Глава 32. Исцеление

         Словно все это время до срока хоронясь во мраке, ожидая чья же чаша весов станет тяжелее, из сумрака ночи коварно выползла живая Тьма. Тяжёлая и густая, словно, чернила, наделённые осознанием, облепляла она собой всё, что попадалось ей на пути. Как огромная липкая пиявка хищно высасывала силы из всего, что дышало трепетало, в чём билась жизнь. Могильный холод.. Что-то бесчувственное и злое растекалось как вышедшее из берегов болото, погребая в себе любое проявление тепла. Скорбный конец эпической битвы как последняя преграда перед воротами в Рай.
          Но, вдруг эту чёрную как пригоревший котёл с дёгтем темноту, разверзла вспышка света, яркая будто солнце и прозрачная как хрусталь! Её лучи, оставляя в склизкой черноте расползающиеся во все стороны дыры, насквозь пронзали стелющийся по земле мрак. Шипя и угасая, тёмное нечто растворялось и, исчезая, уносило с собой тягостное ощущение гробовой тоски и печали. Источник света превращался в силуэт стройной девушки. Сотканная из его ярких лучей, она уверено возвращала на свои места всё, что стремилась забрать тьма. Чем ближе она подходила, тем чётче становились знакомые черты. Её невозможно было спутать ни с одной женщиной в этом мире. Мудрая птица, пряча слёзы, отчаянно каркнула, издав растерянный, детски наивный вздох облегчения. Ещё чуть-чуть и невеста Егора оказалась возле умирающих. Каждое мгновение времени уносило с собой частичку бытия тех, кто лежал в мокрой от крови и росы ночной траве. Присев на колени, она стала водить своими нежными руками над павшими и ворожить, в пол голоса произнося что-то на древнем языке. Ведьма высекла из пальцев огонь и снимая с себя обереги бросала их в костёр. Треск в ярко зелёном, синем, фиолетовом пламени, оттенял слова молитв, творимых невестой травника. А когда все амулеты исчезли, она вырвала свой прекрасный белый волос и он вспыхнул прямо у неё в руке, превратившись в пепел. Дыхание ветра одним дуновением погасило пламя. Девушка, собрав серый пепел, взяла его двумя рукам. А потом, набрав большую горсть, стала очень осторожно сыпать его в глубокие разрезы изувеченых тел Инварда и Егора. Страшные раны затягивались и божественные силы, дающие жизнь, медленно возвращались в души обоих. Смерть, ещё мгновение назад, чувствуя их в своих руках, нехотя отступала от воителей.
         По-щенячьи скуля, к девушке ковыляли волки. Ни один из них не вышел из боя без потерь. Чёрный вожак, сделал отчаянную попытку, но не смог подняться с того места, где вурдалак проткнул его насквозь через всю спину в грудь. Это был Илья. Устинья заспешила к нему и наклонившись над ужасной раной приложила свои нежные руки, хранящие остатки магического пепла, продолжая читать заговоры. Спустя некоторое время, Илье стало легче. Он стал лизать руки девушки, но подкравшийся сон тут же сразил его. Остальные волки также получили своё исцеление. Они легли возле Устиньи, благодарно тычась носами в её ноги и тут же погрузились в глубокий сон.
           Издалека в темноте Олег был похож на курган, которые воздвигают павшим героям и царям. Непоправимое горе сетью безжалостных морщин высыпалось на гладком высоком лбу Устиньи. Причиной было то, что среди всех знаний, которые бесконечным потоком кружились в её голове, она сейчас не имела тех, что могли бы помочь лежащему на дне ущелья гиганту. Красавица дотронулась своей рукой до почти мёртвого великана, забрав себе часть его боли. Тот тяжко вздохнул и притих. В изнеможении и бессилии Устья упала на колени. Глубокая, не знающая края печаль отразилась в безбрежном океане её глаз. Ворону хватило только одного взгляда, что б прочесть это. А спустя мгновенье случилось то, что не могла себе и представить невеста Егора. В этот урочный час, время показало, что даже Гнилодуха недооценивала потрёпанного годами, ставшего к старости немного смешным чернокрылого ворона. А произошло следующее - ощерив перья, немного наклонив голову, на долю секунды Варкар.. Остановил своё сердце. Он прекратил ход времени внутри себя. Всё в нём остыло, притихла кровь, глаза потухли, внутренние часы остановились. И в это самое мгновенье у самой границы между жизнью и смертью тонким слухом, старческим чутьём, в глубине себя Варкар почувствовал.. Музыку! Где-то в непостижимых степных просторах его бескрайней души, там где шаманы призывают дождь, а реки по одному их слову способны потечь вспять, ворон почувствовал будто кто-то ударил медвежьей лапой в кожаный бубен.. И этот удар, храня в себе неистовое бешенство Свободы, сумасшедшей волной вернул всё на круги своя!
          Варкар очнулся. Глядя в одну точку безумными глазами он тяжело и часто дышал, пока его дыхание, вдруг, не вошло в унисон тем звукам, что он услышал там.. Ворон стал ударять клювом о пень, где сидел, входя в ритм шаманских ударов где-то внутри себя. Устинья, прислушиваясь, посмотрела на него широко открытыми глазами. А потом мгновенно поднявшись, начала танцевать, медленно обходя тело Олега против часовой стрелки. К своему не знающему границ удивлению, продолжая отстукивать клювом гипнотический ритм, ворон услышал, как в эту музыку гармонично вплетается скрип качающихся деревьев, и даже ветер, пролетая мимо них на той же частоте поёт, срываясь в крик. Но это было лишь начало. Вспыхнула молния, собою озарив пол неба и то место, откуда в след за ней раздался гром, оттеняя тонику этой неземной музыки. Где-то в лесу послышался волчий вой, добавив высоких нот в хоровое пищание летучих мышей, что чёрным плащом уже кружили в воздухе. И тут же откуда не возьмись все светлячки в округе прилетели к Устинье, накрыв перемигивающимся колпаком всех, кто здесь был. Свет дарил спокойствие и всепоглощающее чувство уюта. Отвлёкшись, Варкар пропустил тот миг, как в их оркестр красиво втекли звуки тихих и быстрых ударов маленьких лап, которые издавали, сидя каждый в своём месте, несметное количество зайцев. А вот из самой чащи ровно и громко влился глухой и резкий звук, - медведь играл на пне поваленного дерева. Дятел прерывисто, но чётко и всегда вовремя бил своим клювом о ствол сосны. Неповторимую атмосферу создавало уханье старого филина! Кричала неясыть, трещали распушив чёрные хвосты глухари. Лягушки своим хором понесли мелодию через болота и тресины! Как будто по взмаху палочки невидимого дирижера все вепри и секачи в едином порыве на выдохе издавали столь страшный звук, что услышав его в не музыки, можно было испугаться до смерти. Но жуткое хрюканье-урчание привносило в сумасшедший оркестр как раз те неповторимые мрачные оттенки, которых не хватало. И когда казалось что вот-вот должен вступить основной голос леса, самый серьёзный инструмент - те, чей род многочисленней всех на свете, не заставили себя ждать. Несмотря на всю фантастическую красоту музыки, звучащей до этого момента, именно сейчас над чёрным оврагом грохочущей, но нежной водой потекла истинная мелодия. Словно бесконечная нить она одну за другой нанизывала на себя бусины ночных звуков. Нет таких цифр что б сосчитать то количество комаров, которые в хоботках своих несли её, закрыв блистающие звёзды и Луну, сквозь время и пространство в Вечность.. 
        От всех этих звуков сквозь летаргический сон, сквозь кому и забытьё проснулась, пробилась, затрепетала каждая клетка в теле Олега. Ключ жизни опять забил и мельница Богов вновь повернула свои крылья. Переродившаяся кровь по венам, капиллярам и артериям бешеным потоком потекла сквозь сердце великана! И в это мгновение вся музыка, что прозвучала этой ночью тонким, острым шпором ввинтилась в самую сущность гиганта. Олег открыл глаза в тот миг, когда симфония достигла апогея и стихла, словно её здесь никогда и не существовало. Спустя мгновение великан уже храпел, уснув здоровым богатырским сном.
           Счастливая Устинья по-детски уселась в мокрую от предрассветной росы траву, ворон взлетел ей на плечо. Она улыбнулась и погладила Варкара по голове и крыльям. Нежность, проникая под каждое пёрышко словно бальзам прогоняла из старой птицы хвори, донимавшие её уже целый год. Варкар зажмурил глаза от удовольствия и потёрся о пальцы своей хозяйки. Но перед тем как эмоции и усталость заставили мудреца впасть в безмятежный сон, он успел увидеть взгляд колдуньи смотрящей на любимого. Все самые яркие чувства, на которые только способна живая душа, пронизывали спящего травника на сквозь и бесконечный поток частичек света обрушился в глубину их естества.