма-ленькую станцию Ак-куль. Позвонила Нина в совхозную контору, мол, передайте Ермо-лаеву, что жена с сыном ожидают его на станции или пусть вышлет машину. Ермолаев обрадовался несказанно и забеспокоился. Он не ожидал, что Нина так быстро решится приехать к нему. И ещё: от совхоза до стан-ции сорок километров по грейдеру. Маины на станцию не ходят. Грейдер под метровым снегом. Только  гп мпгях  до станции. А это двадцать километров.  Дочка замужем ЗА начальником станции. Работа колготная.  Не до огорода. Повезу им мешок картошки.. .-слово¬охотливо продолжал Иван Матвеевич, уже накидывая на спину коня серую попону.-С морозом не шутят.
-Всем порадовал МИНУВШИЙ годок, и хлебом и картошкой,- в тон кряжистому хогяину сказал ЕРМОЛАЕВ. -Погодите, всю область обес-печим хлебом.
-Не сомневаюсь, Иваныч. Ну, время нас не ждет. Сани готовы, Зимарь рвется из-под уздцов, застоялся. Цу.ну, поехали*
ЕРМОЛАЕВ пристроился поудобнее на заднем сидении, Иван Матвеевич дернул вожжи и плюхнулся рядом. Зимарь припустился, белая грива вы-топорщилась. Несутся по степной дороге сани будто под парусами. И ветер попутный свистит вдогонку.И опять Иван Матвеевич о своем коне.
-После войны приехал на станцию. По-ставили стрелочником. Жили пло¬хо. Дочка хилая, ей бы молочка коровьего. А денег никак на корову не соберу . Фронтовой друг выручил. Он в ауле тут недалеко жил. По-дарил я нам телку."Ты, говорит, жизнь мне спас." И он меня, раненого, с водя боя вы-нес. Конаки стали, не разлей вода. Спасибо, говорю, за телку". А он нам и жеревенка выхлопотал!  И говорит:"Надо корове сено? Надо. Дрова надо привезти? Надо.Нухен вам конь." А когда  боязливые люди подарили нам телку,  поняли, что заживем. А в про-шлом году, когда совхоз организовали, пригласили меня водовозом. Ну и я со своим Зимарем. Какая оказия? Дочка замуж вышла. Решили мы со ста¬рухой в совхоз податься, молодым надо помочь? Надо...
Но ветер крепчал, он уже не просто сви-стел, а завывал. И говорить стало трудно. И каждый углубился в свои думы, вглядываясь в необозри
мую степь, в снехные валугы, катящихся, подчиняясь силе метеля,то ого¬ляя землю до черноты, то наметая Седые островки. "Пора провести по¬вторное снегозадержание,-подумал Ермодаев.-Но техника вся стоит на ремонте* Вот привезу семью и займусь впотную этим вопросом..."
А Иван Матвеевич с опаской поглядывал на затянутое туманом холод¬ное, зимнее солнце.
Но ничего. Зимарь одолел расстояние в сорок километров за два часа. К полудню Зимарь влетал в густой, белесый туман станции.
ЕРМОЛАЕВ нетерпеливо соскочил с саней, побежал и зданию вохаальчх-ХА, рванул на себя дверь...в не сразу разыскал жену к сына в нестрой толпе. Притру - тьма. Ер-мюлаав протолкнулся вглубь зада и услышал вдруг родной плач Сереженьки. Он взял на руки сына и прижал и груди. Сладкая боль пронзила его. Глаза затянуло влагой, он на миг ослеп. И не видел, как Нина тоже утирает глаза уголком платка. Только УСЛЫШАЛ:
-Видишь, ЗА тобой мы хоть на край света.
-Если это край, то это передний край. Пошли за мной,- скомандовал Иван Мат-веевич.
И через несколько минут они оказались в жарко натопленной комна¬тушке. Молодая румяная женщина обрадовалась гостям. Но Ивана Мат¬веевича, отца своего, она не ви-дела с лета. А сейчас зима. Конечно, у нее, дочери, столько вопросов к отцу.И они по-сыпались из- ее уст.
Вот уже день шел на убыль, а она никак не хотела отпустить отца. Он немножко за-хмелел от домашнего пива, плотного обеда, расспросов х усталости.
   -Поезжайте завтра утречком, а?- уп-рашивала молодая хозяйка.-Зимарь тоже ведь устал.
-Нет, едем, -неуверенно сказал Иван Матвеевич.
Он было  согласился с дочерью, но гости спешили домой, в совхоз.
Выехали в пять часов вечера. Выло тихо, ветерок легкий, как дыха¬ние, вздымал груди снежных валов. Дорогу замело снегом, но это для саней не страшно. Важно успеть до-темна добраться до перелеска. А за
4перелеском до совхоза полчаса ез-ды. Да совхоз включат движок и сла¬бые, во спасительные звездочки замерцают в теме-ни ночной. Тогда не заблудишься. Но все-таки надо бы побыстрее. Не застудить бы Сережень-ку «Почему-то и Зимарь беспо-койно фыркал .Ну «конечно же. надвигался бурая.
-Гоните коня,- не выдержал Б&модаев, ввглянув на жену. Нина око¬ченела поряд-ком, даже не отвечала на вопросы.Только мотала головой, что, мод, все в порядке, не беспокойся понапрасну. Сереженька спал безмятежным сном, укутанный в доху.
Иван Матвеевич натянул вожжи. Зимарь рванулся всхачь, вкхрапнув недовольно.Но вот сани застряли в сугробе, еле-еле выбрались из него, и тут же взгромоздились на снежной горке...Почему? Что же стало о дорогой? Потом Иван Матвеевич и фмолаев догадались, что обились с дороги* Куда идти? К тем темным холмикам, что виднелись вдали? Уж не водки ли затаились?
-Какие волки? Зимарь бы учуял!-вскричал Иван Матвеевич.-У, черт, ни зги не видать.Давай, Зимарь, напрямик...
Но Зимарь заупрямился» отказы-ваясь слушаться хозяина.Никак на хотел идти к темным холмикам.Иван Матвеевич хлестал его вожжами, ру-гался:
-Ты что это? Я тебя, я тебя...
Зимарь заржал от обиды, но вявь и вновь проявлял своеволие.Иван Матвеевич играл вожжами. Проснулся Сереженька, залился плачем.Нина пыталась успокоить его, укачивая его:"Спи,Ер молаев вырвал вожжж из руи Ивана Матвеевича.- Успокойте коня, видите, он мечется от обиды..
-Да меня, Зимарек, только слувайся ме-ня. О, неслух.
Пусть. Доверимся судьбе,- вздохнул Ер-модаев.-Шшермое, ухе трак¬тор выслали. Верю, ищут нас.Пусть Зимарь идет, куда хо-чет.А тан вас

увидят.
-Не в том дело. А если мотор отка-жет? Одно меня мучает, что ЗАБЫЛ я захва-тить фонарик-мигудку...-Иван Матвеевич поостыл, к нему вер¬нулись спокойствие и рассудительность:-Раз Зимарек стоит на своем, значит, он прав...
        Тут Иван Матвеевич  замер и  почувствовал пронзительный страх и все-поглощающую тоску.  Они замерзнут, они  умрут,  не по чьей-то злой ли, не  по  злой воле,  что  было , то было,   так жалко, что  кто-то не доживет  последеного дня своего, жаль молодых,  нашедших  свое счастье, жаль  дитя,  крирпый долже жить…Густые слезы потекли из глаз и  превращались в белые гроздья.
Конь  почувствовав свободу  всхрапнул радостно И резко повернул ог-лобли влево» летел, летел по снежным валам, как на крыльях. Но ни крыльев, ни самого коня не было видно. Кромешная тьма царила в степи. Но Зимарь вот он, впереди, он цокал копытами, хлестал СЕБЯ хвостом, фыркал, напоминая, что он есть, что он жив, что идет навст¬речу к цеди, что в нем вся надежда. И ЭТО ЕДИНЕНИЕ С ЖИВЫМ су-ществом в грозной стихии, разыгравшейся в степи» вселило в людях мудрое спо¬койствие и уверенность. Нина сумела убаюкать Сереженьку, и малыш заснул.
С некоторых пор сани все реже под-брасывало вМверх или застревало в сугро-бах. Кажется, они вышли на дорогу. -Потише, Зимарь,-уговаривал Иван Матвее-вич.
Но конь все понимал и не слушался, он будто требовал, ЧТОБН дове¬рились всеце-ло ему и только ему. Он знает, что делает. Не мешайте ему«коли уж доверились. И ему теперь не смели мешать, фмолаве обнял Нину с Сереженькой, пытаясь укрыть их от буйства МЕТЕЛИ.
Но вот замигали редкие огни совхо-за.
-
Зимарь, Зимарь, не конь, а мечта..-с восторгом басил Иван Матвеевич, наконец, вновь натягивая вожжи.
    Конь поднялся НА дыбы Я заржал. И от этого радостного ржания в груди у Ермолаева тоже заго-
1Рался  огонь безудержного ликова-ния и гордости. -Мыыина, Серекнька, мы  дома,  приехали.
    Нива улыбнулась и слегка укачала Сереженьку, чтобы он проснулся. И он про-снулся.
  В совхозе их ждали наугой день…








ЧАС   СИРЕНЕВОГО   РАССВЕТА

        Герой многих новелл и рассказов молодого москов-ского литератора Валентина Васильевича Тяна – природа средней полосы России, которую он любит и чувствует. Она – источник внимания человека и  земли, взрастившего и самого автора , и его героев.

       Зоя Ивановна проснулась рано, в задумчивый час сиреневого роассвета,  когда уже не спится, но и вста-вать не хочется.  Она откинула одеяло и встала босыми ногами на пол. «Надо приготовить завтрак, что-то сде-лать по хозяйчтву».
     - Не  спеши, я уже все сделала, - сказала мать. – Ста-рая стала, не спится.
      -Ты и молодая такая была – не залежишься, - возра-зила Зоя Ивановна.- Да, мам, не забудь, Таня любит ом-лет, а Вася глазунью.
       -Поешь сама-то. На тебя глядеть страшно, ничего не осталось.
      -Я ем, куда же еще…
       -Скажи Володе,  что я приду на ферму  к дневной дойке.

      -Ну зачем? С иднла бы дома, - проговорила Зоя Ива-новна.- Она быстро накинула шубейку,  повязала голову шалью и, вздохнув, вышла во двор.  Оттуда сонной улицей направилась на край села,  к животноводческому комплексу. Дорожка покрылась тонкой ледяной слюдой,  под ногами идущей женщины разбивавшейся на мелкие осколки.
       Дзинь, дзинь! Эти звуки взбодрили ее,  окончательно отгоняли сон.  Зоя Ивановна шла под аккомпанемент льдинок  и думала о работе, семье, о многом таком, сокровенном, без которого жизнь не жизнь .
         «Спят мои… Вот матери только не спится, неугомонная… Все бы хорошо, да по Лене, старгкнькой,   боль моя никак не утихает…» И Зоя Ивановна тяжело вздохнула.
        «Кто тут может помочь?  Разве что сама Лена . Может, одумается. Я ее понимаю, молоденькая, хочктся окунуться в яркую жизнь,  Но я-то понимаю, что наскучит ей город,  а домой застыдится вернуться,  вот где беда. Вот уехала Лена, и ни писем, ни телеграмм.Это  уж плохо».
Как там она? Как-то ей живется? Молчит – выходит, жизнь не ахти.  Правда, слышала Зоя Ивановна  кон-что о дочери от ее подруг,  дп все это не то… Вроде бы устроилась Лена курьером в какое-то  учреждение с длинным мудреным названием,     после работы ходит в музеи, га концерты.  Не серьезно все это. А девушка уже на выданье, о серьезных вещах  ей думать.  Неужели ей никто не подскажет?  Чужая она там. Почему чу
жая,  что не нашла работу по душе, или как говорят нынче, по призванию. 
        Это и вправду так.  Ежели найдешь работу по душе – и ра-дость, и внимание от людей, и почет. Мастер всегда  для людей человек желанный.  Наверное, везде и всюду все так идет.  От любви к делу все остальное строится.   Лена моя буреночек лю-бит,  уж я ли не знаю сыою дочь. А вот стесняется говорить об этом.  По работе стала людям чужая,  занялась не своим делом.  И поделиться со своими бедами ей не с кем…
А у Зои Ивановны есть такой человек – мать.  Ей уже за ше-стьдесят, но бодра, деятельна.  Не сидится Евдокии Федоровне на пенсии.  Всю жизнь в доярках прожила, ею и осталась. И теперь у нее все какие-то дела на животноводческом комплексе.  Все какие-то заботы-хлопоты. Жизнь прошла как один яркий долгий день. Будто вчера она впервые привела Зою, семи-классницу, еще, на ферму.  Кажется, вроде вчера закончила Зоя школу и пришла на ферму настоящей дояркой. Пришла и оста-лась.
       Прошло  несколько лет.  И вот – ьсобытие, о котором  Зоя Ивановна хотела бы  поведать прежде всего матери. 
        -Мам, меня  на конкурс мастеров машинного доения по-сылают.  Ну, каково?- выпалила Зоя Ивановна, подбежав к ней и прижавшись разрумянивщейся щекой к ее плечу.- Смешно, правда?
        -Почему смешно? – возразила Евдокия Федеровна.-« Совсем взрослая стала и все та же – озоргая. Двух дочерей  растит, а  истинно дивчина»- думала Евдокия Федоровна, глядя на дочь и любуясь ею.
        -Конечно, поезжай,, Зоенька! ! Дочки твои большие,  что беспокоиться-то?
Уж как-нибудь присмотрю за ними, не чужая  им, - ласково сказала Евдокия Федоровна.
Зоя стала чемпионкой района по машинному доению. При-зовые места заняли две ее подруги,  ученицы Евдокии Федо-ровны.  Евдокия Федоровна поздравила их прилюдно и каж-дой вручила  по собственноручно вышитому полотенцу. По этому торжественному случаю Евдокия Федоровна оделась празднично, ордена и медали надела.
       -Да и не могло быть инаяе, Зоенька, - радовалась Евдокия Федоровна успеху дочери и ее подруг.- Галя, Нина,  помните,  еще девчонками прибегами к нам , на ферму,  помогали матерям.  Правильно ведь говорят,  только дайте времечко – прорастер доброн семечко.  Да, девочки,   я  рада за вас.  А  ты, Зоенька?
         -Не знаю, - произнесла Зоя Ивановна, - другой я свою жизнь и не мыслила.
        И важдый день, в самую рань – в час сиреневого рассвета  приходит она на ферму.  Окинет хозяйским взглядом вокруг и,  и если заметит, где непорядок, то  отчитает кормачей, пастухов, всех виноватых,  да так, что их стыд пробирает.  А не завезут вовремя корм буренушкам,  до самого директора совхоза дойдет,  Любят ее на ферме.  И работа у нее спорится. И душой она открытая.
-Требовательный она человек, беспокойный, - радуется Евдокия Федоровна.-  Я-то уж знаю свою дочку. Спуску никому не даст.  И в своей работе удержу не знает. Пра-вильно. А вот Лена, внученька,  по-другому захотела жить.  Жизнь-ить хорошая пошла, глаза разбегаются.  Ты глаз на чужое не клади,  свое потеряешь. Через это Лена хочет  пе-реступить. Вот и мучается Зоенька.
         Зоя Ивановна  не спеша идет по селу.  Приятно холодит лицо  мягкая прохлада.  И неторопливо текут мысли разные.  Какой все же крепкий коллектив сложился на ферме!  На ферме.  Давно комплекс животноводческий,  а все по при-вычке: и ферма да ферма.  Удивительное дело, люди другие ста-ли, требовательнее и дружнее. Можно уже работать в две смены. 
          Для молодых доярок это благо, пожалуйства, учись дальше,  если есть такое желание.  Жаль, что Лена не дождалась сдачи комплекса, может, и призадумалась.  И ветераны тоже рады ком-плексу.  Вот Галя Смарова, Нина Чебрец. Так они говорят: лучшего и не желаем! Какие это славные женщины, какие это труженицы.
           Зоя Ивановна сетует на то, что судьба  чересчур  благо-склонна к ней. Она вот стала чемпионкой по машинному дое-нию. Больше, га ее взгляд, этого звания заслуживает Нина Чебрец.  Нет, не совсем объективна по отношению к себе Зоя Ивановна. Спроси ее поделиться секретами мастерства,  она немногословна: хороший уход за коровами, хорошие корма. Улыбнется: «Из-за коров у меня конфликты с начальством». Однако не только в этом успех заключается. В горячие дни на комплексе, во время массового растела,  Зоя Ивановна по два-три раза в ночь бегает к своим подопечным. Так спокойнее. И рабо-тается лучше. А работой Зоя Ивановна довольна. Она, работа, гаполгила жизнь женщины радостным смыслом. Люди избрали Зою Ивановну депутатом, в партию приняли. И живется ей в общем-то неплохо. Иной судьбы и не надо. Но только гложет вот тут: как там Леночка?
       И однажды…
      -Мать, еду  на областной конкурс мастеров машинного доенитя. Чую, астречу Лену, - поделилась Зоя Ивановна с матерью  этой неожиданной для нее новостью.
           -Поезжай, за домом  я уж как-нибудь притсмотрю, - роддержала Евдокия Федоровна.- За Таней никакого догляда не надоть. Она самостоятельная, не то что Лена.
        Зоя Ивановна      вошла в свою комнату и устало  при-легла на диван- кровать.   Немножко отдехнет и будет со-бираться  на конкурс. Вошел Вася в трико и майке.
- В командировку,   через чвас, технологическую линию  все уставливаем. Но у меня новость…Вася присел к Зое Ивановне, коснулся ее руки
       - Дочь наша Лена  в городе. Завтра позвони тетке, она скажет примерно. 
       -О господи!
-Ты только не   говори ей слова мхудого в ее понимании.  Пусть живет  по своей воле. Ее дуща в стремлениях-устремлениях, вот и мечется.
- Как будто гора с плеч. Тяжело мне было, как и тебе. А теперь  во мне все оживает…Несравненная, желаггая…
         Их взгляды встретились.   В глазах мужа синее сияние, синий  блеск.  Она почувствовала, что будет, что произойдет с ними, и неслушными руками скрестила руки на высокой гру-ди.
- О, Зоенька…-   и прошептал    Вася слова любви,, она зарделась , робко, застенчиво обняла его.
         -Василек, милый…
          - О, Зоенька…
          И обнял  он ее крепко,  страстно,, по-мужски ..
От физической близости,   физического наслажения она испы-тывала  легкий извечный женский стыд, который на миг за-слонял чутвство духовного родства с  мужчиной,  на чем дер-жится  ее женское счастье. (
      Настойчиво заклаксонил  Леша,  васин водитель.
          -Я сейчас, -  прохрипел Вася,  с усилием от-рываясь от жены,  засобирался по-армейски. Зоя Ива-новна   помогала.
          -В чемодане белая рубашка, галстук,   все-таки посмотри, что подписываешь.
      Влетел в  прихожую Леша,  высокий худощавый опрятно одетый мужчина (Верунька та еще чистюля1), подхватил че-модан.
          -Вась,  там у них в озерке караси водятся,  я прихватил удочки.
        -Какие караси, какие удочки, какой Вася, а не Василий Павлович?  Давно замдиректора, а ты все Вася да Вася.
   -Зоя Иванна,  забыла,  как я с Васей с детства на рыбалку ходил  до рассвета.  Однажды мы вас, девчонок, Веруньку и Зоеньку,  всчтретили на завалике.  Вы насмехались над нами.  Вот сын мой Петя не верит, что  Зоя Иванна может  насмехаться над заядлыми  рыболовами.
- Не знаю,  кто вам  поверил, что чуть не вытащили пудового карася…
      -Обижаете,  Зоя Иванна, -  оснрчал Леша, - ну , все, Вась, поехали!  Вася , конечно, в горы пошел,  башковитый,  многое сделал для комплекса, но технологическую линию благодаря тебе, Зоя Иванна,  ставим. Досьучалась до  власти.   И уважение к  тебе не по должности, вот что я скажу.  Зоя Иванна, я Василия Павловича там не подведу, об  этикете и  прочих западных штучках слышал краем уха, но приличия соблюдпю.
        -Соблюдай, конечно. А Вера  Владимировна, не выписала   дополнительные за сверхурочные, не говорила?
         - Времени не было, чтобы спросить, спми знаете, когда Васяю домой подвожу.
        -Да к ней, к твле й Вере Владимировне,  как к министру.  Подруга детства… (Леше это явно понравилось).    
         С позаранку и  Зоя Ивановна поехала в пригородный совхоз, где должен состояться областной конкурс мастеров машинного доения.  Галя и Нина проводили Зою Ивановну до самой околицы,   до того места, где проселочная дорога сли-валась с сиреневой лентой асфальта.  Редкие клены стояли в почетном карауле. Сколько добрых слов услышала Зоя Ивановна от подруг, пока шли к асфальту?
А кто ее  Лене скажет доброе слово? Городские-то торопливые,  им некогда с лениной душой возиться.  Лена – гордая дивчина, вот это  и мешает ей  поделиться с матерью.  Затаилась. И терзается материнское сердце.
На областном конкурсе Зою Ивановну чествовали  как чемпи-онку по машинному доению. А накануне Зоя Ивановна по-звонила тетке и попросила  дочь прийти.
Они обнялись, всплакнули.
-Доченька моя, загляденье мое,  красы не занимать,  да бес-печности  с избытеом,  скажи, каково  было…
       -Мам, погости у меня, я теперь в общежитии  живу, - предложила Лена.- Мне надо так много сказать тебе. Ну, останься на денек, а?
-Поеду домой. Работы много. Не до гулянья.
-Как там мои подруги? Петя все там же?
-Механиком на комплексе. В институт поступил.
       -Женился?- как бы невзгачай спросила и замерла.
        -Где  уж? На девчат и не заглядывается!   - тоже  отстраненно проговолила Зоя Ивановна, как бы поддерживая  нейтральеый тон разговора.-Как-то «Елочку» заклинило.  Позвала я Петю починить.  Почему-то обрадовался, что я его пригласила. Бвстро, молча все наладил.  Мастеровитый.  Мне показалось,   Петя хотел что-то спросить, да  постеснялся. Про тебя, наверно.  Как там городская жизнь, молочые реки, златые берега.  А молочне реки от наших краев текут. Ты встречалась.  С ним еще в школн, зна-ешь, никакие ему  огни  глчного города не привлекут.  Он ту-тошни й и все тут.
      -Говорила ему, подружкам,  поедем в город, от-казались.  Петя нен послушался.
-Но смотрю,  грустный-грустный… Расстроилась.  А у твоих подруг  все в  порядке. Работают, учатся, на  дискотеки  ходят…А что Петя? Не вечно же ему грустить.  Одному плохо. Найдет с кем разделить одиночество. . И  вот уже два или три  не очень счастливых человека. Когда все могло быть по-другому,  по  сердцу,  да и по уму-разуму, если не  замкнуться  в своем EGO, как пишкт в умных  книтжках. Что плачешь-то? Обидела    я тебя?
-Поеду  домой, - вдруг решительно сказала Лена.
-А ведь тебе скучно будет, - улыбнулась Зоя Ивановна.
       -Это же от самого человека зависит, сама  же говорила.
       Поздно вечером, когда  небо вновь стало сире-невым, городской автобус въезжал в село.  Проез-жали мимо комплекса.
         -Узнаешь?- спросила Зоя Ивановга и тронула Лену за рукав.
        -И узнаю, и не узнаю.
      -Еще бы!
      -Бабущка с твоей группой? Ну , молодчина у нас бабушка.
      -Бабушка-то молодчина. Каково жилось тебе в городе-то?
      -Неплохо., мам.  Но тебе же без меня плохо?  Так и мне. Носила в папке бумаги разные,  а сама я думаю: « чтоя здесь? Люди растили, учили, на ноги поставили,  неадеялись,  а я сбежала.  Да, стыдно было домой велзвратиться,  Как хорошо,  что ты  приехала на конкурс .
     И было им обtеим светло, празднично,  в  тот ве-чер. 
        -Таня  ждет тебя не дождется.
        -А папа?-
-В  командировке.  Технологическую линию  устанав-ливаем.        Ему  тревожно за тебя, но говорит, что  нельзя не-волить человека.
      -Папа меня  понимает.  Мам, ты прости меня, я люблю  папу  больше, чем тебя.
       -Ну, конечно же, ни во ичто не вмешивается,  только за сердце хватается. Он любит тебя,  пере-живает. 
      -А  сирень   все биется в окно?
     -Что с ней делается?
     -Мам, я боюсь. Засмеют  меня.
      -Понимаю тебя.  Приедешь на комплекс,  при-мешь группу,  все придет. Конечно, без уважения нельзя.
      Помолчали.
        -Мам, ты с утра на работу? Пойдем  с  утра, а? –просительно звговаорила Лена.
Зоя Ивановна кивнула. «Твой первый сиреневый рассвет наступит завтра,  – подумала она. - Завтра  мы вместе поцдем на комплекс,  передам тебе свою группу, а сама приму новую.  И все. И будут на земле  тысячи рассветов,  но твои,  доченька, начнутся  завтра.  Самые   лучшие рассвыеты твоей жизни!»





       ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

        Автор этой книжки Тян Вален

тин Васильевич родился  29.09.1939 в семье учителя математики. Деда по отцу при крещении нарекли Иваном, деда по матери Иосифом. Приобщение ино-верцев к православному вероисповеданию было есте-ственным, ибо их отцы,  вернее их дкды и прадеды  потеряли связь с исторической Родиной (Корея) и  корейское конфуцианство на русском  Дальнем Вос-токе  вело к  христианству.   Дед Иван получил в на-дел несколько десятин земли в селе Алексеевка Сучанского района Приморского края,  лед Иосиф  - столько земли в селе Синельниково того же При-морского края.  Они стали не зажиточным крестьянами,  почти что  богатеями, как их отцы, т.е. мои прадеды. Дед Иван  в гражданскую войну ушел в тайгу, чтобы не воевать на стороне красных, а дед Иосиф  рещил воевать на стороне красных, стал командиром партизанского отряда (История гражданской войны в СССР/под ред.И.В. Сталина, т.5; в 1929 г. был раскулачен, ). Но я родился  не на родине предков.   Место рождения с. Красный Партизан (с. Монастырское) Кустанайской области КазССР.  В это село привезли родителей и несколько разрозненных семей ( кто в командировке, кто на курсах,  в дни тотальной  депортации   советских граждан корейской националь
ности не сумели вернуться домой) .  Село русское, до революции находилось на южной окраитне   Ураль-ского казачества,  к востоку от Приишимья (история приишимцев описана Иваном Шуховым в высокоху-дожественном  романе  «Горькая линия»). 
         Революция и гражданская война   ураганом прокатились по селу,  коренных жителей осталось мало. В сле также  проживали раскулаченные    из центральных областей России и сосланные вместе с семьями. Я особенно не ощутил строгостей режима депортации, который был частично отменен в 1956 г. (Политическая реабилитация в 1989 г.).
         Я русскоязычный человек, приобщен к великой русской культуре,  осознаю величие русского народа.  Згал, что циональности. госаппарат не име нат . И никак не мог  постигнуть из ощренность, мелочность, дотощность демонов чиновничества,  доводивших обычных граждан до отьчаяния.
        В 1957 г. окончил среднюю школу с серебряной медалью.  Хотел поступить на факультет журнали-стики.   Но  тогда  еще действовапли устные запреты. В 1959 г.   были отменены запреты на прием на  ис-ториченский и другие  факультеты  по обществен-ным наукам. Я  был принят после успешной сдачи вступительных экзаменов на историко-филологический факультет Петропавловского педа-гогического института КазССР , окончил в 1964 г.  В 1965 г. я был переведен  на штатную работу в редак-цию районной газеты «Знамя Родины» Целиноград-ской области (с ведома  райкома КП Казахстана).  К тому времени в Казахстане  в  районных газетах  на штатной работе - корреспонтент, литсотрудник  тру-дились четыре гражданина корейской национально-сти , в Узбекистане ни одного, в органы управления  до конца перестройки  лица некоренной националь-ности не допускались, , в  1989 г. турки-месхетинцы, якобы разбогаьтевшие нечестным образом (торгов-лей сельхозпродукции на рынках)  были изгнаны за пределы республики. .
         В 1979 г. окончил  сценарный факультет ВГИК. Кандидат исторических наук. Докторант РАНХиГС при Президенте РФ.
                Литературным творчеством  занимаюсь с детства.   Сочинены и написаны сотни  сти-     хов, свы-ше десятка повестей и романов (вышли отдельными книгами и в собрании сочинений).   Многие из них опубликованы в газетах и журналах.  Правда, не  обхо-дилось без огорчений.
          Рассказ «Найда»  я написал под впечатлением сво-его очерка.  Рассказ «Найда» я передал  в редакцию журнала «Звезда Вотоска» (г. Ташкент).  Проходил не-сколько лет. И появляется в  2000 №2 «Звезда Вотока» этой мой рассказ, но под псевдонимом В.Коклюшкин. К слову сказать, публиковали мои рассказы и стихи под другими псевдонимами , ставя автора перед фактом.   Плагиатор  точно рассчитал: автор  не классик (изучен-ный до запятой), а рассказ вполне читабелен, так что мгновенно сработал рефлекс присвоения.  В нескольких опубликованных рассказах других малоизвестных авто-ров, вращающихся вокруг журналов и газет я обнаружил эпизоды и отдельные фразы из своих рассказов, послан-ных в эти редакции.      
        Появлялись публикации в периферийной печати, иногда печатали под псевдонимами,  фамилия автора  некоторых редакторов, избегавших темы  де-портированных , приводила в смущение.
         В  1987 г.  в издательстве «Московский рабочий» вышла моя книжка рассказов «Березовые острова» . Книжка вышла в разгар перестройки, но   включена в план издательства в 1984 г.  Автор  приложил ог-ромные усилия  над собой, чтобы  дотянуться жо это-го плана.  Самоцензура  (зачем свободомыслие, если оно  обрекает автора на сочинение в стол), чувство реальности   вывели меня на путь компромиссов. С тех пор вышло много  романов, посвященных  судь-бам  депортированных, раскулаченных и пр,очих не-угодных новой власти  советских граждан: «Приго-воренные к изгнани», «Преданные забвению» и др. , повестей, рассказов. Некоторые рассказы авьтора были переведены на  корейский, казахский,  узбек-ский языки.
        Но у меня много  неоубликованных  ве-щей,однако их нельзя издавать без переработки, пос,ольку в них много наивного, устаревгего.






СОДЕРЖАНИЕ

Найда………………………………………………3
Ветер с гор……………………….………………12
Седьмой мост………………..…………………..26
Кроны и микроны…………..……………………38
Дума о России……………………………………47
Нина…………..………………………………….53
Обида-камень…………..………………………..59
Когда падают звезды……..……………………..71
Золотые блики………………………………….79.
Завтра будет не так, как было…………………..95
Смятение………………………………………105
Тетя Надя………………………………………110.
Законы жизни……………………………..……124.
Любовь мою зовут Надеждлй………….………127
Мы первыми встречаем зарю………………….131
Её счастье – пятеро сыновей………………..….136
.Улица двадцатилетия оОктября………….…...138
Зимарь…………………………………………...148
Час сиреневого рассвета………………………..176
Послесловие автора…………………………….187








Литературно-хкдожественное издание
Валентин Васильевич ТЯН
НАЙДА
Сборник  рассказов

Редактор  Л.И. Круглова
Технический редактор Р.В. Тян
Корректор В.И. Бровко
ЛР № 063154 от 05.01.99
Подписано к печати 16.10.2016
Формат 60 х 88 1/16.
Усл. печ.л.12.00 Уч.- изд. л. 12.00
Изд.№ 55.  Зак.№  689    Тираж 500 экз.
Издательство ООО "Экслибрис-Пресс"
127562 Москва, Алтуфьевское шоссе, д.30, оф.274
Тел. (499)-201-13-38
Е-mail: tian39 @ mail. rru

ISBN  5-88161-175-6
 
9 7 7 5 8 8 1 6 1 1756

Отпеатано в ООО «Астра-Полиграфия»
127282, Москва, ул. Полярная, 33 б