Кудесник

Он примостился под деревом, пряча от солнца свои усталые ноющие кости. Широкая шляпа отбрасывала тень на его выступающий подбородок, острые скулы, впалые, покрытые морщинами щеки и низкие лоб. Из сумы, висевшей на плече, сиротливо выглядывала кукла, помахивая безвольной рукой каждому сильному порыву ветра. Глаза старика, большие, точно два блюдца, один голубой, как небо, другой зеленый как трава, вглядывались в людей, что работали неподалеку. Усталые взмокшие женщины собирали ягоду, похожую на россыпь крупных черных бусин.
Было тихо. Тишина вуалью окутала старика и прикрыла его веки, даже куклы, казалось, шептали, поддавшись ее чарам: «Старик, какой сегодня чудесный день…»
Время успело перевались за полдень, солнце нещадно пекло и даже крона дерева теперь едва ли могла спасти. Дети крестьянок, вволю набегавшись, наигравшись, поссорившись и помирившись, жалостливо просили у матерей по краюшке хлеба. Те хмурились, качали головами, стирали бисер пота со своих высоких загорелых лбов и продолжали работу.
Три девочки завороженно плели венки друг другу. Одуванчики в их умелых пальчиках переплетались, змейкой обвивали русые головки и застывали в них пышной короной.
- Марьюшка! Марьюшка! – покликала неожиданно одна из крестьянок.
Девочка, самая красивая из трех, с янтарными глазами, волосами, что кольцами спадали на плечи, с румянцем на загорелых щеках, вскочила, радостно бросилась к матери и рассмеялась перезвоном колокольчиков, когда та насыпала ей в сложенные ладони горсть ягод. Ее взгляд заметался среди других людей и уцепился за старика.
- Дедушка, дедушка!
- Негоже, да к старому человеку… - начала ее мать, да осеклась.
Старик поднялся на ноги и подозвал к себе девочку. Та, похожая на птичку, ненароком покинувшую небо, заскользила к нему по траве, увлекая за собой подружек. Старик сложил ладони лодочкой и легко дунул в них. Сначала показались два ушка. Потом – испуганная мордочка. Под заливисто-восхищенный смех зайчонок выпрыгнул из шершавый ладоней и начал бегать по земле, наворачивая круги.  Старик посвистел, и на плечи девочкам опустились маленькие птички, а юркие веселые белочки, оставив свои владенья, уселись на их руки.
- Дедушка, да вы кудесник! Самый настоящий!
- Да, да! Настоящий!
- Дедушка, а расскажите сказку!
- Сказку? – улыбнулся старик.
- Сказку, сказку, ска-азку, - заголосили разом трое.
- Хорошо, - кивнул он, доставая из сумы своих кукол, - сказку так сказку.
- Жила-была девица, что славилась своей красотой на весь мир, потому что глаза ее были яркие, как солнце, лик нежней и красивей, чем лунный свет, голос – точно шелест ветра в высокой траве, а нрав ласковый и добрый…
Одна из кукол вдруг поднялась, совсем без помощи старика, отряхнула небесно-голубое платье, поправила волосы, что спадали на спину настоящим водопадом и улыбнулась.
- … Только одно омрачало ей жизнь и пугало маленьких детей при случайной встрече – всю ее левую щеку пересекал ужасный шрам. Был у нее дом, но в доме том никто не жил, ведь болезнь забрала всю ее родню во свои владения, лишь девушке, которая могла затмить собой все небесные светила, не нашлось там места. Так он и стоял, пуст и тих, подпирая косой крышей небо, печально взирая на проходящих мимо путников. А девушка, бродя по лесу, искала обездоленных и бедных, чтобы помочь. И часто засыпала на берегу быстрого ручья…
Случилось в ту пору прекрасному витязю проезжать мимо. Он был высок, плечист и худ, одет в латы и держал меч, который обагрила кровь врагов. Юноша остановился, чтобы напоить коня, и заметил девушку, мирно спящую у воды. Никогда не видел он такого красивого человека и сразу влюбился, да только не подошел, застыдившись своего наряда, и лишь наблюдал, как она уходит, не заметив его, все дальше и дальше вглубь леса… на следующий день он снова пришел в то место и – о чудо!- снова увидел девушку, которая отняла у него душевный покой, и вновь не подошел и только наблюдал издалека…
Куклы зашевелились, и вот уже перед тремя застывшими девочками на земле словно вырос еще один лесок, копия настоящего, а юноша, с замиранием сердца разглядывал таинственную незнакомку, которая не замечала его…
- Так длилось семь дней, на осьмой же день девушка заметила и заговорила с ним. Он рассказал ей о том, что является полководцем на службе у царя, и совсем скоро отправится совершать новые подвиги. Девушка, поразившись, так опечалилась, что по ее белоснежной, как снег, коже покатились жемчужные слезы, и, впитавшись в землю, обратились прекрасными вечно юными цветами, алыми, как кровь…
Девица горько заплакала, а после сорвала цветы, что выросли из ее печали, и сказала губами старика, протягивая их юноше:
- Я дарю тебе эти цветы, воин. А вместе с ними дарю и свое сердце…
Юноша принял их и сказал:
- Если так. то я клянусь, что они не увянут, пока я не разлюблю тебя, или пока не погибну!
- … И забрал он ее в свой дом, и любил так, как клялся, не замечая увечья, ровно три года, три месяца и три дня. А после постучалась а их дверь первая беда, такая беда, от которой не спрятаться, не скрыться. Война отняла у девицы ее мужа, заставила воевать и убивать врагов, а девушку, чей смех трогал самые черствые души, оставила вянуть в ожидании вестей. Год ждала девица, два ждала, три… И вот постучалась в ее дверь еще одна беда, пострашнее первой: муж ее погиб в стане у врага.
Кукла, до этого отчаянно размахивающая мечом, осела на землю… А девица горько, безумно вскричала…
- Бедная, за ночь чуть не стала старушкой и только одному Богу известно, как сохранила рассудок. Вот только голос ее, ее прекрасный нежный голосок, больше никому не суждено было услышать. Она теперь ни с кем не разговаривала и только по ночам звала мужа, но тот, конечно, ее не слышал. Так длился год, а после постучалась третья беда – юный царь, первый друг воина, влюбился в его жену. Что делать? Куда девице спрятаться от царя? Пришлось ей, серьезной и немой, вновь одеть свадебное платье. Вот только клятвы, что брал с нее священник, она  не дала, а ночью убежала, клича мужа, своего истого мужа, того, с кем ее повенчало сердце… Год проходит, проходит второй. Юная царевна не улыбается, не разговаривает и все о чем то молчит. Ее красотой все так же восхищаются, ее шрама все так же боятся… Друзья ей – серебряные зеркала, отец и мать – холодные каменные стены.
Но однажды долетели до нее слухи о человеке, способном одной рукой уложить десятерых, человек, у которого война отняла лицо и изувечила тело. И так захотелось ей его увидеть, что она впервые заговорила с царем. Тот же, на радостях, устроил пир, да такой, какой белый свет не видывал, и пригласил на него хана, у которого человек тот находился в плену. И длился пир ровно три дня и три ночи, люди на улицах восхваляли Бога и царя, никто не работал, разве только повара, которые все подавали новые блюда… И вот на третий день вывел хан своего самого лютого воина, чтобы потешить царицу да царя. Был он высок, плечист и худ. Лицо покрывали шрамы, как и руки и голую спину. Да только царевна чуть не закричала, увидев его. Ведь в том воине ей почудился ее настоящий муж, тот, чью фигуру она искала в каждой тени, чей отголосок ловила в каждой песне, тот, который когда то встретил ее на берегу холодного быстрого ручья…
Старик умолк, а после стал собирать в суму своих волшебных кукол. Марьюшка склонила русую головку, и спросила:
- Но с кем она останется? С царем или с воином?
- Ты мне это должна рассказать, Марьюшка, - сказал он, грустно улыбнувшись. – Тебе должно мне это рассказывать.
И он медленно побрел по тропке в самую чащу леса.
Марьюшка вскочила, всплеснула руками и неуклюже завалилась в сторону, головой на острые камни. Кто-то закричал, кажется одна из девочек, когда увидела что все ее белоснежное личико, вся левая щека окрасилась кровью.
- Шрам останется, - вздохнул старик, уходя все дальше и дальше…