Рельсы Победы Гл. 12 Восстановление путей

                Глава 12. Восстановление путей
               


Август 1941 года,               
станция Ромодан
 

Невзрачный кусок углеродистой стали, превращенный в стальную балку, укладываемую на шпале, именуется рельсом. Творение металлургического завода. От него (правильнее от рельсовой колеи) зависит  неустанное движение поездов с войсками и снаряжением на фронт, бесперебойная работа наших железнодорожных магистралей.

Неоценимый вклад в восстановление разрушенных железнодорожных объектов вносят подразделения моего батальона при постоянной опасности немецких бомбардировок с воздуха, вкалывая днем и ночью.

Бойцы и командиры отдыхают урывками 5–6 часов в сутки, работая на пределе физических и духовных сил, на грани человеческих возможностей. Высокопарно порою звучит... хотя  мы делаем свою будничную работу, повседневную, нужную, опасную. К счастью, только на пару недель установился такой график.

Увы, темпы укладки разрушенного пути и качество выполненных работ остаются низкими. Причинами этого являются наша слабая техническая оснащенность и нехватка строительных материалов.

Значительный объем работ мы выполняем на станции Ромодан. Причудливое название связано с канувшими в лету постоялыми дворами, один из которых находился на пересечении двух, некогда оживлённых трактов...

Однажды погожим поздним вечером я, командир первой роты старший лейтенант Алексей Харитонов и несколько его бойцов стоим на одной из пыльных улочек станции Ромодан. Вместе с Алексеем неторопливо разговариваем про довоенное время, вспоминая футбольные матчи и учебу в институте. Вдруг за нашими спинами резко сигналит грузовая машина: дескать – пропустите. Мы неспешно сдвигаемся в сторону к дому, и грузовик преспокойно проезжает мимо. Алексей потом вспоминает, как он службы ради светит сигнальным карманным фонариком  по кабине и не верит своим глазам: за рулем – водитель в немецкой форме! Что за черт!?

Алексей кричит:
– Немчура!

Сначала мы все опешили. Алексей первым опомнился и стреляет в воздух из нагана. Автомашина резко останавливается, взвизгнув тормозами, чудом не задев прошмыгнувшую кошку.

Алексей вместе с коренастым красноармейцем Чабуновым, сносно говорящим по-немецки (его мама – учительница немецкого языка), быстро подбегают к отъехавшей на несколько метров автомашине. Алексей, направив ствол нагана на врага, светит в трещиноватое окно дверцы.

Чабунов, держа наготове карабин, дергает за ручку дверцы и отрывисто кричит по-немецки водителю:
         
–Wer bist du? Wo soll's hingehen? Treten Sie aus dem Wagen aus! Hеnde hoch!

Немец проворно вылезает. Он невзрачного вида, лет сорока, среднего роста с глубокими морщинами на лбу и короткими белесыми усиками, в серо-зеленой вылинявшей пехотной полевой форме c мышино-серым нагрудным орлом над правым карманом. Водитель суетливо вынимает из-за ремня пилотку и торопливо ее надевает.

Алексей с пола кабины выуживает шоферский карабин.

Немец испуганно-смущенно улыбается нам, судорожно озираясь, и вздевает руки.

Затем он машет правой рукой на северо-восток и произносит слегка запинаясь:

–Nicht schiesen! Ich habe mich verlaufen. Bitte... Ich muss da rein!

–Чабунов! Что он там лопочет? – спрашиваю я, разглядывая при свете фар ладный трофейный карабин «Mauser 98», переданный мне Алексеем.

–Тавщ майор! Дык, того: не стреляйте, заплутал вроде, в ту сторону надо!
         
Мы радостно улыбаемся, весело обсуждая этот случай:

– Навоевался, на отдых к нам причалил!

На следующий день немец под конвоем на полуторке  направлен в особый отдел НКВД бригады.

Комбат Байков в тот вечер нервничает:

– Кто с той стороны станции охрану несет?

Я невозмутимо поясняю, привыкнув за время войны ко всему:

– Василий, вторая рота.

– И как он сумел проехать?!

– Обычное дело, заплутал и проехал. Наши в темноте за своего приняли.

Комбат меня инструктирует:

– Вася, построже с ними! Так к нам целая колонна в гости нагрянет!

Комбат за три года совместной службы стал «своим» человеком. Наедине  с ним можно обсуждать любые темы. Он может меня отругать за проступок и тут же вместе посмеяться. Никогда не затыкает рот, с ним не страшно показаться глупым, странным, излить душу. Не нужно подбирать слова, юлить, изворачиваться…

В текущий момент батальон занимается ремонтом полуразрушенного нижнего и верхнего строений пути на станции Ромодан. Иначе говоря, мы постоянно засыпаем образовавшиеся воронки от авиабомб щебнем, песком, гравием (что окажется под рукой), разбираем завалы из разрушенных рельсов, шпал; перетаскиваем и укладываем новые шпалы и рельсы, забивая костыли.
 
В случае огня противника передвигаемся ползком, используя малейшие складки местности для укрытия. Постоянные налеты немецкой авиации по мере возможности отражаем огнем из пулеметов Дегтярева.

Я помогаю командиру второй роты старшему лейтенанту Зайцеву, осуществляя общее руководство ремонтными работами в паре километров от станции на участке второй роты, наиболее пострадавшем от последствий авианалета.

В один из налетов буквально на моих глазах два бойца совершают маленькое чудо: сбивают истребитель «мессер», пуская из пулемета Дегтярева смертоносную очередь.

Пулеметный расчет в составе крепко сбитого сержанта Красильникова  и поджарого красноармейца Попова  несет очередное дежурство по прикрытию 2-й роты от воздушной атаки противника. Для своевременного обнаружения целей пулемётчики внимательно наблюдают за воздушным пространством.

Для корректировки огня ими снаряжены магазины обыкновенными патронами вперемежку с трассирующими. Упором для стрельбы по воздушным целям противника служит бруствер окопа из сложенных навалом мешков с песком…

Настал черед отдохнуть от ремонта путей. Под насыпью с левой стороны призывно дымит полевая кухня «КП-41». Мы, командиры, в первую очередь помощник комбата по материальному обеспечению Прядеин, насколько в наших силах уделяем внимание обеспечению питания красноармейцев.

На войне случается всякое – и частые перебои с поставкой продуктов, и воровство интендантов, и танковые атаки, и внезапные прорывы вражеской пехоты, и бомбардировки с воздуха. Однако, кухня должна работать в любых условиях. Ведь голодный боец много не навоюет: ослабевший боец –  и вовсе не боец. Повара готовят пищу в трудных фронтовых условиях, при любой погоде. Многие из них, как и мы, рискуют собственной жизнью.

В связи с этим вспомнилась трагическая гибель прежнего повара второй роты красноармейца Потурнака. В начале июля по разнарядке автодорожного отдела управления тыла Западного фронта комбат направил Потурнака вместе с шофером-слесарем красноармейцем Пирожком  в Киев в командировку сроком на один месяц с 04 июля по 09 августа 1941 года. Бойцы уговорили комбата направить их в родной город, чтобы заодно повидаться с родными.

В первый же день 04 июля они погибают в Киеве, попав под налет бомбардировочной авиации противника.


Жизнерадостный хромой повар красноармеец Киричек в белом фартуке поверх гимнастерки накладывает черпаком по очереди в котелки бойцов дымящуюся кашу. Его помощник пожилой лысый красноармеец Шулик, в аналогичном одеянии, выдает бойцам пшеничные сухари и наливает чай в кружки (при их отсутствии в крышки котелков).

Я сижу на чурбаке в кругу красноармейцев метрах в пяти от гнезда пулеметчиков. Справа от меня на полешках пристроились стройный, интеллигентный, с красивым смуглым лицом командир отделения младший сержант Бородулин и писарь сержант Агарков. Неспешно черпаю ложкой из котелка густую наваристую кашу-пшенку, смакуя каждый раз. Рядом со мной слева на бревне, а в большинстве своем лежа и сидя на земле, торопливо работают ложками  бойцы отделения Бородулина.

Красноармейцы изредка переговариваются между собой. Закончив с кашей, Бородулин оживленно с интересными деталями рассказывает о своей довоенной геологической практике и травит анекдоты:

– … Я почему на геологический факультет поступил. Нравиться мне еще с детства в лес ходить, палатки с парнями ставить, ночевать в лесу. Каждый выбирает сам: кому в пыльной конторе сидеть с документами, кому в шахту спускаться, а кому на природе быть. Кто-то выбирает город, а кто-то – деревню. Выбор всегда есть. Я хотел увидеть своими глазами нашу необъятную прекрасную Родину: Алтай, Урал, Дальний Восток. И работа в составе геологоразведочной партии позволяет это вполне. После окончания института я удовольствием мотаюсь по самым дальним уголкам…

– …участвую в отборе проб, при проведении геологической съемки и прослеживании обломков. Всего нас шесть человек, из которых один пожилой – наш начальник экспедиции жилистый добрый дядька доцент Владимир Саныч, и я с одногруппниками – 19-ти лет от роду. Саныч – большой знаток лекарственных растений. Регулярно их заготавливает и охотно делится знаниями со всеми желающими. Однажды, в присутствии нас он определяет найденное растение как молочай Паласса , он же «мужик-корень». Взирая на наши непонимающие физии, Саныч поясняет смысл…

Раздается приглушенный смех красноармейцев.

– Смешно, парни. Да, лучше бы он этого не делал. Через пару дней Саныч, я и мой друг Сергей возвращаемся с маршрута около двух часов дня и лицезрим такую картину. Трое остальных парней по заданию Саныча во главе с отличником учебы Аркадием должны в другой стороне изучить, двигаясь вверх по руслу реки, обломки породы на наличие коренного месторождения золота. Вместо этого, трое работяг валяются в землянке на нарах и громко кроют друг друга со стонами и периодическими медленными визитами к помойному ведру: извергают рвоту. Им совсем хреново. Мы сильно пужаемся. Через час им полегчало, и они объясняют причину недомогания…

– Вкратце: наслушавшись от Саныча о волшебных свойствах, они после нашего ухода накосили чудо-травки и сварили жуткое зелье. И результат превзошёл самые смелые ожидания. Правда, вместо обещанного эффекта случилось сильное отравление. Ох, и бушевал же Саныч: «Вы что, …, посадить меня вздумали? Айболиты…! Рассказал, на свою голову... Это ж яд сильный, корень надо, корень настаивать на спирту и пить по капельке! И вообще, объясните мне, пожалуйста, зачем вам, в тайге глухой это снадобье понадобилось?». На следующий день молодые организмы справились с отравой и парни вновь встали в строй. Правда, пару дней трошки бегали в кусты, но потом отпустило…

– Перейду к анекдотам. Рассказать!?

Под одобрительный гул красноармейцев Бородулин продолжает:

– Чукча и геолог собирают камни на берегу Берингова моря. Вдруг видят направляющегося к ним голодного белого медведя. Ружья нет. Чукча хватает лыжи и начинает их надевать. Геолог:  «Бесполезно. Все равно не сможешь бежать быстрее медведя». А тот в ответ: «Не надо бежать быстрее медведя. Мне надо бежать быстрее тебя!».

Бойцы заливаются оглушительным хохотом. Выждав, когда они успокоятся, Бородулин с хитрой улыбкой переходит к следующему анекдоту:

– Плетущиеся, усталые геологи встречают чукчей, разделывающих тушу медведя, и удивленно спрашивают: «А что – здесь водятся медведи?» Те: «Не бойтесь: увидите медведя – кричите громко и он убежит». Продвигаются дальше. Самый опытный говорит: «Я оторвусь, спущусь к реке первым и разведу костер». И исчезает из вида. Через некоторое время бежит навстречу без рюкзака. Другие: «Что случилось?». Опытный: «Там, там... там – медведь!». В ответ: «Так ты бы кричал!». Бывалый:  «О-о-о-нн первый крикнул!»...

Как гром средь ясного неба, в разгар нашего аскетичного обеда и увлекательных рассказов Бородулина, показывается пара истребителей с черными крестами на крыльях. Они пролетают за широким полем над деревьями метрах в шестистах от ремонтируемого участка, направляясь в нашу сторону.

Видя такое дело, я резко вскакиваю, откидывая котелок с ложкой, и хватаю винтовку Агаркова. Мой «ТТ» здесь не поможет. Кричу с матюгами (на войне ругань присутствует обязательно: до бойцов быстрее доходит, да и душу облегчает, но при женщинах мы никогда не используем бранные слова):
– Всем в укрытие…

Мою команду повторяют ротный, взводные и отделенные командиры. Бойцы с котелками бросаются врассыпную – кто-куда.

Передергиваю затвор винтовки, досылая патрон для выстрела. 
Тщательно прицеливаюсь и веду стволом за силуэтом ближайшего самолета. Неторопливо нажимаю на спусковой крючок. Выстрел. Самолету как слону дробина – без последствий.

С десяток бойцов тоже стреляют по самолетам. Гремят вразнобой выстрелы. Скажем так: винтовка – малоэффективное средство борьбы с самолетами...
Вы не поверите! Излагаемые события промелькнули секунд за пять: с момента обнаружения «стервятников» и до начала стрельбы. Я дольше рассказываю.

Сверху ударяют первые очереди «мессеров». Рядом с полотном железнодорожного пути пролегают невысокие фонтанчики, выдранного пулями грунта и травы. Несколько бойцов кричат от страха при виде близких разрывов пуль. Над нашей головой с ревом проносятся, разворачиваясь для новой атаки, быстрые «мессеры».

Тотчас валюсь вниз и, повернув голову влево, наблюдаю за действиями пулеметчиков.

– Рот открой, ленту держи! – бешено орет Красильников напарнику, перемещая за сошки пулемет с одной стороны бруствера окопа на другую. Он опускается на колено, укладывая кожух ствола на мешок с песком, и направляет его вверх:

– Не дергай ленту! Щас гады получат!

Красильников выбирает из двух самолетов тот, который уже развернулся и заходит на атаку. Он ведет стрельбу с прицелом три и плавно тянет спуск, опустошая ленту одной длинной очередью и последовательно перенося точку прицеливания по мере движения самолёта. Попов разворачивается за ним,  поддерживая извивающиеся звенья гибкой стальной ленты–змеи.

Невозможно понять на такой дистанции: есть попадания или нет в капот либо в кабину самолета. Внезапно пулеметы «мессера» прерывают свой стрекот. Полоски земляных фонтанчиков не добираются до пулеметчиков, закончив свой бег метрах в десяти. С ревом «мессер» проносится над нашими головами и начинает набор высоты без разворота.

Второй «мессер», дав по нам пару очередей, устремляется следом за товарищем. Нежданно первый истребитель клюет носом, пару раз виляет из стороны в сторону и устремляется к земле. Он проносится над верхушками деревьев, скрываясь из виду, и через секунды раздается негромкий взрыв. К небу, в месте его падения, устремляются клубы серо-черного дыма…

Взбудораженные бойцы, радостно кидаются обнимать Красильникова и Попова. Они безудержно обсуждают перипетии боя, пребывая в радостном возбуждении от гибели противника.

Я отряхиваю галифе, передаю винтовку Агаркову и подхожу к пулеметчикам. Крепко жму обеим руки:

– Молод-цы! Красильников, вы с Поповым одной очередью его сняли. Буду ходатайствовать перед комбатом о вашем награждении!

–Тавщ майор! Служу трудовому народу! – радостно вытягивается  Красильников, щурясь от щедрых лучей солнца, блеснувших в глаза.

Благодаря героическим усилиям бойцов и нашему самоотверженному труду станция Ромодан не прекращает работу ни на один день, пока не поступает приказ командира бригады об отступлении.

Часто вывод вагонов с имуществом складов нами осуществляется прямо на глазах у немцев. Так происходит на промежуточной станции Абазовка, железнодорожном узле Полтава и на других станциях. Остановлюсь подробнее на горьком примере станции Абазовка, где мы столкнулись вплотную с врагом.