de omnibus dubitandum 114. 620

ЧАСТЬ СТО ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ (1911-1913)

Глава 114.620. ЮЛЕНЬКА…

    Юленька, присела на скамейку в летнем саду, поджидая Иосифа Калистратовича. Бледное с утра лицо ее опять вспыхнуло нежным румянцем, и вся она затрепетала, порываясь не то бежать, не то броситься ему на шею.

    Они не сказали ни слова. Иосиф Калистратович быстро сел на скамейку верхом, так, что Юленька оказалась у него меж колен, властно перегнул ее в объятиях и стал целовать в губы, глаза, волосы и уши.

    Минуты две она не могла перевести дыхания, и ей казалось, что кругом стоит оглушающий звон. И когда он, наконец, выпустил ее, лицо девушки было бледно, глаза закрыты. Она не могла сидеть сама и, точно надломленная, склонилась к нему.

    – Юленька… приходите ко мне сегодня!.. – шепнул Иосиф Калистратович.

    Она вздрогнула, огромными лучистыми глазами взглянула ему в лицо и спрятала голову на его же груди.

    – Придешь?.. Юленька?.. – настойчиво повторил он.

    – Зачем?.. – тихо спросила девушка, не подымая головы.

    Этот глупый вопрос, который задавали ему все женщины, поставил его в минутное затруднение. Однако он ответил то же, что и всегда отвечал в таких случаях:

    – Как зачем?.. Но ведь это же ужасно: всегда при других, ни поцеловать, ни приласкать свободно…

    Думал он много короче и проще, но голос его звучал самой искренней наивностью.

    Юленька вся дрожала и жалась к нему. Это «ты» звучало в ее ушах как музыка. Было стыдно до слез, но и радостно.

    – Придешь?.. Да?.. – умолял Иосиф Калистратович, стараясь поднять ее голову.

    - Приду…

    И будто испугавшись того, что сказала, девушка слабо вскрикнула, взглянула на него безнадежно влюбленными глазами, вскинула руки и, судорожно обхватив за шею, замерла.

    * * *

    Она наивно принарядилась в белое легкое платье с узенькой черной бархаткой на шее и вид у нее был такой, точно она пришла в гости. Как только Иосиф Калистратович увидел ее, он сейчас же сообразил, что с этим платьем будет много возни.

    Юленька сидела на диване и с любопытством оглядывала незнакомую обстановку. В голове у нее была одна страшная мысль: что бы сказали родные и студент - ее поклонник, если бы знали, где она?..

    Несмотря на всю свою опытность и безусловную уверенность, что все кончится по шаблону, Иосиф Калистратович немного волновался и держал себя как любезный хозяин. Он показывал ей свои альбомы и фотографии, давал объяснения, обращал ее внимание на редкие снимки и вел себя так, точно между ними никогда ничего не было.

    Юленька добросовестно рассматривала фотографии, и когда он говорил, подымала на него глаза, но от волнения плохо слышала и видела. Привлекло ее внимание только обилие женских портретов и разнообразные интимные женские надписи.

    – Почему так много?.. – тихо спросила она, наконец.

    – Чего?.. – не сразу поняв, переспросил Иосиф Калистратович.

    – Так… женщин… – еще тише пробормотала она и низко наклонилась к альбому, чтобы его приподнятым листом скрыть запылавшее лицо.

    Иосиф Калистратович с любопытством посмотрел на нее и слегка прищурился.

    – Это все женщины, которые были близки мне… – нарочито ответил он.

    Видно было, как потемнели щеки девушки и чуть дрогнули ее пальцы, поддерживающие альбом.

    – Да?.. – совсем уже неслышно, уронила она и еще ниже нагнулась над портретом какой-то хорошенькой блондинки, которую вряд ли и видела в это время.

    Эта маленькая наивная сценка первой ревности была приятна ему, как тонкое вино.

    – Конечно!.. – сказал он.

    Юленька подняла глаза, встретилась с его улыбающимися глазами и, покраснев еще больше, опять нагнулась к альбому.

    – А вам, это неприятно?.. – спросил Иосиф Калистратович, кладя руку на альбом и захватывая в плен ее дрожащие горячие пальцы.

    Она вздрогнула, выдернула руку, небрежно отодвинула альбом и с неестественно равнодушным видом оглянулась кругом.

    – Да, неприятно?.. – повторил Иосиф Калистратович.

    – Нет, почему же!.. Разве мне не все равно?.. – деланным голосом брезгливо возразила она, но в глазах ее явственно горел злой, ревнивый огонек.

    – Вот как!.. – Неужели так-таки и все равно?.. – с нежной насмешкой покачал головой Иосиф Калистратович и опять завладел ее рукой.

    Она снова выдернула руку, не глядя на него.

    – Здесь жарко!.. – сказала она, чтобы сказать что-нибудь.

    Снимите шляпку, – самым невинным тоном посоветовал он. – Давайте я вам помогу.

    Он поднял руку к ее голове, но девушка испугалась этого движения начинающейся близости и, спасаясь от него, сама сняла шляпку, опустив ее на колени. Иосиф Калистратович тихонько разжал ее пальцы и положил шляпку на стол. Потом сел рядом и обнял девушку за талию.

    – Юленька!.. – сказал он. Девушка вся затрепетала.

    – Ну, скажите еще что-нибудь, – поспешно сказала она, уже зная, что сейчас он будет ее целовать, и инстинктивно стараясь помешать этому. Ей почему-то было страшно, что он поцелует ее здесь, у себя.

    Иосиф Калистратович пристально взглянул на девушку, как зверь перед прыжком, измеряя расстояние и место, и вдруг опрокинул ее на диван, покрывая бешеными поцелуями. Она защищалась, но все слабее и слабее, пока, побежденная, не замерла совсем в состоянии, близком к обмороку.

    Когда Иосиф Калистратович поднял ее и посадил, девушка тяжело дышала, не смотрела на него, и глаза у нее были мутны, а щеки горели. Ей казалось, что страшно душно и что черная бархатка на шее душит.

    Иосиф Калистратович жадно смотрел на девушку.

    Белое платье так и ходило ходуном на груди Юленьки, и в легкий вырез видно было, как быстро подымается и падает молочно-мраморная грудь. Иосиф Калистратович незаметно осмотрел фигуру девушки и сообразил, как расстегивается это платье.

    – Чего вы так тяжело дышите?.. – спросил он вздрагивающим голосом. – Вам жарко?..

    Инстинктом девушка поняла, чего он хочет, и мучительно покраснела.

    – Нет, ничего!.. – растерянно пробормотала она, судорожно хватаясь за свою бархатку, которая положительно сжимала горло.

    – Снимите ее… – как-то таинственно и неуверенно шепнул Иосиф Калистратович.

    – Зачем?.. Не надо!.. – умоляюще прошептала она.

    – Почему не надо!.. – как будто уже не считаясь с ее волей, возразил он и стал расстегивать бархатку.

    Она старалась помешать ему, но Иосиф Калистратович легко победил ее слабые пальцы и снял бархатку. Она хотела показать, что это ничего не значит, но неожиданный поцелуй ожег ее спину там, где, она думала, все закрыто платьем.

    Девушка рванулась, но Иосиф Калистратович не выпустил и продолжал целовать, не давая опомниться, все ниже и ниже. Она боролась почти с отчаянием, но голова ее горела, сопротивление было беспорядочно и бессильно.

    От стыда ей казалось, что она умирает, и когда почувствовала наготу своих плеч, Юленька не поверила себе.

    – Ну, полно… полно… Юленька!.. Ведь ты же любишь меня… ну! – бормотал Иосиф Калистратович неодолимо и беспощадно.

    Девушка еще билась и умоляла, но когда увидела, что грудь ее обнажена и последняя защита вырвана из рук, она ахнула и, чтобы не дать смотреть на себя, охватила его голову руками и изо всей силы прижала лицо к своей груди.

    Наступило какое-то безумное состояние, в котором даже самый стыд был наслаждением. Она, упиваясь ласками, лишилась сил и сознания.

    Внезапно ужас пронизал это сладкое безумие. В паническом страхе девушка стала вырываться, отталкивать его, хватать за руки. Она оцепенела и билась в таком отчаянии, точно он убивал ее.

    Это была долгая знойная борьба, в которой оба превратились в диких животных. У него было одно невыносимое желание добиться своего, у нее смертельный ужас и отчаянная мольба о пощаде. Наконец девушка победила.

    Иосиф Калистратович сидел на краю дивана, руки и ноги у него дрожали, все тело сотрясала животная злоба. Растерзанная Юленька неподвижно лежала за его спиной, еще не веря в свое спасение и судорожно прижимая к подбородку кружево разорванной рубашки и скомканную кофточку. Она была безумно рада, что он оставил ее, и в то же время ей было мучительно больно, что она огорчила его.

    Иосиф Калистратович уже начал приходить в себя и, пароксизм телесной злобы упал, но он нарочно не оглядывался и принимал вид человека, оскорбленного в лучших чувствах. Надо было, чтобы она поняла свою вину!..

    Вдруг девушка тихо шевельнулась, и легкая слабая рука осторожно легла ему на локоть. Иосиф Калистратович невольно вздрогнул, но не пошевелился. Только глаза у него злорадно вспыхнули.

    Робкие пальчики зашевелились, осторожно пробираясь выше, и наконец в немой ласке замерли на его руке. Минуту она ждала неподвижно, потом чуть-чуть потянула к себе. Девушка просила прощения, звала и соглашалась на все.

    Но когда он повторил свою попытку, она стала защищаться с новой силой.
Очевидно, это было против ее воли.

    Борьба продолжалась долго. Несколько раз Иосиф Калистратович оставлял ее, прибегая к просьбам, поцелуям и жалким мольбам. Девушка уступала, соглашалась, крепко стискивала зубы, чтобы пересилить самое себя, но каждый раз стихийный ужас затемнял ее сознание и, она обреченно билась, кусалась и царапалась, как зверек.

    Наконец Иосиф Калистратович, обессиленный борьбой, бросил ее окончательно, отошел к столу и сел, подперев голову руками.

    Она лежала и плакала. Ей казалось, что все погибло, что он никогда ее не простит, и она готова была избить самое себя за то, что не смогла уступить.

    Иосиф Калистратович слышал, что она плачет, но не шевелился. Она умолкла, наступила тишина. Потом послышался торопливый шорох: она одевалась. Иосиф Калистратович сидел как каменный. Шорох затих.